Действие 8. Искусство раскаяния.

Я, по сути, всю оставшуюся неделю старалась игнорировать его, но, к сожалению, это имело прямо противоположный эффект. Внезапно, у меня появилось гипер-осознание его присутствия. Каждый раз, как он входил в помещение, я напрягалась, и всякий раз, когда украдкой бросала на него взгляд, вспоминала, как он просил Ирину выбрать другую Джульетту, – без сомнения, из тех, кто не будет писáть о его пенисе в своем дневнике – и я все больше и больше злилась.

В пятницу я столкнулась с ним, – и я имею в виду буквально – когда выходила из дамской комнаты. В типичном Белла-стиле я потеряла равновесие, и вместо того, чтобы просто принять свое наказание, что я такая неуклюжая дура, и рухнуть на пол, я протянула руку и схватилась за него, вцепившись в плечи, когда поскользнулась.

Как, умасленный черт, я все еще могла быть так чертовски неуклюжа после восьми лет занятий балетом – изумляло меня.

В одно мгновение его руки обхватили меня, и он вернул меня в вертикальное положение, притянув к себе и прижав так, что весь воздух вылетел из моих легких. Я не смотрела ему в лицо, пока он ставил меня на ноги. И когда он удерживал меня свои руками, секунды длились слишком долго, а тепло между нами было слишком интенсивным, и я отстранилась от него и поспешила уйти.

Я слышала, как он пробормотал: «Всегда пожалуйста», когда я метнулась на лестничную клетку, подальше его горячего, твердого тела и сладкого аромата.

В выходные Роуз затащила меня на вечеринку, и хотя большинство из нашего курса появились, Каллена не было. Я проводила вечер, потягивая ром с кока-колой и делая вид, что слушаю очень симпатичного мальчика с курса современного визуального искусства, по имени Чад, который, казалось, тащился от одностороннего разговора о Моне, использующем игру света в своих картинах. Когда я смотрела на него и пыталась сосредоточиться на том, что он говорит, я изо всех сил боролась со своим желанием, чтобы его карие глаза были зелеными, а длинные волосы короткими.

И опять, даже не появляясь, Каллен все мне портил.

Когда я поднялась в конце вечера, чтобы уехать, Чад поцеловал меня, и я позволила ему. Его губы были мягкими и теплыми, а он симпатичным и милым, но я ничего не чувствовала.

Ну, это не так.

Я что-то чувствовала, но уверена, это было чувство вины.

Я провела остаток выходных, закрывшись в спальне, заучивая свои реплики, и дала себе обещание, что не позволю Каллену погубить мое выступление. Это было моим большим шансом показать людям, на что я способна, и я была полна решимости ухватиться за него обеими руками. Пошел он подальше, если хочет быть плаксивым, эмоциональным кретином из-за этого. Я собираюсь потрясти всех.

Начался понедельник, и я была готова – для игры и для него.

Когда я появилась в театре, он уже был там, склонившись над сценарием и кусая ногти. Он выглядел нервным и уставшим, будто не спал все выходные. Он поднял взгляд и увидел меня, и его глаза стали большими и испуганными. Он быстро отвел их, но было уже слишком поздно: его нервозность оказалась заразной, и я поймала чудовищную дозу. Она пошепталась с моей неуверенностью и отдала ей власть, и к тому времени, когда мы приготовились начать, я была зла на него, уничтожившего мою уверенность, не сказав ни слова.

Ирина начала проходить мизансцены с актерами, и все ошибались и спотыкались об трудный язык. Она была терпелива, но требовательна, протаскивая древний текст через мозги двадцать первого века и проговаривая смысл.

У Каллена и меня не было никаких совместных сцен сегодня, и слава Богу. Я смотрела, как он работает, выстраивая свой характер по частям, строка за строкой. И по мере того, как продвигался день, он приобретал уверенность и вскоре заполнил пространство своей интенсивной энергией.

Он был хорош.

Действительно хорош.

Я боялась, что буду выглядеть блекло по сравнению с ним.

Я понимала, почему Ирина выбрала его. Его энергия была более беспокойной и резкой, чем привычная для Ромео: не столько хандрящий романтик, сколько обозленный экс-бойфренд. В своей вступительной сцене с Эриком – Бенволио –, он сделал изначально плаксивую прозу – в которой Ромео жалуется на потерю Розалины – более ироничной и полной сарказма, а его страдания ощутимыми. И насколько я ненавидела признавать это, но он также был намного сексуальнее, чем любой Ромео, которых я когда-либо видела. Я не могла оторвать от него глаз.

Как я раньше не замечала, что в нескольких первых сценах Ромео, в основном, жалуется, что Розалина отказалась заниматься с ним сексом? Серьезно.

Вскоре подошла моя очередь, и Ирина вызвала меня, Зафрину и Хайди, чтобы отработать сцену между Джульеттой, няней и леди Капулетти. Мы заняли наши места для сцены, которая приведет Джульетту на вечер, где она впервые увидит Ромео.

Я знала мои реплики. Все. Я их учила и переучивала; вдоль и поперек.

И все же, когда я стояла на сцене и ощущала глаза Каллена на себе – наблюдающие... и, наверное, критикующие – я не могла вспомнить ни одной из них.

- Э-э... Я...

Давай, Белла, ты знаешь это. Ты ЗНАЕШЬ это!

- Кто... эээ... что... Господи, извините, - пробормотала я, пытаясь откинуть мои нервы в сторону, чтобы я могла найти то, что знала.

- Реплика «Что там еще? Кто кличет?», мисс Свон, - мягко сказала Ирина. - Давайте остановимся и начнем все заново.

