Музыка: TV on the Radio - DLZ

Если кто-нибудь еще месяца полтора назад сказал бы, что Дженсен Росс Эклз наденет оранжевую робу арестанта вне съемочной площадки, я бы рассмеялся в лицо этому человеку. Ни разу за все свои двадцать шесть лет я не нарушал законов. Да к черту законы! Я даже книги в библиотеку всегда в срок возвращал! Но какой-то странною волей судьбы я оказался в окружении настоящих преступников, которые грабили, насиловали женщин, убивали… Я оказался за решеткой.

Несколько дней назад я был практически счастлив. Настроение омрачало только то, что мне вновь пришлось расстаться с любимой девушкой. Но пара звонков, и мой так идеально устроенный мир разбился на осколки. На съемочной площадке меня уже встречал полицейский эскорт. Я не успел вылезти из служебного автомобиля, как ко мне направился мужчина в форме, а рядом с ним шел нервный Эрик.

- Дженсен Росс Эклз, вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, будет использовано в суде. Вы имеете право на адвоката… - И так далее. Что там обычно говорят в фильмах. Полицейского я не слушал, глядя на ошарашенный взгляд Эрика, обращенный ко мне.

- В чем дело? Дженсен? – спрашивал он, следуя за нами к полицейской машине, но я не мог найти в себе силы ответить – я был зол. На Дика, на судьбу… но больше всех я был зол на себя. И вовсе не потому, что укорял себя в произошедшем. Нет. Потому, что не был осмотрительным. Представься возможность все переиграть, я бы все оставил по-прежнему. Разве что сменил бы место действия.

Я чувствовал на себе взгляды десятков работников съемочной площадки. Одни были удивленные, другие слегка осуждающие, но во всех взглядах можно было разглядеть сочувствие, ведь за прошедшие полгода мы сработались и стали практически одной семьей. Я старался не думать о Мие, о том, каково будет ей, но один мимолетный взгляд в сторону Джа, и мысли, от которых я пытался отгородиться по пути сюда, нахлынули бурным потоком.

«Позаботься о ней», - мысленно сказал я Джареду, и он кивнул, будто бы услышав мою просьбу.

Так, семь дней назад, я попал сюда. Вот уже неделю меня окружают серые каменные стены и высокий забор с колючей проволокой наверху. Каждый день начинался со звона дубинки охранника о кованые решетки камеры и ворчания не желающего просыпаться сокамерника. Потом следовал отвратительный завтрак больше напоминающий отрыжку младенца, затем – прогулка и выполнение поручений наподобие чистки унитазов и мытья полов.

Сегодня, как и в первый день своего пребывания в этом «отеле Калифорния», я чувствовал себя, как самый популярный экспонат на полке музея. Едва ли не каждый считал своим долгом пялиться на меня и отпускать едкие комментарии в мой адрес. Конечно, не каждому ведь посчастливится сидеть вместе с актером. И – какая неожиданность! – им не давала покоя моя смазливая мордашка, будь она неладна…

Сидя за длинным металлическим столом, я ковырялся ложкой в жиже гордо именуемой обедом. Настроение было хуже некуда, и мне хотелось набить морду одному из тех ублюдков, что смотрели в мою сторону. Я заскрипел зубами, когда на скамейку рядом со мной опустился один из арестантов. Он стал в упор смотреть на меня, я же даже глазом не повел, так и продолжая любоваться своей «едой».

- Ну, здравствуй, малыш. Лукас ждет тебя вон у того столика. И если ты умный, то не станешь заставлять его ждать, - с противной улыбкой сказал он, но я вновь не обратил внимания. – Тебе помочь дойти, красавица?

Он положил руку мне на плечо. Резко я схватил его за запястье, поднимаясь на ноги, и вывернул руку так, что у него едва не захрустели кости. Я готов был сломать его чертову руку, так сильна была злоба, накопившаяся внутри меня за эти дни. Парень взвыл от боли, но я не думал отпускать его. Наклонившись к самому его уху, я сквозь зубы прошипел:

- Ну, кто из нас теперь «красавица»? – Для большей убедительности я стал выворачивать руку еще и еще, пока он не пролепетал нечто вроде «Прости». Только тогда я с отвращением отшвырнул его в сторону, отряхивая руки. – Передай Лукасу, чтобы искал себе другого…

- А, может, ты сама мне скажешь, красавица? – прозвучал голос позади меня.

