Проснулась Гермиона только ближе к ночи и с тяжелой головой, которую не хотелось отрывать от нагретой подушки. За окном уже царила темнота, поглотившая последние искорки света от фонарных столбов, приглушившая их до тусклых отблесков – город готовился ко сну. Подумав, что у нее все не как у людей, раз она даже по общему режиму жить не может, Гермиона заставила себя выползти из мягкого плена постели, в которую чуть ранее вернулась с таким неосознанным чувством правильности, словно что-то мешавшее ей спать в кровати наконец-то ушло. И эта мысль, как ни странно, ничуть ее не огорчила. На смену колкому ощущению, неизменно возникающему в области сердца, пришло смирение. Лицо осталось равнодушным, а бесстрастный взгляд с особым упорством выискивал в пределах видимости домашнюю футболку.
Все с тем же спокойствием Гермиона переоделась из рабочей одежды, попутно отправив светлую блузку, заляпанную пятнами пыли и грязи, в стирку. И, собрав волосы в тугой хвост и включив ненавязчивую музыку, прошла на кухню и принялась расчищать тамошние завалы. Расставив накопившуюся на раковине чистую посуду по полкам и выбросив из холодильника все непригодное к употреблению, так же меланхолично, с пустой головой, принялась за легкий ужин. А пока он запекался в духовке, прошлась по квартире, собрала еще часть вещей и закинула их в стиральную машинку. На ручную уборку сил у нее не было, но с помощью заклинаний она вычистила до блеска все комнаты, вернула на законные места перенесенные к дивану книги и спрятала подальше стоящие уже столько времени без дела миски Живоглота. А после ужина поняла, что за ту пару часов, что провела в домашних делах, она едва ли подумала о чем-то, что могла бы вспомнить.
Сделанное открытие заставило ее замереть на полушаге, и она остановилась посреди ванной комнаты. Гермиона прекрасно понимала, чем вызвано такое равнодушие, но не была уверена, как к нему относиться. С одной стороны, все было более чем логично, – сердцу было легче не думать вообще, чем снова и снова переживать события прошлого дня. Но, с другой стороны, ей совсем не была свойственна черствость, и такое яркое ее проявление именно сейчас, когда ей так необходимо осознать и проанализировать случившееся, пугало. Она попыталась заставить себя думать, пыталась вытащить из глубин сознания хоть какую-то эмоцию, но чувства молчали, не отзывались и даже не напоминали о себе.
Но на самом деле, Гермиона понимала, что все это – ложь. Что не от того она отгородилась стеной от мира и от самой себя. В голове, пульсируя и вибрируя, требовала внимания одна единственная мысль, о которой и были ее думы все это время. И даже разбирая беспорядок в квартире, она неосознанно перенесла на законные места забытые мужем мелочи. Разложила все так, словно не было последних месяцев и разлуки, словно он вышел на пять минут и скоро вернется. И даже опустевшая половина шкафа заполнилась «случайно» забытой при отправке его вещей рубашкой, которую она с педантичной аккуратностью разгладила легким движением руки, предварительно умастив на широкой, под стать его плечам, вешалке.
Переведя взгляд на свое отражение, Гермиона задумалась об этом уже более осознанно. Глупо было отрицать, что любовь к Драко никуда не ушла. Казалось, с разводом она даже стала сильнее, в очередной раз подтвердив испокон веков бредущую мудрость: лишь потеряв то, что дорого сердцу, мы начинаем это по-настоящему ценить. Как же абсурдно жизнь решила напомнить ей об этом уроке. Преподанный давным-давно, еще в пору юности, он стерся из памяти, словно исписанный учителем мелом на доске пример. Провел рукой – и лишь белый порошок на руке свидетельствует о том, что когда-то на гладкой поверхности было нечто важное. Но стоит сунуть ладонь под воду – и накопленный годами опыт поколений смывается в сток, утекая по безграничным подземным каналам, растворяясь в небытии.
