АКТ 2

Когда лето подошло к концу, я начала обратный отсчет дней до той поры, пока не вернусь в Уэстчестер. Я скучала по всему: моей квартире, школе, моих однокурсниках, Роуз, даже по ее готовке.


По всему.

По нему.

Каллен писал мне каждый день. Глупые вещи. Вещи, которые вызывали у меня улыбку. Вещи, которые заставляли меня скучать по нему слишком сильно. Не о сексе с ним. Только по нему. Я всегда отвечала. Наши текстовые разговоры становились тупо долгими. Вероятно, было бы легче, если бы мы просто поговорили, но, как и все в наших отношениях, мы ничего не делали простым.
...
...
...

Я легла спать под звуки моих родителей, которые спорили снова, поэтому следующим утром, спустившись вниз и обнаружив, что они вместе сидят спокойно за кухонным столом, я поняла, что что-то произошло.

- Белла, милая. Присядь.

Папа сжимал чашку кофе. Глаза мамы были красными. Чувство чего-то окончательного висело в комнате, из-за чего воздух чувствовался слишком густым. Нервозность покалывала мой позвоночник и напрягала мое горло.

- Что случилось?

Прежде чем они сказали это, я уже знала. Почувствовала всеми внутренностями. Моя кожа покрылась мурашками.

- Милая, твой папа и я должны тебе кое-что сказать. Мы... ну, мы...

Мама остановилась и сглотнула. Папа положил свою руку поверх ее и уставился на стол.

- Вы разводитесь.

Мама приложила руку ко рту и кивнула. Я кивнула тоже. Папа, наконец, посмотрел на меня.

- Это не имеет ничего общего с тобой, малыш. Твоя мама и я... мы просто... нам не очень хорошо вместе. Мы любим друг друга, но мы больше не можем жить вместе.

Я кивнула и сжала челюсти. Я не собиралась плакать. Я смотрела в центр стола. Сконцентрировалась на нем, в то время как они говорили мне, что будет дальше. Папа собирался оставаться дома. Мама переехать в Порт-Анджелес. Большинство ее друзей все равно живут там. В праздничные дни я буду навещать их обоих. Они спросили, в порядке ли я. Я сказала им, что да. Мама пыталась заставить меня съесть завтрак. Я откусила кусочек тоста и почувствовала, что меня тошнит. Я извинилась и пошла в душ. Когда струи воды побежали по моему лицу, я притворилась, что не плачу.
...
...
...

Глупо вот так себя чувствовать. Мне двадцать лет, ради Бога. Двадцать один почти через месяц. Я не должна чувствовать себя такой опустошенной из-за того, что мои родители разводятся, тем более, что я в течение многих лет понимала, что им было бы лучше друг без друга.

И все же, я это ощущала.

Мысли о том, что я буду приезжать домой и не видеть их под одной крышей, делали меня необоснованно грустной. Мысли о маме, переезжающей из дома, где я родилась, и начинающей новую жизнь без моего папы, делали меня грустной. О папе, вынужденном заботиться о себе в первый раз с тех пор, как ему было восемнадцать, делали меня грустной.

Когда они везли меня в аэропорт, я пыталась делать вид, что я в порядке, хотя на самом деле это было не так. Может быть, через несколько месяцев так и будет, но не сейчас.

Я обняла их на прощание и сказала, что буду рада видеть их на Рождество, а затем задумалась, где мы будем проводить его в этом году. Мы соберемся все вместе? Или мне придется курсировать между ними?

Остальная часть моей поездки прошла как в тумане. Я села в самолет. Дремала. Вышла из самолета. Сидела, не двигаясь, ожидая своего рейса. Села в другой самолет. Смотрела невидящими глазами фильм, который был ничем не примечателен. Я не говорила с людьми рядом со мной. Едва смотрела в глаза.

Я чувствовала себя неприкаянной.

И странно одинокой.

