Глава 2

Старый будильник, стоящий на невысоком комоде, перестал работать еще в прошлом году. Теперь же, после возвращения в покинутый весной дом, никто и не думал заниматься его починкой. Стрелки застыли на пятнадцати минутах пятого, и казалось, что время в маленькой комнатке остановилось. Что ж, замечательно…

Меньше всего Джинни сейчас хотелось следить за течением времени.

Все, увиденное ею в Хогвартсе несколько недель назад, более всего напоминало оживший кошмар, страшный сон, от которого весь их мир никак не мог проснуться. Вступая в «Отряд Дамблдора» школьники вряд ли подозревали, что ждет их впереди; ничего из того, с чем они сталкивались раньше, не способно было к этому подготовить – ни битва в Министерстве два года назад, ни схватка с Пожирателями той ночью, когда погиб Дамблдор, ни год, проведенный под деспотией Снейпа и Кэрроу.

Тогда их моральный дух не падал настолько низко. Тогда не рушился великолепный тысячелетний замок. Тогда ночью не становилось светло от вспышек заклятий. Тогда повсюду не лежали трупы. Тогда не погиб ее брат.

Вновь вспомнив о Фреде, Джинни опустила голову на подушку и с силой сжала виски. Вообще о гибели брата она в эти дни старалась не думать – слишком тяжелыми были эти мысли… Хотя настоящую боль потери в полной мере она, наверное, еще не прочувствовала – так казалось самой Джинни. Пока что преобладало ощущение нереальности, какой-то затянувшейся страшной игры – как могло случиться такое, что Фреда больше нет? Как это: он больше не будет торговать в «Волшебных вредилках» и повсюду рекламировать свои изобретения, не будет устраивать взрывы в комнате и фейерверки в школе, не будет с хохотом рассуждать обо всем на свете, подшучивать над Роном и так трогательно, однако ненавязчиво, опекать ее, Джинни?! Разве близнецы вообще могут разлучаться? Невозможно! Решительно невозможно!

Этим мыслям Джинни ходу не давала. Она вообще ни о чем не думала: просто лежала на кровати целыми днями, глядя в окно на цветущий сад, и представляла себе, что вокруг – пустота. Благословенная и недостижимая. Будто бы вокруг нет ничего, совсем. Будто бы снизу то и дело не доносятся рыдания матери – душераздирающие и безнадежные. Будто бы по дому не ходит, точно привидение, потерянный Джордж. Будто бы на лицах отца, Чарли и Рона, как бы они ни старались держать себя в руках, не застыла печать горечи и боли.

Будто бы ее, пускай и на подсознании, не волнует вопрос, отчего Гарри все еще не дает ничего о себе знать.

С противоположной стены на нее смотрела с огромного плаката Гвеног Джонс – капитан любимой команды. Женщина озорно подмигнула, но сейчас этот жест едва не вывел Джинни из себя. Она подскочила и, резким движением сорвав плакат со стены, запихнула его в стоящую под столом коробку. Затем снова села на кровать, поджав под себя ноги и поплотнее завернувшись в тонкую шаль.

Через несколько минут раздался негромкий стук в дверь, вырвавший ее из прострации.

- Открыто, - отозвалась Джинни, всеми фибрами души надеясь, что это не мама: вид ее убитого лица она сейчас была бы не в состоянии выдержать.

Дверь скрипнула, и в комнату неуверенным шагом вошел Рон.

- О, хвала Мерлину, это ты! – выдохнула Джинни, глядя на брата. – С тобой еще можно поддерживать иллюзию нормального разговора.

- Хорошо, если так… Ты вообще выходила отсюда? Хотя бы на обед?

- И даже на ужин, - усмехнулась она. – Вот только я совсем не могу смотреть на все это…

- Я тоже… Послушай, я хотел поговорить с тобой… - неуверенно начал Рон.

- О чем?

- Понимаешь…

Выдавив первое слово, он замолчал, и на некоторое время в комнате воцарилась тишина – нарушал ее лишь шум деревьев за окном да звон посуды, доносящийся из кухни.

Наконец Рон совладал с собой.

- Сестренка, не могу поверить, что это говорю я, но… - он явно мялся, не зная, какие подобрать слова. – В общем, Гарри надо спасать.

- Что такое? – Джинни тут же вздрогнула.

-Ему совсем плохо, он заперся там, в доме Сириуса, и, по-моему, уже ничего не хочет, ничего ему не нужно. Мы пытались привести его в порядок, но никак. Его надо спасать, иначе… Иначе мы его просто потеряем.

