Глава 14.

— Погоди, — успела выдохнуть Гермиона прежде, чем горячие губы накрыли её рот.

Руки замерли на полпути к Малфою, застывая и не решаясь оттолкнуть, а он уже прижался к ней, вынося из головы последние здравые мысли.

Мерлин, зачем он расстегнул рубашку? Кожа груди слизеринца, кажется, была раскалённой, пылающей, несмотря на бледность, напоминающую мрамор. Ей впору быть холодной, будто лёд, но она же наоборот — плавила. Заставляла растекаться.

Девушка ощущала этот жар сквозь ткань собственной одежды, невольно прижимаясь к нему, позволяя пальцам стиснуть её плечи и впечатать спиной в шкаф, пока губы сминались под напором жёсткого рта. Хребет упёрся в твёрдую перекладину, и, наверное, ей было бы больно, если бы она осознавала хотя бы что-то.

Гермиона приоткрыла глаза, встречая прямой взгляд. Злой, холодный, даже холоднее, чем обычно. Чем тот, к которому она привыкла. Необъяснимое желание смягчить его.

Откуда оно взялось?

Руки осторожно коснулись плеч. Губы приоткрылись, но рот Малфоя тут же соскользнул, оставляя быстрые поцелуи по линии челюсти, вынуждая откинуть голову, подставиться под него. Пальцы вцепились в ткань рубашки. Дыхание слизеринца вызывало дрожь, но она чувствовала, что что-то не так. Он не такой.

— Малфой, — выдох показался слишком невесомым, но поцелуи прекратились.

Ждал.

Пальцы тем временем выпустили её плечи и принялись за пуговицы гриффиндорской рубашки.

Он так быстро расстёгивал её.

Прохладный воздух библиотеки опалил живот. Девушка против воли втянула мышцы, задерживая дыхание.

— Стой. Подожди.

Драко едва не зарычал, чувствуя напряжение и почти страх в дрогнувшем голосе. Оторвался от нежной кожи, поднял голову.

Какого хера ты хочешь?

— Что случилось, Грейнджер? — собственный тон показался ему обесцвеченным, будто серым, лишённым чего-либо. — Разве ты не этого добивалась?

— Малфой…

— Малфой, хм? А как же “Драко”? — он растянул собственное имя на манер её выдоха, который так чётко отпечатался в его мозгу со вчерашней ночи. - Миллера ты тоже звала "Миллер"?

Взгляд Гермионы замер на его лице. Она всматривалась в него, будто пытаясь увидеть что-то, скрытое от неё. Не понимая, что случилось.

Или это была злость?

Это из-за того, что произошло в Хогсмиде?

Гермиона закусила губу, чувствуя, как в носу начинает покалывать. Это был не он. Не Малфой, не такой. Но его прикосновения и застывшие на последней пуговице руки заставляли безостановочно трястись.

— Я не понимаю, — тихо произнесла она, не отводя глаз.

Драко стиснул челюсти.

Да что ты?

Я тоже не понимаю, почему подбираю ошмётки за каким-то когтевранским уродом. Не понимаю, почему не могу отпустить-тебя-блять на все четыре. Я не понимаю, почему ты убиваешь во мне то, без чего я не смогу, Грейнджер.

Я ни черта не понимаю.

Выдохнул, когда она вдруг потянулась к нему. Лицом, губами, руками.

Тёплые пальцы погладили ключицу, и он еле успел взять под контроль судорожный выдох от нежности этого прикосновения. От жара, который разносился по телу от него же. Он не мог себе позволить так просто сдаться на милость рукам Грейнджер. Просто не мог.

Тем более, когда она снова подалась вперёд, облизывая губы.

Малфой перехватил и крепко сжал двумя пальцами тонкий подбородок, отводя его в сторону, наклоняясь и впиваясь в её шею жёстким поцелуем. Останутся следы, он был уверен, но — пусть. Пусть она потом видит. Его клеймо на себе. Яркие красные пятна на белой коже. Он почти представлял их в полутьме библиотеки. Странно, что после Миллера она чистенькая.

Или свела всё?

Гриффиндорка задохнулась — он почувствовал губами судорожное движение. Его это заводило.

Почти против воли, он возбуждался ещё больше, чем до этого, на коленях, между её разведённых ног, несколько минут назад, ощущая как тёплые ладони теперь не гладят, а цепляются за его спину. Пальцы рванули с тонких плеч тонкую ткань, спуская её к локтям, сковывая движения. А она так выгибалась навстречу, словно делала это каждый день. Или пару часов назад. В тот же момент из горла Гермионы вырвался тяжёлый полустон.

Как грёбаное подтверждение его мыслей.

Плевать. Плевать, которым я у тебя буду, Грейнджер. Я просто сделаю это.

Потому что, твою мать, я хочу тебя как проклятый.

- Я трахну тебя и всё это пройдёт... - рычит, прикусывая кожу за ухом. - Исчезнет из меня. Мне просто нужно...

Руки скользят вверх, по втянутому животу, рёбрам, оглаживают каждое, обхватывают небольшую грудь, совсем не такую, как у Пэнси. Маленькую и упругую. И всё, всё, чёрт возьми, как вчера. Когда он не сомневался, что был единственным, кому грязнокровка позволила касаться себя так. Ласкать напряжённые соски, чувствуя лихорадочное биение сердца под ладонью.

Какого же грёбаного хрена его это так сильно душит сейчас? Разрывает на желание убить и желание оказаться глубоко в ней.

— Ещё…

Снова, как вчера.

Она ничего не соображает. Её сдавленный шёпот пробился в его мозг. Пробрал до дрожи, заставляя на несколько секунд забыть, кто она. Что она. Губы сминали кожу ключиц, впиваясь, кусая, пока пальцы стаскивали бретельки лифчика, освобождая грудь.

Тонкие руки тут же метнулись вверх, но Драко перехватил их, отводя и прижимая к полкам.

Нет, Грейнджер.

— Не лезь... — выдохнул, наклоняясь ещё немного ниже, чувствуя сбитое дыхание в своих волосах. - Мне нужно.

Губы обхватили сосок, и глаза Малфоя прикрылись от глухого стона, который ударил по сознанию. Почти физически. Заставляя слегка сжать зубы на твёрдой вершинке, а её спину — сильнее почти-вывернуться, так сильно она вжалась в него. Кажется, вот-вот раздастся хруст позвоночника.

Горячие пальцы зарылись в волосы на его затылке.

Тебе приятно, Грейнджер. Снова течёшь. Мокрая, даже не успела высохнуть. Опять из-за меня. Извиваешься, как кошка. Хочешь ещё. Я знаю, ты хочешь.

Меня. В себе. Прямо сейчас.

Ладони обхватывают сжатые бёдра и с нажимом ведут вверх, поднимая юбку. Девушка плотнее стискивает их. Это заставляет его оторваться от груди и поднять голову, вопросительно глядя ей в глаза.

Какого хрена не так?

Её взгляд прямой, распахнутый. Полный… твою мать, он не будет в этом разбираться. Хватит забывать, что сейчас на первом месте собственное удовлетворение желания. Она уже всё получила. Миллер наверняка хорошенько её... Чёрт, не думай.

И он не думает.

Просто протискивает колено между ног девушки, облизывая губы, на которых всё ещё чувствует вкус её кожи. Карие глаза расширяются, не отрываясь от его лица. В её взгляде борьба.

На секунду Драко застывает, чувствуя, как она напрягается. Что за игры, Мерлин? Он хочет её, а она хочет его - и лучшее подтверждение этого здесь. Снова под его пальцами, нащупывающими ткань трусов. Насквозь мокрую. И от этого сводит дыхание, потому что Малфой уже почти представляет, как это - быть в ней. Глубоко и горячо, двигаться, смотреть в запрокинутое лицо.

Колено не даёт ногам снова сжаться, но Грейнджер стыдливо прячет взгляд, отворачиваясь, закусывая губу.

Руки смещаются немного глубже, и Малфой подхватывает её под ягодицы, разводя ноги шире и подтягивая вверх так, чтобы раскрытая для него промежность оказалась на уровне паха. Так, что можно прижаться. Сильно. И сделать несколько лёгких толчков, будто он уже трахал её.

Отчаянный румянец заливает щёки, и Гермиона поднимает глаза.

Мерлин, она распахнута перед ним.

Его руки, его тело. Всё это так близко. Напряжённое лицо в нескольких сантиметрах от её собственного. Вздымающаяся грудь. Рёбра, мышцы, натягивающие кожу, когда он делает эти... невероятные движения, которым вдруг захотелось вторить. Подаваться навстречу, чтобы было больше. Мускулистый живот. Хотелось прикоснуться, но... локти по-прежнему сковывала наполовину снятая рубашка. Раздражающий кусок ткани.

А во взгляде серых глаз читается такое дикое, почти первобытное желание, слегка испачканное... что это? Сомнение? Недоверие?

Злость?

Так хочется снять это с него. Отклеить, как прилипшую плёнку.

Она слегка выгибается, заводя руки за спину и стаскивая мешающую ткань. От этого движения прижимается к Дрко ещё плотнее — Господи, он настолько возбуждён, что сводит дыхание, — его руки сильнее стискивают кожу ягодиц, пока настороженный взгляд следит за каждым движением. Гермиона торопливо подавляет стон, поднимая ноги и обхватывая ими узкую талию Малфоя. Робко. Неумело.

