– Чтобы скоротать время, хочешь, я посвящу тебя в то, что происходит? – будто сквозь плотный слой ваты Радан услышал тонкий голос Велии, обращающейся к Авелин. Секунда – и с губ Велии сорвался звонкий короткий смех. – Прости, забыла, что ты… пташка, – в интонации послышалось пренебрежение, – не то что ответить, даже моргнуть не можешь. Так что, – сладко протянула она, – будет по-моему. Слушай внимательно, вникай в каждое слово, иначе ничего не поймёшь. Я расскажу тебе одну историю, как давным-давно, много десятилетий назад, жила-была одна семейная пара – молодая, счастливая, беззаботная. Супруги безмерно любили друг друга, уважали и берегли. И всё было бы хорошо у них, только вот никак не удавалось им зачать ребёнка…

Новый удар обжигающей боли заставил Радана сжать челюсти и закрыть глаза, перед которыми замелькали одновременно знакомые и неизвестные картинки. Но даже после того как он смежил веки, он не перестал видеть их. К непонятным кадрам прибавился далёкий, едва различимый голос Велии, смешанный с шептанием окруживших его заговорщиков. Голову Радана будто сжали чьи-то невидимые каменные руки и давили, словно силясь вытолкнуть из неё сознание. Боль стала настолько велика, что он даже не заметил, что вновь смог шевелиться.

… – Малыш, – взяв сына на руки, нежно, но с укором заговорила Невена, – давай вспомним, чему я тебя учила? – она ласково провела ладонью по его щеке. – Что тебе надо сказать тёте Лильяне и дяде Лозену за принесённые угощения? – она кивнула в сторону сидящей на диване высокой женщины с длинными чёрными волосами, которую за плечи обнимал рыжий мужчина в военной форме. На его коленях сидел ребёнок лет пяти-шести и, улыбаясь, пальцем возил по его щетине. Лозен порой шутливо кусал мальчика за пальцы, отчего тот заливался смехом.

– Спасибо, – сквозь зубы сказал Радан, сжимая в руке мешочек с конфетами, которые он лишь единожды пробовал, когда его отец привёз их из командировки.

– Умничка моя, – Невена поцеловала его в висок и поставила на пол. – Я горжусь тобой, – нагнувшись, прошептала она ему на ухо и погладила по голове.

Радан лишь кивнул, не сводя взгляда с начищенных сапог Лозена. В будущем он хотел себе такие же, блестящие.

– Не за что. Тем более это не только для тебя, – немного помедлив, довольно холодно и равнодушно отозвалась Лильяна, но, когда она посмотрела на второго мальчика, её лицо вновь просветлело, будто небо после грозы. – Огниан, твоим пальчикам не больно? – заботливо спросила она.

Тот замотал головой.

– Щекотно! – радостно отозвался он.

– Какой же ты славный, как маленький ангелок! – Лильяна засмеялась и, взяв к себе на колени Огниана, прижалась щекой к его макушке.

Радан хмыкнул. Невена взъерошила его волосы.

– Когда вернётся Ян? – поинтересовался Лозен, рассматривая детскую книгу. – А то я обещал Огниану, что мы вчетвером поиграем в футбол, – он подмигнул мальчику, возящему теперь пальцем по вене на запястье его супруги.

– Да-да, когда папа вернётся? – радостно спросил тот.

Радан закатил глаза. Он не любил эту глупую, по его мнению, игру, где, кроме как бесполезного бега и отбитых ног, ничего не было. Вынув из пакета конфету, он развернул её и съел.

– Минут через десять. Он пошёл в магазин, – ответила Невена.

– Радан, – вдруг строго произнесла Лильяна. – Ты ничего не забыл?

Радан исподлобья окинул её недовольным взглядом. Промолчал и быстро съел вторую конфету.

– Радан! – негодующе воскликнула Лильяна. Покачала головой. – Поделись с братом угощением, – как можно спокойнее сказала она, поправляя причёску.

Огниан сполз с её коленей. Поджимая губы, пряча улыбку, подбежал к Радану и вытянул руку. Дружелюбно заглянул ему в глаза.