Вчера вечером я разговаривала с Роуз. Объяснила, что произошло. Я старалась говорить нейтральным тоном, но она, должно быть, что-то услышала в моем голосе. Она предложила прервать ее выходные и забрать меня из аэропорта, но я не могла ей это позволить. Она была счастлива со своим новым парнем, и заслуживала того, чтобы быть влюбленной и беззаботной. Насладиться последними несколькими днями до начала занятий. Последнее, что ей было нужно, - это утешать последнюю жертву увеличивающихся разводов в Америке.

Когда самолет приземлился, я подождала, пока пройдут все остальные, прежде чем схватить мой рюкзак и начать долгий путь к выходу. Стюардессы были раздражающе веселыми, когда попрощались со мной и выразили надежду, что опять полечу с ними в ближайшее время. В аэропорту все люди вокруг меня обнимались и целовались, приветствуя близких. Я приостановилась, наблюдая за ними, отчасти потому, что они блокировали мой путь, но в основном потому, что это просто заставляло меня чувствовать себя менее одинокой.

Во всяком случае, я не спешила сесть в такси, чтобы вернуться в свою пустую квартиру.

Когда семья передо мной, наконец, сдвинулась, я увидела знакомую фигуру, стоящую с другой стороны зоны выхода. Непослушные волосы. Темная одежда. Задумчивое лицо. Напряженный и нервничающий, будучи неуверенным, буду ли я злиться на то, что он здесь.

Я не собиралась злиться. На самом деле, все с точностью до наоборот. Я была так счастлива, что могла бы заплакать.

Он, должно быть, распознал мое растроганное выражение лица, потому что вынул руки из карманов и направился ко мне. Я была вполне уверена, что с каждым его шагом выражение моего лица становилось все более растроганным.

Он выглядел хорошо. Даже слишком хорошо.
Он двигался зигзагами в толпе, но было что-то от подавленной импульсивности в его походке. Будто он заставлял себя не подбежать ко мне и не покружить на глазах у всех этих людей.

Мне так много хотелось сделать это для него. Так много сказать. Но насколько большим стало мое сердце за те десять секунд, как я увидела его, настолько оно по-прежнему было окружено высоким забором из колючей проволоки, и я не уверена, что была способна демонтировать его.

Когда он остановился передо мной, он взял мой рюкзак и поставил на пол. Затем обхватил меня руками и осторожно притянул к себе. Я обняла его за шею, и когда он сказал: «Я сожалею о твоих родителях. Это так отстойно», прижалась лбом к его плечу, чтобы удержаться от плача.

Люди вокруг нас медленно рассеивались, а я просто стояла там, позволяя ему утешать меня. Я должна была догадаться, что если Роуз не могла быть здесь, она кого-нибудь пришлет. И она, наверное, не имеет представления, насколько я благодарна, что это оказался он.

Остальная часть мира растаяла, пока он держал меня и гладил мои волосы, и когда он прошептал: «Я скучал по тебе», а я прошептала это же ему в ответ, хрупкое заблуждение, что мы просто приятели по траху, разлетелось на мелкие осколки.
...
...
...

К тому времени как мы приехали в мою квартиру, было уже поздно, и я устала. Эдвард открыл дверь и занес мой чемодан в спальню. Затем он повернулся и обнял меня. Он был таким теплым и так хорошо чувствовался, что я прогнулась к нему, почти засыпая. И только толстый слой грязи после поездки, которая покрывала меня с головы до ног, не позволял мне полностью расслабиться.

- Мне нужно принять душ.

- Ладно. Хочешь, я тебе сделаю что-нибудь поесть?

- У нас нет еды.

- Я могу пойти и купить что-нибудь.

Он должен прекратить быть таким сладким. У меня и так достаточно проблем.

- Нет, спасибо. - Я заставила его сесть на кровать. - Просто... останься. Я ненадолго.

