Сюрпризы приятные и не очень


Роксана

В начале декабря в Хогвартс пожаловал Джек Фрост.
Осторожно ступая босыми ногами по колючей траве холмов, он спустился с северных гор в одну из тех северных шотландских ночей, когда замерзает даже ветер.
Сорвав с леса последние листья, мальчишка нахально ощупывал ледяными пальцами голые ветки, размешивал в воздухе жуткий мороз, бессовестно шлепал по фасаду замка и похлопывал лысые блестящие башни.
Зацелованные им стекла искрились в свете многочисленных каминов, свечей и факелов.
И как бы студенты и преподаватели ни пытались защитить школу от холода, сорванец Фрост настойчиво лез в каждую щель, носился сквозняком по коридорам, замораживая стены, завывал в башнях как молодое привидение, и старому замку не осталось ничего, кроме как приютить беспризорный волшебный миф под своей крышей и нетерпеливо похлопывать ставнями в ожидании теплого пухлого снежного одеяла.

Ветер распахнул окно, оглушительно хлопнув ставнями, и мороз радостно ворвался в библиотеку. Встрепал пламя факелов на стенах, разметал бумагу и взлохматил волосы озябших студентов в шарфах и теплых свитерах.
Поднялся недовольный гул.
Громко стуча каблуками, мимо стола Роксаны промаршировала библиотекарь мадам Пинс. Точнее, необъятная теплая шаль с двумя сушеными ногами и головой женоподобного ястреба. Один взмах ее палочки – и окна захлопнулись.
Мадам Пинс развернулась на каблуках, и шум стих, а головы втянулись в шарфы.
Роксана тоже отвернулась от хлопающих ставень, потерла руки, похлопала ими, сложила их в колодец и подышала внутрь. У нее в нагрудном кармане сидел Патрик и пожирал черновик сочинения, но даже его тепла было недостаточно.
В библиотеке было зверски холодно. Мадам Пинс битый час стояла над холодным камином и тыкала палочкой в сырые поленья, кучей наваленные в разинутой каменной пасти. Всякий раз, когда с ее палочки срывались искры, головы сидящих за столами учеников с надеждой поднимались, но огонь упорно не желал разгореться, и все разочарованно мерзли дальше.

Размяв закоченевшие пальцы, Роксана шмыгнула носом и снова взялась за перо.
Но едва написала два слова, как вдруг почувствовала прикосновение.
Удивительно теплые пальцы. Сначала они просто коснулись ее коленки, а потом ее ногу целиком накрыла ладонь и поползла вверх.
Роксана искоса взглянула на своего соседа.
Сириус ничем себя не выдал, и со стороны можно было подумать, что он всецело поглощен учебником, в то время как его рука под столом уже забралась под юбку Роксаны и двумя пальцами «топала» вверх по ноге, все выше, выше и...
Роксана раздраженно дернула ногой и отодвинулась. Попыталась, во всяком случае, потому что Сириус держал ее стул ногой.
– Отпусти! – прошипела она.
Глаз Блэка не было видно за упавшей на лицо челкой, но тонкие губы изогнулись в усмешке, и этого было достаточно, чтобы у Роксаны побежали мурашки по спине.

Сириус пришел в библиотеку примерно полчаса назад. Как раз в то время, когда мадам Пинс затеяла сражение с простуженным камином, а Роксана занялась неподъемным домашним заданием по трансфигурации.
Сначала он просто прохаживался вдоль книжных стеллажей, делая вид, что ищет какую-то книгу. Роксану он словно бы и не заметил. Библиотечная тишина, потрескивание свечей, чей-то кашель... и движение воздуха вокруг Сириуса.
Этот звук был громче всех других. И Роксана уже не могла сосредоточиться ни на чем другом.
А потом он небрежно бросил свою сумку на соседний стул.
Этого было достаточно, чтобы проблема трансфигурации сухожилий и мышц потеряла всякую актуальность. Вся библиотека сузилась до точки, в центре которой передвигалась туда-сюда стройная мальчишеская фигура.
С Блэком было что-то не то. На нем даже скучная школьная форма выглядела чертовски здорово. Его плечи, посадка головы, точеный профиль, складки свитера на спине, узкие бедра, руки в карманах брюк.
Руки Сириуса...
У каждой чистокровной волшебной семьи было какое-нибудь одно крошечное наследие, которое они смогли вынести из колыбели своей фамилии и сберечь в растущем вырождении. Кровь вейл выбелила волосы всех поголовно Малфоев. Гринграсс гордились глазами, похожими на травянистую воду – глазами якобы лесных нимф. Блэки же сохранили ловкие, красивые и сильные руки своих предков, лучших дуэлянтов.
И Роксана знала, на что способны эти руки и эти пальцы...

