Глава 4

Первые лучи утреннего солнца заскользили по комнате, ласково касаясь их лиц, совсем рано – впрочем, на часы Джинни не смотрела. Лениво разлепив глаза, она медленно обвела взглядом уже совсем светлую спальню, будто бы желая осмыслить все события минувшего вечера и ночи.

Причудливо спутанная одежда, единым темным комом лежащая на полу. Его очки, небрежно отброшенные на тумбочку. Так и не задернутые шторы на окне. Гарри, который все еще безмятежно дремал, раскинувшись на кровати.

Она и так все прекрасно помнила…

Джинни снова посмотрела на лежащего рядом Гарри – сейчас, с растрепанной черной шевелюрой, без очков, с обнаженными плечами, выглядывающими из-под одеяла, он отчего-то казался совсем беззащитным и… каким-то новым. Одной рукой он все еще обхватывал ее, словно и во сне боясь, что Джинни исчезнет, ускользнет куда-то. А лицо буквально лучилось спокойствием и умиротворением – она могла бы поклясться, что этой ночью кошмары парня не мучили.

Джинни задумчиво улыбнулась.

Осторожно выпутавшись из многочисленных простыней, она поднялась на ноги, невольно поморщившись при этом – все-таки тело еще ныло. Из распахнутого платяного шкафа она извлекла тряпку – нечто среднее между мужской рубашкой и халатом – и, набросив ее на плечи, подошла к окошку, за которым разгоралась ленивая утренняя суета. Но то и дело оборачивалась, чтобы еще раз посмотреть на Гарри.

Спектр чувств, испытанных рядом с ним этой ночью, самой Джинни казался пугающе огромным. Приятный озноб и удовольствие от осязания его рук на своем теле, от самого осознания этой близости. Вполне ощутимая боль, все еще дающая о себе знать. Однако ничего такого, о чем взахлеб болтали опытные девчонки: никакого взрыва, помрачнения, фейерверка... Лишь счастье от того, что она доставила своему любимому радость и облегчение.

И легкость, необъяснимое чувство невесомости в душе! Произошедшее не оставило после себя ни единой отрицательной мысли: не было ни стыдно, ни страшно, ни противно. Она принадлежала любимому – и это казалось абсолютно естественным, простым и понятным.

В это время Гарри проснулся и, растерянно проведя рукой по пустующей соседней подушке, перевел взгляд на Джинни, стоящую у окна.

Он никогда не знал, как следует вести себя с девушками. И тем более не знал, что сказать той, с которой проснулся в одной постели.

Чего она ждет? Каких-то нежных слов, которые он никогда не умел говорить, или извинений за то, что вчера он не сдержался? Или и того, и другого?

Наверное, она услышала, как он проснулся, потому что тотчас повернулась и, легко улыбнувшись, вернулась к постели.

- Джинни… - пробормотал он, стараясь убрать из голоса неизвестно откуда взявшиеся робость и смущение.

Может быть, ему следует чувствовать себя виноватым. Может быть, это было ошибкой. Может быть, она будет жалеть. Но Гарри знал точно: он жалеть не будет.

Слишком было хорошо, чтобы жалеть. Слишком много счастья и удовольствия за раз – никогда прежде Гарри не испытывал ничего подобного.

Джинни приблизилась. С полсекунды поглядев на него, она улеглась обратно на кровать и, проведя пальчиком по его лицу, прошептала:

- Доброе утро…

Что-то подсказывало ей – естественность! Вести себя так, будто все, что между ними было, само собой разумеется. Так и надо, так и должно быть. Тогда обоим легче будет преодолеть возникшее смущение и неловкость.

Чуть помедлив, Гарри приподнялся на локте и потянулся поцеловать ее.

- Колючий! – рассмеялась Джинни.

Это было совсем новое и странное ощущение – лежать в постели не одному. Осознание этого факта казалось Гарри едва ли не более волнующим, чем все, что этому предшествовало.

Нужно признаться, телом он желал ее с того самого момента, когда впервые увидел в объятьях Дина. Но никогда это тело и, главное, эта любовь, не были так необходимы ему, как этой ночью.

Когда он размышлял сам, все его чувства казались Гарри простыми и понятным. Не знал он другого: что сказать Джинни, как объяснить ей, что эта ночь вызвала в нем небывалый вихрь эмоций, сколько все это для него значит?

