Глава 4.

- Грейнджер… - протянул он елейным голосом, который едва не сжёг Гермионе внутренности. Она сглотнула, прикусив губу. Мысленно выругалась и сошла с проклятой ступеньки, окунаясь в свет гостиной. Останавливаясь у окна. Малфой в свою очередь сложил «Ежедневный пророк» пополам и отбросил газету на кофейный столик, опуская ноги на пол. Медленно, будто играя.

- Что ты там, блять, делала?

Его голос в одно мгновение стал сухим. Оставалось лишь удивляться, как он им не давился.

- Спускалась в гостиную, если ты не заметил.

Собственный тон понравился ей. Несмотря на всю ту чушь, что била в её грудную клетку изнутри, он не выражал почти ничего, кроме раздражения.

- Я заметил, что ты таращилась на меня, Грейнджер. Пялиться на людей из своей норы – не комильфо. Мамочка не учила?

- А твой папочка… – вырвалось почти на автомате, прежде чем гриффиндорка сообразила, о ком говорит. И прежде, чем встретила ледяной взгляд.

- Заткнись, – рык сквозь зубы.

Она захлопнула рот, проглотив окончание фразы, прожевав её и отмечая, как дрогнула его верхняя губа в ответ на её слова.

– А ты, я смотрю, вежливости не обучен, – неловко исправилась Гермиона, пряча глаза.

Малфой обошёл её полукругом и остановился напротив, у книжного шкафа, засунув руки в карманы штанов. Мантия спускалась по гибкой малфоевской спине, касаясь ног. Ему было лень ссориться с ней. Лень даже просто открывать рот. Однако всё же заставил себя выдавить:

- Какого чёрта тебе нужно?

Он произнес это почти спокойно, лишь сжав челюсти немного сильнее, чем обычно. Псевдовзгляд опустился на зажатые в тонких руках тетради, однако вернулся к лицу, предоставляя ненавистной грязнокровке самой озвучивать причины вторжения в его минутный покой.

- Я пришла отдать тебе зачарованный дневник.

- На кой он мне?

- МакГонагалл сказала, что старостам положено иметь его. Если что-то понадобится, всегда можно связаться друг с другом, я ведь говорила тебе, – отчеканила Гермиона, чуть ободрённая тем, что слизеринец слушал её. Хмурясь, но слушал.

Малфой вздохнул. Передёрнул плечами.

- Ты считаешь, что я, пребывая в здравом уме, решу тебе написать записочку в тетрадке?

Она взглянула со всей строгостью, на которую была способна - это позабавило его. Протянула дневник - Малфой даже не пошевелился. Когда Гермиона ощутила, что рука начинает болеть, она положила тетрадь на подоконник. Разговор длился не более пары минут, а девушка уже хотела отойти от блондина, хотя оба находились по разным углам гостиной.

Ей просто хотелось быть дальше.

В своей спальне.

В гостиной Гриффиндора.

В Лондоне.

Ей было странно говорить с ним. Ему было странно говорить с ней.

Не так. Неправильно. Так не бывает. Лучше молчать.

Он не отрывал от неё холодных глаз, лишь мельком проследив взглядом за дневником, который теперь лежал на подоконнике, сбоку от неё. Нога Грейнджер привлекла его внимание, и Драко, нахмурившись, отследил линию бедра под плотными джинсами. Затем - колена и опускаясь вниз, к щиколотке. Грязнокровка надела кроссовки. Нога небольшая и, наверное, лучше смотрелась бы в другой обуви.

Малфой на секунду представил изгиб ступни Грейнджер в туфлях на каблуке, что так часто носила Пэнси. С тонкой шпилькой и платформой. Гриффиндорка была бы немного выше и, вероятно, доставала бы своим носом до его подбородка. Если бы стояла для этого достаточно близко.

Достаточно близко. Совсем крышей двинулся. Может быть, представишь себе ещё, как трахаешь эту грязнокровную шлюху, прямо в этих чёртовых туфлях?

Острый прилив отвращения к себе заставил отвернуться, уставиться в камин и сжимать губы. В лёгкие вгрызлась необходимость пойти умыться. Содрать с себя чёртову одежду и постоять под горячим, обжигающим душем. Чтобы ощутить, как ещё чуть-чуть - и кожа начнёт плавиться. Распадаться на молекулы. А мыслей, подобных этим, в голове нет. Пока он не простит себе нахождение с Грейнджер в одной комнате. Хотелось намылить глаза и тереть, отмывая от мерзкой грязи свой взгляд, который бросил на неё.

Какого он вообще уставился на её грёбаную ногу?

Грейнджер опять смотрела - он чувствовал, как её взгляд буравчиком раздражает кожу лица.
Блять, что происходит? Она таращилась на него из-за угла, пока он не заметил её. Теперь они уже с минуту молча стояли друг напротив друга и ждали… чего?

Драко ощутил приступ раздражения.

- Что ты делала на лестнице?

Гриффиндорка вздрогнула. Малфой почти ощутил колебание воздуха. Почувствовал, как под кожей начинает колоть. Снова. Снова эта злость, которой Драко не мог дать блядский выход. Зубы сжались. Девушка молчала, и это бесило.

- Что ты. Делала. На грёбаной. Лестнице? – повторил, не отрывая глаз от камина. Он приковался взглядом к каменной кладке и начал считать выложенные полукругом кирпичи. Два. Четыре. Шесть…

- Спускалась в гостиную.

- Не ври, грязнокровка.

- Да ты способен хоть на что-то кроме вечных оскорблений, Малфой? – воскликнула та, всплёскивая руками.