Невена присела на рядом стоящий стул.

Радан достал новую конфету из мешка. Улыбнулся и съел её на глазах у замершего брата, желая досадить не ему, а Лильяне, ибо она ему не нравилась. Он не знал из-за чего именно, но не нравилась.

– А мне?.. – шёпотом спросил Огниан.

– Что за несносный ребёнок! – гневно вскрикнула Лильяна и прожгла Радана осуждающим взглядом. – Кому сказала…

– Малыш, – вмешалась Невена.

Заглянув в её полные любви глаза цвета лобелии, в которых не было и намёка на осуждение, Радан вложил в руки брата мешок.

– Доедай и пошли играть в войну, – сказал он. – Чур, я – командир, а ты – мой пленник! – дав брату лёгкий подзатыльник, Радан побежал на улицу, не обращая внимания на ядовито сказанные Лильяной слова: «Невена, ты с ним слишком мягка. По нему плачет кнут!»

Радан никак не мог остановить топящие его рассудок обрывки слов, звуков, чувств. Вокруг словно сомкнулся густой непроницаемый туман. Шум в голове нарастал, и он, пытаясь заглушить эту причиняющую боль какофонию, интуитивно сдавил пальцами виски. Но тишина не наступала. Грань между реальностью и воспоминаниями, похожими на сон, стёрлась. Казалось, все его нервы – оголённые и чувствительные – поместили в солёный кипяток и не давали возможности вырваться, всё поднимая температуру и досыпая соли.

– Была у той женщины родная сестра...

Смысл слов Велии с трудом доходил до сознания Радана. Казалось, её голос доносился откуда-то издалека, словно из глубокой пещеры.

– Она слышала, что в их город прибыла до боли странная старуха. Её волосы цвета меди, не поседевшие от старости, были невероятно густы, а взгляд насыщенно-зелёных, совсем не по-старчески ясных глаз был столь пронзителен, что никто не решался даже попытаться заглянуть в них. В народе шептались, что эта старуха была ведьмой, занимающейся чёрной магией. Ходили слухи, что она могла помочь семье, страдающей от бездетности. И тогда сестра предложила женщине и её мужу обратиться к колдунье. Поначалу они были категорично против, но вскоре, совсем отчаявшись, решили направиться к ней.

… Сидя на полу и задумчиво держа в руках мяч, Радан смотрел в окно, за которым виднелось безоблачное небо, украшенное багрово-алым закатом. Лёгкий ветер трепал белоснежные занавески, а свет клонившегося ко сну солнца окрашивал стены комнаты в нежно-красный цвет. Мечтая, Радан представлял времена, когда он наконец вырастет и станет военным. Таким же сильным, смелым и всеми уважаемым офицером, как его отец.

Из кухни доносился перезвон посуды и звук льющейся воды. Невена и зашедшая в гости Лильяна прибирались и готовили ужин. Радану было слышно, что их разговор плавно перетекал с темы погоды на тему детей и обратно.

– Почему тебе не нравится тётя Лильяна? – спросил его Огниан, сидящий на кровати и болтающий ногами. Потянувшись к столу, стоящему рядом с кроватью, он взял с него единственное яблоко. Огрызок от второго лежал на скатерти. – Она ведь сестра нашей мамы и наша крестная…

– А ты почему её так любишь? – кинув мяч в сторону, Радан вскочил на ноги и ловко выхватил у брата яблоко. Улыбнувшись, откусил от него большой кусок.

– Отдай! – спрыгнув с дивана, потребовал Огниан. Попытался выхватить яблоко из рук Радана, но не смог, тот проворно изворачивался. – Оно моё! Ты своё уже съел!

– А ты попробуй отбери! – издеваясь, медленно произнёс Радан и залез на стол. – Давай, прыгай! – дразня, он протянул вперёд руку, представляя брата собакой, яблоко – сочным куском мяса, а себя – дрессировщиком. – Выше! Выше! – смеясь, командовал Радан.