Чаще всего он был сзади или сверху.
Потому что Блэк всегда должен владеть.
Золотом, женщиной, ситуацией, всем.
Иногда он так упивался удовольствием, что совершенно забывал про Роксану. Как будто это было только его удовольствие, личное. Но когда Роксана уже чувствовала себя позабытой, вдруг появлялись его руки.
Он мог двигаться быстро, исступленно и жестко, но его руки всегда скользили по ее телу с нежностью – словно признавались в том, в чем сам Блэк не признается никогда. Он знал, чего хотел и знал, как этого добиться. Но так уж вышло, что пока он добивался этого, ухитрялся доводить девушек до исступления.
Поэтому он им и нравился. Блэк не пытался угодить всем и каждой. Он как никто другой умел наслаждаться любовью и просто позволял другим время от времени участвовать в этом процессе.
Поэтому он всегда был сверху.
Но иногда все же сверху оказывалась и Роксана.
Потому что ей мало было чувствовать, как он прижимается к ней или просто ее целует. Он нужен был ей весь. Весь.
И тогда она, такая маленькая и тонкая, вдруг оказывалась удивительно сильной.
Рывком переворачивая Блэка на постели, она седлала его, и в расплавленном серебре раскосых глаз мелькало легкое удивление. И Блэк, всегда такой ершистый и неуступчивый, проявлял в эти секунды поразительную деликатность: снисходительно усмехался, раскидывал руки и просто предоставлял ей себя.
Мол, вот он я, бери.
И она брала.
Но потом он все равно брал верх.
И это противостояние длилось снова и снова, пока они, как два кусочка воска, попавшие на одну жаровню, не сплавлялись в один. И тогда значение имел только горящий между ними фитиль – удовольствие, такое же острое и невыносимое, как открытый огонь.

Но далеко не всегда у них было все хорошо.
Насколько ласковым и страстным мог быть Сириус Блэк, настолько же он мог быть и жестоким.
Он мог довести ее в постели до исступления и чуть ли не до слез, а уже потом, лежа с ней в пьяном влажном дурмане, выдать: «Ну что, проводить тебя?»
Он ревновал ее к каждому дереву и либо рычал, когда к ней приближались представители мужского пола, либо третировал холодным безразличием, когда она пыталась ткнуть его в эту ревность носом и напоминала о том, что они не пара, и что он сам может спать, с кем ему заблагорассудится.
Но холодное безразличие было еще ничего. Куда хуже были его вспышки внезапной злости.
В такие мгновения он вспыхивал как порох, накидывался на Роксану со своими язвительными, колкими замечаниями, изводил ее буквально на каждом шагу. Тогда не выдерживала она.
В последнюю такую вспышку они разругались в пух и прах из-за того, что Роксана разговаривала за завтраком с Генри Мальсибером – типом, который в свое время вел войну с Сириусом и Эдгаром Боунсом на поприще любовных завоеваний.
Когда она подошла к нему, Блэк полоснул ее этой своей ледяной усмешкой и поинтересовался, чего от нее хотел «этот ушлепок».
Слово за слово, и он начал кричать. Любая другая девчонка на ее месте наверняка бы перепугалась, растерялась и попыталась свести разгорающуюся ссору на нет, но только не Роксана. Она начала орать в ответ.
Но если Роксана полыхала в открытую, то Блэк загорался медленно и опасно, как петарда с зажженным фитилем. Конечно, они об этом никогда не говорили, но он был куда умнее и рассудительнее, и Роксана спокойно это признавала. Но в тот раз он откровенно и жестоко провоцировал Роксану. Чем злее она становилась, тем слабее становились ее доводы, в то время как сам Сириус наносил один хладнокровный удар за другим, срывая на Роксане злость. В конце концов, плеснув ей в лицо презрительное: «Малфои», он развернулся и ушел.
Она была практически уверена, что это – все, но ярость все еще заглушала все остальные чувства, и особого расстройства Роксана не чувствовала. Судя по всему и Блэку было наплевать – когда они пересекались на совместных уроках, он делал вид, будто Роксаны просто не существует.
Она тоже не собиралась идти на примирение и весь остаток дня провела в мстительных фантазиях по поводу того, что бы она могла сказать ему, окажись в тот момент чуть понаходчивее... и потому совершенно растерялась, когда, вернувшись вечером в свою комнату, обнаружила у себя под дверью спящего черного пса.

Иногда с нее спадала пелена дурмана, и она видела их со стороны...
Двое подростков.
Почти еще дети...
Валяются друг на друге в темноте, взмокшие и жадные, вымазанные друг в друге, жадно пожирающие взрослую любовь.
В такие секунды непонятный, неясный страх мелькал в темноте, а пораженная им Роксана еще долго не могла заснуть и маялась от чего-то, пока не просыпался Сириус.
Его насмешка пугала всех ночных демонов.
Или просто он сам был ночным демоном.
Роксана пыталась понять это, утопая в липком болезненном и торопливом утреннем сне, пока Сириус тайком выбирался из ее комнаты и возвращался в башню Гриффиндора.
А потом наступал день, и приходила ломка.

На уроках она откровенно маялась, потому что на их курсе царило строгое факультетское разделение, и она сидела в одном ряду со слизеринцами, да еще и на третьей парте, в то время как Блэк сидел позади в ряду справа. И стоило Роксане украдкой оглянуться на него, она неизменно натыкалась на прямой внимательный взгляд из-под упавшей на глаза челки и эту снисходительную полуусмешку, от которой мурашки бегали по рукам.
Он знал, что вместо того, чтобы записывать за преподавателем лекцию, она вспоминает самые грязные подробности очередной минувшей ночи.
И делал это вместе с ней...