Так и Гермиона смыла с полок своей памяти то, что покрылось слоем пыли – забытое и давно не нужное. Вместе с действительно лишним хламом, вместе с горькими обугленными воспоминаниями о войне, она стерла один из самых важных уроков, которые когда-либо получала. И сейчас, стоя среди холодных мраморных стен, она вдруг отчетливо поняла, что теперь стоит не просто меж гонящими ее подальше мирами – она стоит на краю обрыва, где под ногами лишь черная бездна, а за спиной – целый мир. Пусть неприветливый, пусть колющий и жалящий своими шипами и ядом, но все же это ее мир. Вина лежит и на ней за то, что он стал таким неприступным, холодным и злобным. Но и исправить это тоже в ее силах, верно?
Подорвавшись с места, Гермиона бросилась в спальню. Едва не споткнувшись на выходе из ванной о случайно загнувшийся угол ковра, она прихрамывая поспешила к комоду, игнорирую легкую боль от почти падения. Вытащила первые попавшиеся приличные брюки и стоя натянула их на голые ноги. Застегнув блузку, поняла, что промахнулась с петлями, из-за чего полы заметно перекосило. Волосы, для которых поблизости не нашлось щетки, собрала в совершенно неаккуратный хвостик, а непослушные короткие пряди прихватила разными, невесть откуда взявшимися, заколками. Едва не нацепив левый сапог на правую ногу и подхватив плащ, выбежала из квартиры, не потрудившись как следует закрыть дверь.
Подгоняемая разносящимся в голове эхом, твердящем лишь об одном, она неслась по улицам города, спеша к аппарационному пункту. На лице расцвела безумная улыбка, щеки покрылись лихорадочным румянцем, и она наверняка больше походила на сумасшедшую, чем на адекватную девушку. Перед ней опасливо расступались редкие в такой час пешеходы, отходя к самому краю дорожки, и даже что-то кричали вслед, когда она случайно задевала плечом не особо уступчивых горожан. Мимо нее, с бешенной скоростью, проносились подсвеченные витрины и вывески открытых в позднее время магазинов. Со всей силы вступая в глубокие после недавнего ливня лужи, попадающиеся на пути, Гермиона бежала вперед, ведомая незримой нитью. Ее тянуло вперед и вперед. И ничего больше не имело значения, лишь тот, к кому ее влекло с неземной силой.
Она бежала и корила себя на чем свет стоит за глупость, за женскую склонность все драматизировать, за слабость и медлительность. К чему был тот глупый, до нелепости абсурдный всплеск агрессии, к чему была последовавшая за ним апатия, которая так ее подкосила, если самым важным всегда был и остается лишь Драко?
Да, они не были идеальной парой или звездами предписанными друг другу любовниками. Они не были похожи и даже не подходили друг другу: родившиеся в разных мирах, представляющие разные сословия и даже борющиеся за прямо противоположные ценности. Они были просто разными, неправильными друг для друга. И все же они любили друг друга...
Новое открытие, которое с таким упорством Гермиона подавляла в себе в последнее время, добавило сил, и она с удвоенной силой понеслась по ночным улицам Лондона. Добравшись наконец до места назначения, она чуть замедлила шаг и огляделась, чтобы не вызвать подозрений у магглов. Свернула в темный переулок, затем – за угол неправильно сконструированного дома, оказавшись в не просматриваемой с главной улицы зоне, и, глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, аппарировала.
Очутившись неподалеку от дома, в который Драко перебрался после их разрыва, она на мгновение остановилась, чтобы отдышаться. Но, будучи так близко, она чувствовала натяжение связующей их нити все сильнее. Ждать не было терпения, и, не простояв на месте и минуты, она двинулась в сторону невысокого строения, быстро поднимаясь по крутой винтовой лестнице. Оказавшись на нужном этаже, прошла по коридору и свернула к проходу, ведущему к жилым квартирам. Она никогда не была здесь раньше, но все казалось до боли знакомым, словно каждый закуток был изучен ею лично. На деле же она просто бежала наугад, следуя за предчувствием, едва ли успевая следить взглядом за мелькающими рядом номерами квартир и табличками с именами жильцов.
Найдя нужную дверь, она не раздумывая постучала – настойчиво и сильно. Ответа не последовало, и внутри у Гермионы что-то резко сникло. Она приказала себе не унывать раньше времени и повторила стук. Когда на второй раз дверь осталась безмолвной, то обида, прямо пропорционально перекрывшая недавнюю эйфорию, дала выход в агрессии, и она начала барабанить в дверь с особым усердием. Глаза жгло, словно в них насыпали соли или перца, или того и другого разом, а в горле не то зарождалась отборная брань, не то подавлялся всхлип. Хотелось высказать несчастному родственнику двери в ее собственной квартире, как все это деревянное семейство портит жизнь людям, а после – разрыдаться, извиниться и самостоятельно записаться на курс реабилитации в Мунго, потому что едва ли разговоры с дверьми в таком ключе можно считать признаком здравомыслия.