– Мама! – не выдержал Огниан и топнул ногой. – Радан отобрал моё яблоко! – в его небесно-голубых глазах застыли слёзы обиды.

– А ты не жадничай, – отозвалась из кухни Невена, выключая воду. – Делись с братом.

– Но, мама! – тот нахмурился. – Отдай! – подпрыгнув к протягивающей яблоко руке и не достигнув цели, Огниан что есть силы толкнул стол. Но, к его сожалению, он не подвинулся ни на дюйм.

Радан спрыгнул на пол. Брат тут же накинулся на него, но тот, уклоняясь от атаки, лишь рассмеялся.

– Отдай!

– Нет! – Радан показал брату язык и подбежал к окну.

– Радан! – с перекинутым через плечо полотенцем в комнату вошла Лильяна и смерила его сердитым взглядом. – Сейчас же отдай Огниану яблоко, – потребовала она.

Брови Радана сдвинулись к переносице. Губы сжались в тонкую полоску.

Исподлобья смотря на женщину в фартуке, надетом поверх длинного коричневого платья, Радан сильнее сжал в руке фрукт. Покачал головой.

– Нет, – сквозь зубы процедил он и откусил новый кусок.

– Это переходит все границы! – едва сдерживая ярость, негодующе сказала Лильяна и, быстро подойдя к Радану, взяла его за ухо. – Ты плохо себя ведёшь!

– Мама! – закричал Радан, зная, что Невена непременно встанет на его сторону, что бы он ни сделал. Так было всегда, и он был уверен, что так будет и сейчас. – Тётя Лильяна меня обижает!

Та его отпустила, но силой забрала яблоко.

– Лильяна, – в дверях появилась Невена, – пусть они сами разбираются, – она вытерла руки о подол старенького платья. – Они должна научиться находить общий язык. А Огниан, – она окинула его пустым взглядом, – уметь сам себя защищать.

Радан едва сдержал довольную улыбку.

– Радана пора учить хорошим манерам, – подойдя к Огниану, Лильяна отдала ему яблоко. – Скоро придёт Лозен и принесёт ещё, – мягко обратилась она к нему. Прищурилась, переведя взгляд на Радана. – Он, – кивнула в его сторону, – растёт у тебя настоящим дикарём. Хулиганом! Хлебом его не корми, дай обидеть брата.

Радан сжал челюсти.

– Так он учит Огниана самообороне, ведь другим мальчишкам он никогда не позволяет над ним издеваться, – Невена облокотилась на косяк двери.

– Верно! – вспылила Лильяна, всплеснув руками. – Он сам их провоцирует на драки, а Огниан, каждый раз опасаясь, что брат не сможет в одиночку дать отпор, встревает и после приходит домой со ссадинами и синяками! Зато твой Радан…

– Лильяна! – прервала её женщина. – Хватит. Дети не должны слышать наших ссор, – она выпрямилась. – Пошли на кухню, там поговорим. Малыш, – ласково обратилась к Радану, – веди себя хорошо. Договорились?

Он кивнул. Улыбнувшись, Невена развернулась и ушла. Погрозив Радану пальцем, Лильяна погладила по голове Огниана и последовала за сестрой. Не сдерживая широкой улыбки, тот продолжил кушать яблоко.

– Вот за это я и люблю тётю Лильяну, – произнёс он. – Она добрее нашей мамы. И она любит меня сильнее, чем тебя.

– Зато наша мама любит меня больше, чем тебя. – Радан склонил голову набок и стал медленно приближаться к брату. С силой толкнул его так, что тот, не удержавшись на ногах, упал на пол. Радан хмыкнул и спокойно отправился в гостиную.

От невыносимой боли, пронзающей тело подобно тысячам раскалённых спиц, Радан, стиснув зубы, приглушённо зарычал. Каждая последующая секунда страдания чудилась немного длиннее предыдущей. Время, казалось, стало вязким, словно патока. Радан сам не понимал, чего желал сейчас больше: продолжать жить, существовать в боли, пытаясь найти момент, чтобы выбраться, спасти Авелин и себя, или умереть, тем самым избавившись от нестерпимых мучений.