Снова его рука поползла по ее ноге, и Роксана раздраженно пихнула Сириуса под столом.
– Отстань! – прошипела она.
Блэк тихо рассмеялся.
– Блэк, иди нахрен! Мне надо заниматься! – прозвучало это так жалобно и неубедительно, что она сама себе не поверила. – Я не могу сосредоточиться!

После того, как она таинственным образом превратила учительский стол в выводок енотов, Макгонагалл посоветовала ей позаниматься трансфигурацией с кем-нибудь из сильных учеников.
И Блэк, великодушная сволочь, предложил ей себя в качестве репетитора.
Роксана могла бы сразу догадаться, что у них ничего не выйдет – первое же занятие не продлилось и десяти минут, потому как занимались они на кровати в комнате Роксаны. Но они продолжали ломать эту комедию, и словно в насмешку Блэк приходил в ее комнату со зверски серьезными намерениями и целой одной книжкой под мышкой.
Потом Роксана провалила очередную контрольную и приняла, пожалуй, самое взрослое решение в своей жизни – предложила Блэку заниматься в библиотеке, чтобы они не отвлекали друг друга.
Но сегодня дело было не только в этом...
Час назад у Роксаны начались месячные. Как всегда неожиданно и не вовремя. И сегодня Сириус никак не мог остаться с ней ночью, и теперь надо было придумать, как ему об этом сказать. Не то чтобы Роксана была необычайно стеснительной барышней, скорее наоборот. Так вышло, что Эдвин не потрудилась рассказать своей дочери, чего ей ждать от своего тела, и когда Роксана в двенадцать лет обнаружила на своем белье кровь, то смертельно перепугалась, решила, что скоро умрет, и ходила белая как полотно несколько дней – пока Мирону это не надоело, и он не вытряс из нее признание.
Сначала бедный парень здорово растерялся, глядя на парализованную страхом девчонку... но за два года он так прочно вошел в роль старшего брата, что сразу же засунул свою растерянность и неловкость куда подальше и рассказал Роксане все, что знал сам о женских делах. И что ей теперь надо делать.
Так что Роксана не смущалась. Просто она знала, что последует за этим признанием.
И не была уверена, что готова сама толкнуть Сириуса в чужую постель.

– Брось это дело, пойдем за стеллажи, – прошептал Блэк, положив ладонь на ее пергамент, чтобы она не успела написать еще что-то. – Я же вижу, тебе тоже хочется...
Роксану окатил озноб.
Она сглотнула и собрала всю волю в кулак.
– Нет.
– Что «нет»? Не хочешь за стеллажи, пойдем в Запретную секцию.
– «Нет», значит, нет, мне не хочется! – отчеканила она.
Блэк хмыкнул, скользнув взглядом в ее пергамент и не переставая при этом держать свою удивительно теплую ладонь на ее бедре.
– Я вижу, – хмыкнул он. Роксана опустила взгляд.
«...columna formamentum formamentum formamentum...»
Блэк тихо засмеялся и положил ладонь на ее пергамент, не дав Роксане исправить.
– Брось, Рокс, мы позанимаемся вечером, обещаю, а сейчас просто пойдем и...
– Я же сказала «НЕТ», что еще тебе непонятно?! – взорвалась она.
Повисла небольшая пауза.
Ученики, сидящие за соседними столами, оглянулись.
Факелы и те затрещали тише.
– Все понятно, кроме того, какого черта ты так орешь, – невозмутимо отозвался Сириус, после чего вдруг сжал ладонь в кулак, комкая пергамент, и резко встал.
Разозлившись и слегка растерявшись, Роксана смотрела, как Блэк идет к выходу.
Он был унижен и отвергнут, а шел так упруго и легко, словно шагал по Елисейским полям в майское утро. Только левую руку, по которой расплывалось злое черное пятно, держал неестественно ровно и прямо.
Роксана засопела, сердито смахнула со стола обиженный комок бумаги и снова взялась за перо, но в ушах стучало так, что она уже совсем ничего не понимала и уж точно ничего не смогла бы написать.
Он обиделся.
Пф-ф, подумаешь!
Ну и пусть обижается.
Пусть вообще катится к черту.
Она решительно схватила чистый лист.
«...columna...»
Черт.
Роксана хлопнула пером по столу и вскочила со стула.
Блэка она догнала уже на выходе и обвила руками за талию, удерживая.
Тот моментально обернулся к ней и втащил за стеллажи.
– Да? – умоляюще выдохнул он между поцелуями.
– Нет, иди к черту! – вкрадчиво прошептала она, оттолкнула его и скрылась за стеллажом.
Совершенно сбитый с толку Сириус со злости ударил по нему кулаком, так что с верхней полки упала книга, а потом развернулся и вырвался из библиотеки, злой, как тысяча гриндиллоу.

Сириус

– Рокс, открой дверь!
Дело было поздним вечером. Сириус прекрасно понимал, что все слизеринцы уже сидят по своим норам и наверняка сейчас сбегутся на его крик, но ему было наплевать.
Он совершенно не понимал, в чем дело. Мало того, что она отталкивала его весь день, так теперь, зная, что он придет, еще и заперла свою дверь! Если она дуется на него за что-то – самое время сказать об этом.
Сириус гневно выдохнул, глядя на серебряную табличку, и еще раз ударил кулаком по двери.
Воображение уже вдоль и поперек исполосовало его голову, наполнив ее всякими Мальсиберами и Ноттами в его, то есть, Роксаны, постели.
– Рокс! Открой эту чертову дверь!
Тишина.
– Открой, или я сломаю эту суку! – предупредил он и шарахнул по двери ладонью, теряя терпение. – Раз! Два!
Подействовало. Сначала в комнате послышалась какая-то возня, знакомо скрипнули пружины на кровати, раздались шаркающие шаги, а затем дверь открылась.
На Роксане был необъятный теплый батник, теплые пижамные штаны в клетку и совершенно нероксанистые толстые вязаные носки. Пучок на макушке разболтался, и серебристые волосы Первых Малфоев торчали во все стороны. Болезненно-серое лицо поморщилось, когда она увидела гостя.
Непохоже, чтобы она с кем-то обжималась.
– Ну? – проворчала она, зябко обнимая себя руками.
Сириус решительно вошел в комнату, оттеснив Роксану. Осмотрелся. Вопреки его опасениям, кроме самой Роксаны здесь никого не оказалось. Проигрыватель в углу тихо мурчал голосом Пола Маккартни. Крошечные светлячки, заменявшие в комнате свечи, плавали в уютном полумраке песни «Yesterday». Порядком раздобревший на черновиках и салфетках Патрик сидел на тумбочке и ужинал «Вечерним пророком».
Роксана закрыла дверь, и Сириус стремительно обернулся.
– Скажи мне, какого черта происходит, Малфой?
Роксана прошаркала мимо него и повалилась на кровать.
– Ты отказываешься проводить со мной время, шарахаешься от меня, тебя бесит, когда я трогаю тебя! Какого хрена происходит?!
Она страдальчески поморщилась и подтянула колени к груди.
Вид у нее был такой несчастный, что Сириус невольно подрастерял боевой пыл.
– Что с тобой? – недовольно спросил он и слегка забеспокоился, когда она вся сжалась и скомкалась, проваливаясь в складки одеяла. Неожиданно до него дошло. – О, Мерлин, нет, Рокс, скажи, что у тебя не...
– Да, Блэк, у меня месячные, – проворчала она. Сириус чуть не заскулил.
Постояв пару секунд, он с тяжелым вздохом бухнулся на постель.
– Ну может быть, мы... могли бы придумать что-нибудь? – спросил он и с коварной улыбкой покосился на Роксану из-под упавшей на глаза челки.
Роксана оглянулась, и ее осунувшееся мрачное лицо на миг тронула слабая улыбка.
– Нет, Блэк, мы не будем ничего придумывать. Тебе вообще лучше уйти.
И она снова отвернулась, мучительно морща лоб, жмурясь и сжимаясь.
Казалось, ее кто-то грызет изнутри.
– Тебе так плохо? – он провел ладонью по ее бедру.
– Да, – страдальчески выдавила она.
– А ты не можешь выпить какое-нибудь зелье? – спросил Сириус и вдруг подумал, что Рокс, которая всю жизнь дружила только с мальчиками и никогда не имела подруг, едва ли знает, что существуют какие-нибудь специальные зелья от таких проблем.
– Блэк, я не знаю, какое зелье надо пить, – с плохо скрываемым бешенством ответила она, не поворачиваясь. – Это просто надо перетерпеть!
Сириус хмыкнул.
Ему всегда казалось, что девчонки преувеличивают свои страдания по этому поводу, но когда он один раз имел неосторожность обмолвиться об этом Марлин, то выслушал душераздирающую историю, начавшуюся с фразы: «Представь, что кто-то хватает обеими руками какой-нибудь твой орган и медленно, неторопливо рвет его на две части...»
Он дрогнул, вспомнив об этом, и покосился на Роксану. Точнее, на вязано-плюшевый комок в подушках.
– Слушай, давай я отведу тебя в крыло?
– Нет! – Роксана испуганно вскинулась. – Не надо об этом, да? Мне не нужны никакие врачи!
Видимо, она еще не забыла свою слепую ночь в крыле пару месяцев назад.
– А что тебе нужно?
Сириус вдруг испугался, что сейчас она попросит его просто поспать с ней этой ночью – девчонкам это нравилось, и они никогда не задумывались о том, что пока они сопят в тепле, он сам не спит, мучается, чередуя руки под их плечами, и уговаривает своего дружка лежать смирно хотя бы до утра.
– Ничего, – она снова зажмурилась, положила ладонь на свой пах и свернулась вокруг этого места калачиком. – Обычно я просто сплю и все. И... мне не нравится, когда меня трогают в такие дни, – она стряхнула его руку со своей ноги, и Сириус добродушно рассмеялся. Роксана глянула на него так, словно готова была тоже «схватить его обеими руками и порвать на два куска».
– Что, и завтра мне тоже нельзя к тебе прикасаться?
– И завтра, и послезавтра, и... короче, до среды даже не думай подкатывать ко мне! – сварливо отозвалась она и сердито отвернулась, потирая живот под складками одежды и страдальчески морщась. – Слушай, Блэк, проваливай, а? – тоскливо предложила она. – Если ты думаешь, что мне хочется меньше, чем тебе, то ты ошибаешься, и когда ты сидишь тут... – она засопела.
– Я же говорю, мы можем придумать что-нибудь... – Сириус в мгновение ока навис над ней, и Роксану словно током ударило.
– Нет! Блэк... Сириус, ну пожалуйста, уходи! – она уперлась ему в плечи руками, отталкивая. – Ну!
Недовольно вздохнув, Сириус слез с ее постели, но уже у самой двери Роксана снова его окликнула. А когда он оглянулся, она вдруг наоборот отвернулась и спрятала лицо в многочисленных подушках.
– Если тебе так хочется трахаться, иди и трахайся! – проворчала она оттуда. – Я уже говорила тебе, мне все равно, если ты делаешь это с другими, я просто не хочу ничего об этом знать. Понял?
На секунду зверек зыркнул на него из своего убежища.
Пару секунд они просто смотрели друг на друга.
И Сириус вдруг почувствовал себя очень странно. Как будто внутрь ему скользнула холодная змейка и потерялась – уже не вытащишь.
Ему стало невероятно жалко эту маленькую сердитую девчонку. Неужели она так боится остаться одна? Или дело в чем-то другом?
Видимо, эти мысли отразились у него на лице, потому что ее броня мрачности и решимости на секунду сползла, показав крайнее отчаяние, а потом Роксана водрузила ее на место.
– Понял. У тебя кровь отлила от мозга, и ты несешь всякую херню, – заявил он.
Роксана швырнула в него одну из подушек. Сириус успел нырнуть за дверь, а потом снова заглянул в комнату:
– Эй!
В третий раз Роксана вскинула свою лохматую голову.
– Тыквенные пирожки или шоколадные лягушки?
Сначала раздался смешок, а затем деланно недовольное:
– Ладно. Неси уже этих чертовых жаб, – и она накрылась пледом.

* * *

Через полчаса после этого разговора Сириус уже стучался в дверь Розмерты.
Сначала он просто не знал, куда себя деть. Думал пойти обратно в башню Гриффиндора, но мысли о том, чтобы просто лечь спать, были невыносимыми.
С горя он отправился в Когтевран к Синтии – с ней у него был трехнедельный роман прошлой зимой. Чертовы пуритане отказались пускать его в свою гостиную, но согласились позвать Синтию. Та, конечно, страшно удивилась его приходу и довольно долго просто таращилась на него, как на чудо-юдо, а когда Сириус, приложив все свое обаяние, уже практически напросился к ней в гости на ночь, эта дура вдруг сказала, что пустит его, только если они потом встретятся на каникулах и сходят в магловское кино. Сириус психанул и послал ее куда подальше вместе с кино.
После этого фиаско он двинулся в Пуффендуй к очаровательной блондинке Сьюзан, у которой к пятнадцати годам образовались в лифчике два чудесных квоффла. Эта-то всегда была рада его видеть, но по какому-то зверскому стечению обстоятельств у обладательницы квоффлов тоже были эти гребанные «дни», так что Сириус ни с чем вернулся в темный холодный коридор.
Время близилось к одиннадцати, вышли дежурные учителя – один раз Сириус чуть было не налетел на Макгонагалл, во второй раз в последний момент успел нырнуть в проход за гобеленом, чтобы не столкнуться с Джекиллом. Надо было срочно на что-то решаться, и когда ноги сами принесли Сириуса к статуе одноглазой ведьмы, он понял, что будет делать.
Проход между школой и «Сладким королевством» промерз насквозь. Чтобы немного согреться, Сириус пробежал по нему собакой, но когда он выбрался из кондитерской на воздух, ему показалось, что его как кутенка за шкирку окунули в чан с ледяной водой – такой мороз сковал деревушку под вечер. Так что когда он стучался в заднюю дверь «Трех метел», думал уже не столько о прелестях Розмерты, сколько о ее горячем гроге или медовухе.
– А тебя не накажут за то, что ты гуляешь в такое позднее время? – игриво спросила Розмерта, повисая на дверном косяке и глядя на замерзшего до костей Сириуса.
– Если и т-ты меня п-прогонишь, я наложу на себя руки, – заявил Сириус, каменея под порывами ветра.
– Как будто я когда-нибудь могла на это решиться, – вздохнула она и за воротник втянула его в теплое помещение. – Пойдем, горе мое.