Тем временем она взяла инициативу в свои руки.

- Давай, просыпайся, приходи в себя и спускайся вниз! – распорядилась Джинни, не переставая тихонько посмеиваться; в уголках ее глазах лучилась улыбка. – А я попробую соорудить нам завтрак, если там, конечно, еще осталось хоть что-то съедобное.

С этими словами она вновь поцеловала его, скользнув губами по покрытой щетиной щеке, а затем отстранилась и вышла из комнаты.

Проследив взглядом за ее тонкой фигуркой в дурацком бесформенном одеянии, исчезнувшей за порогом, Гарри некоторое время пролежал неподвижно, глядя в украшенный лепниной потолок, а затем поднялся и, подобрав с пола разбросанную одежду, направился в ванную.

Когда Гарри спустился на кухню, глазам его предстала дивная картина: Джинни, каким-то непостижимым образом уже успевшая переодеться, стояла около массивной старорежимной печки и жарила яичницу с помидорами на огромной сковороде.

- Садись, сейчас поесть дам! – она махнула в сторону стола, заметив его появление. – Готовить здесь, конечно, не из чего, так что без изысков…

Только сейчас он заметил, что на Джинни прошедший год и события последних дней тоже сказались далеко не лучшим образом, и дело было не только в глубокой скорби, видной невооруженным глазом. Девушка выглядела усталой и осунувшейся, под глазами залегли глубокие тени, а кожа, всегда бывшая молочно-белой, сейчас казалась совсем прозрачной, через нее просвечивали синеватые сосуды. На похудевшем бледном лице, казалось, жили только глаза – но они жили! Широко распахнутые голубые глаза будто бы светились внутренним светом, которого – Гарри не знал точно, но мог сказать наверняка – не было еще пару дней назад.

Однако он не мог оставить без внимания тот факт, что Джинни пару раз поморщилась, будто бы от боли, пока сновала по кухне.

- Больно? – виновато спросил Гарри: он заподозрил это еще ночью, когда она закусила губу и мертвой хваткой вцепилась в его плечи.

- Все нормально, Гарри, - она покачала головой и улыбнулась. – Правда.

- Извини, - выдохнул он еле слышно.

- Я же говорю тебе: все хорошо. Так всегда бывает… ну, впервые…

Ему показалось, что Джинни на мгновенье смутилась и чуть покраснела, но она тут же взяла себя в руки и добавила совсем другим тоном:

- Ты яичницу все-таки съешь! Кому я готовила?

- Конечно, съем! – отозвался Гарри, жестом приглашая ее усаживаться рядом. – Спасибо тебе, очень вкусно.

«Все-таки с ней сейчас как-то слишком легко… - отметил он про себя. – Даже странно. Неужели все действительно нормально, хорошо и правильно?»

Он не мог избавиться он давней, с детства, уверенности в том, что его не за что любить. Хотя Джинни, казалось бы, уже на протяжении года доказывала ему обратное. А еще Гарри боялся, и не безосновательно, что все дорогие ему люди как-то незаметно, но систематически покидают не только его, но и грешный мир.

Однако сейчас он ясно ощущал, что можно спокойно позволять любить себе самому и принимать эту любовь… отчего-то эта уверенность едва ли не витала в воздухе.

Прошло несколько минут, прежде чем Джинни нехотя произнесла:

- Послушай, я, наверное, сейчас домой пойду. Иначе мама с ума сойдет, да и вообще… - Джинни резко оборвала фразу. – В общем, я сейчас уйду, объясню все маме, возьму хоть немного вещей и постараюсь сегодня же вернуться сюда. Договорились?

- Конечно, - кивнул Гарри, но потом вздрогнул, осознав, что за этим стоит. – А она нас обоих не…

Он замолчал, не зная, как завершить предложение. Твердо уверен Поттер был лишь в том, что каким бы естественным и легким ни казалось все, происходящее между ними здесь, миссис Уизли вряд ли это одобрит.

- Нет, не думаю… - отозвалась Джинни, но особой уверенности в ее голосе Гарри не услышал. – Вряд ли. Я ей сказала, что к тебе поеду, так что…

Все это она говорила, дабы успокоить Гарри – это было видно невооруженным глазом. Но, тем не менее, развивать эту тему они не стали, и завтрак прошел практически молча – лишь время от времени они перебрасывались малозначимыми фразами. А пару часов спустя Гарри проводил ее у камина на кухне.

