Глава 19.

— Ты такая циничная сволочь.

— Мне так жаль.

— Пожалуйста, Малфой, — судя по еле слышному шипению, она злилась. — Прекрати так громко зевать и убери ноги со стола. На тебя все смотрят.

Драко ещё несколько мгновений любовался своими ногтями, после чего поднял голову, оглядев собравшихся в классе префектов, и со вздохом преувеличенной тяжести сел ровно, медленно спустив на пол сначала одну начищенную туфлю, а затем вторую.

— Спасибо, — Гермиона говорила с натянутой вежливостью, которая не предвещала обычно ничего хорошего тому, к кому она была обращена.

Малфой любезно кивнул, и судя по еле сдерживаемой ухмылке, он получал от процесса доставания почти неприличное удовольствие.

Она скрипнула зубами и вернула своё внимание к префектам.

На него смотрели отнюдь не потому, что он сидел, закинув ноги на угол стола, а потому, что он был Малфоем.

Практически все девушки глазели на Драко, чего нельзя было сказать о молодых людях, которые отныне начали активно проявлять свою заинтересованность Гермионой. Сегодня за завтраком к ней подошёл шестикурсник из Пуффендуя и как бы между прочим сообщил, что ей “очень идёт то платье”.

Поэтому несмотря на то, что было достаточно рано и оставалось лишь полчаса до занятий, которые за счёт бала начинались у всех только со второй пары, все выглядели достаточно бодро.

Да уж.

Хеллоуин не прошёл зря.

— Итак, — она улыбнулась, пытаясь завладеть вниманием всех студентов, а не только мужской его половины. — Вы молодцы. Каждый из вас чудесно выполнил свою роль на балу. Профессора остались очень довольны нашей составленной программой…

— И не только профессора, — тут же добавил вкрадчивый голос из-за спины. — Некоторым студентам тоже очень… понравилось. Происходящее на балу.

Грейнджер запнулась лишь на мгновение, различив в этом тоне что-то, от чего зашевелились волоски на затылке. Она коротко обернулась через плечо, бросив на Малфоя быстрый предостерегающий взгляд, но тот только слегка прищурился.

— …и каждому факультету будут начислены дополнительные очки, — закончила Гермиона, со вздохом обращаясь к студентам под одобрительное гудение голосов в ответ на озвученную новость.

Она знала, что присутствие Драко на собрании не приведёт ни к чему хорошему, но когда он внезапно вспомнил о том, что тоже является старостой, и изъявил желание поприсутствовать, отговаривать не стала. В конце концов, это прямая обязанность старост школы.

То, что он провёл целый час, не высказывая ничего, кроме редких замечаний и комментариев подобного рода, не стало сюрпризом для Гермионы.

Неожиданностью оказалось то, что в конце собрания он поднялся со своего места и, обойдя стол, присел на его край, после чего не спеша и почти с недовольством начал хвалить старост факультетов за ответственное и стабильное дежурство по вечерам, ссылаясь на разговор с профессором Снейпом, который попросил поднять эту тему на собрании. А затем озвучил количество прибавленных очков ещё и за это, вызвав у собравшихся настоящий эйфорический восторг.

Хотя Гермиона сомневалась, что префекты-девушки вникли в смысл его слов, потому что всё, что она заметила — это вылизывающие влюблённые взгляды. Кажется, сними с них сейчас по двести баллов - им было бы совершенно всё равно, лишь бы Малфой продолжал говорить, сунув руку в карман и приняв эту небрежно-безразличную позу.

Конечно, она не ревновала — это ведь глупо, не так ли? Тем более, Драко получал от этих взглядов настоящее удовольствие, судя по тому, что на губах его была эта расслабленная улыбочка, которую он посылал то одной девушке, то другой. И те таяли, едва не растекаясь по партам.

Грейнджер торопливо отвела глаза и, краем уха слушая монолог Малфоя, прошла к столу, присаживаясь на стул и против воли рассматривая широкий разворот плеч и светлый затылок стоящего спиной к ней слизеринца.

После того, что произошло на балу…

Она закусила губу, чувствуя жужжащее напряжение в груди. Ей… ей ведь действительно понравилось.

Его выдохи и стоны до конца ночи стучали в голове.

А его вкус…

Щёки залились румянцем, и она моментально подняла со столешницы пергаменты с расчерченными на них графиками и принялась их изучать, скрыв лицо от студентов за широкими листами.

Она вспомнила, как всё ещё стоя в полутьме балкона смотрела: он поправляет пояс. Наклоняется за рубашкой. Накидывает ее на плечи.

Гермиона понятия не имела, почему не уходила, почему стояла и наблюдала за его движениями, за тем, как он застёгивает пуговицы. Скрывая от взгляда сначала низ живота, а затем углубления мышц пресса.

А затем перехватывает этот взгляд. Несколько секунд смотрит и легко привлекает гриффиндорку к себе. Так неожиданно, что она даже не сопротивляется. Старается не замечать, с каким удовольствием ощущает новое прикосновение к нему. Это определённо становилось ненормальным.

— Ты должна будешь внятно рассказать мне, что ты задумала, Грейнджер.

А как иначе? Он думал, что она сможет провернуть всё это сама?

Но сейчас она только кивает, не замечая, что ладони пробираются по его бокам на спину, поднимаясь к лопаткам.

— Я расскажу.

— Хорошая девочка, — его голос немного глухой и немного насмешливый. Он определённо доволен.

Ещё бы.

— Пошёл к чёрту, — шепчет Гермиона, но вызова в голосе нет и подавно. Потому что он очень близко. Потому что она сама себе напоминает подтаявшее желе, поданное на сегодняшнем обеде к десерту. И когда он наклоняет голову, девушка торопливо отворачивает лицо.

А на удивлённый взгляд краснеет, прикусывая губу.

— Это… м-м. Просто… тебе может не…

Даже под прицелом палочки она не смогла бы выразить эту мысль чётко.

Только отчаянно краснеть и бормотать.

Но он понимает, кажется. Это вызывает у него улыбку, и он протягивает руку, берёт Гермиону за подбородок. Поворачивает к себе и целует. Сразу глубоко, потому что она беспрекословно открывает рот, жадно встречая твёрдый язык.

Прекрасно понимая, что он чувствует сейчас свой собственный вкус.

Немного горьковатый, но невообразимо возбуждающий, который не хочется ни запивать, ни заедать.

В этом поцелуе она чувствует благодарность, снова. Возникает ощущение, что она сделала что-то очень важное для него.

И ей почти жаль, что он отступает так быстро…

— Грейнджер?

Гермиона вздрогнула, выглядывая из-за пергамента.

Малфой стоял боком и смотрел на неё через стол.

— Что?

— Вопросов для обсуждений больше не осталось?

— А… — она резко встала, сминая в пальцах бумагу и обращая внимание на префектов, которые, судя по всему, смотрели на неё уже достаточно давно. — Нет. Нет, мы уже всё обсудили. Спасибо, что пришли… и… — взгляд зашарил по верхнему графику дежурств. — Колин, пожалуйста, не забудь, что сегодня ваша очередь патрулировать.

Гриффиндорец кивнул, и студенты зашумели, вставая и двигаясь к выходу из класса. Слизеринка-пятикурсница, выходя из-за парты, сделала немаленький крюк по помещению, чтобы пройти в непосредственной близости от Драко, подмигнув ему, и Гермиона закатила глаза.

Просто прекрати замечать это.

Легче сказать, чем сделать, не так ли?

И с раздражённым вздохом Грейнджер отправилась к парте, за которой оставила свою сумку. О, ради Мерлина, ты вообще не должна думать об этом. Вспомни, что сегодня ты идёшь в библиотеку заниматься чарами с Куртом после занятий. Это должно здорово отвлечь. Потому что чёрт знает, что он придумал себе после этого бала.

“Это просто по-дружески, ты же знаешь…” — шептал он, когда они танцевали, прижимаясь к ней всё сильнее с каждой секундой.

Если бы Драко узнал об этом, он бы убил её. И за всю затею, и… и вообще. Она сама готова была убить себя за всю чепуху, которую нагородила. Останавливала только мысль, что всё не зря. Всё принесёт пользу. Всё будет нормально.

Гермиона пыталась засунуть треклятые пергаменты между книг в сумку, когда знакомые руки опустились по обе стороны от неё, стиснув пальцами край столешницы. И отнюдь не по фамильному перстню она узнала их обладателя.

Запах.

Сердце замерло синхронно с тем, как Малфой прижался к ней со спины, медленно выдыхая куда-то ей в затылок.