– Что, опять поругался со своей подружкой? – спросила Розмерта, завороженно глядя, как двигается кадык на шее Сириуса по мере того, как Блэк пьет, все дальше откидывая лохматую голову.
Они сидели в ее комнате. В ее чудесной, восхитительной, теплой комнате, пропахшей яблоками и деревянной стружкой.
Всегда такой лохматый и темный, Сириус каким-то образом ухитрялся очень органично смотреться на фоне пухлого белого покрывала с рюшами и скопища бархатных подушечек.
Выдув до дна кружку горячей медовухи, он уронил руку с пустой кружкой на колено и блаженно вздохнул, облизав губы.
– Слушай, Роуз, – он попытался сосредоточить на ней взгляд, но зрачки его пьяно плыли. – А у тебя есть это... – он икнул. – Зелье?
– Какое? – она ласково погладила его по щеке. – Бодроперцовое?
– Не-ет...– Сириус озадаченно нахмурился, глядя в третье измерение, сжал ладонь Розмерты обеими руками и поцеловал. – Ну это зелье.
Розмерта непонимающе моргнула.
– Ну для этих ваших... дел.
Розмерта понимающе рассмеялась.
– Все с тобой понятно, Блэк, – она вытащила из ящика туалетного столика какой-то флакончик. – Я могла бы и сама догадаться. Она тебя вытурила. И ты не придумал ничего лучше, чем прибежать ко мне.
– Да ладно тебе, – Сириус обеими руками поймал флакон. – Ты же знаешь, что я тебя... ик... люблю.
Розмерта взялась за расческу и, глядя в зеркало туалетного столика, проследила за тем, как Сириус потянулся к сброшенной куртке. Почему-то, когда он не просто сунул зелье в нагрудный карман, но и защелкнул на нем кнопку, Розмерту особенно больно кольнула ревность.
Но когда Сириус повернулся к ней, привычным жестом откинув с лица волосы, и на Роуз как-то совершенно по-детски взглянули льдисто-серые глаза, она поняла, что все это была не шутка. И что у нее действительно нет и никогда не будет сил выставить его за дверь. Что бы он ни натворил.
Как будто уже тогда она знала, что в ближайшие пятнадцать лет всегда будет оставлять свое окно открытым...

* * *

На следующее утро, десятого декабря, выпал снег.
Сириус уже привык, что в день его рождения всегда выпадает столько снега, словно где-то кто-то неправильно накладывает погодные чары, и снегопад никак не может остановиться.
Вот и сегодня. Когда он разлепил глаза и поднялся из теплых объятий Розмерты, увидел, что окно залепило хлопьями белого света – такого яркого, что смотреть больно.
Поцеловав напоследок теплое круглое плечо, Сириус торопливо оделся, накинул заботливо приготовленную Розмертой теплую мантию и распахнул окно – вниз упал целый сугроб и, кажется, контузил какую-то кошку.
Вдохнув полной грудью, Сириус еще разок оглянулся на спящую девушку и вылез на пожарную лестницу. Спускаясь вниз, он несколько раз чуть не грохнулся, и у него даже появилась мысль: уж не поливает ли Освальд водой эту несчастную лестницу?
На главной улице его встретил Джек Фрост, обхватил за плечи, и в его приятной компании Сириус направился к выходу из деревни, но не успел сделать и десяти шагов, как одно из спящих окон распахнулось.
– Доброе утро, Сириус! – звонко молвила Джолин Флюм, дочка владельцев «Сладкого королевства» и личный враг Розмерты. Эти двое начали соперничать с того дня, как у пятилетней Роуз появилось платье в цветочек, а у Джолин – лаковые туфельки.
– Доброе утро, мисс! – громко крикнул Сириус, шутливо приподняв несуществующую шляпу.
– Я смотрю, ты снова забыл, где находятся мои окна? – несмотря на игривость, в ее голосе прозвучала требовательная нотка.
– Окон так много... – уклончиво заметил Сириус.
– А где окна этой шлюхи ты никогда не забываешь! – предсказуемо выдала она.
Сириус усмехнулся.
– Зачем мне шлюха, если порядочные девушки готовы выполнить все мои желания? Доброе утро! – и он зашагал дальше, а в спину ему ударился стук закрываемого окна.

* * *

Роксана спала, свернувшись под одеялом калачиком. Закончившаяся пластинка крутилась и потрескивала в проигрывателе. Приподняв двумя пальцами иглу, Сириус снял диск, и в комнате воцарилась тишина, в которой стало отчетливо слышно мирное дыхание спящей.
Вытащив из-за пазухи нераспечатанную коробку «Шоколадных лягушек», Сириус примостил ее на тумбочке, покопался в кармане и поставил сверху флакончик с зельем Розмерты.