«Сейчас я увижу маму… - неожиданно четко осознала Джинни, шагнув в ярко-зеленое пламя. – И что я ей скажу?»

Прежде она неоднократно задумывалась о том, как когда-нибудь расскажет маме о своей первой ночи, об окончательном и бесповоротном единении с любимым человеком. Маме, которая хоть и почти никогда не разговаривала с ней на подобные темы – не учила нравиться мужчинам, не учила чувствовать себя женщиной – но все равно оставалась самым близким и понимающим человеком на свете.

Но что сказать сейчас, Джинни не знала. Она не чувствовала за собой никакой вины, однако терялась, представляя себе неминуемый разговор. Слишком все было тяжело и запутано…

Гарри, подавленный и, казалось, потерявший всякую надежду, каким она нашла его вчера. Собственное отчаяние, незнание, что можно сделать. Гарри, крепко сжавший ее в объятиях, не оставляя обоим выбора. Множество перемешавшихся чувств наутро и, самое главное, его глаза – зеленые, цвета надежды, будто бы ожившие после их ночи…

Слишком сложно, чтобы суметь объяснить.

Все эти мысли пронеслись в голове Джинни за те считанные секунды, которые потребовались для того, чтобы исчезнуть из дома на площади Гриммо и оказаться на кухне родной «Норы».

Молли Уизли сидела за столом в компании Флер – перед женщинами стояли чашки с явно нетронутым, давно остывшим чаем, а лица обеих казались чем-то озадаченными.

Услышав шум и увидев выходящую из камина Джинни, обе тотчас повернулись к ней.

- Джинни! Наконец-то! – воскликнула Молли, поднимаясь навстречу дочери. – Хоть бы предупредила, что задержишься, я же все-таки волнуюсь! Где ты была всю ночь?

- У Гарри, - отозвалась она и, вероятно, в ее голосе прозвучало нечто – оттенок, интонация, тщательно скрываемый подтекст – что матери совсем не понравилось.

Что сказать еще, она не знала.

- И что же скрывается за словами: «У Гарри»? – недоуменно и уже немного возмущенно поинтересовалась мать, увидев, как Джинни прикрыла глаза и покачала головой, всем своим видом словно говоря: «Все потом, не спрашивай…». – Джинни, может быть, ты пояснишь мне, где провела всю ночь и чем вы там занимались?

- Потом, мамочка… - произнесла она уже вслух. – Потом – обязательно…

С этими словами она кивнула Флер, глядящей на нее со странной смесью тревоги и понимания в прекрасных синих глазах, и, миновав мать и невестку, направилась к лестнице, ведущей наверх.

- Джинни! Послушай, я, наверное, имею право знать…

Дальнейших слов Молли она уже не слышала.

Осторожно затворив дверь своей комнаты, Джинни тут же обессилено рухнула на кровать, бесцельно глядя в белый потолок. Пожалуй, и самой себе она с трудом смогла бы объяснить все то, что сейчас чувствовала, что так сложно было выразить словами – так что же говорить о маме?

Все, происходившее между ней и Гарри этой ночью; все то, что воспринималось так просто и естественно там, на площади Гриммо, здесь, в залитом солнцем родном доме, отчего-то казалось далеким и нереальным. Новые ощущения и мысли – все эти воспоминания будто бы были совсем неуместны здесь, в ее маленькой старой комнате.

Осязание его тела рядом – действительно, как будто родное и незнакомое одновременно. Впрочем… Впрочем, теперь она знала его всего: каждый вихор волос, каждый вздох, каждый шрам…

Шрамы… Никогда прежде Джинни не задумывалась о том, сколько этих печальных трофеев, кровавых автографов оставили Гарри минувшие годы. А сколько ран, невидимых глазу?

«Ничего, все наладится… - убеждала себя Джинни. – Ему станет лучше, ему уже лучше – я же вижу! А потом и все остальные придут в себя… По крайней мере, я сумею позаботиться о том, чтобы Гарри пришел в себя, сумею вытащить его из этого мрачного дома…»

Она даже не заметила, что в раздумьях уже распахнула дверцы шкафа, оглядывая небогатый гардероб, и начала складывать на кровати стопку вещей первой необходимости. «Надо возвращаться к Гарри… - повторяла она раз за разом. – Надо, если я хочу привести его в нормальное состояние…»

Ее размышления прервал негромкий, деликатный стук в дверь.

- Да, мам? – выдохнула Джинни. Она знала, что этот разговор неизбежен, но, пожалуй, еще не была готова к нему.

- ‘Жинни, можно к тебе? – блестящие белокурые волосы, казалось, летели впереди своей обладательницы, оповещая о ее появлении. Дверь открылась, и в комнату скользнула Флер.

- Да, конечно, - вздрогнула она и повернулась к гостье: ее неприязнь к невесте, а теперь жене старшего брата давно осталась в прошлом. – Что случилось?

- ‘Жинни, извини, если я… как это по-английски… лезу не в свое дело, но я слышала твой разговор с мамой, и…

- Что? – напряглась Джинни. Она чувствовала, что, несмотря на их наладившиеся отношения, она скажет Флер что-нибудь нелицеприятное, если та вздумает читать ей нотации или взывать к морали и нравственности. – К тому же, - Джинни усмехнулась, - мне кажется, что и разговора-то никакого не было…

- Oui, конечно, но… - было видно, что Флер мнется, пытаясь подобрать слова. – В общем, ‘Жинни, я подумала, что тебе это может пригодиться…

С этими словами Флер протянула ей какой-то небольшой пузырек, который сжимала в руке. Джинни сперва опешила, но взяла его. А когда она бросила взгляд на этикетку, то осознала продуманность и оправданность этого шага Флер.

- А… да, спасибо… - пробормотала она, глядя на красавицу-невестку. – Спасибо, что… думаешь обо мне… а как…

- О, неважно! – Флер махнула рукой. – Я знаю, каково все это бывает. И лучше перестраховаться, n'est-ce pas?

Было ясно, что Флер тоже немного волнуется – только в таком случае жена Билла после того, как прожила в Англии без малого четыре года, сбивалась на родной французский. Выждав несколько молчаливых секунд, она сдержанно улыбнулась и проговорила:

- Тогда я пойду, да, ‘Жинни? Да, и еще: не волнуйся из-за мамы, eh bien, что она, может быть, была резка… Подожди немного, все наладится.

В ответ на это Джинни лишь кивнула: несмотря на то, что Флер действительно очень вовремя и очень кстати о ней позаботилась, что она никогда не ожидала бы от той подобного шага, вести задушевные беседы она настроена не была. Ни с Флер, ни с мамой, ни с кем-либо еще. В самой себе бы разобраться для начала!

Когда Флер вышла – на прощание они лишь кивнули друг другу – Джинни как ни в чем не бывало продолжила собирать вещи. Ее решимость, уверенность в том, что в любом случае нужно возвращаться к Гарри, ничуть не угасла.

Укладывая в маленькую сумку полученный от Флер флакончик, Джинни еще раз задумалась о дальновидности невестки. «Она действительно молодец, что дала мне это, - пронеслось в ее голове. – И правда, все может случиться… А Гарри сейчас совсем не до этого, он, наверное, даже не задумался…»

Собственное легкомыслие в этих размышления заставило ее усмехнуться, затем – ужаснуться, а спустя пару секунд – похолодеть, замерев с какой-то тряпочкой в руках: а что, если уже?

Однако когда она взяла себя в руки, и внезапная паника уступила место здравым рассуждениям, Джинни все же постаралась успокоиться – вряд ли, очень вряд ли… Дни совсем не те, не должно было ничего случиться…

«Ладно, если что – сами виноваты! – резко сказала она самой себе. – Но все-таки все хорошо, мне так кажется…».

Отогнав тревожные мысли, Джинни окинула собранные вещи критическим взором. «Вроде бы, все нужное взяла… По крайней мере, минимум…». Она все же надеялась вернуться домой через некоторое время и, если получится, притащить сюда Гарри.

Когда она спустилась обратно на кухню, Молли все еще была там – на этот раз она вручную оттирала заварочный чайник.

- Ты, конечно, сейчас обратно к Гарри отправишься? – поинтересовалась она, повернувшись, и Джинни увидела на лице матери странную смесь добродушной усмешки, теплоты и тревоги.