Тот всё ещё продолжает смотреть, будто испытывая. Проверяя, как далеко может зайти Грейнджер. А она... растерянно замирает на несколько секунд, теребя пальцами материю снятой рубашки. Затем отбрасывает её на пол и несмело протягивает руки, едва не вздрагивая от ощущения кожи под пальцами. Его взгляд останавливает её, но слизеринец ничего не предпринимает, только сжимает зубы.

Что я сделала? Почему ты злишься?

Но вопросы вылетают из головы — ладони прижимаются к широкой груди сильнее, движутся вверх, к плечам, под ткань рубашки, попутно снимая её. Малфой снова облизывает губы, когда пальцы жадно оглаживают его кожу.

Взгляд приковывается к небольшому пятнышку на его шее. Засос?

И вопрос. Этот проклятый вопрос не удерживается за зубами.

— Это Пэнси? — и, будто застряв в загустевшем воздухе, повисает между ними.

Драко усмехается, прекрасно понимая, о чём она. Заставляя себя по-прежнему смотреть девушке в глаза. Вчерашний вечер жужжащим воспоминанием проносится в сознании: горячие губы Грейнджер на его шее. Ощущение жаркое, влажное. Прямо на этом месте.

А потом. В ванной, утром. Добрых полчаса перед зеркалом, не отрывая взгляда от маленького полумесяца над ключицей. Сжимающиеся на палочке пальцы. Конечно же, он сведёт эту мерзость. Этот след, напоминающий о ней. О том, что произошло.

И даже рука поднимается. Только губы невозможно заставить произнести нужные слова.

Он сведёт. Конечно.

А потом потуже замотанный на шее шарф и свитер под горло.

Он сведёт.

Позже.

— Да, это Пэнси.

Она никогда не узнает, что отметины Паркинсон не живут на его теле больше пары минут после секса.

Короткий ответ почти бьет её, словно пощёчина. И она даже моргает так, словно он ударил.

Пальцы, будто обжёгшись, отстраняются от засоса. Замирают в сантиметре от него. Поднимаются вверх и на мгновение касаются губ Драко. И что-то слишком искреннее в этом. Слишком сильное, настолько, что внутри давятся яростью черти. Он подавляет в себе желание приоткрыть рот, прихватить нежные подушечки, которые уже скользят по скулам, к раковинам ушей, на затылок, снова по шее, вниз.

Миллион.

Или даже больше миллиона мурашек. Она гладит его. Так, словно никого и никогда так не гладила. И вдруг он видит, как губы растягиваются в едва заметной понимающей улыбке, а в лёгком прищуре глаз откровенно читается знание того, что он врёт.

Помнит. Она, блять, помнит.

И хочется дико зарычать, когда тёплые губы касаются ненавистного следа, оставленного этими же губами.

И почему-то в этот момент присутствие на своем теле маленькой метки Грейнджер показалось абсолютно правильным. Будто она там и должна была быть: на его шее, под её горячим ртом.

А в следующий миг Грейнджер обхватывает его плечи, трётся носом о границу его волос за ухом.

- Обманщик... - кажется, она хочет сказать именно это. Но рваный выдох перебивает собственные слова, когда Драко сгребает ткань её трусов в кулаки, стаскивая, отстраняясь и давая узким ступням коснуться пола. Позволяя ненужной материи легко скользнуть с бёдер и упасть под ноги. И в этот момент он понимает, что ему нужны её губы. Мозг разрывается от внутреннего рёва, - нет, не смей, нет! - а Грейнджер не успевает сделать даже вдоха, когда он возвращается к её лицу, обхватывая руками.

Нет.

И язык нетерпеливо чертит контур нижней губы, побуждая открыться навстречу ему.

Я не стану целовать её.

И она сама уже срывается на стоны прямо ему в рот, обжигаемая нервным, судорожным поцелуем.

Мне всё равно.

О, да. Тело ломит и вот вот разорвётся на чёртовы части, а он въедается в её рот, яростно всасывая в себя влажный язычок, дико рыча, кусая, отпуская горящее пульсирующей кровью лицо Грейнджер и опуская руки к её бёдрам. Пальцы Гермионы выпутываются из мягких волос и тоже опускаются вниз. К ремню брюк, который вдавливается в её голый живот при каждом толчке, что становятся практически неконтролируемыми.

Млея от того, как язык Драко вылизывает, врывается в рот, она расстёгивает пряжку только со второго раза. Он на несколько секунд отстраняется — для того, чтобы помочь трясущимся рукам справиться со штанами. Господи, блин. Всё, что сейчас важно... и больше ничего... остальное - не сейчас, не сегодня.

От звука расстёгиваемой ширинки у Гермионы вырывается испуганный выдох. Потом — ещё один, когда он подхватывает её под бёдра, снова разводя ноги, снова прижимая к твёрдым полкам, прижимаясь сам. Девушка чувствует Малфоя сквозь ткань его белья. Горячий, напряжённый. И - этот приступ паники.

Так, расслабься. Не дай ему понять, что ты боишься. Это же глупо… это же он.

— Драко, — почти неосознанный шёпот в его ухо.

Снова мурашки под светлой кожей. Произнесённое имя разрывается салютом в голове и разносится по сосудам вместе с шумящей кровью. Как она это делает? Одним словом, одним движением губ сводит его с ума. Малфой закрывает глаза, тяжело сглатывая. Не понимает выражения этих пылающих радужек. Рука сама скользит по внутренней стороне её бедра.

Выше, глубже, почти касаясь.

— Обхвати меня крепче, — хриплый голос. Будто не его, чужой. Но Грейнджер слушается — беспрекословно. Словно ждала его команды. Его приказа.

Когда острые коленки стискивают его рёбра, Драко поднимает ладонь ещё выше, прикусывая губу от ощущения тёплой влаги на пальцах.

Она мокрая. Для него. Уже не в мечтах. Не в полубреду. Осознанно.

Не сдерживается. Проникает внутрь — сначала одним пальцем, застывая. От тесноты и того, как Грейнджер задыхается. То ли от неожиданности, то ли от плавного движения. Затем — двумя. Стискивая зубы, едва не рыча, когда она выгибается, запрокидывая голову, упираясь затылком в книжную полку и цепляясь руками за шкаф.

В ней так туго.

Немного разводит пальцы. Она тут же с шипением втягивает в себя воздух. Ей больно?

Упрямая мысль о том, что когтевранец совсем не растянул её, исчезает, потому что Драко начинает медленно двигать пальцами и практически тут же сам забывает о ком-либо, кроме дрожащей под рукой девушки.

Горячая, влажная… блин, Господи, Грейнджер.

Малфой готов молиться вслух, чувствуя отчаянную пульсацию в члене, оттягивающем трусы. Он не сдержится, если она ещё раз застонет. Ещё раз подмахнёт ему бёдрами. Ему нужно в неё. Сейчас. Просто в неё. Рука отрывается от Грейнджер, судорожно сдёргивая ткань трусов, и девушка странно вздрагивает, когда его член прижимается к ней.

- Малфой...

Без разделяющей тела ткани. Горячий. Одно резкое движение, один сильный рывок — и он внутри.

Её громкий вскрик на секунду оглушает.

На мгновение всё внутри опускается - Грейнджер сжимает пальцы на его плечах и молчит, тяжело дыша. Пряча лицо у него на шее, пока в затуманенные мозги протекает осознание.

Твою мать. Ты у неё первый.

Первый.

Нет.

Нет, не может быть. Она же сказала… Не сказала. Какого хера ты не сказала мне?.. Почему позволила… Чёрт.

Драко не двигался, чувствуя, как её сердце вылетает навстречу его собственному. Как в голове рассыпались на осколки все грязные картинки с её участием. Самые мерзкие, самые развратные…

Никто не касался её. До него. И эти руки, губы — плевать на зажимания с Грэхемом, на показной поцелуй в Хогсмиде — ласкали только Драко. А тело… Это горячее тело хотело лишь его, Малфоя. Принадлежало лишь ему.

Он прижимается к Гермионе всем телом, чувствуя, как напряжен её живот и руки, как узко внутри. Как она вцепляется в плечи Малфоя ногтями, дрожа, и, кажется — Мерлин, пусть только кажется, — кожей он ощущает тёплые слёзы на прижатой к шее щеке.

Медленно выдыхает, пытаясь держать себя в руках. Ощущает, как по спине скатываются бусины пота.

— Скажи мне… — сдавленно, задыхаясь. Мягко, как никогда. Расслабься. Хотя бы немного. — Скажи, что мне сделать?

Малфой, какого хера это за вопрос? Просто сделай своё грёбаное дело и проваливай.

Она не прекращала дрожать, кусая губы. Будто боясь пошевелиться. Затем осторожным, невесомым движением провела кончиком носа по его уху.

— Просто… медленно, — тихо-тихо, касаясь дыханием волос. — Пожалуйста, ладно?

И стискивает коленями его бёдра, приподнимается, неосознанно сжимая его внутри. Вырывая из его горла рычащий стон. И сама же… блин, Грейнджер, что ты… сама насаживается снова.