Я услышала хихиканье, повернулась и увидела Лорен и Таню, которые сидели в зале, шептались и смеялись друг с другом.

Суки.

Каллен наклонился к ним, и я услышала его шипение:

- Если вы двое не заткнетесь, я вытащу вас отсюда за волосы, слышали меня?

Лорен показала ему палец и выплюнула:

- Да пошел ты, Каллен, - но он пялился на них, пока она и Таня не перестали разговаривать.

Когда он повернулся назад, чтобы посмотреть на меня, я почувствовала его молчаливый призыв взять себя в руки.

Сцена остановилась, и я сделала глубокий вдох.

Он защищал меня. Он мог присоединиться к их насмешкам, но не сделал этого.

Это было, как ни странно, в общем-то... порядочно, с его стороны.

Не совсем уверена, что я чувствовала по этому поводу.

Я сделала долгий выдох, и реплики Джульетты заполнили мой мозг.

Слава Богу.

Мы начали заново и уже лучше. Наш ритм был неравномерным и неуклюжим, но он был. Ирина подавала нам идеи для мотивации и прохождения мизансцены, и мы пытались снова.

Все налаживалось – медленно.

Я постаралась забыть о мышлении и сконцентрироваться на чувствах. Через некоторое время я начала ощущать Джульетту: ее голос, ее тело, как она улыбается, чтобы ее мать не заметила, как сильно она ненавидит мысль о браке с Парисом.

Я почти забыла о Каллене, но постоянно чувствовала на себе его вездесущий взгляд.

К концу дня мы закончили три четверти первого акта. Ирина, кажется, была очень довольна и сказала нам, что мы проделали хорошую работу.

- Значит так, завтра мы будем проходить сцену вечера у Капулетти, - объявила она, когда мы все сидели на сцене. - Я собираюсь работать с мистером Калленом и мисс Свон утром, так что остальные могут выспаться. Я буду ждать вас в час дня, хорошо?

Мы все кивнули.

- Вы сегодня отлично поработали. Я знаю, что, вероятно, все чувствуется неотработанным сейчас, но у нас очень мало времени на репетиционный период, чтобы сделать это всем вместе, так что продолжайте работать с материалом у себя дома, и если у вас есть какие-то вопросы, спрашивайте меня. Не забывайте, что мы открываемся в следующую субботу вечером, и у нас только три спектакля, так что давайте сделаем это хорошо.

Все похлопали и начали собираться. Я увидела, как Каллен запихивал вещи в свой рюкзак: его движения были резкими и злыми.

Какого черта он злится? Он был великолепен сегодня. Конечно же, он знает это.

Он посмотрел на меня, и мой живот скрутило.

Он не злился, он боялся. Очень боялся. Он выглядел так, будто его вот-вот вырвет.

Я не знала, почему меня это заботило, но так и было. Я чувствовала, что должна попытаться успокоить его или заставить чувствовать себя лучше, или... что-то типа этого.

Его взгляд напомнил мне собаку, которая была у меня в детстве. Золотистый лабрадор по имени Рокки, которого мы спасли из приюта для животных. Он был брошен своим первым владельцем, и хотя он был замечательной собакой большую часть времени, иногда он становился действительно агрессивным и набрасывался на меня. Он не кусал или что-либо еще, только рычал и убегал, будто думал, что я сделаю ему больно.

Я не понимала, почему. Разве он не понимал, как сильно я любила его и все сделала бы для него?

Мама и папа были обеспокоены его поведением и хотели отправить Рокки обратно в приют. Они думали, что он нестабилен и может в конечном итоге мне навредить, но я отказывалась верить, что он был безнадежен.

Только потому, что он был пострадавшим, не значило, что он был сломлен, и я была уверена, что могла бы помочь ему. В конце концов, в том, что случилось с ним, не было его вины. Он заслуживал второй шанс.

Так что я был терпелива и пыталась показать ему, что он был в безопасности и любим. Пыталась его баловать и защищать. Он был таким красивым. Он заслуживал, чтобы его любили.

Через шесть месяцев после того, как мы взяли его, он убежал, и я больше никогда его не видела. Я обыскала все окрестности и расклеила листовки по всему городу, но так и не нашла.

Глупая собака разбила мое сердце.

А теперь Каллен имел тот же испуганный / агрессивный взгляд в своих глазах, будто он собирается отказаться играть в этой пьесе и никогда не возвращаться.

Он схватил рюкзак, закинул на плечо и зашагал к двери.

- Эй! - крикнула я, не зная, какого хрена я творю.

Он остановился как вкопанный и повернулся ко мне. Его лицо было нечитаемым, но глаза полны паники.

- Что?

Я использовала несколько шагов до него, пытаясь выяснить, что, черт возьми, я хотела сказать. Я встала перед ним и до сих пор не имела ни малейшего понятия. Я подняла глаза и заметила, как сжались его челюсти.

- Я... э-э...

Боже, это было бы намного проще, если бы он просто извинился за чтение моего дневника. Какого черта он не может просто сказать «извини», чтобы мы могли двигаться дальше?

- В чем, черт возьми, дело, Свон? Мне нужно идти.

Иисус, что за отношение? Скажи, что ты сожалеешь, жопогрыз.

Он опустил глаза вниз и засунул руки в карманы. Ему не могло быть более некомфортно, как если бы я засунула гигантский кактус ему в задницу.

Я, тем не менее, готова была проверить эту теорию.

- О, тебе нужно идти? - протянула я, утомленная его мудачеством. - Куда, Каллен? Куда ты собрался?

- Домой.

- Зачем?