За моей спиной вырос огромный лысый мексиканец с дурацкой бородкой, который считался местным авторитетом. Его огромная рука с татуировками на пальцах легла мне плечо, разворачивая к себе, а вторая с силой врезалась сначала в живот, затем в лицо, и я почувствовал знакомый треск костей на переносице. Внутренности будто бы превратились в сплошное месиво. С огромным трудом у меня получилось вдохнуть и выдохнуть, а здоровенный кулак уже вновь спешил на встречу с моим лицом. Перед глазами замелькали тысячи мелких звезд, меня повело в сторону. Я свалился на стол, ударившись виском о металлическую поверхность столешницы.

Столовая вдруг стала вращаться, но я нашел в себе силы встать на ноги. Мой противник надменно ухмылялся, приближаясь ко мне и разминая пальцы со сбитыми и слегка окровавленными костяшками. Из раны над бровью хлестала кровь, затрудняя зрение.

- Ну, что, красавица, теперь готова к разговору? – изогнув губы в противном оскале и нарочно делая ударение на долбанном «красавица», спросил Лукас.

- Лукас! – крикнул один из прибежавших на шум охранников.

Лукас разочарованно вздохнул.

- На этом наше свидание не окончено, - прошептал он и, отвернувшись, пошел прочь.

- К тебе гости, Звездочка, – окинув мое лицо оценивающим взглядом, сообщил охранник и перебросил дубинку из одной руки в другую.

Кинув разъяренный взгляд в сторону удаляющегося мексиканца, я тыльной стороной ладони стер кровь с лица, но рассеченная бровь и сломанный нос продолжали кровоточить. Стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль, я пошел за охранником. Он отвел меня в медпункт, где мне наскоро обработали раны, наложили шов на бровь, вправили сломанные кости в носу и вставили в ноздри тампоны. Медсестра впихнула мне в руки пакет со льдом, грубым голосом посоветовав приложить его к перелому, чтобы не образовался отек.

Лед холодил кожу, слегка притупляя боль. По пути в комнату для свиданий охранник монотонно читал лекции о том, как плохо не соблюдать установленные правила, и что мне светит в следующий раз, если я вздумаю устроить драку. По какой-то непонятной мне причине, он невзлюбил меня с первого взгляда и теперь придирался к каждому моему поступку и слову, выискивая причину, чтобы отправить в карцер. Но такого счастья я ему не предоставлю.

Остановившись, охранник толкнул дверь и пропустил меня в помещение, в центре которого красовался стол, а вокруг него стояли три стула. И больше ни одного предмета мебели. Стены были такими же серыми и убогими, как и в остальном здании. Я прошел в комнату и остановился, глядя перед собой и продолжая прижимать пакет со льдом к носу.

Охранник захлопнул дверь у меня за спиной. А я продолжал неподвижно стоять и смотреть перед собой. Туда, где за столом сидела Миа и с ужасом смотрела на мое лицо. Рядом с ней, держа за руку, сидел Джаред и тоже не отрывал удивленного взгляда от моей симпатично разукрашенной мордашки. Я вымученно вздохнул, сжав пакет со льдом в руке.

- Миа… Зачем ты ее привел, Джей? – спросил я жестко, глянув на друга.

- Джей… - выдохнула Миа, вставая и делая шаг в мою сторону, но я остановил ее жестом. Она обернулась и посмотрела на Джареда. Друг встал, разминая колени, и поджал губы.

- Я ведь просил тебя присмотреть за ней.

- Видимо, ты плохо знаешь свою девушку. – Лохматый усмехнулся, Миа грустно улыбнулась, а я убрал лед от носа и сложил руки на груди, ожидая продолжения его слов. – Думаешь, твой запрет остановил бы ее?

- Я бы в любом случае не стала тебя слушать, Джей. Я и так слишком долго не приходила, боясь, что ты снова будешь просить меня уйти. – Она замолчала, а потом тихо добавила: - И, как оказалось, правильно боялась.