* * *

Спальня в башне Гриффиндора казалась белой из-за снега, залепившего окна. Из-под одеял на кроватях торчали взлохмаченные головы Лунатика и Хвоста – кровать Джеймса была застелена, и на ней валялась куча отвергнутых свитеров. В середине комнаты тихо гудела круглая батарея, обвешанная по ободку чинными полотенцами Лунатика и разноцветными носками Сохатого, половина которых попадала на пол.
Сириусу показалось, что всего секунду назад он опустил голову на родную подушку, укрылся и закрыл глаза, как его разбудил оглушительный взрыв.
Он подскочил на постели, путаясь в одеяле и простыне.
– К-хого чета? – промямлил он, ошалело вертя головой, и тут его кто-то с размаху шарахнул по этой голове подушкой.
– ПОДНИМАЙ СВОЙ СТАРЫЙ ЗАД, ЧЕРТЯКА! – радостно заорал Сохатый, запрыгивая на кровать Сириуса прямо в ботинках. – С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, СТАРЫЙ ТЫ ХРЕН!
К нему присоединились Лунатик и Хвост – они повалились на Сириуса втроем, лохматя ему волосы и наперебой выкрикивая матерные поздравления сохатовского производства. Сириус смеялся вместе с ними, зачесывая назад волосы, когда его взгляд вдруг привлек блеск. Он машинально оглянулся... а потом рванулся в ту сторону всем телом.
На тумбочке приветливо блестела лакированным боком его старая, горячо любимая «Plovdiv».
– Охуеть... да вы нахрен тронулись! – Сириус схватил гитару. – Охуеть... о Мерлин! – с глухим стоном он несколько раз сжал и потер крепкий гриф. Погладил ладонями заново зачищенные и отлакированные изгибы гитары. – О, детка... блять... – он всерьез испугался, что сейчас разревется, и порывисто оглянулся, во все глаза глядя на друзей. – Откуда?!
– Нам пришлось влезть в дом твоих стариков, чтобы ее вытащить, – сообщил Сохатый. – И еще убить Кикимера, – он хлопнул Сириуса по плечу. – Извини.
Питер рассмеялся.
– Серьезно, как вы ее достали? – Сириусу казалось, что гитара так же рада его видеть, как и он ее.
Те быстро переглянулись, а потом Лунатик усмехнулся и махнул рукой.
– Не забивай голову, Бродяга. Лучше сбацай нам что-нибудь! – и он поудобнее расположился в изножье кровати, поскребывая небритую щеку.
– Если не разучился, – подмигнул Сохатый, закидывая руки за голову и разваливаясь на кровати.
Сириус любовно провел рукой по струнам, и его красавица отозвалась знакомым нежным голосом.
Сразу у него действительно не вышло – слишком давно они не виделись, но он все равно сыграл небольшое попурри из отрывков всего, что вообще помнил. Вышло оно немного сбитым и фальшивым, да и струны с непривычки больно впивались в пальцы.

Кроме гитары он получил в подарок свой же набор инструментов для мотоцикла, также оставленный когда-то в старом доме. Тут уж парням пришлось расколоться. Джеймс признался, что этим летом он случайно обнаружил гитару Сириуса на толкучке в Лютном переулке – она была практически полностью уничтожена, наполовину сожжена и разбита – ее продавали в куче хлама, идущего на изготовление незаконных порталов. Джеймс выкупил гитару, а покойный Карлус Поттер нашел среди своих знакомых мастера по волшебным манипуляциям с магловскими изделиями. А уже после, когда Джеймс подумал вызволить вторую ценность, ящик альфардовых инструментов, в дом Блэков под видом военного волонтера от Министерства явился Ремус, которого мадам Блэк не знала в лицо. Пока она орала на него и требовала, чтобы он покинул ее дом, Ремус подбросил туда Питера в облике крысы. Ящик с инструментами, обитый ишачьей кожей, оказался в подвале – никто так и не смог его вскрыть или уничтожить. Питер трансфигурировал его и уволок в зубах.
Сириус был так тронут, что совершенно не знал, что сказать.
Масла в огонь подлил Джеймс – вытащил из кармана носовой платочек и предложил Бродяге порыдать как следует. Сириус дал выход чувствам, вздернув друга за лодыжку в воздух, и остаток утра они провели в жестоком сражении подушками.

За завтраком Сириус получил еще пару подарков. Когда прилетела почта, он поспешно уткнулся в тарелку, потому что прекрасно знал – родителям и в голову не придет поздравлять его с этим праздником. Но все равно, чтобы не было соблазна поискать среди моря перьев безупречно черного филина, он посвятил все свое внимание яичнице с беконом, и когда в нее вдруг шлепнулся увесистый сверток, Сириус подскочил от неожиданности и выругался так, что получил по затылку палочкой от Макгонагалл, которая прогуливалась вдоль столов и следила за порядком.
– Меда! – обрадовался Сириус, распечатав письмо. – Зовет к себе на каникулы. И шлет свои пирожки, – после этих слов Джеймс и Питер собственноручно разорвали сверток и с видом последних торчков вдохнули хлынувший оттуда аромат выпечки. – И... оп-па! – Сириус развернул второй лист из конверта и рассмеялся.
Сохатый и Хвост с пирожками в руках заглянули ему через плечо и увидели корявый карандашный рисунок – в палочкообразном человеке в черной куртке и с черными иглами волос угадывался Сириус. Он держал за руку девочку с бирюзовыми волосами и в розовом платьице, вокруг них пестрели гигантские цветы и мухоморы.
– Мне нравится, – заявил Джеймс. – Тебе идет платьице. Надевай его почаще! – Сохатый толкнул Ремуса, который выглядывал кого-то в зале, вытянув шею, и кивнул ему на сверток.
– А? – мрачный Ремус едва взглянул на рисунок. – Ага, красиво, – и он остервенело ткнул вилкой в сосиску, бросив еще один недобрый взгляд на преподавательский стол.
Джеймс зашелся хохотом.
– Завидуй молча, придурок, – Сириус толкнул в сторону лохматую голову Сохатого, свернул рисунок племянницы и сунул в нагрудный карман.
Пока они перешучивались, Лили незаметно подкралась сзади, порывисто обхватила Сириуса за шею голой рукой в фенечках и поцеловала в щеку.
– Эй, Эванс, ну не при Джиме же! – возмутился Сириус.
– С днем рождения! – Лили хлопнула его по голове плоским невесомым свертком и села к Джеймсу.
Пока эти двое смущали остальных, Сириус разорвал бумагу. Сначала ему в глаза бросился логотип любимой группы – «AC/DC», а потом он увидел такое, отчего его желудок второй раз за это утро совершил кульбит.
– Эванс... – слабым голосом позвал он. – Ты мне сейчас... – он посипел немного. – Просто скажи, что это не то, о чем я подумал...
– Ты про автограф Бона Скотта? – Лили заговорщически переглянулась с Сохатым. – Да, это он. Пару недель назад папа оперировал его колено, – Лили уткнулась подбородком в плечо Джеймса. – Тебе нравится?
Сириус повел шеей в воротнике, во все глаза глядя на конверт пластинки, по которому скользила, выводя этот росчерк, рука его кумира.
– Сохатый, отвернись, – сипло приказал он. – А ты, Эванс... сотри помаду и иди ко мне.
Рассмеялись все, кроме Джеймса, который очень плохо воспринимал такие шутки. Лили успокаивающе погладила его по руке и переплела с ним пальцы.
– И тебе не жалко? – спросил Сириус. – Это же... на вес золота, мать его!
Лили легонько пожала плечом, отбрасывая за спину волосы.
– Если я захочу, Дэйв достанет для меня с десяток таких.
– Какой еще Дэйв? – ревниво поинтересовался Джеймс.
– Да, Лил, только не говори, что Дэйв Эванс – твой родной дядя, ладно? – хмыкнул Сириус.
– Почему родной? – Лили налила себе чай. – Вполне троюродный.
И она занялась кашей, словно не замечая, какими глазами на нее смотрят мальчики.