- Мне нужно кое-что сделать.

- Например?

- Кое-что, понятно?

- Конкретное кое-что или в общем?

- Блядь, Свон, кое-что конкретное, но это не твое собачье дело.

- Ох ты. Какой ворчливый.

- А какого хрена ты ожидала? Ты не сказала мне ни слова за неделю и вдруг заинтересовалась моей гребаной жизнью?

- Не твоей гребаной жизнью, просто твоей обычной.

Он вздохнул и покачал головой.

- Ты прикольная. Мне надо идти.

- Что, я даже не получу одобрение за то, что не дрогнув использовала в предложении слово «гребаный»? Слушай, просто сделай это снова.

- Да. Конечно. Хорошая работа.

Он повернулся, чтобы уйти.

Черт возьми, меня действительно уже достало видеть, как он уходит от меня.

- Святое испорченное дерьмо, Каллен, почему ТЫ – тот, кто поставил меня в неловкое положение, прочитав мой дневник, а Я – та, кто прилагает здесь все усилия? Что, умасленный ад, не так с этой картиной? Прошло две недели после «грандиозного неудобства» с гигантским гарниром из «невероятной неловкости», а ты даже не пытался ничего исправить! Как долго ты собираешься делать вид, что ничего не произошло? Я знаю, ты, вероятно, думаешь, что я совсем НЕНОРМАЛЬНАЯ, и хочешь избегать меня любой ценой, но то, что ты сделал, это НЕПРАВИЛЬНО! Ты должен ИЗВИНИТЬСЯ, ты – огромный, в дневники заглядывающий кретин!

Он резко повернулся ко мне, и его глаза больше не были испуганными, они полыхали огнем. Я сделала несколько шагов назад, но он последовал за мной, и только когда моя спина уперлась в стену, мы оба остановились, и его лицо слишком близко наклонилось ко мне.

- Это было херовой ошибкой прочитать твой дневник, Свон, я признаю. Честно говоря, я предпочел бы не читать это, потому что мне было бы намного легче жить, не зная всего этого дерьма о тебе. Но если честно, какого хрена ты ДУМАЛА, вывалив весь этот вздор, если уж на то пошло? Разве у тебя нет никакого, блядь, понятия о том, как Вселенная любит подставлять людей? Написать все это, значит практически ГАРАНТИРОВАТЬ, что человек, о котором ты пишешь, ПРОЧИТАЕТ ЭТО, унизив вас обоих и испортив все!

- О... нет, - вскипела я, чувствуя внезапный прилив пылающей крови к моему лицу, когда положила ладонь на его грудь и оттолкнула. - Ты НЕ можешь обвинять МЕНЯ, что ТЫ прочитал мой дневник!

- Э-э... да, - проговорил он, будто большая кидающая обвинения задница, какой он и был. - Уверен, что я это сделал.

- Ты просто невозможен! - выкрикнула я, всплеснув в отчаянии руками. - Ну и хрен с ним. Я сделала шаг навстречу, но это все. Мне больше не нужны твои извинения. Просто держись от меня подальше.

Я пропихнулась мимо него и попыталась быстро от него удрать, чтобы помешать ему последовать за мной.

Ублюдок!

- Как ты предлагаешь мне держаться от тебя подальше, если у нас ЛЮБОВНАЯ СЦЕНА завтра, а? Поверь, я бы С УДОВОЛЬСТВИЕМ не проходил через эту блядскую пытку, но у меня нет выбора в этом вопросе, не так ли?

- О, поверь мне, - проговорила я, шагая быстрее, - я предпочла бы вставить иголки в мои глазные яблоки, чем делать вид, что влюблена в тебя. Но я сделаю это, потому что постановка составляет СОРОК ПРОЦЕНТОВ нашей актерской оценки за семестр, и ты не испортишь мой средний бал!

- Я и не мечтаю об этом, Свон. В конце концов, ты, наверное, нажалуешься про меня в своем дневнике, если я так сделаю!

- Да! Вероятно!

- Знаешь, - сказал он, легко шагая рядом с моими отчаянно переставляемыми ногами, - миллионы людей проживают ВСЮ СВОЮ ПРОКЛЯТУЮ ЖИЗНЬ, не описывая свои сексуальные фантазии и сокровенные мысли в книге, где каждый может ее найти и прочитать! И это замечательно, на самом деле. Ты должна попробовать!

- Это УСПОКАИВАЕТ меня! - огрызнулась я, сжимая кулаки и стискивая зубы. - ТЫ должен попробовать вести дневник и, возможно, ты не будешь таким невероятно ИСПОРЧЕННЫМ И РАЗДРАЖАЮЩИМ!

- Ха, я не настолько глуп, чтобы вести какой-то там дурацкий дневник, - насмешливо произнес он. - Потому что ВОТ КАК ВСЕ ПОЛУЧИЛОСЬ У ТЕБЯ!

- Как только ты увидел, что это мой дневник, ты должен был ПЕРЕСТАТЬ ЧИТАТЬ! – закричала я, сердито размахивая руками и тщетно пытаясь оторваться от него.

- О, точно! Будто, блядь, было ВОЗМОЖНО остановиться, когда я увидел, что ты написала о моем ЧЛЕНЕ!

Я резко остановилась и ударила его по руке. Сильно.

- Ой, Свон! БЛЯДЬ!

- Ты такой мудак. Ты предал мое доверие – НАЧИСТО! И потом, когда я сделала попытку поговорить с тобой, потому что ты выглядел так, будто собираешься описаться в свои штаны перед тем как играть в этой проклятой пьесе, ты пытаешься оправдать свое засранство, ОБВИНЯЯ МЕНЯ? Да пошел ты, Каллен!