- Ты ведь понимаешь, что я не мог отпустить ее одну сюда. Ты потом первым обвинил меня в глупости.

- А отговорить не пробовал?

Я раздраженно отодвинул стул и сел, приложив лед к снова начавшему пульсировать носу.

- Да, - протянул Джа, - видимо, ты абсолютно не знаешь, о чем говоришь?

- Да уж…

Миа вздохнула и села на стол рядом со мной, взяв за руку. Другой рукой она провела по моим волосам, осторожно коснулась кожи около шва, и я поморщился, ощутив острую боль. Миа резко отдернула руку, охнув и посмотрев на Джареда. Если бы я знал, что мой гость – это она, ни за что бы не вошел в эту комнату. Это так унизительно, видеть жалость в ее глазах. Я ведь хотел, чтобы она смотрела на меня, как на своего героя. Но разве герои сидят в тюрьме? Разве герои носят отвратительные тюремные робы? Возможно, но это не мой случай. Я сидел тут в ожидании суда по делу о растлении несовершеннолетней, а это уж точно не геройский поступок. И, возможно, если бы кто-то другой оказался на моем месте, я бы относился к этому человеку с призрением.

Миа еще несколько секунд разглядывала мои синяки. Ее гладкий лоб прорезали две маленькие морщинки. Миа почти никогда не смотрела фильмы с элементами жестокости, и даже когда нас с Джаредом били в «Сверхъестественном», она зажмуривалась и отворачивалась. Наверное, видеть мою распухшую переносицу и заштопанную бровь ей тяжело. Я прикрыл глаза и сказал:

- Миа, уходи, пожалуйста. Я прошу тебя.

- Нет, Джей. Что… - Ее голос слегка дрогнул. – Что у тебя с лицом?

- Ничего.

Я встал и повернулся к ней спиной, отходя к стене.

- Ничего? – Миа встала вслед за мной. – Ничего?! Тебя избили, Дженсен!

Я усмехнулся и покачал головой.

- Ты хочешь оставить все просто так?!

- Я разберусь. Ты придаешь случившемуся слишком большое значение.

- Слишком большое значение… Я не могу мириться с тем, что над тобой тут издеваются!

Я повернулся к ней и в упор посмотрел в глаза, прищурившись. Неужели она не понимает, что я здесь не на курорте отдыхаю. Жаловаться – ниже моего достоинства. Даже на свободе я ни за что не пошел бы в полицию, а здесь… это совершенно иной мир…

- И что ты будешь делать? Побежишь к начальнику и пожалуешься, что меня тут не встречают с распростертыми объятиями? Это тюрьма, Миа! Здесь другие порядки!

Миа с силой сжала кулаки и опустила голову. Распущенные волосы закрыли ее лицо от моих глаз. Я смотрел на нее, слегка ссутулившуюся и расстроенную, и начинал жалеть о грубости, прозвучавшей в моих словах. Джаред тоже меня осуждал. Он подошел к ней и обнял за плечи, прижимая к себе.

- Почему ты ведешь себя так, Дженсен? – тихо спросила Миа.

- Как?

Дверь распахнулась, и на пороге показался высокий худощавый мужчина с седеющими волосами. Подтянутый и стройный, он выглядел так, будто каждое утро начинал с зарядки или пробежки. Облаченный в дорогой деловой костюм, с цепким ледяным взглядом тусклых голубых глаз, он представлял собою идеал непреклонного прокурора, главная задача которого во что бы то ни стало засадить обвиняемого за решетку. Но он был адвокатом. Самым лучшим и дорогим в Италии. За всю свою двадцатисемилетнюю практику он не проиграл ни одного дела, и если бы ни его близкое знакомство с Мией, у меня не хватило бы денег расплатиться с ним.

- Так, будто ты не хочешь иметь со мною ничего общего, - сказала Миа и, едва ли не срываясь на бег, покинула помещение. Следом за ней выбежал и Джа.

Мистер Басс проводил их равнодушным взглядом.

- Я помешал?

- Нет. Позже мы решим наши разногласия. Присаживайтесь.