– Выслушав супружескую пару, в которой мужчина был весьма скептично настроен, – голос Велии звучал точно из трубы длиной в километры, – ведьма, немного подумав, решила им помочь. Но пред тем, как свершить ритуал, она предостерегла семью, сказав, что заклинание будет очень сильным, потому что им не предначертано судьбой иметь детей. Плата за вмешательство будет высока. Ведьма сказала женщине, что та родит от мужа трёх детей. Одного для ночи. Одного для дня. Одного для жизни. И всё у них будет хорошо, только если злой рок не разлучит биение сердец детей. Но если это всё-таки случится, то будет много бед, которые остановить сможет только лишь та душа, что пройдёт через Тьму и Свет и прозрачную грань мира… Супружескую пару это нисколько не испугало, потому как радость от возможности иметь трёх детей затмила здравомыслие в их рассудках. Они дали согласие на ритуал, о чём после всю жизнь сожалели и проклинали себя…

Новый поток боли заставил Радана сжать руками голову.

… – Смотри, что я достал, – нависнув над засыпающим братом, Радан, чувствуя себя настоящим офицером, с восхищением и гордостью покрутил в руках револьвер.

– Тебе папа его дал? – Огниан моментально сел. Протёр глаза, прогоняя сладкий флёр сновидений. Волосы его были взлохмачены.

– Нет, – рассматривая в свете луны оружие, отозвался Радан. – Папа спит. Пьяный. Ты ведь знаешь, – он направил дуло револьвера в сторону окна и прикрыл один глаз, – у нас скоро будет брат или сестра. Он долго не устраивал праздника, но когда в город приехали его друзья по службе, не смог не отметить с ними такое событие.

– Я хочу сестру… – вдруг мечтательно произнёс Огниан, после чего, подтянув колени к груди, зевнул. Нахмурился. – Папа будет ругаться, если узнает…

– Не узнает, – резко повернувшись, Радан уткнул дуло оружия в висок брата. Его раздражало, что Огниан, которого он всё-таки любил, был слишком правильным, никогда не совершал ничего из того, что ему запрещали. Не нарушал правил. Избегал соблазнов. – Ты ведь ему ничего не скажешь? – со сталью в голосе полуспросил-полупотребовал он. – Мы немного поиграем, – улыбка тронула его губы, – и вернём револьвер на место, – Радан опустил руку с оружием и сдёрнул с мальчика одеяло. – Или ты боишься? – с издёвкой поинтересовался он.

– Нет, – после небольшой паузы уверенно заявил Огниан и вскочил на ноги. Подбежав к двери, закрыл её. – Дай посмотреть, – взглянув на Радана, он приблизился к нему и протянул руку. В его глазах застыл блеск озорства и любопытства.

Немного помедлив, Радан неохотно вложил в его руку револьвер.

– Только аккуратнее, – строго предупредил он, когда пальцы брата коснулись курка.

Огниан кивнул.

– Красивый… – робкая улыбка.

– В этой красоте запрятана смерть, – процитировав одну из часто повторяемых отцом фраз, Радан забрал у брата оружие. С наслаждением вдохнул воздух, в котором плыл лёгкий аромат готовящегося яблочного пирога.

Подойдя к окну, Радан посмотрел на россыпь звёзд в бездонной высоте. Мечты медленно стали уводить его на фронт, где над головой свистели пули, слышались крики отчаянья и везде, куда ни глянь, виднелись кровь и трупы врагов.

– Во что будем играть? – привлекая к себе внимание, спросил Огниан, продолжая стоять на месте. – В войну? – высказал догадку. – Я вновь пленник? – понуро.

– Нет, – Радан лукаво улыбнулся и повернулся лицом к брату. – Ты предатель, которого я должен застрелить, – он поднял руку с револьвером, нацеливаясь на Огниана.

– Не хочу так! Давай наоборот? – предложил тот, подтягивая штаны пижамы.