Роксана

И зачем она только сказала, чтобы он и не вздумал к ней подкатывать?
Роксана облизала ложку, полную шоколадно-ореховой пасты, и снова воткнула ее в банку, мрачно оглядывая полупустой зал. Пользуясь тем, что наступила долгожданная суббота, да еще и такая снежная, практически все студенты, независимо от возраста, высыпали на улицу, и теперь школьный дворик превратился в поле снежной битвы. Веселые крики ребят и девчоночий визг были слышны даже в Большом Зале, с потолка которого в честь первого снегопада тоже сыпался волшебный снег.
И Сириус как сквозь землю провалился.
Роксана вдруг почувствовала острую неприязнь к шоколадно-ореховой пасте и отставила от себя банку, недовольно морщась, но продолжая по инерции держать ложку во рту.
В зал вошли Като и Мальсибер. Увидев Роксану, он тронул друга за плечо, кивнул ему и направился прямиком к девушке. Роксана поняла, что сейчас он опять затянет эту песенку «Ты-же-понимаешь-что-на-каникулах-едешь-со-мной-в-Нотт-мэнор», потому когда увидела наконец-то знакомую – ринулась к ней со всех ног.
– Эй, Алиса! – крикнула она, вихрем пролетев мимо озадаченного Нотта. – Алиса!
Девочка оглянулась, поправляя вязаную шапочку с большой бисерной стрекозой на боку. Черные волосы, торчащие из-под нее во все стороны, перемежались с цветными косичками из ниток. На Вуд опять было столько бисера, что она вся сверкала и переливалась.
– Ой, привет! Пойдешь играть в снежки? – она как всегда была сама приветливость.
– Ты не видела Сириуса?
– Видела! – обрадовалась она. – Как раз когда вручала подарок, часа полтора назад!
– Какой подарок?
– Ну... такой, небольшой... у него ведь день ро... – Алиса замерла с открытым ртом, поймав взгляд Роксаны, и поспешно захлопнула рот, наморщив лоб. – Ой...
– День рождения? Подожди... сегодня?
– Ну да... – протянула Алиса, возя носком сапожка по полу. Роксана озадаченно моргнула. День рождения.
Почему он не сказал?
Алиса словно прочитала ее мысли.
– Он вообще просил никому не рассказывать, – жалобно молвила она. – Сириус не любит свой день рождения, и кроме нас в школе никто не знает, когда он родился, – Алиса взяла Роксану за руку, проникновенно заглядывая ей в глаза. – Пожалуйста, не говори, что это я тебе сказала, он опять будет называть меня болтушкой!
– Хорошо, не скажу, – машинально ответила Роксана, хотя мысли ее взвихрились, как рой блесток в стеклянном шарике.
Теперь понятно, почему он так расстроился вчера.
И что теперь делать?
А подарок?
Она ведь даже не знает, чего бы он... хотел...
– Где он? – спросила Роксана онемевшими враз губами.
Алиса вздохнула над своей болтливостью и призналась:
– В Хогсмиде. Он держит свой мотоцикл у Аберфорта в сарае и последние пару лет проводит свой день рождения там. Ковыряется в мотоцикле, все такое... ты ведь не скажешь? – быстро спросила она, перед тем как выпустить руку Роксаны.
– Не скажу, не скажу, – отмахнулась Роксана, чувствуя, как сердце ускоряет бег.