Мы сели за стол. Адвокат открыл толстую папку и разложил на столе листы моего дела. С минуту он перекладывал одну бумажку на другую, что-то читая, потом поднял глаза на меня.

- Что с лицом? – сцепив руки в замок, спросил мистер Басс.

- Обычная тюремная драка. Не более.

- Что ж отлично. Я пришел сообщить, что суд состоится в четверг в десять утра. Сегодня улетаю в Италию, но к заседанию буду Лос-Анджелесе. – Я кивнул. – На слушании веди себя уверенно, ни в коем случае не реагируй на колкости прокурора. Ничему не удивляйся. Мы должны всех убедить, что готовы к любому повороту событий.

В течение следующих тридцати минут мы с мистером Бассом обговаривали линию поведения, в деталях обсудили что и как я должен говорить, отрепетировали вопросы. Я чувствовал себя так, будто готовился к роли в новом фильме. Это было так знакомо, но одновременно так странно. Мистеру Бассу было мало одних лишь правдивых ответов, он требовал играть, настраивая голос на определенную интонацию, требовал работы мимикой и глазами. Будто готовил меня к арене, а не к суду.

- Мистер Басс, вы так и не сказали, каковы наши шансы? – спросил я, когда адвокат начал собирать документы в стопку и засунул ручку в карман, готовясь уйти.

Мужчина посмотрел на меня холодным взглядом.

- Если вы мне не врете и экспертиза это докажет, то дело выеденного яйца не стоит. – На несколько секунд он замолчал, его тусклые голубые глаза блеснули ледяным блеском. – Джейсон, дед Мии, растил ее в любви и заботе. Делал все, чтобы она ни в чем не нуждалась, ограждал от неприятностей. Он растил ее не для того, чтобы какой-то американец воспользовался ею.

- Я ею не пользовался. - Так же холодно, как мистер Басс, сказал я, поднимаясь со стула. – Я ее люблю.

- Тогда как ты объяснишь сцену, свидетелем которой я стал? Если бы Джейсон был жив, он бы на кусочки порвал тебя за каждую слезинку, которую она пролила. Я обещал ему, что позабочусь о девочке, но она будет счастлива только в том случае, если ты будешь на свободе. И я сделаю все, чтобы ты вышел.

После этих слов адвокат пошел к двери, даже не потрудившись попрощаться. Я не мог понять, чем заслужил такую его нелюбовь, да особо об этом и не задумывался. Но его слова о слезах Мии не могли оставить меня равнодушным. Джаред бывал у меня едва ли не каждый день, и ни разу не упоминал о том, что она плакала. Наверное, я поступил эгоистично, запретив приходить сюда.

Мистер Басс положил ладонь на дверную ручку, распахивая дверь.

- Мистер Басс. – Адвокат остановился и обернулся. – Позовите Мию. Пожалуйста.

Музыка: Joshua Radin Feat. Maria Taylor – When You Find Me

Он почти незаметно улыбнулся, кивнул и покинул помещение. Сцепив руки в замок, я ждал Мию, но прошла минута, за ней вторая, пять минут, десять… Ее все не было. Возможно, она последовала моему совету и ушла. Обиженная и расстроенная. Она ведь еще почти ребенок… Я почувствовал себя самым последним негодяем и пожалел, что не могу свободно выйти и попросить прощения. Злясь на самого себя, я швырнул пакет со льдом в стену. С глухим хлопком он ударился и упал на пол.

Дверь слегка приоткрылась и из-за нее показалась голова Мии.

- Ты хотел меня видеть?

Ее глаза и нос слегка покраснели, и я понял, что вновь заставил ее плакать. Чувствуя себя последней скотиной, я встал и вмиг оказался рядом с нею. Схватил ее за руку и втянул в комнату, захлопывая дверь за ее спиной. Миа удивленно посмотрела на меня, слегка сведя брови на переносице, но ничего не сказала. Большим пальцем я погладил ее нежную щечку, лаская взглядом идеальные черты ее лица.

- Я заставил тебя плакать, - виновато произнес я.

- Нет, тебе показалось, - соврала она, опустив ресницы, чтобы я не мог видеть ее глаз.