Раздирая в клочья остатки его самоконтроля. Не отводя тёмного, такого безумного взгляда от его глаз, устремлённых на неё. Взгляда, в котором он уже не тонет — в котором он безнадёжно идёт камнем на дно.

Челюсть сжимается так, что зубы вот-вот просто треснут.

Он осторожно подхватывает её под колени, медленно толкаясь к ней тазом, входя до самого конца, чувствуя дрожь в каждой напряжённой мышце.

Не торопись. Ей не будет больно.

Просто… медленнее.

Так узко.

Держи себя в руках. Малфой, держи себя в руках. Не думай о том, как плотно и мокро стенки влагалища сжимаются вокруг члена. Она держит его внутри так сильно, что скручивает нутро. Выворачивает наизнанку, а разрядка затянутым шаром пульсирует глубоко внизу.

Живот напрягается, Драко подаётся назад и опять в неё, вызывая резкий выдох, опаляющий кожу шеи. Замирает. Нет, он не кончит сейчас.

Она дрожит.

- Больно?

Тонкие пальцы впиваются в спину, прижимая. А когда Грейнджер отстраняется и тянется к его губам, он сам целует, осторожно и медленно. Чёрт, конечно ей больно. Но она не зажимается, не отталкивает его. Через силу расслабляется, разрешает одним взглядом. Беззвучным “не останавливайся”.

Не останавливайся.

Всё. Просто… всё.

Драко со стоном прижимается к её губам, целуя — глубоко, возобновляя толчки. Медленные, размеренные, осторожные. Губы произносят что-то прямо в поцелуй. Бред, который сам же не слышит, только замечает: боль в её глазах растворяется, щедро разбавляется вновь разгорающимся огнём. Пламенем, в котором он горит.

Там, в глубине её взгляда, её жаркого тела. И с первыми резкими толчками Малфой чувствует, как сходит с ума. Потому что просто не может остановиться, только быстро отстраняется, впивается пальцами в разведённые бёдра, поддерживая её, напряжённо глядя в глаза, дыша через стиснутые зубы. Шипя и запрокидывая голову.

— Драко…

Это жжение внутри - оно почти пропало. Остались его движения, его руки и взгляд, за который, если нужно, Гермиона могла продать душу прямо сейчас. Она замечает, как он вздрагивает от произнесённого вслух имени.

- Драко, - шепчет снова, обхватывая его лицо. И последние граммы терпения скатываются каплей пота по его груди.

Глубже, резче, в неё.

Лишь бы слышать его тяжёлое дыхание. Лишь бы видеть, как меняется его лицо. Когда с него одна за другой слетают набившие оскомину маски. Он с ней. Настоящий. Живой. Впервые настолько живой, что серый цвет его глаз начисто перестаёт ассоциироваться со льдом.

Огонь. Чистый огонь.

Такой до безумия нежный и страстный одновременно. И всё, что было нужно - смотреть на него, вглядываться в лицо, закушенную губу, привлекать к себе, целовать её, целовать его скулы и щёки, а потом почувствовать, как Малфой сжимает её подбородок рукой. Настолько крепко, что это причинило боль, но Грейнджер встретила его прямой взгляд. А потом — бешеный поцелуй, который чуть не толкнул её за грань. Грань чего-то очень страшного, больного, сильного, угадывающегося внизу несмелыми импульсами. Там, где двигался твёрдый член.

Драко на мгновение замер, впиваясь зубами в её губу. А затем с рычанием вздрогнул всем телом. Впервые не ощущая себя "одним из". Впервые кончая в пульсирующий жар — такой чистый — не ощущая мерзкой пустоты. И перед глазами промчалось столько эпизодов - сраных эпизодов пустых трахов. Без неё.

— Моя… — на выдохе, зарываясь лицом в растрёпанные, влажные волосы, не сдерживая дрожи, лихорадочно мешающейся с этим единственным словом, которое пульсировало в голове. — Моя.

Она думала, что ей показалось. Послышалось.

Но такое не слышится.

Гермиона цеплялась за влажную спину и плечи, упиваясь подрагивающими под пальцами мускулами. Драко прижался к ней, тяжело дыша, а она не раскрывала глаз, моля Мерлина о смерти. Сейчас. Дайте ей умереть сейчас — самой счастливой на свете.

Хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы понять — это не сон. Он до сих пор в ней. Прижимает к старым полкам, а она слышит, как успокаивается хриплое дыхание. Голой грудью чувствуя, как бьётся его сердце.

А с последней судорогой удовольствия, пробежавшей по широкой спине, в голове вдруг возник вопрос — и что дальше?

Нет. Не нужно, пожалуйста.

Ещё минуту. Минуту вот так.

— Библиотека закрывается. Прошу всех сдать книги, — сонный голос мадам Пинс откуда-то из закоулков помещения прошёлся вихрем по опустошённому сознанию, возвращая из невесомого полёта в глухую действительность.

Малфой отпрянул от Гермионы, и она едва успела зацепиться за полку, чтобы тут же не рухнуть на пол. Низ живота тянуло.

Охереть.

Что ты натворил?

Драко судорожно натянул белье, брюки, и быстрыми движениями начал застёгивать ремень, не глядя в ту сторону.

Перед глазами нарисовалось лицо отца, брезгливо поджимающего губы. Упрекающего, как сын мог столь опуститься.

Нет. Нетнетнет. Он не опускался. Он не держит отчёт перед призраком. Он никому и ничего не должен.

— Ты соврала, — где-то из глубины воспоминаний взметнулась брошенная Блейзом фраза: “на херову удачу”.

Малфой даже не заметил, как дёрнулась от внезапного холода в его голосе Гермиона. Нахмурилась, сползая на дрожащих ногах на пол. Подняла брошенную комком блузу, прижала к груди.

Зачем тебе это надо было, Грейнджер? Позлить Поттера? Или что, испугалась прыгать в койку к Миллеру целкой?

Встретила его взгляд. Не выдержала - опустила глаза, редкими движениями оправляя измятую, перекрученную юбку.

Стыдно, да?

По сравнению со мной ты пала ещё ниже. Я просто трахнул грязнокровку. А ты… Ты отдала свою девственность мне, Драко Малфою. Своему злейшему врагу. А теперь беги и расскажи об этом любимому Поттеру. Поделись с ним, как ты стонала, когда я засаживал тебе.

— Как же так. Гриффиндорской заучке нечего сказать. Я поражён.

Она молчит.

Усмехнулся.

Да, Нотт. Просрал ты свою ставку.

— Мои поздравления, Грейнджер. Ты только что стала женщиной. С ума бы не сойти, правда?

Маска снова возвращалась на место. С каждой застегнутой пуговицей рубашки. С заправленным ремнём на брюках.

Так привычнее, так спокойнее.

Отмоется. Он обязательно отмоется.

А она сидела, не шевелясь. Просто прижимала к себе ткань, пытаясь закрыться, спрятать от его внимательного взгляда тёмные подтёки на бёдрах.

Бессмысленно. Я всё равно вижу твоё тело. Это не скоро покинет моё сознание.

— Вот и всё, Грейнджер. Можешь быть свободна, — и не дожидаясь её реакции, крутанулся на каблуках и, подцепив пальцами на ходу свой галстук со стола, вышел из закутка книжных шкафов. Выцепляя взглядом корешки книг и широкие полки. Прислушиваясь к полной, немного потерянной пустоте в голове. Минуя несколько узких коридоров между книжными полками. Поворачивая к выходу и...

Встречая ленивый взгляд Блейза, привалившегося боком к ближайшему столу.

— Не советовал бы тебе идти туда, — бросил Драко, обходя друга с показным безразличием. Старательно игнорируя чьи-то острые когти, которые скребли его по рёбрам — изнутри.

— Что, всё настолько убого? — усмехнулся Забини, давая понять, что ему прекрасно известно, с кем только что развлекался Малфой.

Малфой остановился, засовывая руки в карманы. Опуская голову и покусывая губу.

Дико желая поскорее очутиться в душе.

Обернулся через плечо.

— Ты ведь не шпионишь за мной.

— Ох, упаси боже, Драко, — фыркнул мулат, отталкиваясь от стола и направляясь к выходу. По пути закидывая руку на плечо товарищу и увлекая его за собой. — Скорее присматривал, чтобы тебе никто не помешал.

Малфой вздохнул, прикрывая глаза и косясь на небольшой проём между шкафами, следуя за Блейзом, чувствуя уверенную ладонь на спине. И всё вдруг стало предельно просто.

— Это ничего такого, — он кашлянул, минуя стол Ирмы Пинс. — Обычные, ничего не значащие мелочи. Воспитательный момент.

— Как скажешь, друг. Надеюсь, ты хотя бы получил разрядку. Или она совсем безнадёжна? — несколько студентов в дверях робко остановились, пропуская семикурсников вперёд.

— Угу. Представлял на её месте Пэнс, — и сам чуть не скривился от столь отъявленной лжи, провожая холодным взглядом присмиревшие лица учеников. - Хочу отмыться...

— Ванная старост ближе, — вскользь заметил Забини, сворачивая в нужный коридор. — Или ты к себе?

Драко вздохнул, обвязывая так и не надетый галстук вокруг запястья, наблюдая, как зелёная ткань стягивается на руке.

— К себе, — буркнул он, поджимая губы и останавливаясь возле самой развилки. Здесь их пути на сегодня разбегались. — Это совсем пиздец, да?

