Для тех из нас, кто верит в физику, линия раздела между прошлым, настоящим и будущим — это только иллюзия, какой бы прочной она не была.
Альберт Эйнштейн

Я никогда действительно не понимала фразу «мое сердце застряло в горле» до этого момента.

Он был здесь.

И он выглядел точно также.

Но в то же время он выглядел по-другому.

Стоя у калитки, я опиралась трясущейся рукой на окрашенное дерево, наблюдая за ним. Его волосы были такими, какими я их помнила – красновато-коричневыми; но вместо привычного дикого беспорядка были уложены гелем или же воском. Однако несколько непокорных прядей все же ускользнуло, спадая на его взмокший лоб во время работы.

Он снял свой пиджак с галстуком – я могла видеть их перекинутыми через перила крыльца – и закатил рукава белой рубашки от «CRISP». Жилистые мышцы на его предплечьях напрягались и расслаблялись, пока он вдавливал лопату в землю в саду. Мой взгляд пробежался вниз по его телу, плененный вспышками изображений в разгаре собственного шока – рубашка сложилась в гармошку спереди над его штанами. Выше колена красовалось пятно от грязи; протертые коричневые туфли надавливали со всей силы на лопату.

Остановившись, молодой человек поднял руку в перчатке к своему лбу, смахивая следы от пота и хмурясь на неподатливый пень перед ним. Неожиданно он окостенел, как будто бы понял, что за ним наблюдают.

И повернулся в моем направлении.

Я же с трудом ловила воздух.

Я всегда любила его глаза – невзирая на то, были ли они черными от жажды, или же янтарными, свидетельствовавшими о сытости. Но эти глаза не являлись ни тем, ни другим.

Я знала, что они не окажутся таковыми, ведь это и не будет Эдвард, которого я знала.

При этом узреть эти омуты воочию застало меня врасплох. Увидеть богатый темно-зеленый цвет вместо оттенка топаза, янтаря или черноты оказалось за гранью реальности.

Карлайл говорил мне, что они были зелеными.

Прямо сейчас они рассматривали меня насторожено и с любопытством.

Он до сих пор ничего не сказал, а просто стоял там, смотря на меня.

Он быстро и резко опустил глаза вниз, прежде чем вновь встретиться своим взглядом со мной. Молодой человек немного покраснел, и робкая улыбка осветила его черты лица.

Черт. Он оценивал меня.

Я попыталась сделать глубокий вдох, но напряжение в груди делало это практически невозможным.

На этот раз я даже не могла обвинить чертов корсет.

Он стоял, расслабленно держа лопату, и смотрел, как я приподняла трясущейся рукой щеколду на калитке, после чего медленно подошла к нему. С жадностью я впитывала каждую его частичку, не имея возможности делать это долго. С каждым шагом дыра в моем сердце немного сужалась, и к тому времени, как я оказалась прямо перед ним, было такое ощущение, словно ее никогда и не было.

Эдвард.

Даже не осознавая этого, я протянула к нему руку, от чего его глаза расширились в удивлении. Немного поколебавшись, я провела своими трясущимися пальцами вниз по его щеке.

Его кожа не была бледной… или же холодной… даже не жесткой.

Она была мягкой… и теплой. Только что побритой, хотя щетина уже снова начала расти обратно, щекотя мои пальцы, которые пропутешествовали вниз по его лицу к полным, розовым губам.

Я могла чувствовать его теплое дыхание на кончиках своих пальцев, и мое тело вспыхнуло пламенем, как это было всегда, когда я находилась рядом с ним. Даже спустя все это время оно помнило данное чувство. Несмотря на то, что он был другим – оно помнило.

– Эдвард, - прошептала я.

– Простите, - тихо ответил он.

И мои пальцы стало покалывать из-за вибрации, шедшей от его рта. Потому что даже если его голос и потерял музыкальность, которую я так хорошо знала, бархатистость тона все еще присутствовала в его словах в знакомом мне виде.

Его глаза захватили в плен мои, и сердце вновь остановилось. Руки бесшумно упали, и слеза скатилась вниз по щеке после следующих слов, слетевших с его губ.

– Я знаю Вас?