- А я-то что могу сделать? – Джинни сама не знала, откуда появилась эта робость и неуверенность. Но она не видела Гарри почти год… Человек мог измениться до неузнаваемости, и она уже не найдет к нему подступа…

- Я думаю, ты найдешь слова или способ… ну, по-вашему, по-женски…

Рон не стал добавлять, что, по его мнению, если привести Гарри в порядок не удалось Гермионе во время их последней встречи, то всем остальным не стоит даже пытаться. Кто мог состязаться с Гермионой в умении правильно подобрать слова, понять человека, заставить снова вернуться к нормальной жизни?

Но это была его сестра. И она любила Поттера вот уже семь лет… «Может, что-нибудь выйдет?»

Вне зависимости от того, как сам Рон когда-то относился к этому.

Эта мысль заставила его вспомнить еще кое о чем.

- Я понимаю, что вы тогда расстались, и…

- Мы не расставались, - неожиданно перебила его Джинни твердым голосом. – Тогда Гарри ушел, объяснил мне, зачем и почему, и я его ждала. Когда он захочет, будет готов, все будет по-старому.
«Если он захочет» - добавила она про себя. Минуло больше почти три недели после их победы, после того, как все улеглось – пускай суетно, пускай болезненно и горько, но хоть как-то. За это время Гарри ни разу не попытался встретиться с ней, поговорить об их отношениях, о будущем, о… да неужели они не нашли бы, о чем поговорить, оставшись вдвоем!

Но он не спешил делать первый шаг навстречу.

Если это вызвано тем, что Гарри, по словам Рона, совсем потерял интерес к жизни, то нужно что-то делать… не только из-за их отношений… но что? И сможет ли она?

- А ты что будешь делать? – поинтересовалась Джинни у брата через некоторое время. –Почему ты не можешь остаться с Гарри там, в доме Сириуса, и попытаться привести его в чувство? Мне кажется, ты все же что-то для него значишь.

- Но и ты тоже, - вяло усмехнулся Рон. – Я не могу. Во-первых, потому что сам Гарри этого не захочет, а во-вторых… - он замялся, не зная, стоит ли продолжать. – Гермиона хочет как можно скорее поехать в Австралию и вернуть своих родителей. Я… я еду с ней.

Эта новость заставила Джинни вынырнуть из своих размышлений и недоверчиво уставиться на брата.

- Вот как? Неужели не прошло и семи лет, как между вами что-то произошло?

- Отчасти, - Рон сейчас явно не настроен был шутить. – Я нужен ей сейчас, я же вижу. Может быть, больше, чем Гарри. А вообще я просто хочу сбежать, - признался он. – Не могу здесь… Не могу смотреть на родителей, на братьев, на тебя… Если честно, я и на Гарри смотреть не могу, а тем более не могу его спасать. Ему нужна ты, вся надежда на тебя. А мы с Гермионой поедем в Австралию, а когда вернемся, может быть, все встанет на свои места. Хотя бы отчасти. Ты не представляешь, как я этого хочу…

Некоторое время Рон молчал, словно давая сестре возможность осознать все сказанное, а потом тихо произнес, сжав ладонями виски:

- Мерлин… Как же я устал…

Это был едва ли не единственный случай, когда ее брат позволил своим чувствам хоть немного вырваться наружу. Все остальное время он бывал необычайно замкнутым и внешне спокойным, сохраняя отстраненно-флегматичный тон даже в разговорах с матерью или Джорджем. Вообще Рон предпочитал проводить большую часть времени наедине с Гермионой – видимо, только с ней он мог позволить себе снять эту маску.

Джинни до сих пор не знала, как трое неразлучных друзей провели последний год: через что им пришлось пройти, что преодолеть, с какими трудностями столкнуться? Она даже не знала, чем они вообще занимались и где находились. Но могла лишь догадываться о том, что это было отнюдь не просто и уж наверняка оставило свой след в их душах и мыслях.

Впрочем, сейчас Рон довольно быстро взял себя в руки.

- Вот так, значит… - подытожил он, резко вставая. – Думаю, у тебя получится поговорить с Гарри, привести его в чувства. В конце концов, кто-то ведь должен суметь пробить этот его самодельный панцирь!

- Я попробую… - совсем тихо отозвалась Джинни.

- Ну и хорошо. Тогда я пойду, – Рон бросил на сестру вопросительный взгляд, – меня Гермиона ждет. Мы с ней сегодня хотели обсудить, когда отправляться в эту Австралию. Надеюсь, я все же сумею уговорить ее на трансгрессию, хоть она и утверждает, что плохо знает местность и мы можем потеряться… Я не желаю несколько часов висеть в воздухе в этой огромной консервной банке с мотором!

Прозвучавшая шутка, казалось, тотчас расставила все по своим местам. Юмор всегда был неотъемлемым элементом жизни в этом доме, а потому траур воспринимался особенно тяжело и неестественно. Таким образом будто бы вернув что-то, Рон через некоторое время покинул комнату сестры, оставив им обоим возможность разобраться в запутанных мыслях.