Вопрос взялся, будто из ниоткуда. Драко не собирался задавать его, но теперь лишь сверлил взглядом тёмные глаза Забини.

Слов не вернёшь.

— Знаешь, наверное, не мне тебя судить, — задумчиво пожал плечами Блейз. — Ты хотел её, верно?

Малфой покачал головой. Что он мог ответить? Не хотел, поэтому и трахнул?

Бред.

— И всё-таки, ты не отрицаешь, — Драко усмехнулся. Стараясь, чтобы выглядело правдоподобно.

Товарищ вопросительно приподнял брови.

— Что это совсем. Пиздец.

Забини только хмыкнул, хлопнул на прощание друга по плечу и, обогнув замешкавшуюся парочку студентов, направился к коридору в гостиную Слизерина.

— Да, Малфой, — он на мгновение оглянулся. — Ты забегай. Пэнси совсем закисла.

Тот только кивнул и махнул рукой, разворачиваясь, шагая к Башне. Блейз ещё несколько минут смотрел вслед удаляющемуся парню. Бросил взгляд на выходящую последней из закрывающихся дверей библиотеки Грейнджер и, безразлично дёрнув бровями, продолжил свой путь.

...Душ не помог.

Кажется, стало даже хуже — потому что он слышал, как захлопнулась дверь её спальни и повисла тишина. Не просто тишина, а тишина. Та, которая может ненароком задушить.

Свести с ума. Уничтожить.

Даже бьющие в дно душевой кабинки струи воды казались слишком громкими. Почти разрывающими барабанные перепонки.

Блять, Малфой, просто забудь. Ведёшь себя как баба. Будто трахнул девушку впервые. Он принялся усердно намыливать живот, стараясь не смотреть на то, как вода смывает кровь Грейнджер с его члена и паха.

У него было не так много целок. Всего три.

Или четыре.

Последняя — на прошлом выпускном балу. Малышка Гринграсс стала взрослой с его помощью — в старом заброшенном кабинете.

Секс с девственницами никогда не впечатлял Драко. Нет, правда. Это не то, что хочется запомнить, как сумасшедший трах с кем-то из стаи более опытных.

Но сейчас он не мог вспомнить ни одной девушки, с которой переспал за все восемнадцать лет своей жизни. Ни одного лица с той ясностью, с которой видел лицо Грейнджер, стоило лишь прикрыть веки.

Это пройдёт. Стоит только поспать. А завтра проснуться.

И пройдёт.

Не пройти не может.

Торопливо смыл с себя пену. Повернул вентиль, выключая воду. Провёл руками по волосам, заводя их назад. Шагнул из кабинки, обмотал бёдра полотенцем.

Привычно опёрся руками о раковину, уставившись на своё мутное отражение в слегка запотевшем зеркале. Взгляд не отрывался от засоса, который — или ему казалось? — стал ещё ярче, чем был.

Драко поднял ладонь, провёл по прохладному стеклу, глядя в образовавшуюся неровную и широкую полосу. Да. Он стал чуть больше. Рядом появились ещё несколько, но не таких видных.

Её губы.

Кончики пальцев скользнули по шее. Из лёгких вырвался тяжелый выдох.

Нахуй.

Он даже не посмотрел в сторону её двери. Что несказанно порадовало, и он невероятно гордился собой, пока босыми ногами ступал по кафелю, прислушиваясь. Силясь услышать хоть что-то.

Ничего.

Тишина.

Хорошо, что завтра воскресенье, решил Малфой, намеренно громко захлопывая за собой дверь и срывая с бёдер полотенце. Выуживая из шкафа пижамные штаны. Можно будет посвятить себя тренировке по квиддичу. Согнать с себя семь потов.

До скольки они обычно тренируются? Кажется, до семи. Хм, он ни разу не оставался там до самого конца. Всегда находились дела поважнее.

Сейчас же он жалел, что нельзя начать тренироваться прямо сейчас.

Натянув штаны, он взглянул на часы. Десять вечера.

Когда он так рано ложился спать в последний раз?

Ай, да нахер.

Он упал на постель поверх покрывала, заводя руки за голову. Свет в спальне тут же потух — осталась приглушённо гореть лишь лампа на столике у шкафа.

Не хотелось ничего. Ни читать, ни гулять, ни видеться с кем-либо.

Драко подумал о том, как бы прореагировал, зайди она сейчас в его спальню. Глупо, но мысль билась в голове. Он бы прогнал её? Не стал бы выслушивать? Да и да. Почти наверняка.

Со вздохом прикрыл лицо рукой.

Провёл по влажным волосам, взъерошил их так, что они упали на лоб. Он просто хотел спать. Уснуть и не просыпаться до утра.

Или до следующего лета.



— Мама, скажи мне, что происходит?

— Ничего, дорогой. Всё хорошо. Просто засыпай.

— Я не буду спать. Я не слепой. Кто эти люди?

— Тш-ш! Тише, милый. Пожалуйста.

— Я не…

— Ты не должен говорить о них здесь. Ты не должен обращать внимания.

— Почему ты шепчешь? Нас подслушивают?

— Мне пора, Драко.

Она проводит рукой по его волосам. Таким красивым, в точности, как у неё. Мягкие и послушные. Имеющие цвет белого золота. Серые глаза смотрят почти со страхом.

За окном падает снег. Нарцисса улыбается.

Сглатывает горькие слёзы и на несколько секунд крепко обнимает сына. А потом встаёт и торопится к выходу из комнаты, оставляя его одного сидеть на постели. Смотреть вслед. Хмурить лоб.

Прежде чем закрыть дверь, она снова заставляет себя растянуть губы в улыбке. Сыну всегда было проще улыбаться, чем мужу.

— С Рождеством, мой хороший.

Молчит. Не отрывает от лица матери вопрошающего взгляда, а женщина уже шепчет непослушными губами запирающие заклинания, от которых дверь в комнату тут же захлопывается с тихим, почти невесомым звуком.

А потом — торопливые шаги. Лестницы. Страх. Укоризненные лица с портретов.

Они всё знают. Они осуждают тебя. Ты — убийца.

По спине пробегают мурашки, а губы начинают дрожать оттого, что голоса, эти вечные, оглушающие голоса, они правы.

Ты убийца.

Ты позволяешь мужу делать это.

И даже здесь, напротив двери в гостиную, когда до темниц ещё далеко, ей кажется, что нос чувствует металлический запах крови. А уши слышат крики. Женские, мужские, смешанные в один сплошной, отчаянный, убийственный звук.

Всхлип срывается с губ, и Нарцисса на трясущихся ногах спускается на нижние этажи, сворачивая в первую дверь, дрожащим взглядом окидывая тёмные коридоры. Портреты с лицами.

Эти лица повсюду.

Следят своими живыми глазами из старых рам. Статные, достойные, чистокровные. Ступающие когда-то своей величественной походкой по этому поместью. Не опускающиеся до такой низости, как самобичевание. Жалость к себе. Слёзы.

Они всё делали правильно — именно так говорили надменные взгляды. Каждый из них был лучше Нарциссы. Каждый был Малфоем. И фамилию эту возносили когда-то до королевских высот.

Женщина зажмурилась, толкая тяжёлую дверь.

В лицо тут же ударила холодная затхлость подземелий.

Мерлин, помоги.

И она плотно прикрывает за собой створку, прячась от сверлящих взглядов, что принесло толику облегчения.

Почему это всегда происходит ночью?

Ночь ассоциировалась у неё со стонами — отнюдь не наслаждения.

Ужас. Боль.

Будто внутри неё самой. Вот и сейчас. Она спускалась по ступеням, слегка влажным от сырости. Как на улице — так и в Мэноре. Замирая при каждом ударе капель о каменные плиты пола.

Ниже, ниже, ниже...

Женщина достигла темниц, остановившись, чувствуя, что сегодня у неё просто нет сил сделать шаг вперёд. В эту комнату. К этому человеку. К этим людям.

Она вознесла безмолвную молитву Мерлину: пусть сегодня там будет Логан. Пусть это будет он. Хоть он и был уже дважды на этой неделе — столько раз подряд ей везти не может.

Приоткрытая массивная дверь позволяла дрожащему свету падать на пол и на противоположную стену — широкой полосой, перебиваемой иногда движением людей в комнате. До неё оставалось всего шагов десять, но женщина стояла, прислонившись спиной к ледяному камню и прислушивалась к ударам своего сердца, не отрывая взгляда от факела, подмигивающего из мрака в конце коридора.

Мерлин, дай сил.

Дай сил.

Тихий голос, змейкой скользнувший по холодным стенам, принёс с собой такое море облегчения, что ноги едва не подогнулись. Голос Логана. Слава богам.

— Всё готово, Люциус. С этими мы закончили.

Это придало уверенности. Мерлин услышал её молитвы.

Женщина сжала руки в кулаки и уверенной походкой заскользила по коридору, невольно поджимая пальцы на ногах от холода — мягкие домашние туфли не защищали от остывшего камня. По самому полу змейкой скользил сквозняк. Нарциссе казалось, что она по щиколотку в могиле — такой мёртвый здесь воздух.

В комнате было шесть человек.