Я схватила свой халат и направилась в ванную. Когда теплая вода попала на мою кожу, это было так хорошо, что я застонала. Я дважды помылась, прежде чем выйти и почистить зубы.

Когда я вернусь в спальню, он сидел именно там, где я его оставила. Он наблюдал, как я приближалась, и я могла сказать, что он пытался не показать, насколько хотел меня. Знакомая волна всевластия вернулась, но сопровождалась чем-то еще. Глубокой необходимостью. Тем, что я не позволяла себе чувствовать довольно долгое время. Это заставило покалывать мою кожу, а сердце трепетать, потому что я понимала, что это один из тех моментов, который станет решающим.

Для меня.

Для нас.

От этой мысли я замерла на месте. Мы уже были в таком положении раньше, и в прошлом я всегда была тем, кто тратил свои силы. Подталкивая нас к большему.

Не в этот раз.

Если он хочет, он должен будет попросить об этом. Если он этого не сделает, то...
Тогда Роуз права. Я играю с огнем, и должна уйти до того, как мое сердце станет живым рубцом.

Я стояла и ждала. Он чуть поколебался, прежде чем встать и подойти ко мне. Он взял меня за руки и притянул к себе. Обхватил мое лицо. Поцеловал меня. Нежно. Так нежно. Теплыми губами и мягким языком. Через секунду огонь желания пронесся по всем моим венам, но я не позволила ему взять верх. Эдвард тот, кто должен вести нас на этот раз. Если я буду сомневаться, то смогу решить, готова ли я идти туда, куда он нас направляет.

Его поцелуи стали более голодными, но все еще медленными. Будто он знал, что любой неверный шаг, заставит меня сбежать, и он решил не допустить этого. Он оставил одну руку на моем лице, когда другой потянулся к поясу моего халата и медленно развязал его. Прикоснувшись кончиками пальцев к моей груди, он раскрыл халат. Мой халат и мою колючую проволоку. Я чувствовала себя слишком обнаженной, но стояла там и боролась со страхом, в то время как его руки были повсюду. Он возбуждал каждый дюйм моего испуга, заставляя покрываться мурашками мою кожу таким способом, который был гораздо более чем просто сексуальным.

Он скинул халат с моих плеч, и он упал на пол. Больше воздействия. Больше прикосновений к коже.

Он брал свое. Рот следовал за пальцами. Освещая пожары, а затем обливая их керосином. Клеймя меня собой. У меня так кружилась голова, что мне пришлось схватиться за его плечи, чтобы оставаться в вертикальном положении. Он все понял и подхватил меня на руки. Положил на кровать. Продолжил то, что делал, не пропуская ничего. Целуя грудь, затем спускаясь вниз по моему животу, в то время как его руки грели мою грудь.

Горячее искры дыхания были на всем, к чему он прикасался, и он двинулся ниже. Раздвинул мои колени. Открыл меня для него и простонал, когда его рот нашел меня. Приглушенный шепот говорил мне, как он мечтал об этом. О моем вкусе. Я выгнулась ему навстречу, когда он показал мне, о чем мечтал. О всех способах, которыми, как он знал, он мог говорить с моим телом.

Я часто дышала, пытаясь держаться, в то время как он был полон решимости заставить меня развалиться на части. Его рот заменил язык и посасывание с бесконечным удовольствием. Я зажмурила глаза и задохнулась. Я тоже мечтала об этом, но реальность была намного интенсивнее. Я вцепилась в его волосы. Сжимая и отпуская. Быстрее и жестче, в такт с его ритмом.

Это отличалось от того, как это было раньше. Глубже. Мне хотелось, чтобы мои глаза были закрыты, и притвориться, что ничего не изменилось, но он не позволил мне. Я выгнулась так сильно, что почти воспарила в воздухе, когда он остановился.

Я попыталась схватить его. Вернуть обратно. Заставить все закончить. Но он отстранился.

Кровать прогнулась, когда он встал.