Взяв ее за подбородок, я заставил Мию посмотреть на меня. Никогда не хотел, чтобы слезы коснулись этих милых щечек, но именно я и стал их причиной. И, судя по словам мистера Басса, не впервые. Она не должна чувствовать, что я не хочу больше быть с ней.

- Миа, детка, - вкладывая в эти слова всю душу, начал я, - послушай и запомни: никогда не смей даже мысли допускать, что я не хочу иметь с тобой ничего общего.

Миа вздохнула и грустно улыбнулась.

- Но ты ведешь себя так, будто хочешь отделаться от меня. Не разрешаешь приходить, разговариваешь со мной грубо, будто я тебе неприятна. Что я должна думать?

- Что я придурок, который сам не понимает своего счастья.

Глаза Мии заблестели радостным огоньком, и она снова улыбнулась, но теперь уже не было печали на ее лице, что не могло оставит равнодушным и меня.

- Это разговор с мистером Бассом так повлиял на тебя? Признавайся, он пригрозил засудить тебя, если ты обидишь внучку его лучшего друга? – Она хитро вздернула бровь и тоненькими пальчиками пробежалась по моей груди, задержавшись на засохших пятнах крови, темно-красными пятнами выделявшихся на оранжевой ткани моего одеяния.

- Нет, но хорошо дал понять, какой я осел и эгоист.

Я взял ее руки в свои и поднес маленькие пальчики к своим губам, целуя каждый в отдельности. Я поцеловал ее ладонь, запястье… Ее рука слегка дрогнула, Миа вздохнула, и я улыбнулся, не скрывая удовлетворения от ее реакции. Положив ее руку себе на плечо, я крепко прижал к себе хрупкую девушку и впился требовательным поцелуем в ее сладкие губки, которые, несомненно, будут сниться мне этой ночью.

- Я люблю тебя, - сорвался сдавленный шепот с моих, и Миа замерла, отстраняясь и ошарашено глядя мне в глаза, будто сейчас совершила открытие века.

- Что ты сейчас сказал?

- Что люблю тебя.

- Повтори еще раз.

- Господи, детка…

- Пожалуйста. – Миа состроила мордашку в стиле Кота в сапогах. Я закатил глаза в притворном возмущение и вымученно вздохнул, а потом со всей серьезностью произнес, делая ударение на каждом слове:

- Я. Люблю. Тебя.

Миа пропищала что-то неразборчивое на странном синтезе английского и итальянского, бросившись мне на шею и головой задев больное место.

- Тише-тише, Принцесса.

Миа резко отпрянула, виновато поморщившись.

- Прости-прости-прости.

- После того, как ты меня поцелуешь.

Я привлек ее к себе, утопая в бескрайней нежности ее поцелуев.



Музыка: Snow Patrol – Run

Опираясь руками о кафель на стене, я подставил плечи под горячие струи воды. Нам отводили не боле пяти минут для того, чтобы помыться и я расточительно тратил время на раздумья. Краткое свидание с Мией сделало мое пребывание здесь только хуже. За несколько дней, что она не навещала меня, я привык к этой атмосфере жестокости, в которой нельзя расслабляться ни на минуту, но после этой встречи я вновь стал считать часы до десяти утра четверга. Чуть более трех суток, и я буду свободен. Я благодарил Бога за то, что я сумел сохранить выдержку и до сих пор оставить Мию девственницей.

Весь день мне не давали покоя слова Мии, брошенные на прощание. «Он ответит за все это», - сказала она перед тем, как серая дверь отделила нас друг от друга. «Он», несомненно, Дик Найджел, этот сукин сын, посмевший так беспринципно выставить нашу личную жизнь на всеобщее обозрение. Первое, что я сделаю, когда выйду на свободу – наведаюсь к нему. И как только доберусь до него, то никто не посмеет мне запретить сделать то, что я должен был сделать уже давно - вытрясу все дерьмо из этого ублюдка.

Я обещаю…

Воду отключили, и мне пришлось вернуться из мира размышлений в тюремную душевую, где, повернувшись голыми задницами друг к другу, мылись еще пятнадцать человек. По команде мы все вышли к своим вещам и вытирались полотенцами, а за нами зашли под воду следующие пятнадцать человек.