- Это ты не способна больше ни на что, кроме самоудовлетворения на лестнице и подглядывания за мной. Херня, Грейнджер. Ты такая херня. Одно твоё присутствие пачкает, – он скривился, отворачиваясь и делая шаг в сторону своей спальни.

- Фу! – голос Гермионы сорвался на крик. - Да что ты несёшь, идиот?! Не смей даже предполагать подобное! Это… это гадко.

Слова стальными шариками ударились о его спину и плечи, падая к каблукам начищенных туфель. Слизеринец медленно развернулся. Внезапная ухмылка растянула его губы. Гермиона чувствовала, как жар заливает её щеки. Унижение. Смущение. Злость. От этих эмоций у неё начинали трястись руки.

- Гадко? - и вдруг блондин посмотрел прямо на неё. В глаза. Не мимо, как обычно.

Сердце остановилось на какой-то момент. Малфой будто коснулся взглядом оголенного нерва где-то в её позвоночнике, отчего по спине пробежала дрожь.

– Скажи это тем, кто стонет моё имя каждую ночь. Подо мной. На мне. В своих снах, – он не собирался этого говорить.

Губы ее задрожали, и слизеринец почувствовал толику удовлетворения.

Правильная Грейнджер. Смотри, слушай. Услышь меня.

Драко получал удовольствие от того, каким она его видела. Он делал хуже. Знал, что делал хуже. Замечал это в её глазах. Но иначе он не умел.

В мозгу кипела такая каша.

Грязнокровка. Её взгляд. Какого хрена? Зачем?

Просто пусть уберётся отсюда, иначе его голова сейчас разорвётся на части.

Но Грейнджер стояла на месте, упрямо сжав кулаки и губы. С пылающими щеками. Какое запоздалое проявление сучьей смелости. Особенно если брать в расчёт то, что он заметил, как её трясёт.

Уберись. Уйди отсюда. Скажи ей что-то, чтобы она выметалась вон.

- Да что это я... всё равно ты не поймёшь, – слизеринец обернулся к ней всем телом, глубже засовывая руки в карманы и принимая расслабленно-равнодушную позу. – Ты либо совершенно фригидная сука, либо и вовсе девственница. Кто позарится на тебя и твое тело? А тем более, на твою грязную кр…

Как она в мгновение оказалась перед ним, Малфой так и не понял. Его щека ощутила удар влажной и твёрдой ладошки прежде, чем он успел закончить предложение. Было не больно. Он давно не воспринимал боли. Было… неожиданно. Какой-то момент он просто стоял, глядя на Грейнджер, не понимая.

Она ударила его?

- Сволочь! Какая же ты сволочь! - её крик почти потерялся в нарастающем гуле внутри черепной коробки Драко.

Кажется, да.

Грязнокровка ударила Малфоя.

Он ощутил, как сжимаются челюсти. Дышать внезапно стало тяжело: воздух будто стал липким и горячим.
Произошел неконтролируемый толчок его тела. Рука коснулась чего-то тёплого, и в следующий момент Драко понял, что держит Грейнджер за горло, прижимая её затылок к стенке шкафа. Не более чем рефлекс. На расстоянии вытянутой руки, сводя к минимуму контакт тел.

Глаза Грейнджер были совершенно сухими, хотя теперь в них появился страх. И почти вытеснил любые другие эмоции.

Страх. Драко пил его взглядом.

- Какого хера это было, блядь? – прорычал он, чувствуя пульсацию под кожей. Взгляд метался по её лицу.

Никто и никогда, кроме отца, не бил его.

Никто и никогда.

Грёбаная пощёчина. Он до сих пор не мог в это поверить.

- От… пусти, – прохрипела задушенно. Он осознавал, что сжимал её горло слишком сильно. Однако ярость была сильнее разума, а чувство, что жизнь её бьется прямо ему в ладонь, опьяняло. Он хотел впиться пальцами в её глотку. Увидеть, как мятежный огонь, снова было вспыхнувший в глазах Грейнджер, погасает.

Из-за него.

Он сломит её.

- Что ты себе позволяешь, чёртова шлюха?

Когда она промолчала, лишь хрипя в ответ, слизеринец так сжал зубы, что показалось, будто они вот-вот треснут.

Грейнджер подняла руку и коснулась его запястья. Он тут же отпрянул. Она, кашляя, осела на пол. Книжный шкаф стал опорой для её спины. Малфой смотрел, как грязнокровка корчится перед ним, прижав руки к шее, где только что сжимались его пальцы.

- Знай своё место, – выплюнул он, ощущая зуд в пальцах, следя взглядом за её тонкими плечами и хрупкими позвонками на шее. Он мог её ударить. Он хотел её ударить в ответ. Но не мог себя заставить.

В голове мелькали образы – Люциус, избивающий Нарциссу. Люциус, избивающий горничную. Люциус, избивающий свою любовницу. И слёзы. Грёбаные слёзы этих женщин. Драко ненавидел слёзы и их вкус, но всем своим существом он хотел сейчас увидеть рыдания Грейнджер.

Он с рычанием швырнул кулак в крепкое дерево книжного шкафа, которое встретило удар оглушительным грохотом, отчего на полу девушка вздрогнула всем телом. Его взгляд вновь приковался к шее, на которой четко начали проступать следы от его пальцев.

Поморщился и вытер руку о мантию, будто мог запачкаться о её кожу. Затем развернулся и зашагал в свою комнату, оставив грязнокровку на полу.

Хера с два он обернётся.

Хера с два он пожалеет о том, что сделал.

Он ненавидел себя за ярость, которую поклялся убить в себе. И ненавидел Грейнджер за то, что она не заплакала, когда ему это было так адски нужно.