Люциус стоял спиной ко входу, и его длинные волосы мягкой волной спускались до середины спины. Он шептал какие-то заклинания, протянув руку с палочкой к телу девушки, лежащей на небольшом возвышении в нескольких шагах от него. Вокруг бездыханной на коленях стояли четыре человека в капюшонах, заунывно вторящие словам Люциуса.

Женщина быстро отвела глаза, не глядя на истерзанное тело. Целью ритуала было выкачать из жертвы как можно больше крови, пока она ещё жива, и Нарцисса каждый раз шептала благодарность Богу, что ей позволяли не присутствовать при этом действии. А свечи, не зажжённые здесь, позволяли полутьме скрывать зрелище от впечатлительных глаз.

Она ненавидела эту комнату.

Огромную, с низким потолком, выставляющую напоказ неприкрытый щербатый камень, торчащий из стен. Железная решётка камина была такой толстой и плотной, что практически не пропускала в темницу свет. Один лишь яркий факел пылал у алтаря в центре комнаты, на котором были выставлены склянки, полные чего-то густого. Бордового. Застывающе-мёртвого. Волна тошноты поднялась к гортани.

Нет.

Она никогда не привыкнет к этому. Она никогда не сможет содействовать мужу. Она обещала следовать за ним всегда. Но не сейчас. Не здесь. Ей было страшно. Холод по-прежнему окутывал ноги ледяной лентой.

Внезапно знакомые прохладные руки скользнули по открытым плечам. Это движение едва не заставило её вскрикнуть, обернувшись через плечо и вперившись взглядом в карие глаза.

— Логан… Ты напугал меня, — выдохнула она, всматриваясь в скуластое лицо с каким-то отчаянным желанием разглядеть что-то.

Тонкие губы растянулись в улыбке. Руки задержались на тёплой коже немного дольше положенного, и что-то внутри сжалось, словно в кокон. Впитывая в себя тепло прикосновения. Сохраняя, чтобы лелеять потом, когда придётся… снова отключать свои эмоции. В следующий раз. Когда это будет не он. А сейчас Нарцисса была почти счастлива, хоть мужчина пока не произнёс ни единого слова.

Но обычно ему хватало одного лишь взгляда.

— Ты опоздала.

Ладони тут же покинули плечи женщины.

Люциус теперь стоял вполоборота, наблюдая за женой краем глаза. Она волчком обернулась к нему.

— Я заходила к Драко, — сдержанно произнесла она, тщательно пряча страх, который теперь всё чаще прорезался в голосе, стоило мужу заговорить с ней.

— Он получает слишком много твоего внимания, — со спокойным холодом в голосе сообщил Малфой, не отводя глаз от лица женщины.

— Он приехал на две недели, мы и так не видели его…

— Я сказал, чтобы ты уделяла ему меньше внимания.

Нарцисса чувствовала, как напрягается за спиной Логан. По позвонку пробежала дрожь, будто кто-то провёл по коже холодными и мокрыми пальцами.

Спорить было бессмысленно, поэтому она лишь покорно опустила глаза. Люциус одобрительно кивнул и снова отвернулся.

— Логан, ты можешь взять её.

Господи, как она ненавидела эти слова.

Вот так просто он бросал их любому из своих ведущих приспешников.

“Ты можешь взять её”.

И продолжал заниматься окончанием ритуала под нестройный гул голосов людей в капюшонах. Слава Мерлину, что сегодня это Логан. Слава Мерлину.

— Благодарю за твою щедрость, Люциус.

Брюнет привычно поклонился, и взгляд Нарциссы упал на волосы на его висках с редкой проседью. Седина красила его ещё с молодых лет. Уже в двадцать семь у него появились первые обесцвеченные ниточки в шевелюре.

— На сегодня ты свободен. А я задержусь.

И тонкие губы снова начали произносить какие-то длинные слова на латыни, значения которых Нарцисса не знала.

Они с Логаном пересекли холл в молчании. Поднялись по ступеням на третий этаж и прошли по длинному коридору, изрезанному проёмами дверей, до самой северной части Малфой-Мэнора.

Привычная уже комната приняла их в свои тёплые объятья — ярко горел камин, освещая мягкими бликами даже самые мрачные уголки старой спальни для гостей.

Широкая кровать под пологом, тяжёлые шторы, гобелены на стенах, столик и кресло. Небольшой шкаф у самой двери.

Когда-то эта комната казалась необжитой и непривлекательной.

Теперь же она служила единственным местом, где Нарцисса могла почувствовать эфемерную иллюзию покоя. Получить свой заслуженный кусочек того, что люди звали счастьем.

— Ты приказала эльфам разжечь камин? Знала, что я приду?

Женщина молча ступила вглубь спальни, опускаясь в кресло у огня и протягивая к теплу дрожащие руки. Тихий голос обволакивал её, Нарцисса знала, что Логан стоит в проёме двери и прохладно усмехается. Сейчас шагнёт за нею, закроет створку, задёрнет шторы.

И каждый раз этот вопрос.

Как будто он не знал.

Не знал, что она каждый день приказывала разжигать чёртов камин в этой комнате. Каждый день ждала его. Прохладного прикосновения к плечам.

Он всегда приветствовал её этим прикосновением.

Он был таким постоянным.

И это было так необходимо.

Это стойкое постоянство, воплощённое в красивом, жёстком и сильном мужчине. Она жила им. И существовала рядом со своим окончательно слетевшим с катушек мужем.

Логан тоже был жесток, но он был в своём уме. Это подкупало. В особенности после того как пришлось столько времени жить слишком близко с ненормальным человеком.

Делить с ним дом. Обеденный стол. И постель.

Но вместо всего этого внутреннего монолога она лишь кивнула головой, не отрывая взгляда от огня за витой решёткой. А в следующий миг дверь с тихим щелчком закрылась. Губы произнесли заглушающее заклинание, и по стенам пробежала едва заметная рябь в подтверждение того, что оно сработало. Прохладные пальцы обхватили женщину, привлекая к спинке кресла, сдержанно касаясь виском тёплой щеки.

Пародия на объятье. Как-то горячо и слишком крепко. Ладони Логана всегда нагревались очень быстро. И так же быстро остывали. Обычно он был строг и спокоен, поэтому сегодня эта порывистость немого пугала.

— Я не смогу приходить всю следующую неделю.

Сердце Нарциссы остановилось, когда она услышала эти слова.

— Что?..

— Министерство открыло новое дело, меня завалили кучей работы, и я не смогу здесь появляться.

Она по-прежнему смотрела в камин. А сердце, кажется, вовсе не стучало. Холодок бежал по венам.

Вот оно что. Значит, его не будет.

Несложно теперь было догадаться, что за выражение скрывали сегодня отстранённые тёмные глаза. Несмотря на свои предубеждения — он беспокоился.

— Томпсон прикрывал меня как мог, хотя в идеале это должен был делать Ральфус. Я сказал, что Курт болен и мне нужно проводить с ним много времени, но из-за нового расследования он не сможет заменять меня на следующей неделе, — прохладный голос был спокойным. Будто то, что говорил Логан, не жалило внутренности смертельным ядом, вселяя страх. — Я мог бы попросить его ещё раз, но не думаю, что это хорошая идея. Оливар совсем крышей двинулся, у них в отделе сейчас похлеще, чем в больнице святого Мунго. А если они догадаются о чём-то — я не собираюсь терять работу.

Нарцисса не могла заставить себя произнести ни слова даже после того, как мужчина замолчал, всё ещё легко касаясь её самыми кончиками пальцев, будто не был уверен в уместности этих прикосновений. Ему была несвойственна нежность.

Но он был правильным.

На глазах накипали слёзы, и это было единственным, на что сподобилось измученное тело. Логан заметил. Обошёл кресло, останавливаясь перед ней. Оставленные им плечи тут же покрылись мурашками, а воздух в комнате уже казался не таким тёплым, как минуту назад.

— Это зависит не от меня.

Тонкие пальцы постукивали подушечками по подбородку, будто хозяин их пребывал в отстранённой задумчивости.

— Да, я понимаю, — голос дрожит, и Нарцисса ненавидит эту свою слабость. Она сжимает пальцы. — Ты не должен. Я знаю. Просто… прости. Я сейчас успокоюсь.

Логан не шевелится. Постепенно его губы сжимаются, а взгляд тяжелеет. Нелегко было понять, о чём он думает. И это действительно удивило Нарциссу:

— Ты можешь уехать отсюда, — произнёс он, но тут же кашлянул, будто осёкшись. — Если тебя что-то не устраивает. Что-то вроде крыши над головой, ежедневного питания и стен, охраняющих тебя от стихии.

Нервный смешок вырвался из груди, и снова эти проклятые слёзы, заливающие щёки.

— Ты знаешь, что нет, — женщина торопливо стирает с лица солёные дорожки, но они появляются снова. И снова. — Я не могу здесь находиться! Они насилуют меня, Логан! Слышишь?! Все, кроме...

Мужчина резко наклонился вперёд, обдавая её запахом своего особенного одеколона.

— Я тоже тебя насилую, Нарци.

И он был прав.

Это входило в норму приспешников.

Люциус позволял привилегированным пользоваться телом своей жены. Называл это поощрением. Ведь такое прекрасное тело не должно принадлежать одному.

Но когда этим приспешником становился Логан — всё было иначе.