По телу пробежали мурашки, а глаза на секунду прикрылись, прежде чем гриффиндорка заставила себя обернуться, слегка отталкивая Драко от себя.

— С ума сошёл?

Он отступил сразу же, усмехаясь, словно знал наверняка, что она поступит именно так. Класс был пуст. Только дверь приоткрыта, демонстрируя пустой коридор.

— Как предсказуемо.

Подкалывает. Немудрено.

Но на несколько мгновений Гермионе удалось ощутить его горячее тело, чего стало вполне достаточно. Чтобы мысленно прижаться к нему ещё плотнее.

Интересно, как бы он отреагировал на подобное.

О, да. Определённо, эта фантазия стоила того, чтобы за мгновение разозлиться на себя до стиснутых зубов.

Прекрати думать об этом.

— Ещё двадцать минут до трансфигурации, — Драко, показательно проигнорировав сжатые губы, уселся за парту, глядя на Гермиону снизу вверх и постукивая костяшками по деревянной поверхности. — Я подумал, что ты как раз успеешь рассказать мне.

Грейнджер нахмурилась. Рассказать ему?

Пергаменты наконец-то вместились в сумку, и гриффиндорка отряхнула руки.

— О чём?

Малфой закатил глаза.

— О том, что творится в твоей голове. И что ты придумала касательно этого урода… — он пощёлкал пальцами, будто вспоминая имя, а затем фыркнул, будто вспомнив. — Миллера, точно.

Забыл бы ты, конечно.

Кому нужен этот спектакль?

Гермиона смотрела на него, пытаясь вглядеться под самую кожу, чтобы понять, что он скрывал за своей насмешкой на этот раз. А затем развернулась и прошла к двери, плотно закрывая её, предварительно выглянув и убедившись в том, что коридор пуст.

Стоило вернуться к парте, как Драко тут же многозначительно наморщил лоб.

— О, прекрати это, — она отчаянно постаралась не покраснеть.

— Что?

Сама невинность. Это так бесило.

— Шевелить своими бровями. Я закрыла, чтобы нас не услышали.

— Я так и понял…

— Малфой!

Он только хмыкнул, откидываясь на лавке назад и облокачиваясь спиной о следующую парту. Это немного напряжённое ожидание в его глазах заставило прикусить губы. Оно нервировало.

Столько раз прокручивать в голове этот разговор, а в самый ответственный момент растерять все слова — это было нормально. Было бы. Если бы она не была Гермионой Грейнджер.

— Я подумала, что могу заманить Курта в ловушку.

Вот так, как на духу.

И ей вдруг показалось это всё таким невероятно нелепым и глупым, что впору было отрезать себе язык.

Малфой по-прежнему хмурил лоб.

— В чью?

Вот именно. В чью?

— Ну… — она сцепила пальцы. Покосилась на Драко. — Пообещай сначала, что не будешь беситься.

Он перевёл на неё многозначительный взгляд, который чуть не заставил опустить глаза. И прошептать:

— Я не знаю, в чью.

— Гениально.

— Нет, я собиралась рассказать это тебе, обсудить, и, может быть, мы бы что-то…

— Грейнджер. Ты же несерьёзно, да?

Она сглотнула. Упрямо выставила подбородок.

— Чёрт, только не говори, что ты сделала это.

— Я…

— Подставилась.

— Я не…

— Ты подставилась, банально подставилась, — Малфой почти зарычал, подаваясь вперёд и с силой впечатывая ладони в парту, вставая. В одно мгновение на его лице сменилось сразу несколько эмоций. Начиная со злости и заканчивая чем-то вроде… волнения. — Зачем? Что теперь?

Что теперь?

От этого вопроса стало не по себе. Повеяло страшной безнадёжностью. Лучше обойтись без него.

Оставалось только нахмуриться и принять вид человека, уверенного в том, что делает.

— А теперь я буду продолжать общаться с ним…

— Подкатывать к нему.

Их напряжённые взгляды встретились. Драко резко развёл руками:

— Называй всё своими именами.

— Я буду продолжать общаться с ним, и когда… пока он не сделает попытку… — Грейнджер почти услышала, как скрипнули зубы Малфоя, — попытку…

— Трахнуть тебя, — подсказал он, цедя. Но Гермиона затрясла головой.

— Нет.

— Что тогда?

— Прекрати и подумай. Я серьезно, Малфой. Когда он попытается добраться до личного, я могу соврать. То, что он обратил на меня внимание, это везение. У нас появился шанс разобраться во всём.

— Во всём? Самим? Связанным здесь по рукам и ногам?

Он фыркнул, выходя из-за парты и раздражённо запуская руки в волосы.

— Мы можем использовать то, что знаем. Ты сказал, что Логан не в курсе о том, что твоя мать рассказала тебе. А значит, и Курт не догадывается о том, что кто-либо ознакомлен со всей этой… ситуацией.

Давай, Драко. Пожалуйста, согласись со мной.

Но он только зло сверкнул глазами при упоминании Нарциссы.

Козырь.

Она внутренне задержала дыхание и осторожно произнесла:

— Это может помочь ей.

В классе зазвенела тишина. Гермиона смотрела на Малфоя почти со страхом. Выражение лица у него сосредоточенное и напряжённое, будто он что-то вычислял в уме.

Прикусил верхнюю губу, скользя взглядом по её сцепленным пальцам.

Вдруг пришло понимание, что за то, чтобы узнать мысли слизеринца сейчас, Грейнджер отдала бы многое. Потому что, судя по всему, были они не самыми приятными.

И что-то слишком важно значащими.

— Я собирался сегодня написать ей. Уже пятница. Вчера… я просто не успел.

“Не смог”, перевела для себя девушка. Кивнула.

Возможно, потому, что они не общались до вчерашнего дня. Ведь ему нужен был её дневник. Ведь он бы не подошёл к ней с этой просьбой… она бы не стала слушать. Потому что слишком сложно пытаться сосредоточиться на Курте, когда мысли о другом человеке.

— Послушай, — он поднял голову, внезапно-резко. Так, словно только что в нём что-то ожило. — Их можно контролировать.

Гермиона моргнула.

— Что?

Драко сделал шаг к кафедре. Почти рывок, елозя горящим взглядом по стенам кабинета.

— И если с этой стороны мы возьмём Миллера за жабры, то можно… можно попытаться как-то влиять. Но я не знаю, как. Их можно сбить со следа, если держать связь с тем, кто вращается в этой каше. Изнутри. Может каким-то образом взаимодействовать.

Щелчок пальцев прозвучал так громко, что гриффиндорка вздрогнула.

— Моя мать.

— Твоя мать?

— Сегодня я вышлю ей дневник. Мы будем на связи. Она будет сообщать обо всём, что происходит в Мэноре. Я думаю, Логан держит её в курсе того, что они там у себя планируют.

Малфой потёр переносицу.

— Блин, как я сразу не… Слушай, — на этот раз это был шаг к ней. — Тебе не обязательно выступать приманкой. Я поговорю с Блейзом, он будет присматривать за Миллером.

— Но как тогда мы “возьмём его за жабры”?

— Через кого-то другого.

— Зачем? — Гермиона нахмурилась.

Она не могла поверить в то, что Малфой беспокоится о ней, а других причин этого поиска вариантов она не видела. Но это действительно было что-то из ряда вон.

— Если ты всё ещё считаешь, что через меня он пытается подобраться к тебе, то…

— Я считаю, что, — Драко запнулся и слегка прищурился, будто только что она едва не словила его на какой-то ненужной мысли. — Я ничего не считаю.

— Чудно. Потому что я собираюсь сделать это. Зачем ждать кого-то ещё, если… всё и так очевидно? Он клюнул. Уже.

Выражение лица Малфоя было достаточно трудно объяснить. Хотя бы потому, что он моментально скрыл его за прохладной отчуждённостью, засовывая руки в карманы. Вздохнул, покачнувшись с пятки на носок. Он всегда так делал, когда пытался взять себя в руки.

А потом поднял голову и взглянул прямо ей в глаза. И снова не удалось прочесть эту замороженную серостью радужек эмоцию.

— Ты понимаешь, что шанс здесь только один? И если всё накроется…

— Ты мне не доверяешь? — Гермиона едва сдержалась, чтобы сардонически не усмехнуться. И едва не рассмеялась, осознав, что за вопрос задала.

И кому.

Вот как. В этом всё дело. Он сомневался в ней.

Она сомневалась в нём.

Кажется, он тоже сейчас почувствовал это очень остро. Враг, который должен доверить практически всё своему врагу. Смешно. Абсурд. Фигов черный ящик.