- Ну, судя по твоему дневнику, это именно то, что тебе нужно от меня! - сказал он, понизив голос и темнея глазами. - Разве это не то, откуда исходит вся эта агрессия? Тебе хочется объездить мой член?

- БОЖЕ, КАКОЙ ЖЕ ТЫ ГОВНЮК!

- Я заметил, что НЕ БЫЛО сказано «НЕТ»!

Я подняла руку, чтобы ударить его, потому что, видит Бог, не было ни одного человека на планете прямо сейчас, которого бы я хотела ударить так, как его. Но он перехватил мою руку за запястье, и когда я попыталась ударить его другой рукой, он перехватил и ее тоже.

- Неправильная часть моего тела, чтобы запускать туда свои руки, Свон, - процедил он, глядя на меня сверху вниз. - Разве ты не хочешь подарить некоторое облегчение той части меня, которая твердая, как ад, и жаждет, как сукин сын, с тех пор я прочитал твой глупый сраный дневник? Хочешь почувствовать тот ад, через который ты меня ведешь? Ты ведь очень сильно желаешь прикоснуться к моему члену? Не стесняйся, я не держу тебя. Прикоснись ко мне своими руками и облегчи мои ебаные страдания.

Я вырвала свои освободившиеся запястья и ударила его по лицу так сильно, как только могла, и, должно быть, это было больно, потому что моя ладонь горела как в аду. Он несколько раз моргнул, и я увидела, как его щека покраснела. Он пристально посмотрел на меня, и его дыхание участилось.

- Ну так что? Никакой дрочки? - выпалил он.

- Ты отвратителен, - выплюнула я и зашагала оттуда прочь. Он ничего не сказал и не пошел за мной, и когда я завернула за угол, то краем глаза увидела, что он все еще стоял там, где я его оставила, опустив голову и запустив руки в волосы.

Я шла домой на дрожащих ногах, и только когда оказалась в своей спальне и захлопнула за собой дверь, поняла, что мое лицо мокрое от слез.

Нью-Йорк

13 мая 2010

Я стояла около репетиционного зала и просто дышала. Вдох... выдох... вдох... выдох. Судорожные и неглубокие, но они помогали. Немного.

Я пришла на двадцать минут раньше, потому что просто не могла оставаться в своей квартире и смотреть на часы ни одной секундой дольше.

Я фактически не спала. Я пыталась, но мой телефонный разговор с Калленом отдавался эхом в моем мозгу, и каждое нервное окончание было полно нервного возбуждения и благоговейного страха. По-прежнему.

Он стоял за дверью. Я чувствовала это. Он был там, и я заплатила бы миллион долларов, чтобы выяснить, что он думает прямо сейчас.

Он жалеет, что позвонил мне? Сожалеет, что извинился? Нервничает перед встречей со мной?

Мы играли одни и те же роли так долго, что странно даже рассматривать их изменения. А теперь он хочет все изменить. По крайней мере, это то, что он сказал вчера вечером. Но его желание, чтобы мы изменились и способны ли мы на это, на самом деле две разные вещи.

Я выдохнула и распрямила плечи.

Я просто зайду туда и приму то, что мне уготовано. Что самое худшее, что может случиться? Он скажет, что не имел в виду извинения и не жалеет, что ушел от меня?

Ну и что? Это то, с чем я жила последние три года. Еще три месяца меня не убьют.

- Это не самое страшное, - прошептало мое подсознание, так же раздражающе как Джейк. - Было бы хуже, если бы он сказал, что действительно это и имел в виду, потому что тогда ты на самом деле будешь иметь дело со своими чувствами к нему. Ты должна будешь перестать все скрывать и уклоняться, и тебе на самом деле придется разобраться, какого хрена ты хочешь от него – начать все снова или отпустить его. И реально, оба варианта пугают тебя до смерти.

- Это самое худшее, что может случиться.

- Заткнись нахрен, уёбистое подсознание, - пробормотала я, открывая дверь. - Ты как херова Дебби Даунер, ты знаешь это? (п.п.: имя этого экранного персонажа на сленге означает того, кто постоянно привносит плохие новости и негатив, в результате чего настроение у всех вокруг становится соответственным)

Я вошла в зал с высоко поднятой головой. Я не смотрела на него. Пока нет. Мне нужны были кофе и сигареты, прежде чем я смогла бы встретиться с ним лицом.

Когда я подошла к режиссерскому пульту, Элис посмотрела на меня, а потом на часы в полном шоке.

- Святое дерьмо, Белла-Мари, - выдохнула она. - Ты здесь... так рано? Что, черт возьми, произошло? Как ты себя чувствуешь?

Я кинула мою сумку на стул и стала шарить внутри нее в поисках сигарет, в то же время улыбнувшись ей.

- Да, да, ты очень забавная для коротышки. Я могу приходить вовремя.

Она скептически приподняла бровь.

- Ты сама-то об этом знаешь? Что произошло?

Я кинула взгляд на Каллена, который находился на другой стороне зала, развалившись в кресле: его длинные ноги были вытянуты и скрещены. Он был в темных очках, читал сценарий и потирал щетину на подбородке. Он выглядел как с похмелья.

Он посмотрел на меня, и я быстро отвернулась.

Не готова.

Абсолютно не готова.

- А... ничего не произошло, - сказала я, когда повернулась назад к совсем неубежденной Элис. Ложь была настолько плохой, что мне стыдно было называть себя актрисой. - Просто стараюсь держаться твоей мирной стороны, Адольф... ой, то есть Элис...

Она наклонила голову и изучала меня в течение нескольких секунд, прежде чем сказать:

- Белла, пожалуйста, скажи, что ты не трахаешься с моим братом снова.

Я засмеялась и закашлялась в то же самое время, когда мои руки, наконец, обнаружили сигареты и зажигалку, и я вытащила их из сумки, вцепившись в них изо всех сил.

Я искоса взглянула на Каллена. Он уткнулся в сценарий и, казалось, не обращал внимания на наш разговор, слава Богу.

Я сердито посмотрела на Элис и, наклонившись к ней, прошептала:

- Конечно, я не трахаюсь с ним. Ты считаешь, у меня нулевое чувство самосохранения?

Она тоже наклонилась и оглянулась на брата, прежде чем прошептать в ответ:

- Я думаю, что когда дело доходит до моего брата, ты не можешь мыслить здраво, и что если он захочет затащить тебя в постель, у тебя ноги окажутся в воздухе приблизительно через три секунды.

- Чушь.

- В самом деле? - бросила она вызов. - Значит, ты не шла вчера домой, едва держась на ногах из желе, после того как он поцеловал тебя? Потому что я могла, если честно, подпитать половину Нью-Йорка той энергией, что вы двое вчера сгенерировали.

Я вздохнула и покачала головой.

- Да, конечно, меня все еще влечет к нему, но Боже, Элис, это все. У меня нет намерения возвращать что бы то ни было с ним.

Она посмотрела на него, а потом, нахмурившись, на меня.

- Ну, тут что-то происходит, потому что мою задницу покалывает, а это происходит только тогда, когда мир находится на грани войны, или вы двое становитесь сумасшедшими трахаебщиками.

- Что ж, тогда жди новости сегодня вечером про развертывание войск, потому что единственное, где я буду трахаться с твоим братом, – это на сцене, и мы это еще даже не отрепетировали.

Слава Богу.

Одной мысли, что Каллен будет возбуждать меня, притворяясь или нет, было достаточно, чтобы моя вагина начала медленно сжиматься в ожидании.

Элис откинулась назад и изучающее посмотрела на меня.

- Но у тебя все еще есть чувства к нему, не так ли? - Она не ждала моего ответа. Ей этого не требовалось. - Должно быть, играть в этой пьесе очень некомфортно. Я понятия не имею, почему вы оба согласились на это.

Я покачала головой.

- Я тоже.

Это было не совсем верно. Думаю, я должна была его увидеть. Хотела, чтобы он меня увидел. Хотела, чтобы он сказал мне, что сделал ошибку и что просит прощения ... что он и сделал вчера вечером. Ради одного этого, оно того стоило, даже если мы потом пойдем каждый своей дорогой, когда все закончится, и никогда не увидим друг друга вновь.

- Мне нужно покурить, - сказала я, направившись на лестничную клетку. - Я вернусь через пять минут.

Я поднялась вверх по лестнице и вышла через дверь в переулок, сунув сигарету в рот и закурив, как только попала на улицу. Я курила и расхаживала, мысленно пробегая сцену, которую мы будем сегодня играть, и бормоча свои реплики. Я старалась не думать о нем, но он всегда был там, мелькая в моих мыслях.

Мы должны отрепетировать сегодня сцену секса, а затем еще и утро после проведенной ночи. Я зажмурила глаза, когда образы Каллена, целующего меня и ласкающего руками мое тело, совершили налет на мой мозг.

Я прислонилась к стене, потому что мои ноги враз ослабели.

Он всегда это делал со мной – истощал мои силы и затуманивал мой разум, заставляя забыть, что я не хотела его; что я не с ним; что мы не должны... не можем быть вместе.

Вот так всегда и было рядом с ним.

Я боялась, что так получится и сегодня.

Я закончила курить и вошла внутрь.

Когда я вернулась обратно в зал, он стоял около режиссерского пульта и разговаривал с Элис. Я прошла мимо него и засунула сигареты в сумку, а когда Сет протянул мне мой кофе, я приняла его с благодарностью.

Я сделала глоток, а затем Каллен оказался передо мной, сняв очки и глядя на меня взволнованными глазами. Он выглядел усталым, и я могла почувствовать слабый запах алкоголя, смешанный с его одеколоном.

Это заставило меня почувствовать ностальгию.

- Эй, - тихо сказал он, глядя на меня сверху вниз.

- Привет, - ответила я, уже изнемогая от его близости.

Мы просто стояли в течение нескольких секунд, неловкое молчание обосновалось вокруг нас. Он нервничал. Я тоже.

Что-то изменилось между нами прошлой ночью, и теперь все это ощущалось так странно. Как мне с ним говорить? Почему я чувствовала, что мне надо постараться? Почему я чувствовала, что должна ему что-то? Я не должна. Это он должен мне.

- Так... - проговорил он, глядя на свои руки.

- Да уж, так... - ответила я. - Ты выглядишь дерьмово сегодня утром.

- Ну... спасибо.

- Да не за что.

- Видимо, я больше не могу выпить почти полную бутылку «Jack», как раньше. (п.п.: сорт виски)

- Жаль. Разве ты не указал это в своем резюме как особый навык?

- Вообще-то указал. На самом деле, мне никогда не приходилось использовать его для роли, но я по-прежнему делаю это немного для... ну ты знаешь... исследования.

- О, да. Исследования. Очень важного алкогольного исследования.

- Аха.

Он улыбнулся милой кривоватой улыбкой, от которой всегда таяло мое сердце, независимо от того, насколько злилась я на него, и что характерно, мое сердце все равно плавилось.

Он не побрился, и мне хотелось провести рукой по щетине на его подбородке.