Он не пытал её перед этим. Не применял “Империо”, чтобы играть с её телом так, что на следующий день она не могла ходить. Не швырял “Круцио”, просто чтобы посмотреть, не увеличит ли чужая боль собственное возбуждение.

Чёртовы извращенцы.

Чёртовы. Извращенцы.

Чувствуя, как очередное тело вдалбливается в неё, Нарцисса заклинала Мерлина, чтобы душа этого человека попала в ад и гнила там вечно за всё то, что они с ней творят.

Все, кроме этого мужчины, что стоял сейчас перед ней.

Да, он был груб. Но он обходился простым удовлетворением физической потребности, и на фоне тех, что измывались над женщиной каждую ночь, это выглядело настолько безобидно, что она молилась каждый вечер, чтобы сегодня приспешником снова оказался Логан.

Конечно, не думая, что он сможет вечно отгораживать её от того насилия, что позволял творить с нею незнакомым людям Люциус. Но… она надеялась. Чёрт возьми, надеялась.

Это было так адски больно каждый раз.

— Я ничего не обещал тебе.

И это тоже было правдой.

Совершенно ничего. И он вовсе не обязан следить за безопасностью незнакомой, по сути, женщины. Но он пытался… хоть и отрицал это.

Нарцисса сцепила перед собой руки.

Этот разговор давно нужно было начать.

— Послушай, Логан. Я подумала, что...

Он сощурился. Видимо, этот просящий тон был хорошо ему знаком. Мерлин, конечно. Он ведь работал в Министерстве Магии. Там по тысячу раз в день приходят с просьбами, на которые в большинстве случаев было просто лень обращать внимание.

Сложил руки на груди, мимоходом поглядывая на часы на запястье.

— Нарци. Уже полночь. У нас не так много времени, чтобы закончить все наши дела. Поэтому, — он с удовольствием усмехнулся. — Снимай платье.

Комнату начал наполнять стремительно нарастающий гул.

— Но… — женщина закусила губу, встретившись с холодным взглядом, которого усмешка эта не касалась и подавно.

— Раздевайся.

Гудение становилось громче, сдавливая голову, но почему-то Нарцисса не обращала на него никакого внимания.

— Хорошо. Конечно, — она до боли прикусила губу, опуская глаза, сдерживая слёзы в себе. Она не заплачет. Не заплачет.

Пусть, сегодня не получилось. Но...

Когда-нибудь она сможет пробиться сквозь эту ледяную стену.

Логан поможет ей. У него не будет выбора.

Руки потянулись к застёжкам на платье и внезапно…

Гул оборвался.

Резкая вспышка заставила проснуться.

Нарцисса села на постели, задыхаясь в облаке сажи, которая заполнила практически всю комнату.

Сердце колотилось, как ненормальное. Она моргала, пытаясь понять, где находится. Почему её щёки мокрые, а дыхание сбито.

Темнота, кругом темнота. Свеча не горит, хотя она всегда оставляла её зажжённой на туалетном столике.

Мерлин… ей что, приснилось это? Настолько реально. Так по-настоящему. Так не бывает.

Женщина снова закашлялась, недоумевая, откуда в воздухе столько пыли. Что вообще происходит?

Нашарив палочку под подушкой, она выдавила из себя: “Люмос”, на секунду зажмурившись. А стоило ей открыть глаза, как из горла вырвался громкий крик — прямо перед кроватью замерла высокая фигура в тёмной мантии, которую тут же выхватил луч света из густой темноты.

Губы не успели произнести ни одного заклинания — да что там, даже в голове не пронеслось ни одного слова. Ей тут же заткнула рот прохладная ладонь. Запах знакомого одеколона ударил в нос и крик оборвался.

— Тише, Нарци.

Мерлин всемогущий!

Это Логан.

Женщина оттолкнула его руку и, упираясь ногами в постель, отползла к самому краю, подальше от мужчины, который уже снимал капюшон и стряхивал сажу с рукава.

— Какого… чёрта ты здесь делаешь?

Она всё ещё направляла на брюнета палочку. Всё ещё не отошла после сна, который, Нарцисса могла поклясться, был настоящим воспоминанием.

— Не думал, что ты уже спишь, — произнёс, пожимая плечами.

Приведя себя в относительный порядок, он снова поднял глаза. Взглянул на дрожащий луч света, пляшущий по его одежде. Вернулся к побледневшему лицу женщины. — Хочешь убить меня “Люмосом”?

Та поморщилась, отводя руку в сторону. Спуская с кровати ноги и нашаривая висящий на спинке кресла халат.

— Заявиться посреди ночи и не предполагать, что…

— Только десять вечера, — пожал плечами, как ни в чём не бывало.

Нарцисса вспомнила, что действительно решила лечь пораньше. Значит, проспала всего час.

А сон был таким ярким.

В комнате вспыхнул свет. Мужчина спрятал палочку, слегка щурясь.

— Нокс.

Люмос потух. Нарцисса накинула лёгкий халат на плечи, повернувшись к позднему гостю лицом только когда свободная ночная рубашка была полностью скрыта от его глаз.

— Как вы сюда попали? — спросила, торопливо затягивая пояс.

— Через камин.

— Камин закрыт для перемещений.

— Похоже на то? — Логан развел руками, наглядно демонстрируя женщине своё присутствие в просторной спальне.

— Ну и что же это? Томпсон врал мне, что я не могу аппарировать этим путём?

— Нет. Вся прелесть в том, что доступ к твоему камину только что открыл я, из Министерства, — брюнет самодовольно ухмыльнулся, и она нахмурилась.

— Что значит вы? Вот так просто?

— Я имею доступ к сети каминного ряда почти по всей Англии.

— О… — протянула женщина, склоняя голову набок. — Это интересно. И зачем же вы это сделали?

Логан принялся медленно расхаживать взад-вперёд, а Нарцисса следила за ним взглядом, не делая ни шага, стараясь даже не шевелиться лишний раз. Рядом с ним она ощущала смущение. И это чувство… привязанности, оставшееся после сна и ожившее в воспоминании.

Оно никуда не уходило.

Как странно. Она ведь ещё несколько встреч назад млела от страха перед этими глазами и голосом.

— Как ты помнишь, я предложил наложить на Малфой-Мэнор щит, защищающий тебя от опасности извне, — произнёс он, останавливаясь и будто мимоходом касаясь столбика кровати кончиками пальцев. — Но мне нужно было обеспечить для себя проникновение в особняк. И поэтому твой камин теперь открыт.

— Из Министерства? — Нарцисса удивлённо подняла брови, но Логан только покачал головой.

— Нет. Сюда можно попасть только из камина в моём доме.

Нарцисса сложила руки на груди, глядя на него прищуренными глазами. От страха, плещущегося в сознании при виде этого мужчины не осталось и следа. Лишь лёгкий дискомфорт под рёбрами. Воспоминание её смущало. Под кожей прошли мурашки.

Ведь… ведь Логан — её любовник. Если можно так сказать, конечно, про одного из тех, кому позволено было пользоваться её телом.

Сейчас ей казалось, что она всё вспомнила. Всё о той ночи, когда видела своего мужа, проводящего ритуал. И Логана, увлекающего её в комнату.

“Раздевайся”.

Снова мурашки. Опустила взгляд.

— Не понимаю мотивов этого поступка, — она говорила спокойно, но голос всё равно дрогнул.

— Я же сказал, что мне и нескольким моим товарищам понадобится твой дом. Этот момент настал.

— Нет! — спокойствие как рукой сняло. — Нет, вы не говорили.

Голубые глаза вспыхнули недобрым огоньком.

— Нарци, это может никак не касаться тебя самой, но…

— Но — что? После “но” обычно идёт всё самое приятное, и будьте добры сообщить мне это в подробностях.

Взгляд мужчины стал жёстче, и Нарцисса тут же притихла.

— Никаких подробностей, милая, — железный голос и сжатые губы. — Завтра ты узнаешь всё сама.

— Вы обещали, что меня никто не тронет, — слова почти утонули в напряжённом воздухе.

Логан покусал щёку, всё ещё хмурясь. А когда заговорил, тон его стал немного миролюбивее.

— Да. В частности: Оливар и Томпсон. Разве не они приносили тебе больше всех неприятностей и беспокойств?

— Дело не в неприятностях, а в том, что в поместье будут продолжать находиться чужие для меня люди… Будь моя воля…

— Скажи мне, ты веришь себе - тогда?

Вопрос был задан слишком прямо. Так, что женщина даже не сразу поняла его смысл.

— Что?

— Ты веришь Нарциссе Малфой из далёкого июня? В ту Нарциссу, что была до потери памяти. Могла бы ты доверить свою жизнь в руки той женщины? — Логан сделал несколько шагов вперёд, оказываясь куда ближе, чем изначально, заставляя её поднимать подбородок.

Интересно, какого ответа он ждёт.

Нет.

Но… как она могла сказать, что не верит самой себе.

— Верю.

— Отлично. Потому что это решение было принято тобой — тогда. Это и была твоя воля.

Она сделала осторожный шаг назад.

— Что за решение? Вы отлично знаете, что я не помню этого.

Логан мягко наступал.

— Осознанное, взрослое решение. Взаимопомощь, — он сверлил взглядом её непонимающее лицо. — Я помог тебе. А ты — мне.