– Потом поменяемся, – пообещал Радан. – А теперь… – широкая улыбка. – Беги!

Как только он отдал команду, Огниан тут же стал уворачиваться от воображаемых пуль, то запрыгивая на диван, то спрыгивая с него, прячась то за шкафом, то за столом.

– Ба-бах! Ба-бах! – выкрикивал Радан, бегая за братом. – Предатель будет убит! – очутившись около двери, он под действием ярких бурлящих эмоций настолько вошёл в раж игры, настолько поверил в действительность своих слов и того, что он – настоящий солдат, преследующий отступника, что, на секунду забывшись, нажал на курок револьвера.

Грохот выстрела разрезал ночную тишину и на несколько секунд оглушил Радана. Спустя мгновение Огниан, замерев на месте, как куль с ватой, молча упал на пол. Под ним тут же стало разрастаться тёмное пятно. Радан пошатнулся. Из его рук выпало оружие. Не в силах стоять на задрожавших ногах, он присел на пол, не сводя взгляда с брата. Начал задыхаться от забившего нос запаха пороха, смешанного с флёром яблочного пирога.

Чувство вины охватило с головой. Горячие слёзы потекли по щёкам. Тело стала бить судорога.

– Огниан?.. – едва слышно. Губы не слушались, они будто налились свинцом.

Внезапно яркий свет, появившийся словно из ниоткуда, ослепил Радана. Тело будто пронзила молния, и свет тут же исчез. Где-то в стороне мелькнул силуэт матери, и через мгновение послышался крик. Но Радан уже перестал что-либо воспринимать. Прикрыв глаза, он провалился в темноту.

С каждой новой секундой Радан рычал всё громче. Он уже перестал пытаться сопротивляться боли. У него больше не было сил держать в себе вой, напоминающий собой вой смертельно раненного волка. Боль разрушала достоинство, убивала гордость, не дававшую ему показывать свои страдания, но Радану было уже всё равно. Боль подавляла разум, вышибала мысли из головы. Казалось, что она точно расщепляет череп. Сейчас в его душе не было ничего: ни желания выжить, ни жажды мести. Была только она – пронизывающая, острая, не знающая ни жалости, ни пощады боль.

– Спустя несколько месяцев после ритуала супругам удалось зачать ребёнка. Какова же была их радость, когда у них вместо одного родилось два малыша, два мальчика – двойняшки, – голос Велии, раздваиваясь, доносился словно с другой планеты. – Но, несмотря на внешнее сходство, по характеру они были как день и ночь, как соль и сахар. Один из них был добрый, отзывчивый и нежный мальчик, никогда и никому не желавший зла. Он был послушным и милым, точно ангел. Второй же… – в голосе Велии появился отпечаток улыбки. – Второй был задирой; непокладистый, как дворовый кот. Но, несмотря на это, он не был плохим, он был всего лишь другим, не таким, каким являлся его брат. Немного замкнутым, отчуждённым. Никогда никого не слушал, всегда поступал по-своему. На него никто не мог повлиять, разве что мать. Её он безумно, сильно любил. – пауза. – Когда мальчикам было шесть лет, их мать забеременела. Сердце будущего, ещё не рождённого ребёнка уже стучало… А о чём там ведьма супругов предупреждала? – ехидно спросила она. – О том, что если злой рок не разлучит биение сердец детей, то всё будет хорошо. Увы, её слова не были восприняты всерьёз. Злой рок настиг эту семью летней ночью. Мальчик, тот, что был задирой, случайно застрелил своего брата. Равновесие Тьмы и Света пошатнулось. Пташка... – сладко, но в то же время перчено.

Стоило Велии произнести это слово, как Радан сквозь густой поток страшных воспоминаний и нестерпимой боли увидел размытый облик девушки – родной, улыбающейся, машущей ему рукой и зовущей. Из последних сил он прошептал одними губами: «Авелин...» В следующую секунду его сознание вновь соскользнуло в пропасть боли и нескончаемой волны обжигающего рассудок забытого.