Я открыла глаза, паника стянула мою грудь. Он снимал ботинки. С шумом роняя на пол.
Следом носки. Его голые ноги были настолько великолепны.

Раз он снял обувь, значит никуда не уйдет, не так ли? Не в этот раз.

Моя паника отступила.

Он прочистил горло. Я думала, что это нервное, но нет. Он хотел моего внимания к его лицу, а не ногам. Когда я посмотрела на него, он стал медленно раздеваться, сначала избавившись от рубашки. Когда она упала на пол, он приостановился. Сглотнул. Теперь он нервничал. Он никогда не делал этого раньше. Стать добровольно обнаженным. Не просто голым, а незащищенным.

Я с трепетом смотрела.

Он продолжил смотреть на меня. Доказывая что-то себе? Пытаясь показать без слов?

Может быть.

Что бы он ни делал, я была загипнотизирована. Внутренне ошеломленная, но не в состоянии отвести взгляд.

Он расстегнул свои джинсы и спустил их вниз. Покачивая головой, будто не мог поверить, что раздевается для меня, когда снял их. Теперь остались только его боксеры. Обтягивающие каждый его длинный дюйм. Скрывающие так мало и в то же время обозначающие так много.

Наблюдая за ним, я поняла, как мало я смотрела на него во время наших сексуальных контактов. И так смотреть на него казалось почти неправильным. Будто я не должна была этого делать, потому что он не мой. Каждая черта была так знакома мне, но это как произведение искусства, которым вы восхищаетесь, зная, что оно никогда не будет висеть у вас на стене.

И все же, этот маленький показ говорил мне, что он хочет, чтобы я владела им.
Могла ли я?

Он снял нижнее белье, и теперь это был просто он. Во всем своем великолепии. Он стеснялся, но позволил мне смотреть. Видел ли он, как все мои артерии расширились, распространяя расползающееся тепло по всему моему телу?

Я выглядела настолько же отчаянной, как себя чувствовала? Настолько плохо защищенной, чтобы справиться с тем, как сильно я хотела его?

Каждую его часть.

Не только его тело.

Тишина простиралась вокруг нас. Он стоял там голый, молча спрашивая моего разрешения на большее, а мне не хватало храбрости ответить ему.

Мой сердечный ритм возрос, и я откинулась на кровать и выдохнула. Через несколько секунд он уже был здесь, теплый и успокаивающий. Целующий мое лицо. Убирающий мою руку от моих глаз.

- Уже поздно, - проговорил он. - Ты устала. Скажи мне, если хочешь, чтобы я ушел.

Мне не хотелось, чтобы он уходил, но слова, необходимые для того, чтобы он остался, отказывались быть сказанными.

- Не то чтобы поздно, - вместо этого произнесла я.

- Неужели слишком поздно?

Я открыла глаза. Он смотрел на меня сверху вниз, уязвимый и напряженный, и спрашивал не о стрелках на часах.

Мой ум работал со сверхскоростью. Пытаясь найти смысл в том безумии, что он заставлял меня чувствовать, и невменяемости пальцев, поглаживающих меня, в то время как его вопрос повис в воздухе.

Я думала, что знала, какими были наши отношения. И я была удовлетворена. Но это было до того, как я уехала. Прежде чем я поняла это, я соскучилась по нему больше, чем когда-либо прежде. Еще когда у меня были границы. Поспешно построенные линии на песке, которые должны были защищать меня от таких моментов, которые заставляли меня забыть все причины, по которым мы не могли идти тем же путем снова.

Но даже не будучи на той же стороне страны, где и я, он расплавил эти границы. Размыл их так, что я понятия не имела, что хотела взять от него и что была способна отдать. А теперь тепло его тела, его выжидающий пристальный взгляд, его высвободившаяся привязанность размывали их еще больше.

Я не хотела быть запутанной, но между нами ничего не было просто. Это как китайская шнурковая головоломка, где каждая нить, которая тянула нас ближе друг к другу, так же оттягивала нас друг от друга. Будет ли когда-нибудь время, когда у нас будет шаг вперед без шага назад?

Он поцеловал меня, и только его резкий вдох сказал мне, что он очень далек от спокойствия.

- Скажи мне, что не слишком поздно, - прошептал он мне в губы, будто мог передать мне энергию этих слов. -Я так хочу, чтобы не было слишком поздно для нас.

Он поцеловал меня в шею, и я закрыла глаза и попыталась думать.

Этот момент. Когда я получила возможность выбора. Отсюда мое будущее разветвлялось на две различные временные линии: одну, в которой я притягиваю его к себе и позволяю показать разницу между трахом и занятием любовью, и ту, где я отталкиваю его и смиряюсь с вечным вопросом «А что, если?..».

Я не из тех, кого привлекали азартные игры. Я никогда не понимала, как некоторые люди могут быть зависимыми от игр, в которых вероятность проигрыша ошеломляюще высока. Они не глупые люди. Они знали, что шансы не в их пользу, и, тем не менее, они рисковали больше, чем могли себе позволить потерять.
Прямо сейчас, в этой бесконечной момент, я подумала, что я, наконец, все поняла.

Потеря - это не то, что движет ими. Это проблеск одной захватывающей победы. Джекпот, который окрашен яркими огнями и неоновым счастьем; лавиной конфетти и гигантским чеком от Банка Долго-И-Счастливо. Вот какой мотив заставляет их запускать свои руки в карманы, снова и снова. Волнение учащенно бьющегося сердца момента «А что, если?..» за секунду, прежде чем падает шарик или поворачивается карта, или стакан становится на свое место.

- Белла?

Тысяча к одному. Две тысячи. Семьдесят тысяч.

Первое число практически не имеет значения. Это «к одному» и заставляет людей идти на риск. Это неуловимое волшебное «к одному».

- Пожалуйста, посмотри на меня.

Я сделала это. Посмотрела и увидела. Благонамерение его сердца. Поврежденное и своенравное эго. Остроугольный страх, который на мгновение был упрятан в мольбе затуманенных глаз.

Я поцеловала его, сильно. Он удивленно простонал, прежде чем поцеловать в ответ. Я поделилась с ним моим замешательством. У меня его было слишком много для одного человека. Поцеловала и потянула его. Дернула на себя. Попробовала сделать шаг назад в направлении «просто трах» и посмотреть, почувствую ли я себя здесь в безопасности. Я схватила его за бедра и попыталась притянуть его туда, где хотела его. Он попытался сопротивляться, но я настаивала и, приподнимая бедра, стала двигаться к нему, пока он не задышал тяжело и не стал издавать звуки поражения.

- Блядь, Белла, подожди...

Он потянулся к джинсам. Защита. Я прошептала, что ему это не нужно, я на таблетках.

Он уронил голову, в то время как я стала поглаживать его в согласии. Направляя его тело, настолько напряженное, что у него не было выбора, кроме как освободить меня, уменьшив ожог.

Через секунду он вошел в меня, и я поняла, что совершила ошибку. Я и забыла, как хорошо он чувствовался. Как мое тело поет, когда обхватывает его. Я была не готова к этому. Даже на чуть-чуть.

Где-то между нашим последним разом и нашим бесконечным обменом смс-ками, я потеряла способность разделять свои чувства. Все перепуталось и свободно перемещалось, тяжело и с шумом от слишком большого количества эмоций. Он издал протяжный стон, когда его бедра, наконец, соединились с моими, а затем он остановился и учащенно дышал какое-то время. Я уверена, он это тоже чувствовал. Было ли ему страшно? Или он чувствовал небольшой трепет от открывшихся возможностей?

Я попыталась двинуться к нему, но он удержал меня.

- Стоп. Подожди.