Женщина упёрлась спиной в высокий сервант. Её гость тоже остановился — в нескольких шагах.

Каким-то уголком своего сознания она отметила, что седины на его висках стало куда больше, чем было во сне.

— И что же за условия были у этого договора?

Логан помолчал, покачиваясь с пятки на носок. Потёр подбородок.

Взгляд его снова провалился будто сквозь собеседницу.

— Ты вспомнишь, если твоё подсознание того захочет, — изрёк после минуты задумчивого молчания.

— Но завтра в мой дом придут неизвестные мне люди, и…

— Не более, чем собрание. Для начала, — он отметил, как напряглась Нарцисса после этих слов. — Я уже сказал — ты можешь в этом не участвовать. Но обязана позволить сделать это мне. И, помимо всего прочего. Держать рот. На. Замке.

О, да.

Она хорошо помнила слова Логана относительно того, что будет, если Дерек вдруг поймёт, что воспоминания начали возвращаться к ней из прошлого, словно пауки, вытягивающие свою паутину, позволяя ей разрастаться.

Умирать рано. У неё есть сын. Её Драко.

Нарцисса помнила его волосы на ощупь. Проснулась и просто поняла, что знает, как приятно и мягко перебирать их. И что если присмотреться, то можно заметить в кристальных глазах сына синие вкрапления.

Женщина перевела взгляд на Логана. Он стоял слишком близко от неё, в её спальне, вводя хозяйку поместья в почти ненормальное смущение одним своим присутствием и пугая этими намёками, что слышались в его голосе.

Нахмурившись, женщина отвернулась, собирая в кулаки свою силу воли. Нужно выпроводить его из спальни. В конце-концов, это слишком личное.

А он ей — никто?

— Вас не затруднит пройти со мной в гостиную, или мы будем продолжать говорить здесь?

Он вовсе не смутился. Даже от старательного акцента на последнем слове.

Молча пожал плечами.

Обвёл комнату быстрым взглядом человека, бывавшего здесь не раз. Глаза остановились только единожды — на том месте, где ещё недавно висел портрет Люциуса и Нарциссы.

Женщина предпочла снять его со стены.

Взгляд мужа слишком беспокоил её. Часто она просыпалась от того, что ей казалось: кто-то неотрывно смотрит прямо в душу из плотной темноты комнаты.

Без портрета было легче дышать.

— Я не собирался задерживаться. Это была проверка камина, не более.

— Может быть, все-таки объясните, что происходит?

— А ты не хочешь мне ничего объяснить?

— Я… мне нечего объяснять. Не я заявилась к вам поздним вечером, — прохладные нотки в голосе женщины не сделали своего дела — Логан никак не отреагировал. Но следующим вопросом перебил её уже крутящуюся на языке фразу о том, что гостям следовало бы предупреждать о своём визите. Даже если это только проверка камина.

— Что с твоим взглядом, Нарци?

Слова тут же забылись.

Она моргнула.

Это имя не звучало устрашающе. Но фраза, произнесённая тихим голосом так и пронеслась в голове:

“Я тоже тебя насилую, Нарци”.

Женщина вздрогнула.

— Ничего. Просто…

Логан сделал шаг к ней, всматриваясь в лицо. Хмурясь. Будто пытаясь решить какую-то загадку. Останавливаясь теперь слишком близко.

Хотя, будь на Нарциссе платье или мантия, расстояние бы не показалось ей настолько крошечным. По голым ступням пробежал холодок.

— Ты вспомнила что-то?

Светлые глаза расширились, встретившись с его взглядом. Солгать, или нет? Решение металось между двух огней.

Однако он и сам всё понял.

Сжал губы. Логан был сейчас точно таким же, каким она видела его во сне. Напряжённый, хмурый.

Безостановочно думающий.

— Что именно?

— Ничего особенного, — она крепче обхватила себя руками, быстро выскальзывая из этой мнимой ловушки между мужчиной и деревом серванта, больно задевая плечом угол, но не обращая на это никакого внимания. Сосредоточилась лишь на том, чтобы ледяной озноб не начал сотрясать тело. — Драко, темницы, мой муж, ритуал… и вы.

Последнее слово повисло в воздухе.

— Я?

Она спрятала глаза за копной волос, делая вид, будто наклоняется и поправляет подсвечник на журнальном столике.

Он упрямо повторил:

— Я, Нарци?

Она поправила ещё раз. Вздохнула. Выпрямилась.

— Да. Вы.

Брюнет смотрел прямо на неё, будто прикидывая, врёт или нет. А она тем временем заметила несколько небольших пятен сажи на высокой скуле мужчины.

Пару минут в тишине.

А затем Логан разворачивается и идёт к камину.

— Что ж. Время действительно позднее.

Женщина смотрела, как он на ходу стряхивает остатки сажи с рукавов и груди. Неужели засмущался? Или тема настолько нежелательна, что он не хочет обсуждать её.

Шагнул за низенькую решётку, поправляя мантию. Нарцисса сделала почти невольный шаг вперёд.

— Но… вы ведь не ответили мне.

— По поводу? — он слегка пригнулся, накидывая на голову капюшон, тут же скрывающий карие глаза густой тенью плотной ткани.

— По поводу договора.

Нарцисса смотрела, как он поджимает губы. Потом извлекает из глубокого кармана немного летучего пороха, осыпающегося сквозь пальцы прерывающимися, невесомыми струйками.

— Я и не собирался отвечать.

И вспышка изумрудного пламени заставила женщину зажмуриться. В следующий момент в комнате она была одна.



Прошло целое воскресенье и четверть понедельника, а она видела его три раза.

Перебежками.

В Большом зале — случайно.

В гостиной — случайно.

На спортивном поле — оказавшись там совершенно случайно, конечно же. Просто искала… искала Гарри, да.

С которым распрощалась десятью минутами ранее.

А когда Малфой с метлой наперевес, вспотевший и разгорячённый, прошёл к раздевалкам, то словно что-то крошечное, но очень сильное разорвалось в мозгу. И Гермиона умчалась в замок, моля Мерлина, чтобы никто не увидел её.

Закрылась в комнате и даже не спустилась на ужин, просидев весь вечер на постели, кляня себя последними словами за глупое поведение.

Пообещав собственноручно запустить в себя Авадой, если ещё хотя бы раз будет пытаться найти с ним “случайную” встречу, открыла учебник по чарам и вызубрила на память четыре с половиной параграфа, которые по учебному плану полагались на изучение ближе к концу года.

Теперь Гермиона сидела на своём месте за третьей партой, уставившись перед собой прямо в чернеющий квадрат классной доски, и так старалась не давать своему взгляду пройти сквозь написанную волшебным мелом тему предстоящего занятия, что против воли сжимала руки в кулаки.

Трансфигурация шла последним уроком в расписании. И первым уроком со Слизерином.

Чёртовым Слизерином. Чтоб их…

Гермиона разжала ледяные пальцы и вытерла влажные ладошки о штаны. До начала десять минут. Несколько слизеринцев уже зашли в класс. За ними — Дин Томас и Финниган.

Волноваться не о чем. Малфой с Забини, два этих заносчивых короля Хогвартса, являлись обычно чуть ли не за секунду перед МакГонагалл.

Было ещё немного времени, чтобы поразмышлять, но…

Чёрт возьми, нет. Хватит. Тогда нужно было размышлять.

А сейчас уже поздно!

Ты же так любишь думать, Гермиона. Что с тобой случилось в субботу?

Ну и ладно, что тебя понесло. Ну и ладно, что твои мозги были напрочь выключены из-за этого… Малфоя. Но ты не имела никакого права...

Ладно.

Закрыла глаза.

Хорошо, всё. Это случилось. Пусть остальное будет не так важно. Осталось не принимать случившееся слишком близко к сердцу.

“ Я трахну тебя и всё это пройдёт. Исчезнет из меня...”.

Надеюсь, у тебя это действительно прошло. Потому что я, нафиг, ещё больше запуталась во всём.

Слова закрутили её в новом водовороте обидной боли, невесть откуда взявшейся. Глаза запекло.

От усталости, конечно же.

Гермиона снова почти не спала. Не потому, что её беспокоила лёгкая боль — теперь уже едва заметная — внизу, а потому, что голову разрывала на части мысленная резь. Будто каждый образ, всплывающий в памяти, был изодран тонким лезвием. Даже просто думать было мучительно.

Просто думать о нём.

А не думать она не могла.

Сегодня она не пошла на обед. Сразу направилась сюда, где уже заняли места за столами пару гриффиндорцев.

Села. Раскрыла перед собой книгу.

Уставилась в доску, свято веря, что если пробыть здесь достаточно долго до прихода этого Малфоя, то моральных сил только поприбавится. И сидела вот так уже минут пятнадцать, моргнув за всё время раз пять.

Она боялась момента, когда он войдёт в класс. Боялась своей реакции.

Сейчас она спокойна — спокойна ведь? — и уверена в себе. А вот он появится, и она… что? Набросится на него с кулаками? Наорёт? Умчится в неизвестном направлении?

Гермиона тяжело вздохнула и поклялась, что не выкинет ничего эдакого и не скажет ему ни слова (конечно, не скажет — так много свидетелей, он не позволит ей даже рта раскрыть).

У неё не было проблемы с принятием того факта, что случилось. Если быть достаточно честной с собой — у неё вообще не было проблем.