Но другого выхода нет. Или пан, или пропал.

Драко на мгновение открыл рот. Потом закрыл его и сжал губы.

— Было бы неплохо, если бы ты была уверена, что справишься.

Отчего-то Грейнджер сомневалась в искренности этих слов.

Возможно потому, что интонация не имела совершенно никакого выражения. Или потому, что он, очевидно, хотел сказать что-то совсем другое.

— Я уверена.

— И ты сможешь потянуть время, пока от матери будут хоть какие-то вести.

— Да.

Он сглотнул. Дёрнул бровью.

— Хорошо.

Они помолчали несколько мгновений. Было очевидно, что на данном этапе разговор окончен.

— Дневник у тебя с собой?

— Да, — Гермиона кивнула на сумку. Он был с собой ежедневно.

Спросите, зачем? Черт знает.

— Ладно. Я тоже взял. Нужно проверить, как они работают, когда ведёшь диалог.

— На трансфигурации и проверим.

Снова молчание.

Она прикусила щёку изнутри, понимая, что теперь это не просто домыслы и попытки. Теперь это похоже на план. И она втянута в это с головой.

В полное. Полное…

— Идём. Иначе опоздаем, — она повернулась к парте, пряча глаза, чтобы он не заметил беспокойства. Но он заметил. Потому что перехватил запястье.

— Это не так важно пока.

— Прости?

— Ты можешь отказаться.

Тёплые пальцы почти прожигали ткань мантии. Гермиона дёрнула руку, делая шаг назад.

Малфой отпустил. Она слишком сильно чувствовала его прикосновения, чтобы спокойно реагировать на них.

— Я уже в игре, — девушка взяла сумку и пошла к двери. — И если я откажусь, то поход с ним на бал, и танцы, и внимание, и разговоры — всё это бессмысленно. Тем более, мы уже договорились сегодня увидеться в библиотеке после занятий.

— Зачем?

Блин.

Он иногда задаёт слишком ненужные вопросы. Слишком неловкие и напряжённые. Таким тоном, который Грейнджер мысленно называла пустым. Словно соль просил передать.

— Подогнать по чарам.

— М-м, — протянул он, медленно следуя за ней. — Да, с тобой увлекательно заниматься чарами.

Гермиона застыла у двери, сжимая пальцами медную ручку.

Обернулась через плечо, чтобы бросить на него неодобрительный и смущённый взгляд, но он оказался слишком близко, и она добилась только того, что едва не уткнулась носом в завязанный на его шее галстук.

Память услужливо подкинула сразу несколько щекотливых моментов.

Его руку у себя под юбкой на уроке Флитвика, и его, полуголого, с бабочкой на шее. И тут же, будто специально, отметила тихое дыхание у себя над ухом.

— Отвали, Малфой, — шёпотом произнесла, отворачиваясь.

— С удовольствием. Если откроешь дверь и дашь мне пройти.

Чёрт.

Он улыбался.

А она стояла с ладонью на ручке, как вкопанная.

— О, как я рада, что тебе весело, — буркнула Гермиона, рывком открывая дверь, и, не оборачиваясь, полетела по коридору. Всё равно вместе по школе они не ходили.

Никогда.

Да и не о чем было сейчас с ним говорить. Только довольствоваться этой самодовольной усмешкой, которая - Грейнджер могла поклясться - сейчас растягивала его губы.

Голова кипела этими недовольными мыслями, пока гриффиндорка спускалась по ступеням в холл и косилась в сторону выплывающих из Большого зала с завтрака сонных студентов. Одними из первых шли Гарри и Рон. Растрёпанные, взъерошенные. Галстук рыжего был перекособочен, а мантию Поттер перекинул через плечо.

Гермиона остановилась, сложив руки на груди. Её не замечали в упор и даже чуть не прошли мимо.

— Ну и что это за внешний вид?

Оба гриффиндорца шарахнулись в сторону.

— Мерлин, Гермиона, — брюнет поправил очки. — Я думал, это МакГонагалл.

Она проигнорировала замечание. Только со вздохом принялась поправлять галстук Уизли.

— Вы выглядите так, будто целую ночь провели в бегах, — недовольно отметила она. — И даже это не стало бы оправданием того, что твоя рубашка жёваная, Гарри.

Поттер одёрнул ткань на груди. А затем нахмурился и натянул на плечи мантию.

— Это тебе требуется два часа сна, чтобы вернуться в форму, — пробурчал он в ответ.

— Неужели они не могли отменить занятия сегодня? — отозвался Рон, морщась, когда подруга слишком туго затянула красно-золотую ткань у него на шее. — Видно, старуха посчитала, что её предмет стоит выше сна учеников.

Гриффиндорка закатила глаза, закончив с галстуком и беря молодых людей под руки, утаскивая их наверх, к лестницам.

— Между прочим, вам и без того сделали одолжение, отменив первый урок. Зелья, если вы забыли.

— Зелья бы я просто не пережил, — Уизли нахмурился. — Тем более, уже холодает. В подземельях настоящий дубарь.

— Я уверена, это помогло бы тебе проснуться, — отрезала Грейнджер, выцепляя взглядом из толпы спускающихся вниз студентов Курта. Тот тоже её заметил.

— Эй! — махнул рукой, делая шаг против движения учеников, чтобы поравняться с троицей. — Привет.

Он улыбался так, будто они действительно были просто друзьями. Будто не он притискивался к ней вчера во время танца всем телом.

Мерлин, ты долго ещё будешь вспоминать об этом?

— Привет, — ответная улыбка оказалась почти искренней. Гермиона прижимала к себе обоих мальчишек как щиты, пока они в свою очередь жали Миллеру руки. — Ты как?

— Выспался? — мрачно поинтересовался Рон.

— Да, вполне, — Курт, как и всегда, светился бодростью и энергией.

— Везунчик.

— Я немного опаздываю, — когтевранец махнул в сторону зовущих его одногруппников. — Просто хотел уточнить… — и его взгляд упёрся прямо в Грейнджер, — насчёт сегодня. Ничего не отменяется?

Знал бы ты, какой соблазн сказать, что я занята.

Что я… да что угодно, только подальше от библиотеки.

— Конечно, нет. Буду ждать тебя в четыре.

— Хорошо, — Миллер широко улыбнулся. Как всегда.

Подмигнул, а в следующую секунду уже исчез в толпе. Гермиона медленно выдохнула, возобновляя ход и снова таща мальчишек за собой, вверх по ступенькам.

— Хэ-эй, Гермиона. У вас что, свидание? — Уизли даже, наверное, забыл, что совершенно без сил, потому что тут же взбодрился, заискивающе заглядывая гриффиндорке в лицо. С другого боку уже хитро улыбался Поттер.

— Это не вашего ума дело, — тут же фыркнула она, закатывая глаза. — Мы просто занимаемся. Я подтягиваю его по чарам.

— А больше было похоже на назначенное свидание.

— Это. Просто. Встреча.

— Ну конечно, — протянул Гарри, тут же вжимая голову в плечи и получая от девушки лёгкую оплеуху.

— Это дружеская помощь, ясно?

— О, ну конечно, — снова сказал он. — Я всё понял.

И поднял руки в успокаивающем жесте, но Грейнджер всё равно заметила эти дурацкие улыбочки, которыми обменялись молодые люди.

— Вы иногда такие идиоты…

— Прости, — синхронно проблеяли они. И по пути на трансфигурацию смиренно молчали, лишь изредка зевая и переглядываясь.



Малфой посмотрел на неё, когда зашёл в кабинет.

Всего мгновение. Прежде чем занять своё место в соседнем ряду и заговорить о чём-то с этим придурком Ноттом, который постоянно нёс какую-то ересь, ставя этим в неудобное положение как преподавателя, так и весь свой курс.

Гермиона честно пыталась не обращать на них никакого внимания, но стоило Драко достать из сумки зачарованный дневник, как она тут же сосредоточила внимание на собственном — вдруг он решит написать прямо сейчас. Хотя умом она понимала, что это глупо, и при друзьях он этим заниматься бы не стал. Тогда она наконец-то почувствовала спасительное раздражение и сцепила перед собой руки, стараясь хотя бы как-то реагировать и вслушиваться в то, о чем говорили Гарри и Рон.

А обсуждали они что-то, касающееся квиддича. И Гермионе даже удалось несколько раз удачно поддакнуть, прекрасно создавая иллюзию присутствия: я здесь, с вами. Разве не видно?

Оказывается, это невообразимо тяжело — игнорировать Малфоя.

Кто бы мог подумать.