- Так... Свон, - проговорил он, снова занервничав, - э-э ... какой задницей я показал себя вчера вечером, когда позвонил? Можешь спокойно солгать и сказать «совсем нет», потому что... ну... у меня есть ощущение, что все было плохо.

Я чуть не выплюнула свой кофе.

- У тебя есть ощущение, что все было плохо? - спросила я. Неверие быстро обдало жаром мое лицо. - Ты хочешь сказать, что не помнишь?

Он сглотнул и помялся, прежде чем сказать:

- Нет, я помню, просто... Я не знаю, как сильно ты посмеялась надо всем этим, после того, как мы завершили разговор. Я бы не стал винить тебя, если ты так и сделала.

Я видела, как он изо всех сил пытался говорить со мной вот так – честно и беззащитно. Я знала, что он боролся против защитных механизмов, которые так долго управляли его поведением, потому что я тоже боролась со своими. Я боролась, чтобы не сказать: «В действительности, Каллен, я смеялась до упаду, потому что если ты думаешь, что есть хоть один чертов шанс, что я когда-нибудь прощу тебя и захочу, чтобы ты вернулся в мою жизнь, то ты ебанутый на всю голову».

Я хотела сказать это... сделать ему больно.

Но я так не сделала.

- Я не смеялась, - вместо этого ответила я. - Я была слишком потрясена, что ты на самом деле извинился, и пыталась убедить себя, что это не сон.

Он выдохнул и кивнул.

- Да, я знаю, что у меня... проблемы с этим. Это одна из вещей, над которыми я работаю.

- Жаль, что ты не работал над этим, когда мы были вместе, - резко сказала я, и он стал выглядеть так, будто его ударили.

Дерьмо.

Что я могу сделать? Я не могу за одну ночь перестать быть сукой рядом с ним.

Aрo влетел в зал, и вдруг все установили для нашей первой сцены. Посреди репетиционного зала поставили кровать, которая была чуть приподнята за угол так, чтобы зрители могли видеть нас, когда мы там будем лежать.

Мой рот стал сухим при одном взгляде на нее.

Я украдкой посмотрела на Каллена. Он делал медленные вдохи-выдохи, либо разогреваясь, либо успокаивая нервы. В любом случае, я последовала его примеру. Мое сердце билось слишком быстро.

Aро позвал Каллена и меня к кровати, и мы сидели на ее краю, пока он говорил с нами.

- Ладно, итак, небольшое изменение наших планов сегодня утром. Мы пропустим сцену секса и перейдем прямо в следующее утро.

Облегчение на наших лицах должно быть было очень ярко выражено, потому что Аро засмеялся:

- Вы оба выглядите так, будто я только что пожертвовал костный мозг, чтобы сохранить вам жизни.

Не буду врать – ощущалось наподобие этого.

- Нам все еще нужно отрепетировать сцену секса, но после... эээ... вчерашнего жаркого поцелуя, я думаю, нам нужно немного времени, чтобы остыть, да?

Каллен и я кивнули в молчаливом согласии.

Aрo обговорил с нами мизансцену и сказал нам держаться свободно и непринужденно. Он увидит, как у нас все получится в первом проходе, а затем подправит.

- Теперь, вы, в конечном счете, будете в гораздо меньшем количестве одежды для этой сцены, - заметил он, указывая на наши джинсы и футболки. - Но на данный момент, давайте просто найдем эмоции, ладно?

Без приглашения Каллен и я сняли нашу обувь и носки, поставив их рядом с режиссерским пультом, и затем подошли обратно к кровати, встав на противоположных сторонах ее, глядя друг на друга.

- Ты справишься с этим? - мягко спросил меня Каллен.

- Конечно, - сказала я с фальшивой уверенностью. - Я не из тех, кто имеет привычку психовать в этой ситуации, помнишь?

Он сглотнул и кивнул.

- Да... ну... это было тогда. Я теперь спокойно воспринимаю такие всплески.

- Хорошо бы, - пробормотала я, когда мы оба заползли в кровать.

Мы лежали рядом друг с другом, и он обнял меня, притянув к своей груди. Я могла чувствовать, как его сердце бешено колотилось под моей рукой, интенсивно и беспорядочно.

Полный аут от этого психоза, на мою задницу.

Он был совершенно выбит из колеи, но очень старался не показать этого. Думаю, я должна была отдать ему должное.

Несмотря на мои заверения, я тоже была на грани. Эта позиция – руки вокруг меня, моя рука на его груди, его губы в моих волосах, наши тела прижаты друг к другу – казалась более интимной, чем любая сексуальная сцена. В сексуальной сцене все дело в гормонах и частях тела, охах и стонах.

А тут?

Речь идет о... большем.

Речь идет о близости. Любви. Доверии. Вещах, которые пугали меня до смерти и сводили живот.

Я не могла удержаться, чтобы не вдохнуть его запах, когда он мягко погладил меня по руке, и очень хорошо поняла, что это становится опасно комфортно для меня.

Это ощущалось слишком хорошо... слишком правильно, и в прошлом, когда он давал мне ощутить чувства, подобные этим – безопасность, красоту и любовь – он уничтожал их. Логически я понимала, что это работа, и что мы делаем вид, но, как у собаки Павлова, мое сердце была запрограммировано на ожидании, что будет дальше, и соответственно реагировало.

Знакомая боль началась распространяться по груди и залезла в мое горло. Я старалась проглотить ее, но она была слишком болезненной, слишком большой. Я сжала челюсти и попыталась заглушить стон, но не думаю, что это сработало, потому что руки Каллена напряглись и он прошептал:

- Эй... что случилось?