Он глубоко вдохнул и сделал толчок. Отступил. Толкнулся снова. Медленно и решительно. Он не трахал меня. Это было совсем другое. Он хотел, чтобы я чувствовала это. Способом, которым все его тело пыталось сказать мне о своих намерениях.

Теперь была моя очередь сопротивляться, и его очередь настаивать.

- Белла, открой глаза.

Я сделала это. Его лицо было более обнаженным, чем когда-либо его тело. Со всей очевидностью. Каждый нежный толчок все говорил без слов. Он даже не пытался скрыть то, что чувствовал.

- Я хочу быть с тобой. Пожалуйста. Не заставляй меня умолять, потому что я отчаянно хочу сделать это, и, клянусь Богом, вряд ли это получится красиво.

Он стал двигаться быстрее. Поднимая мою ногу к его бедру. Скользнув глубже и наблюдая за моей реакцией. Выдерживая мой пристальный взгляд. Молча умоляя меня не отводить его.

- Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Его голос был напряженным. Низким и вибрирующим. Прерывающийся его движениями. То, что он делал. Физически. Эмоционально. Это было слишком много.

- Просто скажи «да», - произнес он, хрипло и задыхаясь. - Я чертовски устал жить без тебя. А ты не устала? Притворяться, что не хочешь всего этого? Я знаю, что ты хочешь меня таким. Делающим вот так. Я действительно думаю, что могу справиться с этим на этот раз. С нами. Я хочу попробовать.

Его движения стали беспорядочными. Он до сих пор не отвел взгляда. Я цеплялась пальцами за его спину, дергала его за волосы, хватала его за бедра, в то время как выгибалась и приподнималась.

- Белла, пожалуйста. - Он едва держался. И я тоже. Я не могла сказать ему «нет». Он мог быть моей худшей азартной игрой, но он также мог быть моим «к одному». «К одному». Как я могла не воспользоваться этим шансом?

- Да.

Я продержалась достаточно долго, чтобы увидеть сильное облегчение в его улыбке, но затем я больше не могла держать глаза открытыми, потому что взлетела высоко и быстро, бормоча в его плечо. Повторяя слово «да» снова и снова. Едва дыша, в то время как весь мой мир сжимался в совершенном унисоне с моим оргазмом.

Никогда так не было.

Никогда.

Даже в нашем самом горячем и самом отчаянном сексе это никогда не было настолько невероятным. Я была поглощена и пресыщена этим, а он уткнулся головой в мою шею, простонав и прижавшись ко мне настолько сильно, как только мог.

- Белла… Я... Боже... Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Я обнимала его, пока он содрогался, поглаживая волосы и удерживая его, ожидая пока мы оба не перестанем дрожать.

Так много эмоций крутилось и бушевало в моих венах, вспыхивало и накатывало волнами, что, казалось, это никогда не кончится.

Когда он, наконец, отстранился, он все еще обхватывал меня. Все еще был внутри.

Я не отпустила его. Я была не в состоянии это сделать.

То, что я чувствовала, было слишком сильным, слишком чувственным.

Потрясение.

Восторг.

Экстаз.

Ошеломленная тем, на что, черт возьми, я только что согласилась, и почему мое сердце все еще билось как сумасшедшее.

Дело в том, что вы можете закрыть глаза на вещи, которые не хотите видеть, и вы можете закрыть ваши уши, чтобы заглушить слова, которые не хотите слышать, но ваше сердце... оно, по большей части, беззащитно. Вы не можете закрыть его глаза или закрыть его уши. Вы можете попробовать закалить его от вещей, которые не хотите чувствовать, но чаще всего, все равно чувствуете.

При всей своей удивительной силе, замечательная мускулатура вашего сердца, которая транспортирует кровь по вашему телу каждый день, сделана из яичной скорлупы, и иногда все, что требуется, - это кто-то, от кого вы уже не ждете объяснений в любви, для того, чтобы он разломал зияющее отверстие.