Семь лет учились, виделись практически ежедневно, и в конце концов она вдруг начала чувствовать его всей своей кожей. Просто присутствие.

Просто взгляд.

Это нормально, что она чувствует каждый его взгляд?

Кажется, не очень.

Это напоминает здоровые животные инстинкты — но проблему составляло то, что Гермиона никогда не считала себя животным. Она всегда была уверена в том, что может с уверенностью называть себя человеком разумным.

Человеком здравомыслящим.

Не в этом году, Гермиона.

В этом году ты ведешь себя как идиотка. И в чём крылся секрет этого поведения, оставалось только догадываться. Хотя… ответ был, пожалуй, даже слишком очевиден. Дело в Малфое. И думать не о чем.

Это он виноват во всём, что произошло и происходило за эти месяцы. Это он виноват в том, что его близкое присутствие настолько привязало её к нему. Слишком сильно. Слишком крепко.

Настолько, что она готова… как он сказал? Подставляться ради того, чтобы помочь ему.

Нет. Ты делаешь это ради своей семьи. Ради того, чтобы спасти их. Не позволить каким-то чокнутым психам и помыслить о том, чтобы причинить вред её родителям. Чтобы причинить вред вообще кому-либо ещё.

И теперь, когда они с Малфоем уже решили для себя примерный план действий, беспокоило нечто другое: рассказать ли о происходящем Гарри и Рону?

Она искренне не хотела врать своим друзьям, но от них появлялось всё больше секретов, и это становилось слишком неправильным. Но если она расскажет им, не сделают ли они хуже?

Ведь Гарри… он всегда был тем человеком, что сначала бросался сломя голову на помощь, а только потом просчитывал ходы. Так в этой ситуации поступать было нельзя. Здесь нужно было действовать деликатно. Так, чтобы никто и ничего не заподозрил. Так, чтобы всё настолько правильно, чтобы даже ты сам верил в это. А иначе всё укатится просто коту под хвост.

Вошедшая в класс МакГонагалл вернула Гермиону в реальное время, заставив открыть тетрадь и уставиться на доску почти бездумно, где зачарованный мел уже торопливо писал тему лекции, а гриффиндорка смотрела на осыпающуюся вниз белую пыль и думала о том, что если у них ничего не получится, она осыпется точно такой же пылью.

Если, не дай Мерлин, с её родителями что-то случится.

Но нет, думать об этом она не будет. Она не доставит такого удовольствия ни Курту, ни чёртовым приспешникам. Не поверит ни на секунду даже в возможность того, что этот сумасшедший дом и эти сумасшедшие люди могут и дальше действовать безнаказанно.

А к середине лекции она даже почти целиком переключилась на трансфигурацию, выкинув из головы все мысли, что не касались учёбы. Это всегда спасало. От любых переживаний.

Почти.

Ровно до того момента, пока вдруг корешок зачарованного дневника, что лежал на краю парты, не начал медленно менять цвет с серого на зеленый, что говорило о том, что во второй тетради сделали новую запись.

Гермиона спокойно дописала до конца предложения то, что диктовала профессор, и только тогда открыла дневник. Губы отчего-то норовили растянуться в неожиданной улыбке, и, осознав это, она быстро подперла подбородок рукой, читая аккуратный витой почерк, украшающий страницу — ровно под той записью, что она оставила в далеком сентябре.

Запись была короткой, в стиле Малфоя.

“Что с твоим выражением лица, Грейнджер?”

Она не удержалась и фыркнула, скосив взгляд на соседний ряд парт, за которыми сидели слизеринцы. Но Драко спокойно себе строчил что-то в конспекте.

Что ж, ладно.

Девушка окунула перо в чернильницу и склонилась над дневником.

“Думаю о том, чем мне предстоит заниматься после уроков.”

Она ответила честно.

Это действительно прессовало ее не хуже всего, что происходило кругом.

Необходимость играть кого-то с Куртом. Кого-то заинтересованного в этом фарсе. И не дать ему поверить в то, что это на самом деле только фарс. Гермиона никогда не была актрисой. Она не умела лукавить и врать достаточно убедительно. А в этой ситуации, скорее всего, придется соврать в первую очередь самой себе для того, чтобы с Миллером получилось хотя бы что-то.

Она не написала и пары предложений в конспекте, когда на странице начали проявляться буквы. Так, будто кто-то невидимый сидел рядом. Можно было без труда отследить движения пера.

“Странно. Мне казалось, что с такой безнадежной печалью на лице ты думаешь только обо мне.”

Она снова не удержалась и фыркнула.

С передней парты к ней обернулся Рон, и стоило поистине титанических усилий моментально прекратить улыбаться и изобразить покашливание. Сегодня Гермиона сидела одна: Невилл после вчерашнего бала лежал в лазарете с легким отравлением, а Уизли подсел к Гарри, чтобы было удобнее играть в чернильные бои на пергаменте.

Любовь к знаниям Гермиона не привьет им никогда, наверное.

“Ты снова слишком превозносишь свою значимость. Я вообще не имею привычки думать о самодовольных, зазнавш…”

Она не успела дописать последнее слово, когда оно оказалось нагло зачеркнутым. Закусив губу, девушка снова окунула перо в чернила и упрямо дописала:

“...зазнавшихся слизеринцах. Прекрати зачеркивать то, что я пишу.”

“С каким выражением лица ты думаешь обо мне?”

Запись появилась сразу же, и от нее почему-то похолодело в животе.

Наверное, от неожиданности. Не это она ждала увидеть.

Скорее, что-то вроде очередного подкола, а не откровенного вызова. В стиле Малфоя. Опять же.

Гриффиндорка вновь покусала губу, лихорадочно размышляя. А затем опустила перо в чернила.

“Я уже сказала, что не думаю о тебе. Исходя из этого: откуда я могу знать, какое у меня будет выражение в этот момент?”

Кажется, вполне достойно.

Да и в самом деле — откуда она может знать? Будто перед ней постоянно висит зеркало, чтобы наблюдать за этим.

Несколько минут она старательно писала конспект, пытаясь вникнуть в то, что рассказывала профессор, но непослушный взгляд все равно опустился на страницы открытого дневника.

“Давай попробуем?”

Грейнджер нахмурилась.

“Что ты имеешь в виду?”

“Думай обо мне, а я понаблюдаю за тобой.”

Гермиона уставилась на запись. А потом повернула голову к Драко.

Он строчил что-то в своем конспекте, только на этот раз углы его губ были слегка приподняты, словно несколько секунд назад он улыбался. Ему определённо нравилось дразнить её.

“Нет!”

Боже мой, это так глупо.

Она покачала головой, возвращаясь к пергаментам и пытаясь вникнуть в последние строки, которые написала. Эти малфоевские игры были явно не для неё, и если он рассчитывает на то, что она примется за подобное дуракаваляние…

“Допустим… Вспомни мой рот.”

Она обомлела.

Что?! — бесшумно возмутились губы, а кровь прилила к щекам.

Гермиона едва не поперхнулась ставшим вдруг тяжёлым воздухом, торопливо отводя от дневника глаза.

Даже если бы перед ней стоял сам Годрик и приказывал повернуть голову, она бы не сделала этого. Наверняка выражение лица слизеринца так и исходит этой извечной насмешкой.

“Ты в своём уме?”

И она уткнулась взглядом в кончик пера, который замер на точке в вопросительном знаке, ожидая ответа.

Господи, какого чёрта он себе позволяет? Вспомнить его рот? Будто бы его можно было забыть хотя бы на несколько секунд. Если бы ты знал, Малфой, что моменты, когда тебя нет у меня в голове, можно пересчитать на пальцах, ты бы не так радовался.

“Ты покраснела.”

“Мы на уроке, Малфой!”

“Никогда не думала о сексе, сидя за партой?”

Чёрт возьми!

Только не красней ещё сильнее, пожалуйста.

Она переборола желание прижать к предательски розовеющим щекам ладони.

“Я же не ты. Чтобы думать об этом постоянно.”

Она всё же скосила напряжённый взгляд за соседний ряд.

Драко сидел, уперевшись локтями в край стола и покусывая губу. Встретившись с ней глазами, он слегка прищурился, расплываясь в ухмылке.

Гермиона еле заставила себя не зашипеть от бесполезной ярости. На себя в первую очередь. Потому что… потому что она хотела повестись на этот бред.

“Попробуй. Тебе же понравилось на уроке Флитвика?”

Гриффиндорка скрипнула зубами.

“И вовсе нет.”

“Жаль, что это была только моя рука, да?”

Мерлин всемогущий.