И все же, хоть Гермиона и понимала абсурдность своих бредней, а не задаваться вопросами не могла. Непрошенный интерес о том, где ее муж мог быть в столь поздний час, возник из ниоткуда. Как легкий «Люмос» в кромешной темноте – расцвел и тут же затух в руках неумелого волшебника. Недавно увиденная картина рандеву Драко с Асторией Гринграсс сама по себе ворвалась в сознание и обосновалась там, рисуя возможное продолжение такой встречи. Ноги внезапно подкосились, и Гермиона оперлась спиной о так и не открывшуюся дверь – это нехорошо, очень нехорошо.
Где же он, когда так ей нужен… когда она так хотела сказать… когда поняла… Сделав глубокий вдох, она попыталась найти в себе силы уйти. Что толку оставаться здесь, если его нет дома? Попытавшись взять себя в руки и успокоиться, Гермиона уже почти оттолкнулась от двери, как та вдруг распахнулась, и она сама, не успев поймать равновесие, повалилась назад и уткнулась в твердое теплое нечто – оно дышало, двигалось, а удары его сердца настойчиво били между лопаток. Крепкий захват, в котором она оказалась, был таким привычным и родным, что Гермиона чуть ли не замурлыкала от наслаждения.
Откинув голову на плечо своей опоре и повернувшись влево, она столкнулась с чуть заспанным, но внимательным взглядом любимых глаз. Осторожно отодвинувшись, не разрывая зрительного контакта, она с улыбкой на лице смотрела на своего мужа. Одного его вида всегда хватало, чтобы выбить почву из-под ног, но сейчас все было намного, намного хуже: явно вырванный из кровати, Драко предстал перед ней в одних боксерах, и в лунном свете, просачивающемся через окно позади него, сильное тело ее мужа выглядело почти как мраморная скульптура. Точеное изваяние, созданное самим Господом. Он и сам походил на божество…
Спустя, казалось, целую вечность, когда у Гермионы так и не нашлось слов, он приподнял бровь в своей излюбленной манере, приглашая ее объясниться. Раскрасневшаяся, всклоченная, запыхавшаяся – она явно не производила впечатление человека, находящегося в здравом уме или хотя бы зашедшего на чай, когда случайно проходил мимо. Поэтому, не дождавшись никаких действий с ее стороны, Драко все же заговорил первым:
— Что случилось? У тебя все в порядке? — Обеспокоенность, с которой он говорил, вознесла Гермиону на новые высоты, и она улыбнулась еще шире. Но если для нее это действительно было поводом для радости, то для ее бывшего мужа – поводом задуматься о вызове медиков. Он придвинулся на шаг ближе и рукой аккуратно сжал ее ладонь, участливо заглядывая в ее лихорадочно блестящие глаза. — Гермиона, в чем дело? Почему ты здесь в… — он оглянулся назад, устремив взгляд на стоящие позади часы, — половине третьего ночи?
Потупив взор и чуть покраснев от его заботы, Гермиона снова улыбнулась и уже хотела сказать все, о чем думала последние часы, как ее резко перебил звонкий голос.
— Драко, ты где?
Из дальней комнаты выглянула светлая голова со слегка свалявшимися после сна или чего еще – о чем думать совсем не хотелось – волосами. Признать в ней давнюю соперницу было несложно. Несложно было бы и поверить в то, что она просто осталась на ночь, как старая подруга. Но, судя по дивану, который виднелся в комнате за спиной Драко, на нем никто не спал, а накинутая поверх голого стройного тела мужская рубашка буквально кричала о том, как некстати здесь присутствие самой Гермионы. И если раньше она думала, что провела в оцепенении вечер после пробуждения, то сейчас, смотря в холодные, полные превосходства глаза Астории Гринграсс, Гермиона в полной мере осознала, как ошибалась.
Автор: Shantanel Буду рада вашим отзывам здесь и на ФОРУМЕ.