Часть меня хотела зарыться лицом в его шею, вцепиться в него изо всех сил и закричать: «ОСТАНЬСЯ! ПОЖАЛУЙСТА! НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ СНОВА! Я НЕ СМОГУ ЖИТЬ БЕЗ ТЕБЯ!», а другая, более разумная часть, хотела, чтобы я вскочила с кровати, схватила сумку и убежала, не останавливаясь ни для кого, особенно для него. Чтобы бросила спектакль. Бросила пытаться.

Бросила его.

Это так заманчиво.

- Белла?..

Его рука коснулась моей щеки, и он поднял вверх мою голову, чтобы я посмотрела на него. Мое тело было напряжено, готовое спастись бегством, желая сбежать так быстро, как только могло. Защищая себя. Отрицая то, что я хотела, в случае, если бы я не смогла это иметь.

Потому что я хотела его.

Эдварда.

Так сильно.

Я хотела, чтобы он вот так как сейчас смотрел на меня, чтобы его рука на моей щеке мягко поглаживала ее большим пальцем.

Я закрыла глаза и попыталась подавить панику.

Это смешно.

Это же Каллен.

Просто Каллен.

Не Эдвард.

Перестань думать о нем, как об Эдварде.

Эдвард разбил тебе сердце.

Эдвард красив и испорчен, и полностью недоступен.

С Калленом ты сможешь иметь дело. Он дерзкий и грубый, и непримиримый. Он выводит тебя из себя и морочит тебе голову, что сводит тебя с ума.

Просто думай о нем как о Каллене.

- Белла? Эй... - сказал он голосом, в котором были растворены комфорт и невысказанные эмоции.

Я не могла принять их.

Я не могла.

Подобные этим? Так интимно и нежно? Он всегда Эдвард.

Одно дело – его поцелуй, когда я думала, что для нас нет никаких шансов. Другое дело – находиться в его руках, когда я знаю, что у меня может быть большее. Что он хочет большего.

- Я не могу это сделать, - сказала я и выпрыгнула из кровати, шагая к двери. Огромная часть меня хотела, чтобы он крикнул мне, чтобы я вернулась назад, но я не смогла бы.

- Белла! - окликнул он меня, но я не остановилась. Я перепрыгивала через две ступеньки за раз, пока не оказалась в сомнительно свежем переулке, вдыхая прогорклый воздух.

Через несколько секунд распахнулась дверь, и он зашагал ко мне со своими взъерошенными волосами, зелеными глазами и красивым лицом, которые влияли на меня так, как я не хотела.

- Эй, ты в порядке? Ты выглядишь так, будто тебя сейчас вырвет. Было время, когда я мог так на тебя воздействовать. Полезно знать, что я не потерял своих навыков.

Он пытался рассмешить меня или рассердить. Он ухмылялся и ждал моего возвращения, но я молчала и продолжала дышать, потому что чувствовала, что мой желудок пытался заползти в мое горло и задушить меня.

- Белла? - спросил он, нахмурившись. - Серьезно, ты в порядке?

- Нет, - прохрипела я, и его глаза были такими мягкими и обеспокоенными. Слишком мягкими. Слишком обеспокоенными. - Перестань смотреть на меня так, - прошептала я умоляющим голосом. - Не надо. Хватит.

Выражение его лица смягчилось еще больше, и я стала злиться, потому что он, как обычно, отказался делать то, что, блядь, я сказала ему.

Прекрасно. Хорошо. Гнев делает меня сильнее.

Я могу разозлиться.

- Белла... - тихо проговорил он и протянул руку, чтобы коснуться моего лица.

- Нет! - огрызнулась я и оттолкнула его руку. - Ты не можешь... вот так просто... делать это, Каллен. Ты не можешь смотреть на меня так, будто ты заботишься... наконец-то... и просто... прекрати, блядь, трогать меня. И не называй меня Белла. Я Свон. Ты всегда называл меня Свон... за исключением того времени, когда мы... ты не можешь называть меня Беллой!

- Извини, - сказал он так, как будто это совершенно нормально для этих слов – покинуть его рот. Будто он говорит их каждый день, а я привыкла их слышать. - Я больше не буду так тебя трогать. Извини.

Боже... пожалуйста ... позволь мне остаться сильной. Не важно, сколько «извини» я услышу, я должна оставаться сильной. Я рада, что он сожалеет, и я благодарна, что он сказал это, но я не могу...

Я просто не могу позволить этому извинить все, что было.

Это не извиняет все. Он не может ожидать этого.

Я не могу впустить его в свою жизнь снова, пока не буду уверена... без каких бы то ни было сомнений... что он изменился.

Я должна знать. ЗНАТЬ. Не предполагать. Не надеяться. ЗНАТЬ.

- Свон, пожалуйста, не кипятись. Я знаю, что это трудно. Я не хочу причинить тебе боль. Я и так причинил тебе ее достаточно. Я просто хочу быть твоим другом.

Он сказал это так, будто это так просто, но даже при мысли о том, чтобы быть друзьями, мне стало не по себе. Мы никогда не были друзьями. Это всегда было нечто большее между нами – вот что меня беспокоило. Я не могла дать ему большее. Я не способна. И я не знала, смогу ли я когда-нибудь быть его другом снова.

Мысль о том, чтобы подпустить его ближе, ужасала меня. Заставляла меня страдать от боли во всех скрытых, темных местах моего тела, что я упаковала и закрыла. Он хотел, чтобы я рискнула сладким оцепенением, которого мне с таким трудом удалось достичь за последние три года. Хотел, чтобы я разрушила мои стены самосохранения.