Весь вечер и половину следующего дня Джинни провела, бесцельно мечась из угла в угол. Ночью она почти не спала – голову заполнили мысли, от которых не так-то просто было отделаться.

Просьба брата о том, чтобы она навестила Гарри, на первый взгляд кажущаяся не такой уж сложной, а в некоторых ситуация – вполне естественной, поставила ее в двойственное и сложное положение.

Несмотря на то, что Рона она убеждала в обратном, сама Джинни никак не могла отделаться от мысли о том, что с Гарри они расстались. Пускай не совсем по собственной воле, пускай под гнетом обстоятельств, пускай лишь на время – но расстались. Имеет ли она право сейчас навязываться ему, самовольно влезать в его жизнь?

Когда-то Джинни ждала его шесть лет. Ждала, потому что в десять лет, впервые увидев Гарри Поттера на платформе лондонского вокзала, она отчего-то сразу поняла, что вот он – герой ее романа. И ничего с этим уже не поделаешь…

Шли годы, менялись они оба, но чувства Джинни оставались прежними. И она продолжала ждать, успев усвоить за эти шесть лет – Гарри не тот человек, которому можно что-то навязывать, торопить его. Он сам все скажет и сделает, когда будет готов. Ведь в конечном счете Джинни дождалась поцелуя на виду у всей гостиной и, что самое главное, взаимности в своих чувствах.

Так, значит, и сейчас не нужно подгонять его в возобновлении отношений… когда он будет готов, придет сам…

А с другой стороны – ведь их расставание действительно было вынужденным!

Тогда, год назад, Гарри ни словом, ни жестом не дал ей понять, что она ему более не интересна или не симпатична. Напротив, их последний поцелуй на его семнадцатилетие просто-таки кричал об обратном. Если бы их тогда не прервал Рон, то кто знает, чем бы все кончилось…

«Но ведь после этого Гарри даже не пытался снова приблизиться ко мне! А возможностей была масса – хотя бы на свадьбе Билла он мог бы пригласить меня танцевать, или…

Все-таки тогда мы расстались, не стоит об этом забывать. А тот поцелуй был исключительно моей инициативой. Гарри попросту не хотел давать ни мне, ни себе лишних надежд.

А сейчас, когда все кончилось… ведь он говорил, что не сможет быть со мной рядом, пока жив Тот-Кого-Нельзя-Называть… теперь все кончилось, но Гарри все еще не сделал ни единой попытки вернуть все на свои места…

Так о чем говорил Рон?! Гарри сейчас не до чего, он ничего не хочет, ничем не интересуется. Немудрено – после стольких кошмаров! Нам всем сейчас нелегко, а ему – особенно. И если я не попытаюсь его спасти, то не стоит ни на что надеяться – ни на то, что наши отношения восстановятся сами собой, ни на то, что Гарри вообще останется здоровым и адекватным человеком!»

Едва эта мысль окончательно сформировалась в ее сознании, Джинни точно ужаленная подскочила с кровати и бросилась одеваться. Натянув на себя первую попавшуюся под руку одежду – но все-таки черного цвета, от атмосферы общего траура бежать было некуда – она вышла из комнаты и спустилась вниз.

Мать была на кухне – повернувшись спиной к лестнице, она вручную, без малейшей помощи палочки, наводила порядок в ящиках буфета.

- Я к Гарри поеду, - достаточно громко объявила Джинни. – В дом Сириуса, он там один сидит…

Молли ничего не ответила, лишь неопределенно махнула рукой. Расценив этот жест как знак согласия, Джинни потянулась к горшочку с Летучим порохом и уже приготовилась бросить в камин пригоршню.

- Джинни! – внезапно окликнула ее мать. – Валерьянка.

- Что – «валерьянка»?

Джинни оглянулась, бросив взгляд на мать, но Молли стояла к ней спиной. Через несколько секунд она отозвалась, причем по голосу казалось, что женщина сильно простужена.

- Лучшее средство от нервов, депрессии, всяких переживаний и ночных кошмаров – не всякие заумные зелья, а банальная валерьянка. Захвати-ка пузырек. Чует мое сердце, что для Гарри лишним не будет…

Джинни не была твердо уверена, что успокоительные капли – это именно то, что сейчас нужно Гарри, но на всякий случай положила пузырек в карман. Во-первых, ей хорошо помнились картины двухгодичной давности, когда, все в том же доме на площади Гриммо, Поттер впадал то в неистовство, то в апатию. Что она увидит сейчас, неизвестно. А во-вторых, Джинни точно знала – простого жизненного опыта ее матери не занимать.