– Знаешь, как звали того мальчика, убийцу? – скучающе спросила Велия. – Его звали Раданом. Да-да, милая, твой любимый мужчина в детстве застрелил Огниана, что и повлекло за собой страшные и, казалось бы, бесконечные беды. Но Радан вовсе не сумасшедший, у него нет раздвоения личности, как прежде мы считали. Помнишь, ведьма сказала: «Один ребёнок для ночи, второй для дня, третий для жизни»? Так вот… Радан – он для ночи, Огниан – для дня. Как и сейчас, в детстве Радан был эгоистом. Тогда он мечтал быть единственным сыном в семье, которому бы всецело доставалась любовь… Но, увы, был брат, требующий и себе внимания родителей. Конечно, Радан его любил, но… считал, что лучше было бы, если Огниана и вовсе не существовало, – многозначительная пауза. – Когда Радан убил Огниана, пусть и не нарочно, он впал в ужас от воплотившегося тайного желания и испытал огромное чувство абсолютной вины. Из-за того, что в рождении Радана была замешана чёрная магия, появилась пелена. Она, как вирус, набрасывающийся на ослабший организм, вошла в его сознание. Она проникла в него, желая сделать бездушным и жестоким монстром. Огниан же, не желая отдавать брата Тьме, которой тот принадлежал по праву, как он сам – Свету, не желая, чтобы пелена уничтожила душу Радана, вошёл в его тело и стал сдерживать её. Этакий ангелок. Но у всего есть своя цена…

… Громко смеясь, Радан изо всех сил бил крепко зажатым в руке камнем по голове вздрагивающего в конвульсиях предсмертной агонии кота. Ладони его покрылись липкой, едва тёплой кровью животного, смешанной с его собственной, сочащейся из царапин, нанесённых котом, ещё несколько секунд назад тщетно пытавшимся защититься и вырваться из рук своего убийцы. Достав из кармана нож, Радан, изобразив на лице довольную кровожадную улыбку, едва не постанывая от наслаждения, вспорол живот умершего животного.

Боль всё усиливалась. Упав на колени, Радан истошно закричал, пытаясь вложить в крик все страдания и беспомощность. Но крик не принёс облегчения. Напротив, боль ещё сильнее сжала его тело, не давая сделать даже слабого вдоха. Радан почти задыхался от недостатка воздуха, но притупление рассудка от кислородного голодания никак не облегчило мученья.

– Порой пелена прорывалась и подчиняла Радана себе. Тогда он был готов совершить любое преступление. Его жестокость не знала границ. Безусловно, когда в таких ситуациях Огниану вновь удавалось подавить пелену, заглушить её мощь, Радан приходил в себя, но, увы, он не помнил ничего из того, что делал под влиянием той… В его реальности он всё это время был занят чем-то повседневным: делал уроки, гулял по саду или во что-то играл, – Велия вздохнула. – До этой ночи Радан даже не догадывался о том, что с ним происходило. Как только в его сознание проникла пелена и Огниан вошёл в его тело, у него начались игры разума. Душу брата в себе он не чувствовал, так как не мог – пелена их стеной разлучала. После той роковой ночи Радан забыл о том, что у него когда-то был брат, что у него была тётя, что его мать была беременна… Из-за влияния пелены он даже не замечал, как с каждым новым месяцем живот Невены рос. Для него он был единственным ребёнком в благополучной и счастливой семье, которая не знала ни бед, ни слёз. Он не воспринимал ни одного слова, ни одной фразы, в которых упоминалось или говорилось об Огниане, Лильяне и Лозене. Он их, если так можно сказать, не слышал, потому что пелена всё это блокировала в его сознании, но ни Ян, ни Невена не знали об этом… Они лишь стали постепенно замечать, что после похорон Огниана их сын стал вести себя довольно странно и непредсказуемо. Радан довольно часто стал драться с мальчишками во дворе, но не так, как раньше…

… – Пусти! – громко закричал мальчик, пытаясь вырваться из хватки Радана, который, крепко держа его за шкирку, бил коленом по рёбрам и животу. – Мне больно! