Гермиона проснулась и почувствовала невероятную теплоту рядом. Разум определил аромат Северуса и его дыхание прежде, чем очнулись инстинкты, и девушка расслабилась в объятиях спящего возлюбленного.

Летнее солнце светило сквозь широко открытое окно, защищенное чарами от всякого незваного гостя, который мог бы проникнуть в спальню, и золотом окрашивало потолок.

Гермиона медленно повернулась лицом к Северусу, их носы почти соприкасались.

Уже не первое утро они просыпались вместе, но его лицо — такое беззащитное и мягкое во сне — чуть приоткрытые губы, полнота которых стала заметна, изящный изгиб бровей и линия подбородка — все это трогало нечто в глубине души, бездонный колодец чувств, которые заставляли сердце болеть от любви.

Она не знала, какое из чувств было сильнее: счастье, которое она испытывала при взгляде на него, или страх, что с ним может что-то случиться, что будущее может уничтожить ту хрупкую вещь, которую она держала в руках, — его сердце.

Хотелось смеяться и плакать одновременно, положить голову ему на грудь и сбежать. Гермиона чувствовала, как его дыхание нежно щекочет лоб, и довольно вздохнула.

Чего бы ни хотели Драко и Гарри в будущем, чего бы ни ждали после победы над Волдемортом, ей было безразлично. Она хотела лишь этого.

Северус был ее миром, надеждой, единственным, что она даже не смела желать, и судьба добровольно вручила этот подарок.

Чего еще хотеть? Что может быть больше близости разума, тела и души? За это можно вытерпеть даже тысячи лет боли и ужаса.

Только это кончится. Скоро. Так или иначе.

Гермиона положила ладонь на руку Северуса так осторожно, что не потревожила его сон, и попыталась сосредоточиться на этом, чтобы отогнать накатившее напряжение.

Она беспокоилась. Нет, не так. Она была в ужасе. Не оставалось места тревоге или неуверенности, потому что она точно знала, что произойдет. Что она сделает.

Последние недели она несла бремя знания, возрастающей уверенности в том, что должно произойти. Это бремя почти раздавило ее.

Другие не видели ее усиливающийся страх и тоску, даже Северус, знавший ее лучше всех, приписал ее поведению другие причины.

Однако многое происходило: выпускной, окончание школы, подготовка к битве — как кто-то мог знать, что не это по-настоящему ее беспокоит? Как кто-то мог знать, что ее прощания, тоска, внезапные перемены в настроении были не просто реакцией на конец школьной жизни и начало новой?

Гермиона радовалась, что никто не заметил, не сделал неверных выводов. Она знала, что справится, но сомневалась, что может сделать это вопреки воле родных и близких.

Она сильнее сжала руку Северуса, и он пошевелился, немного напрягшись, оценивая обстановку, прежде чем открыть глаза. Он расслабился. Гермиона знала, что он проверил защитные чары и обнаружил их нетронутыми, проверил комнату и убедился, что они одни. Те же действия проделывала она после каждого пробуждения. Она знала их наизусть.

— Доброе утро, любимый, — прошептала она; Северус медленно открыл глаза, его лицо осветила яркая довольная улыбка, которую девушка видела каждое утро с тех пор, как они стали спать вместе.

Всякий раз ее удивляло, какое счастье ему доставляло одно лишь ее присутствие в постели. В этот раз его радость разбила ей сердце.

— Доброе утро, — ответил он. Гермиона почувствовала, как мягкие вибрации его голоса прошли от руки по всему ее телу, заполняя ее странным, пульсирующим напряжением.

— Ты мне снилась, — сказал Северус, и девушка положила голову ему на грудь, прижавшись носом к теплой коже, чтобы избежать взгляда любимого.

— Надеюсь, сон был приятным, — ответила она весело.

Он хмыкнул расслабленно и беспечно, таким он был только после пробуждения до того, как напряжение дня опустится на плечи.

— Очень, — последовал ответ. — Помнишь, о чем ты спросила давно, когда Гарри и Уизли узнали про твою двойную жизнь? Ты спросила, будем ли мы когда-нибудь свободны от войны и тайн, которые мы не можем вынести. Спросила, сможем ли мы показаться на свет и отбросить все роли и маски.

— Да, — прошептала она, боясь, что голос ее выдаст. — Помню.

Она чувствовала, что он улыбается, глядя на ее беспорядочную копну волос.

— Сегодня мне это приснилось, — сказал он нежно. — Мы были гораздо старше. В твоих волосах появилась седина и морщинки на лице, но ты была так же прекрасна, как и сегодня. Мне снилось, что мы проснулись вместе, как и сейчас. Во дворе пели птицы, а солнце грело наши лица. Каким-то образом я знал, что мы прожили в мире долгое время, вместе, без страха. Это было прекрасно. Хотел бы, чтобы и ты увидела этот сон.

Гермиона крепко закрыла глаза. Она не заплачет. Она не сломается и не расскажет ему все. Слишком многое стояло на кону, чтобы поддаться отчаянному желанию сделать этот сон явью.

Если она расскажет, то уже не будет мира. Будет война, смерть, постоянный страх, который вырежет души ее любимых одну за другой, пока не останутся пустые куклы, бойцы, которые не поймут, что делать с миром на пороге.

Она не позволит этому случиться. Не ради желания разделить с ним сон.

— Звучит чудесно, — прошептала она. — Хотела бы я оказаться там.

«Хотела бы я, чтобы это было возможно, Северус», — подумала она глубоко в дворце своей памяти.

— Ты будешь, — сказал он мягко, но в его голосе звучала глубокая убежденность. — Мы будем там вместе.

Гермиона кивнула и прижалась к Северусу в отчаянной попытке получить немного тепла, надежды от этого прикосновения, зная, что это напрасно.

Для нее не было надежды.



На собрании Ордена всех встретил необычайно взволнованный Альбус Дамблдор.

— Мы готовы! — объявил он, едва все успели занять места. — Тренировки достигли той точки, когда мы уверены, что выполним задание. Исследование Тинтагеля завершено, а сотрудничество с аврорами крепкое как никогда.

Раздались одобрительные возгласы, и Дамблдор гордо и воодушевленно улыбнулся. Северус с притворным отвращением фыркнул, но мысленно не мог не восхититься директором. Целая жизнь боли, сожаления и тьмы, а он все равно не сдается. Он все еще верит, что может протянуть руку к луне и отщипнуть кусочек, будто это лимонный шербет. Возможно, он действительно мог так сделать.

Пока одна часть сознания восхищалась Альбусом, другая — и, надо признать, большая — часть наслаждалась теплом от присутствия Гермионы. Будто почувствовав его мысли, девушка повернулась и улыбнулась, но не открыла мысленную связь.

Северус не видел любимую с утра, когда проснулся и увидел ее улыбку. Гермионе пришлось спуститься на завтрак с однокурсниками, ведь больше не было уроков и обязанностей старосты, которыми можно было бы объяснить отсутствие.

Северусу не хотелось отпускать Гермиону, ведь ей придется провести день с тупоголовыми однокурсниками, а не с ним. Но предстояло еще сделать много дел и обдумать достаточно планов, чтобы с пользой провести время, даже без Гермионы под боком.

Как уже объявил Альбус всему Ордену, подготовка к битве шла хорошо. Конечно, Гарри и Уизли не достигли того уровня в дуэли, который помог бы им пережить Хэллоуин, но оставалось еще четыре месяца, чтобы вдолбить в их головы необходимые заклинания и навыки, а садистская натура Северуса уже предвкушала эту работу. Не говоря уж о том, что отсутствие студентов следующие несколько месяцев и возможность усилить безопасность в Хогвартсе значительно облегчат эту задачу. Вдобавок младшие члены Ордена наконец-то официально окончили школу.

Северус ухмыльнулся при этой мысли. Теперь у них не будет существенных оправданий, чтобы покинуть спортзал. Интересно, когда Гарри и Уизли поймут, что окончание школы значит для них восьмичасовой тренировочный день?

Дамблдор дождался, пока Орден успокоится, затем поднял руку; это значило, что он еще не закончил речь.

— Мы готовы, — снова повторил он. — Очевидно, Темный Лорд тоже.

Воцарившаяся за столом тишина показалась странной по сравнению с бурной радостью, предшествовавшей всего несколько минут назад.

— Как сообщила мисс Грейнджер, четыре дня назад Волдеморт приказал привести план в исполнение и убедить мистера Поттера и мистера Уизли встретиться на Хэллоуин. Он собирается устроить засаду вместе с внутренним кругом и убить Гарри, прежде чем он сообразит, что случилось.

Послышались одобрительные смешки.

— Сегодня мисс Грейнджер передаст ему, что Поттер и Уизли приняли план, и расскажет ему детали, над которыми мы работали последнее время.

Северус вдруг похолодел. Волдеморт принял план и приказал приступать. Дамблдор, как и Орден, были в курсе. Но Северус об этом ничего не знал.

Он медленно повернулся к Гермионе, чтобы не привлекать к себе внимание, но девушка не смотрела в его сторону. Она полностью сосредоточилась на речи директора. Или притворялась. По жесткой линии рта и легкой отстраненности Северус понял, что девушка чувствует на себе его взгляд и беспокоится. Тем не менее, на него она не взглянула.

Северус выпрямился на стуле, произведя больше шума, чем обычно, и заметил, как несколько человек машинально повернулись.

Гермиона даже не посмотрела, все ее внимание было сосредоточено на директоре. И она сидела слишком далеко для прикосновения, чтобы установить мысленную связь.

Что, черт возьми, происходит? Он чем-то обидел ее за последние дни? Из-за какого-то поступка утратил ее доверие?

Но нет же! Сегодня утром она была нежной и счастливой. Единственный беспокойный признак за последние недели — внезапная мрачность и отстраненность. Но они об этом поговорили, и Северус помог ей расслабиться.

Если в отношениях и возникли трудности, они были недостаточно важны, чтобы оправдать нынешнее поведение. Учитывая, что Гермиона была профессионалом и не стала бы смешивать чувства и работу.

Он был главой шпионов Ордена, Мерлин побери! Он должен быть в курсе всего, а не узнавать в то же время, что и окружающие его глупцы!

Он чуть откашлялся — знак Гермионе, что им нужно сейчас же поговорить, однако, хоть девушка чуть дернулась, будто подчиняясь старой привычке, но тут же замерла, так что Северус мог видеть лишь ее затылок.

Она не хотела с ним говорить. Отказывалась общаться.

Он не чувствовал такое отдаление и одиночество с Рождества, когда Гермиона пригрозила навсегда покинуть его комнаты. В голове промелькнули тысячи причин ее поведения, он придумывал и отвергал объяснения. Пока он будто бы сосредоточенно слушал речь Альбуса, удивление медленно и верно сменялось гневом.

Она не имела права ставить его в такое положение, оставлять его в неведении, как какого-то глупого первокурсника. Она и Альбус весело строят планы в его кабинете, делая из него идиота.

Но Альбус наверняка предположил, что Гермиона уже все подробно обсудила с Северусом, прежде чем прийти к директору. Лишь немногие в Ордене не знали об их близости, да и кто мог предположить, что девушка ничего не расскажет о таком важном событии.

Однако же это произошло. Как она могла так поступить? И почему?

Они ничего не скрывали друг от друга, это стало основой их отношений, как личных, так и профессиональных; об этом принципе нельзя было забыть или пренебречь им, и, если Северус что-то и знал о Гермионе Грейнджер, так это то, что у нее на все есть причина. Но какова была причина в этом случае?

Он мысленно проиграл вступительные слова Альбуса, вспомнил все мелкие происшествия за последние недели, мгновения, когда она вела себя странно, каждое слово и жест, которые отличались от ожиданий Северуса.

Но в этот раз восприятие заметило не только беспокойство перед экзаменами и трудности от жизненных перемен. Не только страх, в котором она призналась.

И снова Северус похолодел, но на этот раз от ужаса.

— Простите, Альбус, — сказал он, резко вставая; слава Мерлину, он мог сохранять внешнее спокойствие, — но нам с Гермионой нужно кое-что обсудить. Сейчас же.

Альбус выглядел не менее удивленным, чем остальные члены внутреннего круга. Все знали, что Снейп и Гермиона тесно работают и научились общаться незаметно для остальных. Прежде никогда не возникало надобности прервать собрание, но Северус сохранял спокойный вид, никак не показывая обуревавший его страх, и отказался давать объяснения.

В конце концов, он никогда не объяснял свои поступки.

— Гермиона, — спокойно повторил он, и это была не просьба.

На мгновение девушка решила отказаться, но очевидно поняла, что попытка будет тщетной. Северус все с ней обсудит, прежде чем что-либо еще будет решено. Поэтому она молча кивнула и последовала за ним в кабинет под любопытными взглядами Ордена.

Он дождался, пока дверь закроется, и появятся защитные чары, затем резко развернулся к Гермионе. Он позволил исчезнуть маске спокойствия. Судя по неловкости девушки, его лицо исказила ярость, но ему было все равно.

— Что это значит? — прошипел он. — Почему ты мне не сказала?

Она открыла рот и невинно посмотрела на него. Северус догадался, что у нее наготове чудная история, и разозлился еще сильнее.

— Даже не смей мне лгать! Я знаю, что здесь и не пахнет рассеянностью или забывчивостью! Ты нарочно укрыла важную информацию, и я хочу знать почему.

Она глубоко вздохнула.

— Ты знаешь почему, — ответила она тоном, которым говорила в неминуемых спорах.

— Озвучь для меня.

— Северус...

— Гермиона. Скажи, о чем ты думала, когда решила солгать мне.

Она побледнела от звучавшей в его словах злобы, но затем, мысленно собравшись, кивнула и приняла сосредоточенный и отстраненный вид, к которому Северус привык за месяцы планирований и раздумий.

Но сейчас этот вид заставил по его жилам течь еще более жгучую ярость.

— Темный Лорд нетерпелив, — тихо сказала она. — Когда он приказал представить Гарри и Рону мой замысел, было ясно, что он не будет долго ждать подтверждения. Если я буду медлить, он что-то заподозрит. К тому же, он наверняка захочет, чтобы я осталась в его замке на некоторое время, учитывая, что я окончила школу.

— Хватит, — выдавил Северус сквозь стиснутые зубы; дальняя часть его сознания смутно удивлялась силе его злости. — Я просил не лгать, Гермиона. После того, что ты сделала, я заслуживаю правду.

Он заметил, как глаза девушки расширились. Он знал, что все это лишь расчет. Знал, что она готовится возразить.

— Я не знаю, о чем...

— Дело не в моем беспокойстве, — перебил он, не в силах терпеть ее актерскую игру. — Дело в твоем положении во внутреннем круге. Чистокровки бесятся, видя твою власть, и даже Люциус Малфой не будет больше тебя защищать. Дело в том, что ты нарушила иерархию Пожирателей смерти и боишься, что Волдеморт наконец начал это замечать.

Ее игра была по-прежнему хорошей, ровной, она отказывалась признаться в том, что планировала и задумывала, но Северус знал ее слишком хорошо, знал ее лицо, видел малейшие признаки скрытых мыслей, которые даже со своими способностями она не могла скрыть полностью, и Северус все увидел.

Он узнал правду. И что-то внутри, о чем он и не подозревал, сломалось.

— Я... — прошептала девушка, но в этот раз в ее голосе слышалось смирение.

— Ты боишься, что нужна только для плана и поэтому остаешься жива, — продолжил он. Понимание смягчило его голос, хотя он наконец раскрыл искусную ложь, которой она опутала себя за последние несколько недель. Рассеялся туман, который она напустила, чтобы скрыть свои действия.

— Ты боишься, что Волдеморт понял, какой вред нанес своему положению, выдвигая тебя. И боишься, что, как только ты принесешь подтверждение и польза от тебя закончится, он подчинится желаниям своих подданных и избавится от тебя.

Как он может так спокойно говорить? Как он может стоять здесь, в этой комнате, объяснять себе и Гермионе, каким образом она осознала вероятность своей смерти и как она не отступила, пока было время, а тщательно спланировала, как скрыть эту догадку от Северуса и всех, кого знала?

Она использовала свой ум и способности, чтобы позаботиться о собственной смерти.

— Об этом ты думаешь? — хрипло спросил он. — Поэтому ты так себя ведешь? Потому что знаешь: стоит только Гарри и Уизли согласиться, назначить время и место и передать эти сведения Волдеморту, твоя жизнь не будет стоить и кната? Потому что знаешь: он не даст тебе покоя, когда столько чистокровок жаждет твоей крови? Особенно когда ему требуется упрочить положение и преумножить власть для плана, который ты предложила.

Северус ожидал, что Гермиона выскочит из комнаты, как пыталась сделать это много месяцев назад, когда он предал ее доверие и вторгся в ее разум. Но в этот раз предали его.

— Это одна возможность, — наконец признала она после долгого и напряженного молчания. — И да, я об этом беспокоилась. Но такой исход маловероятен. Убив меня, он все равно рискует планом. Гарри и Рон заподозрят, если я исчезну перед прощальным вечером выпускников и не вернусь до Хэллоуина. Вряд ли Волдеморт позволит этому случиться, несмотря на мнение внутреннего круга.

Северус слышал и видел, что Гермиона сама не верит своим словам и говорит это лишь потому, что считает это единственным способом его успокоить. Будто он какой-то дрожащий зверек, нуждающийся в подбадривании. Будто он — это Гарри или Драко, наивно беспокоящийся о ее безопасности.

— Ты даже себя одурачить не можешь, — он услышал собственный голос и, как и Гермиона, поразился прозвучавшему в нем отвращению. — Мы оба знаем, что Волдеморт не рискнет положением даже ради самого блестящего плана. Он слишком умен для этого. И мы оба знаем, что есть способы обойти этот риск, разве нет? Он может заставить тебя написать письма, ложные заверения, которые легко одурачат твоих друзей. Он больше рискует, позволяя тебе вернуться сюда. Ты знаешь, что если пойдешь туда, то наверняка умрешь.

Тишина между ними растянулась до невозможности, огромная гора, поднимающая и уносящая прочь все, что они разделяли до этого.

— Да, — наконец признала она, выдавив слово из сжатого от горечи горла. — Знаю.

— И ты лгала мне многие месяцы, надеялась, что я ничего не обнаружу, пока не будет слишком поздно? Что я не замечу признаков?

— Я...

— Ты слушала, как друзья размышляют о будущем и точно знала, что у тебя его не будет? Черт, да только сегодня утром ты слушала, как я говорю о нашем будущем, и вела себя так, будто и вправду мне поверила! Ты одурачила всех, кто любит тебя, только чтобы твой план удался?

Каким-то образом упреки Северуса перешли в отчаянную мольбу, и отдаленная часть сознания, всегда остававшаяся в стороне и критически наблюдавшая за происходящим, сжалась от стыда; он вел себя невообразимо глупо, умолял ее, как муж, чья жена предала его.

Северусу было все равно. Он плевал, что Гермиона выставила его на посмешище перед Орденом. Все, что его волновало, было в этой комнате; он лишь хотел, чтобы Гермиона оставила свою безумную стратегию, признала, что хочет жить и что не принесет себя в жертву после всего, что между ними было. Хотя бы ради Северуса.

— Как ты могла со мной так поступить? — прошептал он, снова овладевая своим голосом.

Медленно Гермиона подняла взгляд и разжала руки, сжатые в кулаки.

— Я сделаю то, что должна, Северус.

— Нет... — прошептал он. Он не мог поверить в то, что потерял Гермиону так просто, что она так легко бросит все, что у них было. — Ты же не серьезно.

— Я сделаю то, что должна, — повторила она; в глазах светилась лишь решительность. — Ничто не остановит меня. Ничто.

— Нет. Я этого не допущу! — прошептал, нет, прокричал он, между тем зная, что проиграл. Она решила против воли его, Драко и Гарри, она оставила жизнь.

Она решила выполнить свой долг.

И отказ Северуса принять ее решение вызывал в Гермионе лишь раздражение, особенно после их схватки, в которой победила снежная королева.

— Мы договорились, что ты не вмешиваешься в мою работу, пока я ее не завершу, — заметила она. Холодно и решительно.

— Ты обманула меня. Предала меня и как своего партнера, и как главу шпионов, — ответил он так же холодно, не заботясь о том, что Гермиона вздрогнула, словно от удара, и отступила на шаг, будто его слова были физически ощутимой стеной между ними. Но ведь это она выстроила стену.

— После того, что ты сделала, — продолжил он, — я считаю все договоренности недействительными. Ты пересекла черту, и я поступлю соответствующе.

— Северус, — прошептала она, впервые за весь разговор показывая боль, которую, должно быть, испытывала. Но Северуса уже ничто не волновало.

— Хватит! — прошипел он. — Ты знала, что я не соглашусь, знала, что я не позволю так легкомысленно рисковать своей жизнью. И вместо того, чтобы поступить правильно, ты обманом поставила меня в такое положение, которое я не могу контролировать, при этом надеясь, что я не смогу быстро среагировать.

— Но разве это не единственная гарантия, что план сработает? — прошептала она. — Разве ты не понимаешь, что Волдеморт заподозрит, если я лично не передам ему новости? И если удастся избежать сегодня, то что делать в следующие месяцы? Я не могу его ослушаться. Он тут же почует подвох!

— Скажи, что Поттер и Уизли еще не решили, — потребовал Снейп. — Скажи, что должна остаться рядом, чтобы убедить их. Скажи, что они решили проехаться по миру и хотят, чтобы ты присоединилась. Скажи, что хочешь, но не иди к нему сегодня и не подавай свою голову на блюдечке!

— Волдеморт откажется от плана, если Рон и Гарри будут сомневаться, — возразила она с отчаянием в голосе. — Он ни за что мне не поверит! И он не согласится на план, если у него не будет несколько месяцев подготовки. Не говоря уж о том, что он не успокоится, пока я рядом с друзьями, и есть вероятность, что я почувствую раскаяние и во всем признаюсь Ордену. Только так план может сработать, разве ты не...

— ПЛЕВАТЬ МНЕ НА ПЛАН, ГЕРМИОНА! — заорал он, и девушка резко вздрогнула от удивления. — Меня не волнует, что мы его не остановим, если в жертву нужно принести твою жизнь! Если пойдешь туда, то ты все равно что труп! Я не позволю этому случиться! Никогда!

— Это не похоже на тебя, Северус, — прошептала Гермиона; она побледнела, ее губы дрожали. — Не ты ли говорил, что нельзя слишком сильно беспокоиться о людях, что нужно делать свою работу, несмотря ни на что? Не ты ли научил меня этому?

— Я, — прошептал он, но его шепот был словно крик, такая в нем звучала решимость. — Но я передумал. Я не позволю тебе умереть. Ни ради спасения Ордена, ни ради мира. К черту всех. Ты не умрешь!

Северус ни разу не видел взгляд, которым Гермиона пригвоздила его. Они смотрели друг на друга будто бы вечность, их разум скрывался за стальными дверьми, оба источали решимость и холодность.

Затем плечи Гермионы поникли, и она отвернулась.

— Тогда что ты сделаешь? — обреченно спросила она.

— Выйду и скажу всем, что это слишком опасно, — коротко ответил он. Он все еще был слишком обижен ее поступком, чтобы легко простить. — Когда они всё узнают, то наверняка со мной согласятся. Я уверен, мы сможем найти выход, но если и нет, я знаю, никто в той комнате не захочет принести тебя в жертву ради успеха плана.

Гермиона долго молчала, ее лицо было скрыто тенью. Девушка дрожала, как решил Северус, от вихря мыслей, кружащегося в голове. Он ждал, что она молча повернется, согласится и последует за ним. Но время шло, Гермиона не двигалась, и Северус отступил и протянул руку, чтобы открыть дверь.

— Мне жаль, Северус, — произнесла она. — Мне так жаль.

Ответ, который Гермиона предпочла бы не слышать, раздался, когда Северус почувствовал странные нотки в голосе любимой. Он резко развернулся и поднял руку, защищаясь.

Но было слишком поздно. Гермиона направила на него палочку, в ее глазах застыла решимость. Все завершилось, прежде чем он мог заговорить, возразить или даже пошевелиться.

— Империо, — прошептала она, и мир Северуса утонул в черных водах Леты.