- Да, я… - начала было Джинни, но вновь почувствовала, что не может сейчас ничего обсуждать. – Мам, ты прости, если что… Я тебе потом все расскажу. Обещаю. Но не сейчас. Идти надо…

- Ну, что с тобой теперь поделаешь? – пожала плечами Молли, и Джинни заметила, как на лице матери впервые за последние недели промелькнуло слабое подобие улыбки. – Иди, только передай, пожалуйста, Гарри, чтобы не избегал нашего дома. Ничего не изменилось… в этом отношении…

И она кивнула дочери, уже взявшей в руку пригоршню летучего пороха.

На этот раз Джинни застала Поттера непосредственно на кухне – тот сидел за столом и, кажется, листал какую-то старую книжку.

Она не могла не обратить внимания на то, что внешний вид Гарри выгодно отличается от вчерашнего, и даже от того, каким она оставляла его несколько часов назад. С лица исчезла многодневная щетина, черной шевелюры явно коснулась расческа, а футболка и джинсы были недавно извлечены из шкафа. Но главное – выражение лица и глаза! Как будто из взгляда исчезла какая-то обреченность и безысходность.

- Хорошо выглядишь, - заметила Джинни, выбираясь из камина. – Определенно лучше, чем вчера вечером. Настоятельно советую продолжать в том же духе.

- Ты так быстро вернулась? – в его голосе звучало и удивление, и опаска. – Как мама?

- Пожалуй, не лучше, чем раньше… - погрустнев, отозвалась Джинни. – Увы.

- Нет, я имею в виду: как она отнеслась к тому, что ты…

Предложение Гарри не закончил, рассчитывая на то, что она и так поняла. Он сам глубоко и тяжело переживал гибель Фреда, разделял горе миссис Уизли и, чувствуя часть своей вины, все еще не мог смотреть ей в глаза… но сейчас его беспокоило не это, а то, не вызвало ли гнев этой женщины отсутствие дочери дома ночью. А точнее – то, что он натворил.

Сам он никакой вины за собой не чувствовал, но если из-за него проблемы возникнут у Джинни…

- Все хорошо, - улыбнулась она и, слегка сжав его руку, повернулась к столу. – Все в порядке. Давай я тебя чаем напою? Сам-то небось чайник вскипятить не догадался?
Он заметил, что Джинни уводит разговор в сторону, и мог лишь догадываться о причинах ее нежелания говорить на эту тему – спросить прямо не решался.

- В библиотеке нашел, - пояснил Гарри, заметив, что она краем глаза изучает раскрытую книгу. – Не сказать, что очень интересно, но я и не вчитывался толком…

- Ладно, если понравится, дашь потом почитать, - кивнула Джинни, достав из буфета чашки.

Чай пили практически молча, глядя друг на друга в упор – казалось, в голове обоих вертится слишком много мыслей, чтобы их можно было обратить в слова. И они прекрасно понимали друг друга без них.

А когда чай был выпит, Гарри ощутил непривычную расслабленность и приятную усталость – было ли это вызвано умиротворением, которое всегда дарило ему присутствие Джинни, или тем, что тяжелые мысли хоть ненадолго, но отпустили его?

И не хотелось ни думать, ни волноваться…

-Ты мне все-таки скажи: мама точно спокойно отреагировала? – повторил Гарри, усевшись в глубокое кресло, стоявшее в углу. Все-таки ему казалось, что Джинни чего-то недоговаривает.

- Спокойно, - отозвалась она. – Абсолютно спокойно. Я ей пообещала, что потом мы поговорим по-человечески, и она согласилась. Все в порядке.

-Тогда хорошо… - пробормотал он, пытаясь подавить очередной зевок. Гарри чувствовал, что веки словно налились свинцом, глаза слипались, а мысли путались – такого не было с ним уже давно. Потом он вдруг вспомнил, как три года назад, после возвращения из лабиринта Турнира Трех Волшебников, его напоили зельем для «Сна без снов», и он точно так же куда-то проваливался. Захотелось как-нибудь шутливо спросить у Джинни, не подмешала ли она ему чего-нибудь сейчас, но язык не слушался…

- Ну, спи, спи, - тихо произнесла Джинни, пристроившись на подлокотник его кресла. – Спи, я здесь…

Но убаюкивать его уже не требовалось: Гарри задремал, уронив голову на грудь, а рука его с силой сжала ее пальцы.