Это слишком много. Слишком много вопросов и слишком многое впереди.

- Пожалуйста, скажи, что мы можем быть друзьями, - умолял он и так отчаянно надеялся на это.

Более того, он позволил мне увидеть, насколько он отчаянно надеялся.

Старый Эдвард никогда не позволил бы мне этого.

И это заставляло меня отчаянно надеяться тоже.

- Белла... блядь, извини. Свон…

Я прервала его:

- Нет, Каллен, послушай... то, что ты сказал прошлым вечером... все, что ты сказал...

- Это я и имел в виду, - твердо сказал он. - Каждое слово. Страшно, как ад, сказать это, не имея под рукой бутылки «Jack», но это правда. Клянусь Богом.

- Лучше от этого не становится.

- Я знаю.

- Просто потому, что ты, наконец, нашел в себе мужество... я не знаю... перестать прятаться за фигней и хуетенью... не значит, что я чего-то должна.

- Я знаю.

- Ты ... ты запутался. Ты запутал меня. И сегодня, ты весь такой честный и заботливый, и еще черти какой... но... я не могу воспринять, что ты уже не...

- Я понимаю.

- Прекрати это!

Он выглядел смущенным.

- Что?

- Перестань быть таким блядски милым и понимающим! Ты Каллен! Ты ублюдок! Мудак! Будь им!

- Я больше не хочу таким быть. Извини.

- И прекрати, блядь, извиняться. Я знаю, что тебе жаль! Я уже поняла!

- Я не думаю, что ты поняла это.

- Говорить «извини» еще не значит, что все станет правильно! И я не знаю, будет ли это КОГДА-НИБУДЬ правильным! Буду ли Я когда-нибудь правильной... по отношению к тебе.

Я могла чувствовать, как мое сердце стучало в груди, и действительно хотела, чтобы он ушел, потому что тогда я смогла бы поплакать.

Я понимала, настолько привыкла прятать от него свою слабость, в этом я стала почти так же хороша, каким был он, когда мы были вместе.

Я попыталась подышать снова, и он наблюдал за мной, его взгляд был красноречивым и взволнованным.

- Свон, - проговорил он, вздохнув и засунув руки в карманы. - Я понимаю, что ты, возможно, никогда не простишь меня за то, что я сделал с тобой. Я понимаю. Но это не значит, что я сдамся без боя, потому что это то, что вовлекло нас в эту ебаную ситуацию в первую очередь. И если я, в конечном итоге, умру в одиночестве и без друзей, то, по крайней мере, я сделаю это, зная, что перевернул небо и землю, чтобы помириться с тобой. Пока я не буду вдаваться во все причины, почему я делаю то, что делаю, потому что прямо сейчас мы должны вернуться обратно и выполнить нашу работу. Но просто знай, что я осознаю, что я идиот, и полон решимости загладить свою вину... если ты мне позволишь.

Он на шаг приблизился ко мне, но не прикоснулся. Он просто смотрел на меня, и его глупые глаза были ласковыми, терпеливыми и полными сожаления.

- Я сделаю это, чего бы оно мне ни стоило, Свон. Просто дай мне шанс. Пожалуйста. Меня убивает, что через минуту нужно вернуться в этот зал и играть твоего возлюбленного, когда я им не являюсь, и, возможно, никогда не буду снова. Но просто скажи мне, как сделать, чтобы тебе было легче, и я сделаю это. Скажи мне, что сказать, и я скажу это. Скажи мне отъебаться, и я постараюсь. Просто... скажи мне. Ладно? Что бы тебе хотелось, чтобы я сделал?

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

Так вот как теперь все будет между нами? Честно? Открыто?

Ржавые шкафчики моего сердца скрипели и протестовали. Они были такими крепкими – и запертыми на засов. Если я приоткрою их, хоть на чуть-чуть, может случиться все что угодно.

Все что угодно?

Я могу прекратить отталкивать его? Он может прекратить бороться со своими чувствами ко мне?

Все что угодно?

- Я хочу называть тебя Беллой снова, - тихо сказал он. - И я хочу, чтобы ты звала меня Эдвардом. Пожалуйста... просто скажи, что мне нужно сделать.

Мое сердце отстучало один ответ, в то время как мой рот сформировал другой.

Люби меня, люби меня, люби меня, люби меня...

- Только...

Держи меня, держи меня, держи меня, держи меня...

- ...не надо...

оставь меня, оставь меня, оставь меня, оставь меня...

- ... давить.

в покое.

- Мне нужно время. Может быть, много времени. Не надо давить на меня.

Я посмотрела ему в глаза, и то, что я там увидела, заставило меня поверить, что он услышал обе мои просьбы.

- Пожалуйста, Эдвард, - проговорила я, просто чтобы убедиться.

Он кивнул и улыбнулся своей глупой кривоватой улыбкой, и его глупые великолепные глаза были довольны и благодарны и убивали меня.

- Договорились, - сказал он, протянув мне руку. - Я могу это сделать. Обещаю.

Я секунду смотрела на его руку, прежде чем вложить свою ладонь в его. Наши пальцы сжали друг друга, в то время как я молча согласилась попробовать.

Паломникам позволено руками с молитвою касаться рук святых,

И жмут они друг другу руку сами, пожатие руки – лобзанье их.

Через несколько секунд мы опустили руки и пошли назад к лестничной клетке в тишине, оба нервничая по поводу сцены, в которой нам нужно играть, и о том, как это повлияет на нас.

Я протянула руку и открыла дверь для него. Он посмотрел на меня с робкой надеждой и зашел через нее внутрь.

...

...

...