Выдох застрял в горле. Судорожно сглотнув, она окунула перо в чернильницу.

“С меня хватит, Малфой. Ты совсем потерял совесть. Я убираю эту штуку.”

Что-то похожее на сдавленный смешок коснулось слуха. Так тихо, что она даже засомневалась — не показалось ли.

Идиот. Просто зла порой не хватает.

И прежде чем закрыть дневник, Грейнджер заметила запись.

“Хорошо. Просто знай, что я сейчас думаю о вчерашнем вечере и твоих губах.”

Это заставило захлопнуть тетрадь с шелестящим хлопком. Пустой взгляд упёрся в макушку Рона.

Так.

По крайней мере, работоспособность и функциональность тетрадей они проверили. И беспокоиться было не о чем.

Кроме одного лишь.

Некто до офигения самовлюблённый сейчас сидит в нескольких шагах и думает о… блин.

Совершенно некстати вспомнился Симус и его несчастное выражение лица на днях. “Женщины такие жестокие…”

Гриффиндорка на мгновение призадумалась. Интересно, а у неё могло бы получиться?..

Стоп.

Даже не смей. О подобных глупостях. Когда ты фактически шагаешь по лезвию ножа.

Она слегка повернула голову.

Малфой по-прежнему делал записи в пергаментах конспекта, но заметив движение, бросил в её сторону быстрый взгляд, в котором слишком хорошо были видны пляшущие черти.

И. Блин.

Она сама не поняла.

Но кончик языка уже юркнул по нижней губе, надавливая и втягивая её в рот.

Мерлин, — внутренний голос тяжело и безнадёжно вздохнул. Ну и что, по-твоему, ты делаешь?..

А Драко застыл, и Гермиона заметила, как серый взгляд жадно прослеживает это движение. В следующий миг она уже отвернулась, не намереваясь больше смотреть влево. Ни разу. Никогда в жизни.

Она вообще не поняла, зачем сделала то, что сделала.

Глупо, немыслимо. По-детски. Или наоборот — слишком по-взрослому. Это не её, это не она. Она бы никогда не…

…но он так смотрел.

И, словно в наказание, корешок дневника начал зеленеть.

С замиранием сердца она приподняла обложку кончиком пальца.

“Ещё раз — и я опрокину тебя на парту прямо здесь.”

В животе свело, и гриффиндорка в млеющем, прекрасно-гипнотическом ужасе впихнула тетрадь в сумку. После чего замерла, сжимая в пальцах перо и судорожно ловя слова из лекции МакГонагалл, пытаясь выбросить из головы мысли, от которых щёки норовили зажечься румянцем.

Слишком далеки они, пожалуй, были от трансфигурации.



Эта тишина была нездоровой.

Нарцисса не помнила, когда в Мэноре в последний раз было блаженно-тихо. Извечное беспокойное гудение крови в ушах, извечное напряженное прислушивание. Извечное ожидание.

Всё это кричало даже сейчас.

Но кричало сглаженнее. Спокойнее. Как кричит ребёнок, которого мать уже прижала к груди.

Потому что сегодня филин принёс ответ от Драко. Короткое, почти торопливое письмо, которое Нарцисса уже выучила наизусть. Каждое слово.

И дневник.

Незаполненный, тонкий, напоминающий простую тетрадь, каких в ящиках стола у Люциуса были десятки. На первой странице кратко указаны правила пользования. А ниже приписка:

“…это поможет разобраться. Я что-нибудь придумаю, но мне нужна помощь, чтобы прекратить это. Твоя помощь. Узнай у Логана. Хотя бы что-то о том, как они действуют. О том, какую роль принимает во всём его сын. Важна будет любая мелочь. Любая зацепка…”

Нарцисса трясущимися руками прятала тетрадь в самый нижний ящик стола.

Кусала губы в попытке успокоиться.

Сжимала в ледяных пальцах чашку с остывшим чаем, глядя куда-то сквозь окно, за которым собирались сумерки пятничного вечера.

Она прислушивалась к тишине поместья, делая короткие и отрывистые вдохи напряжёнными лёгкими.

Она думала.

“…ты не хотела, чтобы я вмешивался в это дело. Ты не хотела, чтобы меня это коснулось. Но иначе всё будет только хуже. Иначе не изменится ничего. Мы что-нибудь придумаем. Но для этого нужно действовать.

Не дай Логану узнать о том, что у тебя есть связь со мной. Не пиши больше писем — делай записи здесь. Сообщай обо всём, что тебе становится известно.

Одна просьба. Не спорь. Ты сама понимаешь, что это единственный выход. Единственное возможное спасение. И ты понимаешь, что произойдёт, если об этом узнает кто-то из тех, кто…”

Руки дрогнули так, что немного чая перелилось через края чашки, и женщина вздрогнула.

Она должна передавать сыну любую информацию, известную ей о происходящем. Она должна передавать её сыну. Подводя его к этому. К черте, граничащей со смертью. Окончанием чужих жизней.

Бездумно проводя салфеткой по фалангам пальцев, женщина снова уставилась в окно. Единственный выход.

Она, скованная обетом и Мэнором, не сможет сделать ничего.

Она сойдёт с ума от осознания того, что происходит на нижних этажах особняка.

И Логан не должен ни о чём узнать.

Всю прошедшую неделю, с тех пор, как он поселился в той самой спальне, о которой женщина предпочитала не вспоминать, они почти не виделись. Только на обеде, когда он спускался в столовую. Или когда пил кофе в гостиной, расхаживая взволнованно из одного угла комнаты в другой.

При появлении Нарциссы он всегда успокаивался.

Или делал вид, что происходящее вообще мало его волнует. Заводил какой-то отвлечённый разговор.

Лишь единожды он поинтересовался, не собирается ли хозяйка поместья принять участие в одном из ритуалов.

А она тем временем вглядывалась в тёмные глаза, боясь увидеть в них что-то, что перекликалось бы с безумием в глазах мужа, которое жило в нём в последний год жизни.

Каждый час прошедшей недели Нарцисса провела, вслушиваясь в каменную тишину. Желая услышать хотя бы что-то. Боясь услышать что-то. Иногда ей казалось, что напряжение достигало такого апогея, что стоит слуху уловить один стон или одно слово — и она просто сойдёт с ума. Моментально.

И это вынуждало плотно закрывать уши ладонями, сидя перед зеркалом порой по полночи, уставившись на собственное отражение. Позабыв о том, что на комнату наложено несколько заглушающих заклинаний. Позабыв о том, что она — женщина, некогда имевшая силы и стержень для того, чтобы защитить своего сына.

Сейчас она никого не защищала. Сейчас она отчаянно боялась — и об этом кричали широко распахнутые глаза, глядящие на неё с поверхности стекла. Из полумрака спальни.

Была ночь, был ужас, было осознание. Толчки и дыхание запущенного механизма, медленно набирающего обороты. И всё глубже и глубже пропасть, поглощающая последнюю надежду, оставшуюся на плаву.

Но Ральд своей сегодняшней посылкой выдернул её наружу. И она снова засияла, возвращаясь жизненной силой в глазах.

Надежда есть.

Выход есть.

Она не одна.

О появлении гостя известил тихий хлопок камина в холле.

Сегодня это даже кстати, подумала женщина, отставляя чашку и садясь ровнее в кресле.

Незапланированные визиты в Мэнор стали нормой. Правда, это касалось только Логана. Остальные же являлись лишь в назначенные дни.

То, что мужчина согласился вновь закрыть доступ перемещений в спальне, стало приятной неожиданностью. Трудно было представить себе больший дискомфорт, чем понимание того, что пока ты спишь, по комнате могут свободно передвигаться совершенно незнакомые люди. И об этом даже не пришлось просить. Просто пятью днями ранее Нарцисса спускалась в гостиную, когда огонь в камине холла внезапно стал изумрудным, а в следующий миг помещение заполнила туча сажи, как бывало всегда, когда камином пользовались впервые после долгого простоя.

— Нарци.

Логан не стучал.

Женщина уже заметила эту его особенность: он молча заходил, плотно прикрывая за собой дверь.

Она не вздрогнула. Слегка повернула голову и приветственно кивнула.

— Добрый вечер.

На нём серый костюм, а мантия перекинута через руку. Словно пришлось спешить, покидая то место, откуда он явился. Почему ей казалось, что каждый раз он являлся из разных мест?

Будто вестник, странствующий по миру. И возвращающийся к ней из раза в раз.

— Всё нормально? — мужчина остановился около кресла, в котором сидела Нарцисса.

— Да, — немного удивлённо. Глотая волнение. — А что, что-то случилось?