В раздевалке, когда я натягивал одежду, я почувствовал на себе тяжелый взгляд. У противоположной стены собралась кучка прихлебателей Лукаса, главным среди которых был тот, что сегодня подходил ко мне в столовой. Заметив, что я посмотрел на него, он оскалился и кивнул. От группы отделились два человека и, для устрашения хрустя пальцами и разминая шеи, обступили меня по оба плеча.

О, Боже, парни, серьезно?!

Я развернулся, презрительно оглядев парочку недоносков-шестерок, подставляющих свои задницы местным авторитетам в обмен на иллюзию защиты. Без лишних предисловий они схватили меня за запястья, вывернув руки за спину так, что мне показалось, будто их выдернули из суставов. Не проронив ни единого звука, я поморщился. Подведя к Лукасу-младшему, они толкнули меня на колени. Главарь расплылся в широченной улыбке, выставляя напоказ неровные зубы, а в следующую секунду я согнулся от сильного удара в солнечное сплетение.

- Что, сука, теперь ты не так смел? – прошипел он, схватив меня за волосы и оттягивая голову назад.

- Зато ты, я посмотрю, герой.

- Что ты сказал? Нет, парни, вы слышали? – Он картинно развел руками, прохаживаясь вдоль толпы криками поддерживающей его. – Он еще смеет дерзить. Как считаете, стоит ли доломать его звездный нос?

Мужчины начали подбадривать его криками. Скрипнув зубами, Лукас-младший пнул меня ногой в живот. Во второй раз за день внутренности превратились в подобие каши, а изо рта хлынула кровь. Меня отпустили, и я тяжело повалился на пол, отплевывая кровь и хватая ртом воздух.

«Соберись, тряпка!» - сказал я сам себе, пытаясь найти в себе силы, подняться и дать отпор, пока у меня еще есть шанс.

Пока Лукас-младший боевым петухом расхаживал вокруг меня и гордился своею «силой», заключавшейся в парочке лишних рук, удерживающих противника, я поднялся на колени. Кровь тонкой струйкой стекла изо рта, запачкав чистую робу. Отбивная, в которую превратился мой желудок, продолжала пульсировать, отзываясь разрывающей болью. Я сжал руки в кулаки, собираясь встать и размозжить ему черепушку.

- Я не оставлю тебя в покое, сука! А когда я буду трахать тебя, я буду представлять твою малышку…

О, это было зря!

Меня он мог бы смешать с грязью, но только не ее. Боль вмиг притупилась, оставляя место лишь всепоглощающему гневу. Поднявшись на ноги, я с громким рыком набросился на Лукаса-младшего и изо всех сил толкнул его к стене, впечатывая лопатками в твердый бетон. А потом обрушил на него удар за ударом, размозжив его лицо в кашу. На меня нахлынул такой поток адреналина, столько эмоций и столько ярости, что я готов был убить этого сукиного сына. Я бил и бил его, не обращая внимания на то, что он уже не пытается сопротивляться. Словно в каком-то забытьи, словно это все был не я, а кто-то другой в моем теле. Раздевалка погрузилась в тишину. Слышны были только глухие звуки ударов, мое сбившееся, едва ли не рычащее, дыхание и стоны моего противника.

Эта тишина и привела меня я в чувства…

Я остановился и замер, занося руку, сжатую в кулак над лицом Лукаса-младшего. Мужчина хрипел и захлебывался кровью, а все вокруг переглядывались, раздумывая помочь ему или нет. Но никто не сдвинулся с места – видимо, ни у одного меня он уже в печенках сидит. Я пошатнулся и отпрянул в сторону, отпуская противника. Словно мешок с дерьмом, он свалился на пол к моим ногам.

А потом в душевую ворвалась охрана.

Оставшиеся три дня я провел в темном карцере, куда меня отправили сразу же после того, как я вновь побывал в медпункте. Все свое время в камере я коротал мечтами о том, какой день рождения я устрою для Мии. И только мысли о том, что там, на свободе, меня ждет жизнь, в которой теперь не придется ничего скрывать, делала мое пребывание здесь сносным.