Кроме одной.

Она пообещала себе когда-то, что не будет жалеть о своих поступках. Даже самых сомнительных. Но… если это не сожаление, тогда что?

Возможно, разочарование в себе.

Которое пришло к ней сразу же, после брошенных им слов. Совершенно правильных и справедливых слов, которые она, дура-Дура-Грейнджер, заслужила. Она должна была понимать, осознавать.

Не самые приятные мысли начали копошиться в голове, но сумка Рона с грохотом приземлилась прямо перед девушкой на парту, прихлопнув своей тяжестью томик по трансфигурации и заставив Гермиону подскочить на месте.

Довольная физиономия рыжего засунула обратно в глотку всю рвущуюся наружу ругань.

Ему стоило только улыбнуться.

Вот именно благодаря этой улыбке он не единожды избегал смерти от рук подруги. И на этот раз тоже сработало — Грейнджер лишь раздражённо зыркнула на него тёмными глазами.

Уизли рухнул рядом с ней, едва не распластавшись по стулу.

— Зря не пришла на обед, было вкусно, — сыто поглаживая живот выдохнул он.— Или гранит науки вкуснее отменного рагу в подливе? Ха-ха-ха...

— Ха-ха, — уныло проблеяла Гермиона в ответ, силясь не закатить глаза, чтобы не испортить Рону настроение своим расстроенным видом. — Где Гарри?

— Я здесь, — Поттер как раз проходил мимо девушки и легко коснулся её плеча.

Бросив на парту впереди свою сумку и какую-то тетрадь, он оседлал стул, уперевшись в спинку подбородком.

— Всё нормально?

— Да, — гриффиндорка постаралась искренне улыбнуться, и у неё получилось, судя по кивку Гарри.

— Я нашёл тетрадь Курта, — он быстрым движением указал себе за спину. — Валялась здесь. У них, наверное, занятие было, и он забыл её. Или выпала.

Поттер запустил в волосы пальцы, подавляя зевок, в то время как Гермиона вытянула шею.

— Могу вернуть, если хочешь, — предложила она.

Всё равно рано или поздно нужно было бы поговорить с ним, а не бегать, как маленькая. А стимул пригодится всегда.

Гарри пожал плечами.

— Да пожалуйста, держи, — и, заведя руку за спину, нащупал небольшую тетрадку на парте, протягивая её подруге. — Спать так охота.

И снова зевнул, отворачиваясь и устраивая голову на сложенных на парте локтях. Рон в свою очередь почесал лоб и принялся копошиться в своей сумке. Он вечно терял там что-то.

А девушка, недолго думая, открыла первую страницу и пробежала взглядом по первым строчкам — имени и фамилии.

Курт Логан Миллер.

Логан.

Где-то она однозначно…

Быстро перебрала в уме похожие имена префектов и младшекурсников из тех списков, что собственноручно составляла. Пожала плечами и закрыла тетрадь, откладывая её на край парты.

Да мало ли, где она могла его видеть.

Видеть. Однозначно видела.

Память на имена у Гермионы была отменная. Девушка нахмурила лоб, пытаясь вспомнить, перебирая в голове варианты.

Что-то незначительное. Какая-то мелочь. Буквально мельком, ничего важного…

Бумажка, имя.

Бумажка… подписанный учебник?

Нет, нет. Не то.

Ответ был на самой поверхности — протяни руку и возьми. Только, как назло, такие ответы тяжелее всего поймать за хвост.

Грейнджер ощутила, как боль в висках начала сдавливать голову. О, нет.

— Годрик, только этого не хватало…

— М? — Рон не отвлекался от копошения в своей сумке.

— Голова болит.

— М… — рыжий ещё на несколько секунд исчез почти по самые плечи, а потом вынырнул, взъерошенный. — Где моё долбаное перо?

Девушка отмахнулась, зашвыривая мысли о странном имени на задворки памяти. Подумает на досуге. Не так уж важно. Только боль в голове от этого не прошла.

— Я пойду умоюсь, — она отодвинула свой стул, раздражаясь, со вздохом потирая переносицу. — Если это кого-нибудь интересует.

Ну, вот. Начинается.

Сейчас польётся яд — она себя знала.

Гарри поднял голову, глядя на подругу со смесью подозрения и сочувствия.

— Точно всё нормально?

— О, да, всё отлично.

Скептичный взгляд зелёных глаз из-под очков.

— Просто не выспалась.

И не соврала. Хоть что-то приятное.

Действительно ведь отвратительно спала. Но причину ему знать совершенно не обязательно.

— Рональд, твоё долбаное перо лежит на долбаной парте. Разуй глаза.

Встала и быстрым шагом направилась к выходу из кабинета, мысленно рисуя себе красноречивые перегляды мальчишек.

Благодаря Мерлина за то, что туалет для девочек расположен за углом и она не опоздает на урок, она церемонно проигнорировала какой-то лёгкий подкол со стороны слизеринцев, сохраняя достоинство и ровную спину.

Но стоило сжать пальцами ручку двери, как та рывком потянула её на себя, и лицо Гермионы уткнулось в зелёный галстук, а лёгкие заполнил запах, от которого дыбом встал каждый волосок на теле.

Мерлин, Грейнджер...

Это просто уметь нужно попадать в такие, блин, дерьмовые ситуации.

Лучше бы ты сидела и терпела свою головную боль за своей третьей партой, чем теперь отскакивала от Малфоя, как ошпаренная.

И таращилась на него. Вот так.

А он… что, даже не…

— Брысь, грязнокровка.

Умри.

Умриумри.

Просто умри сейчас, чтобы не покраснеть ещё больше.

Сгореть заживо со стыда.

Когда даже смысла в румянце не было, ведь Драко действительно не смотрел на неё. Только грубовато оттолкнул плечом, заставляя сделать ещё один шаг назад.

Пошла с дороги.

Примерно так это выглядело.

Зато идущий за блондином Забини едва не просверлил лицо Грейнджер таким взглядом, что зачесались щёки. Не смотреть на них. Просто иди.

Иди, куда шла, Гермиона.

Он ведь даже головы не повернул. Что за хрень, Малфой?

ИДИ!

Моргнула, резко отвернулась.

Переставляя негнущиеся ноги, с пылающим лицом пронеслась по коридору, заскочила в туалет.

Раковина, вода, прохладно. Умылась. Кожа постепенно остывает.

— Чёрт, — шепнула она в мокрый ковш ладоней.

Надо же. Не хотела попадаться на глаза. И в итоге врезалась в него.

Врезалась в него! Налетела со всего ходу! Да чтобы тебя с ног сбило! Хренов грёбаный хорек, как же ятебяненавижу!

Она ударила мокрыми руками по раковине. Потом ещё раз. Зажмурилась.

Больно. На ладонях красные пятна. Голос разнёсся по блестящим в свете ламп стенам:

— Пошёл ты, Малфой!

Пошёл ты, ясно?

Ты и твоя семья — заносчивые… надменные сволочи! Твой отец — тварь, и ты такой же.

Конечно, Грейнджер. Повторяй это.

Так ведь легче, правда?

Нет. Но плевать. Может быть, станет когда-нибудь. И кто-то в груди прекратит трепать тебя, как оборванный и обгрызанный лоскут грязной тряпки.

Злость была ненужной, но она была. Так сильно была, что Гермиона не сдержалась и ещё раз ударила по керамическим бортикам.

Лучше злиться. Лучше так, чем плакать.

Осквернять эти стены, эту школу своими слезами.

Такие, как я загрязняют Хогвартс. Такие, как я.

А такие как ты, Малфой, втаптывают его в полное дерьмо! Это таких, как ты нужно исключать, выкидывать, как мусор. Куда бы ты побежал, если бы тебя вышвырнули отсюда за шкирку? К своей мамочке? Той самой, письма которой ты жжёшь, когда они тебе приходят? Тебе не к кому идти!

Я хотя бы всегда буду знать, что меня ждут.

Так кто из нас теперь в проигрыше?

Лицо, застывшее в сознании, которому она выплёвывала всё это, высокомерно приподняло брови и растаяло.

— Сволочь, — Гермиона тяжело дышала.

Подняла взгляд, встретившись с собственными пылающими глазами в зеркале. На миг замерла.

Оставь немного меня, Малфой. Пожалуйста. Нельзя делать так, как делаешь ты. Верни мне меня, ты-должен-вернуть-сейчас-немедленно-пожалуйста, верни. Иначе случится что-то ужасное.

Она не хотела.

Я не хочу, слышишь?

Медленно.

Выдохнула, расслабляя сжатую челюсть. Начала успокаиваться. Опустила взгляд на бьющую в раковину тугую струю воды. Повернула вентиль. Тишина. Мысли опускались. Прекратили метаться. И вдруг…

Письма.

Которые ты жжёшь.

Логан. Бумажка, письмо, Нарцисса.

Гермиона замерла, чувствуя, как в груди сжимается что-то холодное.

Щелчок — и одна крошечная мозаика присоединилась к другой.

Глаза вернулись к собственному отражению, недоверчиво вглядываясь в мокрое лицо. Мокрые ресницы. Тускнеющие щёки.

Грейнджер.

Что за ребус ты только что разгадала?

Прости, Мерлин. Она не поняла.