— Нет. — Брюнет побарабанил пальцами по бедру. — Совсем нет.

— Я не ждала вас сегодня.

— Но и не особенно расстроилась, что я пришёл.

Нарцисса со сдержанной улыбкой пожала плечами. Промолчала. А он решил уточнить:

— Визит вежливости.

И хмыкнул, лёгким движением отбрасывая мантию на подлокотник дивана. Садясь рядом, скользя взглядом сначала по стенам комнаты, а затем останавливаясь на потрескивающем камине.

Вопрос о том, почему он пришёл сегодня, отпал сам собой. Кажется, он выглядел очень уставшим.

Женщина смотрела, как тёплые блики касаются высоких скул и сжатых губ. Как золотят седину на висках. Она заметила, что разглядывание Логана порой успокаивало её. И даже сейчас.

В такие моменты голову посещали слишком глупые мысли. К примеру: он не причинил бы ей зла.

Так казалось.

Слишком казалось. Будто это действительно правда.

Но наверняка лишь фантазия. Потому что в следующий миг здравый ум шепчет: он убивал.

И это снова отталкивает.

Точнее, нет. Отворачивает. Всё равно что отвернуть мотылька от тусклой лампочки в темноте.

И надо же, эти соображения — вся эта куча, весь этот умственный сор — уже не удивляли. Почти считались ежедневным ритуалом.

— Чаю?

Интересно, давно ли подобные визиты стали считаться нормой? Что вообще для Нарциссы считалось нормой?

Статистическое повторение одного и того же действия из раза в раз? Если Логан будет приходить ежечасно, это тоже станет нормальным?

— Да, пожалуйста, — на медленном выдохе.

Всё-таки он устал.

Женщина негромко щёлкнула пальцами, и в комнате появился Ланки. Отдавая эльфу указания, она всё ещё смотрела на мужчину, который тем временем прикрыл глаза и расслабленно наблюдал за языками огня из-под ресниц.

Несколько минут прошли в тишине.

Позволили хозяйке Малфой-Мэнора ощутить то, что в какой-то мере её напугало: благодарность, разливающуюся, греющую изнутри. За то, что она не сама.

Отвлечённая мысль: что повлияло на то, что воспринимать этого мужчину как часть всей этой чёрной тучи, нависшей над их семьей, стало практически невозможно?

Нужно быть осторожнее с этим. Тем более, отныне у Нарциссы есть цель.

Что-то, что поистине важно. Что-то, что может всё вернуть. Видит Мерлин, тот факт, что у жизни появился определённый смысл, некая наполненность, придавал сил.

Когда эльфы подали чай, Логан только кивнул. Медленно протянул руку к чашке. Затем будто передумал. Опёрся локтем о диванную подушку и поднёс сжатые в кулак пальцы к губам.

— Что ты помнишь?

Вопрос повис в тишине комнаты, растворяясь в горящем камине.

Тихий. Такой, на который тоже положено отвечать тихо.

Женщина слегка наклонила голову, стараясь не показать растерянности, что на миг обезоружила её. Хотя… с недавних пор она редко бывала во всеоружии.

Мозг тут же заработал в поисках подвоха, но… что-то было в тоне Логана, заставившее отмести вариант того, что он пытается выведать. Вынюхать нечто определённое.

Это было просто… просто: что ты помнишь? Что у тебя на душе? О чём ты думаешь?

Это невероятно покоробило.

Потому что внезапно захотелось ответить правдой.

Рассказать о своём страхе и о том, что она была бы самой счастливой женщиной, если бы никогда не знала ни его самого, ни приспешников. Если бы никогда и ничего не вспомнила.

— Последним воспоминанием был Рождественский приём, — ответила Нарцисса, облизав губы и потянувшись к чайнику. Осторожно наливая чай в чашку мужчины, пока тот наблюдал за ней, не отнимая кулака от губ. — Когда здесь всё было украшено. И шумно. Много людей, постоянно задающих глупые вопросы, — она усмехнулась. — И постоянно нахваливающих дом. Я помню, как скучно было Драко и как он обрадовался, когда Аделина Забини с сыном всё же пришли, хоть и с опозданием. Люциус был не очень доволен тем, что дети за столом говорили только друг с другом.

Женщина отставила чайник, вновь облокачиваясь о мягкую спинку кресла. Под изучающим взглядом Логана обхватывая свою чашку пальцами и отпивая немного крепкого напитка.

— Он всегда хотел, чтобы наш сын проявлял интерес к тем темам, что поднимали за столом мужчины. Обсуждая образование, дела Министерства… но… Драко ведь был совсем мальчишкой. Всего пятнадцать лет.

И она снова с улыбкой покачала головой.

— О чём думают молодые люди в пятнадцать лет? Разве о делах в Министерстве?

Брюнет некоторое время смотрел на хозяйку особняка, будто размышляя о чём-то совсем, отвлечённом.

— Твоя память очень избирательна, — произнёс он наконец. — А что ты помнишь обо мне? Кроме того, что… — неопределённый жест рукой. — Обет.

О, Мерлин.

Сердце замерло, ударив вдруг с силой, словно обороняясь. Это едва не заставило сделанный было глоток чая встать поперёк горла.

Она медленно подняла глаза.

…тёплые руки на плечах. Скользящее движение кончиками пальцев.

“Ты можешь уехать отсюда…”

“Я тоже тебя насилую…”

“…раздевайся…”

И что-то в его глазах, требующее честного ответа. Прямого, как и заданный вопрос.

— Ничего, — голос спокойный и уверенный.

Тот самый голос, которому обычно верят. Которым обычно говорят правду.

Логан смотрел по-прежнему внимательно. Что он пытался высмотреть? Ложь? Воспоминание о том, что она помнила, что он помог ей? Нет. Ты не увидишь этого.

Ты не помог мне. Ты разрушил мой мир.

Ты продолжаешь его разрушать даже сейчас. И я хочу остановить тебя.

— Что ж, — он протянул руку. Взял свою чашку. — Хорошо.

Это не было хорошо.

Нарцисса поджала губы. А затем обратила к нему лицо:

— Что вы планируете делать дальше?

— Дальше? — глухо переспросил, глядя в камин. С небольшой заминкой. Женщина даже не успела удивиться, что он вообще прореагировал на вопрос.

— Я имею в виду… — Мерлин, пожалуйста, ты не должна запнуться. — То, что происходит. Что дальше? У вас есть план, когда в следующий раз поселиться в Мэноре ещё на неделю, допустим?

И замерла, затаив дыхание. Чувствуя, как холодная лента страха вьётся по позвонку, вниз, спускаясь по ногам до самых пяток. Он ведь не должен ничего заподозрить, правда?

Взгляд тёмных глаз на долгое мгновение вернулся к лицу женщины. Последующая за тем усмешка столкнула с души огромный камень.

— Вот ты о чём. Я разве мешал тебе всю прошлую неделю?

Нарцисса снова пожала плечами, не отводя чашку от губ, словно прячась за ней. Тщательно скрывая облегчение за опущенными ресницами.

— Это зависит не от меня, Нарци, — сказал он, когда понял, что ответа не будет.

— Правда?

Удивлённый возглас вырвался внезапно.

— Ещё какая, — его перебил собственный тяжёлый вздох. — По крайней мере, сейчас так. Даю сыну право выбора и свободу действий.

Чай снова встал поперёк горла. Нарцисса тихо кашлянула, отставляя наконец-то чашку. Драко говорил о том, что было бы неплохо разузнать хотя бы что-то о сыне Логана. А нужная тема так и плыла в руки.

Это показалось бы даже немного подозрительным, если бы женщина не верила в совпадения. Теперь зацепить бы правильную ниточку.

— Сыну... — протянула она, кивая.

— Всем рано или поздно нужно начинать взрослеть.

— Значит, ваш сын в будущем хочет стать таким же, как вы.

К лицу женщины приковался тяжелый взгляд.

— Таким же?

— Я имела в виду, — быстро исправилась она, — перенять ваше дело.

Логан задумчиво потер подбородок.

— Он уже такой же, как я.

Это определённо не хорошо. Это определённо что-то значило. Хватит расспрашивать, пожалуй. Потому что его взгляд постепенно становится достаточно осмысленным, чтобы догадаться о чём-то.

— Вот как.

— Ты сегодня словоохотлива, — Логан сцепил перед собой пальцы.

Нарцисса моргнула и едва переборола желание втянуть в себя побольше воздуха.

Просто. Естественно. Ты не делаешь ничего плохого.

— Я подумала, что это в любом случае касается меня. И решила немного узнать о… деле.

Мужчина кивнул.

Кажется, ничего не заподозрил. Не уличил во лжи.

Его мысли сегодня были очень далеки, как от Мэнора, так и от самой хозяйки особняка. Это было на руку, но одновременно задевало. Зачем-то ведь он пришёл сюда.

Нарцисса наблюдала. Как он думал о чём-то, поглаживая подушечками пальцев подбородок. Как взгляд постепенно терялся, направленный в огонь. Желая сгореть, наверное.

— У вас что-то случилось, — негромко произнесла она.

Её это решительно не касалось. Но слова сорвались с губ.

— Нет, — Логан ответил спокойно. После чего неторопливо поднялся, подцепляя рукой мантию. Наверное, начал сомневаться в том, что на большее количество времени его просто не хватит. И настоящее состояние придёт на смену этому показному спокойствию. — Спасибо за чай.

Женщина кивнула, провожая его взглядом до двери.

Походка не менялась. Такая же уверенная и правильная.

— Вы могли бы… — она не ожидала услышать собственный голос. — Ну…

Когда он остановился на пороге, поворачивая голову и приподнимая брови, запнулась.

— То есть, вы же зачем-то пришли.

— Всё в порядке. Тяжёлый день в Министерстве. После таких дней не всегда хочется возвращаться в пустой дом.

Пустой дом.

Нарцисса замерла с приоткрытым ртом, глядя, как его фигура исчезает за створкой двери.

Почему ей никогда не приходило в голову, что Логану может быть порой так же одиноко, как и ей в этой клетке? Потому что он никогда не говорил о подобном?

Ноги сами подняли тело, а в следующий момент она почти выбежала в холл.

— Я подумала, что… вы можете остаться, если хотите.

Голос отдался эхом в просторном каменном помещении. Логан уже шагнул в камин и теперь только обернулся через плечо.

— Ваше присутствие действительно не мешало мне всю прошлую неделю, и если хотите… всего один вечер, ведь у вас есть своя спальня и…

Женщина запнулась, когда заметила растягивающую тонкие губы ухмылку.

Какое-то время они молчали, глядя друг на друга, а затем мужчина покачал головой, продолжая улыбаться.

— Доброй ночи, Нарци.

И порция летучего пороха ударила его по ботинкам, а гудящий изумрудный огонь заставил Нарциссу на мгновение прикрыть глаза. Чему он улыбался?

И почему, Мерлин, она вообще предложила ему… это? Остаться на ночь в Мэноре — зачем? Это так глупо. Так… безответственно.

Нужно поскорее списать этот поступок на жалость. Но жалость была абсурдна. Это не тот человек, которого нужно жалеть. А импульсивность — не то, на что нужно полагаться в данной ситуации.

Понадобилось несколько секунд, чтобы тряхнуть головой, пытаясь выкинуть ненужные мысли из головы. И ещё секунда, чтобы решительно вздохнуть, делая шаг к лестнице.

Размышления об этом человеке были опасны. Как и он сам. Как и её воспоминания.

Нужно сообщить Драко то, что удалось узнать.

Это должно здорово отвлечь от глупостей.



Бездумное перелистывание страниц — это всё, на что сподобилось сейчас его тело. В то время, как мозг лихорадочно работал, вынуждая взгляд время от времени опускаться на строки, написанные матерью.

Малфой до конца не был уверен в том, что она согласится поддержать его. Поддержать их в этом… наверное, сумасшествии. Но это были те самые трепыхания, которые выбора обычно не оставляют. Ты либо поступаешь так, потому что иначе не получится, либо поступаешь так, потому что иначе будет только хуже.

И здесь включались оба варианта.

Курт причастен.

Поднимите руки, кто удивлен.

Это уже не было неожиданностью. Это было данностью, и, прочитав эту фразу от матери, Драко даже не удивился. Только снова взглянул на наручные часы, которые показывали восемь двадцать.

А Грейнджер в библиотеке. С ним.

И, честно говоря, сейчас слизеринец готов был плюнуть на всё, помчаться в эту чёртову… и…

И.

Сделать что-то. Хотя бы что-то. А не сидеть на небольшой ступеньке перед самым портретом дремлющей Рвотной Дамы, теребя пальцами края дневника. Борясь с желанием уронить голову на руки и ждать, пока в голову придёт идея. Другая идея, не требующая мишени в лице Грейнджер.

Почему он сидел здесь? Сам. Вслушиваясь в тишину монолитных стен. Наверное, он успокаивался. Если с утра настроение было вполне неплохим, то в течение дня оно медленно менялось. Сначала, когда он решился-таки написать матери, вырвав предварительно из дневника Грейнджер первый лист с их перепиской. Потом, когда отправил Ральда. Еще позже, когда ждал ответа, буравя взглядом тетрадь.

И теперь, получив ответ.

С одной стороны это принесло облегчение, а с другой — если мать согласилась на подобное, значит ситуация действительно дерьмовая. Что, по сути, было очевидно изначально.

И еще одно.

Где чертова Грейнджер?

И если она не появится через полчаса, Малфой сам пойдёт туда. И лучше бы ей появиться, видит Мерлин.

Тем более, у них патрулирование в девять. Не пропустит же она патрулирование. Он не позволит пропустить грёбаное патрулирование.

Взгляд снова наткнулся на дневник.

“...милый, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, потому что я не имею никаких идей о том, что ты задумал, и как возможно остановить приспешников, не нарушив Обет и не попавшись Логану. Но я сделаю всё, что возможно. Всё от меня зависящее. Я верю тебе, и если ты уверен в том, что всё получится, то я тоже уверена. Потому что однажды именно ты остановил это. И теперь сумеешь…”

И в этих словах из всей записи матери Малфой почувствовал такую огромную волну надежды, что ему стало страшно.

Снова. Слишком сильно. Так даже почти не бывает, наверное.

Потому что единственным страхом, пронесённым из самого детства, через всю свою жизнь. Единственным. Неизменным. Было — не оправдать.

Люциус всегда ждал чего-то от него.

Все всегда чего-то ждали от него, глядя на Люциуса. Отец всегда был тем, кто внушал. Сначала - он. А потом люди сами решили, что хотят поступать так, как он считает нужным. Так ведь и обозначается правильность, не так ли?

Что правильно, а что нет — решает сильнейший. А остальные тащатся за ним, как овцы.

Малфой не понимал одного. Неужто даже призрак отца всегда будет оставаться тем самым, сильнейшим? Неужто призрак — опозоренный, опущенный, почти лишённый всего ещё при жизни — сильнее? Неужто?

И где граница, переступив которую ты выходишь из чьей-то тени? И можешь создавать свою собственную. Становиться не воплощением, а воплощаемым?

Неужто есть те, кто в тени родился и в тени умрёт. Лишь отголоском того, кого уж и в живых-то нет.

Тихие шаги заставили поднять голову и заметить её фигуру, спешащую по огромному, широкому коридору к Башне. К Малфою.

Облегчение в груди он даже не брался для себя объяснять. Бессмысленно.

Грейнджер шла быстро, но движения её говорили не о напряжённой торопливости, а облегчённой. Словно она долго сидела в комнате, в которой висела стойкая вонь, и теперь с удовольствием шагала, вдыхая чистый воздух.

Драко не шевелился. Только медленно откинул голову назад и уперся затылком в стену, наблюдая за приближающейся гриффиндоркой из-под ресниц. Когда она его заметила, шаг слегка сбился, а пока девушка дошла до портрета, взгляд стал обеспокоенным.

— Что-то случилось?

— Нет.

— Пароль забыл?

Малфой фыркнул и медленно поднялся:

— Очень смешно.

— В таком случае, почему ты здесь?

Жду тебя.

Ага. Хера с два я это сказал.

— Там слишком жарко, — быстрый кивок в сторону гостиной. Приподнятые брови Грейнджер заставили закатить глаза. — У меня была приятная вечерняя встреча. Мы отлично провели время.

— Встреча, требующая остывания в холодном коридоре, судя по всему.

— Определённо.

Губы гриффиндорки округлились в секундное немое “о…”. Быстрый кивок головы дал понять, что она поверила.

И всё бы хорошо, если бы не крошечное уточнение: встреча была с Забини. Они договорились встретиться в десять вечера на шестом этаже, у ванной старост. Во время патрулирования.

Нужно было поговорить. Им, втроём. И ни Забини, ни Грейнджер пока не знали о том, что отныне будут действовать сообща.

Сегодня узнают.

Ничего. Всегда нужна подстраховка.

За последний год это правило накрепко вкипело в мозг Драко.

Но ей-то знать необязательно, правда?

Тем более… что-то появилось в тёмных глазах, но исчезло почти сразу же. Она только вздёрнула подбородок и быстрым движением завела прядь волос за ухо.

— Ясно. Ну, можешь ещё посидеть, а я зайду, если ты не возражаешь. Здесь прохладно. Фениксус.

А вот это — чёрта с два.

Во-первых, какого хрена последнее слово за ней?

А во-вторых, ему не понравилось, как прозвучало её иронично-идиотичное “если ты не возражаешь”. Поэтому он скользнул за ней в образовавшийся проём. Специально едва-едва зацепил плечом худое плечо.

Грейнджер специально проигнорировала.

Драко остановился у дивана, наклоняясь и упираясь свободной рукой в мягкую спинку. Провожая девушку взглядом, пока та следовала к лестнице в свою спальню.

— Ну и как всё прошло?

Это что, он спросил?

Нахера?

Гермиона остановилась. Обернулась, будто нехотя.

— Нормально. Он был очень милым.

Что?..

Это определённо неверный ответ.

Драко открыл рот, чтобы переспросить, но она перебила:

— Подал мне руку, когда я поднималась со стула. И десять раз извинился, когда облил мою юбку. А потом угостил конфетами. Ещё мы немного посидели в галерее. Просто болтали.

Твою-мать-что?

Пальцы сжались на материи, сминая диванные подушки.

Они болтали в галерее. Пока Малфой ждал её, уверенный в том, что она, бедная-несчастная, мучается от нежелания находиться в грёбаной библиотеке с грёбаным Миллером.

А они болтали. Просто болтали в галерее.

Драко чувствовал себя идиотом.

— Я имел в виду, — прорычал он сквозь зубы, — ненужные вопросы.

— Какие именно? — Грейнджер невинно подняла брови. — Все вопросы были вполне уместны.

Она просто издевается.

Поэтому. Только поэтому он сжал губы, чтобы не рявкнуть что-то лишнее сейчас. Давал шанс не довести до греха. Но спокойный тон дался нелегко.

— Что насчет вопросов личного характера?

Гермиона приглушённо вздохнула.

Блять, прекрати это. Прекрати играть со мной.

Я вижу, как фальшиво ты задумываешься, прикусывая губу, как постукиваешь пальцем по кончику носа, изображая работу мысли.

— Только один, — наконец изрекла она.

А ему показалось, что от бешенства, всё более загустевающего в жилах, на голове начинают шевелиться волосы. Потому что она, по всей видимости, продолжать не собиралась.

Выдавливая из него уточняющие.

— Какой?

Странно, что не подавился им.

— Есть ли у меня молодой человек.

Сука. Я убью его. Просто ко всем чертям.

Малфой фыркнул. Её задело — она поморщилась.

Интересно, а зачем они это делают?

Зачем усложняют? Почему они не могут поговорить, как сегодня утром в классе. Без лишних рывков и злости, которая, блин, просто кипела, когда он думал о сраном когтевранце.

Да потому что это вы, Малфой. Ты и она. И иначе разговаривать у вас не получится. Даже имея общее дело.

Поэтому, ради Мерлина, оставь эту хренову тему и просто…

— Мне мать ответила, — он бросил дневник на журнальный столик. Пронаблюдал заинтересованный взгляд Грейнджер. Она даже сделала торопливый шаг к нему, на секунду теряя эту-свою-маску.

— Да? И что там?

— По счастливому совпадению к ней заявился Логан сегодня. Она кое-что узнала. Твой Курт, судя по всему, открывает счёт в их игре. Папаша дрессирует его, позволяя выбирать цели, — Драко говорил не спеша, наблюдая, как девушка откладывает сумку и протягивает руку к тетрадке, осторожно пролистывая. — Ждёт, пока он наиграется. Так что ты уж постарайся, Грейнджер. Этот шанс может стать последним. И за дело возьмутся приспешники, а не сыночек их главаря.

Тёмный взгляд впился ему в лицо.

— Ты говоришь слишком пренебрежительно о том, кто доставляет такую массу проблем.

— А ты его защищаешь?

— Будут ещё идиотские предположения? — она закатила глаза и фыркнула, складывая руки на груди.

— Значит прекрати подмечать подобную херню.

— Что?

— Я о том, что ты сказала о пренебрежении. Он не заслужил уважения. Чертова пешка.

— А ты не был "сыночком главаря", Малфой?

Слизеринец почувствовал, как дрогнула его верхняя губа.

А действительно, Малфой. Не на своё ли протеже ты раскрываешь рот?

Он ощутил злость. Скрипнул стиснутыми зубами.

— Я никогда. Не имел отношения. К этому.

Но это ничего не меняет.

Не так давно от Драко шарахались. Его боялись. И всё смешалось в такой тугой коктейль, в котором уж и не различить ингредиентов. И не отделить страх от уважения. Обвинителей от защитников.

Это факт. А причина ясна, как божий день.

— Твой отец посчитал, что ты не достоин? Убивать грязнокровок. Или, может быть, ты бы побрезговал? А, Малфой? Хотя это не мешает тебе спать с одной из них.

— Закрой рот!

Этот рёв заставил её заткнуться. Вздрогнуть. А впившиеся в спинку дивана пальцы побелели. Медленный дрожащий выдох - и зажмуренные глаза стали откровением, повисшим в зазвеневшей тишине комнаты. Он опустил голову, тяжело дыша.

Что ты делаешь, блять. Что ты делаешь? Не касайся моего отца в разговорах. Никогда. Никогда не касайся, гриффиндорская… гриффиндорская…

Господи, да он даже не мог назвать её. Сукой, шлюхой, дурой. Как раньше.

Почему?

ПОЧЕМУ?

Словно какая-то его часть неотвратимо менялась. И так было нельзя. Это плохо.

— Просто закрой рот, Грейнджер, ладно? Просто заткнись, хорошо?

Господи, как это жалко. Мог бы хотя бы не срываться на херов шёпот.

Держись. Возьми себя в руки. Давай.

Но отец уже смотрел на него из-под закрытых век. И почти слышен был его смех. Гнилой, загробный.

Я ненавижу этот смех. Я ненавижу тебя.

Но ты и так слишком долго молчал, верно?

Слабак. Ты слабак. Ты и твоя невозможность взглянуть правде в глаза.

Малфой почувствовал движение, а в следующий миг Грейнджер уже стояла перед ним. Стояла молча, впившись ногтями в ладони. И он ощущал её желание прикоснуться. Если не путал с собственным желанием прикосновения.

Но не сейчас.

Сейчас она поняла. И тихий голос подтвердил это, мгновенно впитавшись в виски. Ложась прохладной плёнкой на воспалённый мозг.

— Прости.

Драко чуть не вздрогнул, как от удара. Сдержался, на мгновение крепче зажмурив глаза, а затем встретился с Гермионой взглядом, поднимая голову.

Неважно, Грейнджер. Забей.

— Через двадцать минут патрулирование, — он оттолкнулся ладонями от дивана, делая шаг назад.

Девушка не двигалась. Просто смотрела. И если бы не диван между ними… У нее взгляд был слишком проникающий. Это нервировало и напрягало. Малфой морщился.

— Иди собирайся. Я не буду ждать тебя.

Она смотрела.

Да что такое? Прекрати это. Мне на хер не нужна твоя гребаная жалость.

— Слышишь меня? Иди собирайся.

Она выдохнула. Медленно отворачиваясь. Откладывая дневник на стол. И Малфой видел, что она хочет извиниться. Снова.

Нахер. Подавись этим.

И. Наконец-то. Разворачивается и идет в сторону лестницы.

А Малфой ждет, пока дверь в ее спальню с тихим хлопком закроется. Он позволяет себе зарыться лицом в ладони.

Твою мать.

Пусть это либо закончится, либо сорвет крышу побыстрее. Потому что. Он уже не понимал, где нормальность. Не понимал, в чем она проявляется.

То ли этот шепот в мозгах.

То ли огромные, распахнутые глаза. Карие и горячие. Несущие в себе ту тишину, в которую так сложно поверить. К которой так легко привыкнуть.

Возможно, именно это с ними и произошло.

Они оба привыкли к тому, чего нельзя было допускать к себе на расстояние пушечного выстрела. Чего нельзя было даже предположить. К тому, что вызвало бы только недоуменный смех еще полгода назад.

И, Мерлин. Он не знал, было ли это спасением.

И с каких чертовых пор он начал называть привычку необходимостью?

Плохо, Малфой. Очень плохо, Малфой.

Кажется, ты в полной заднице.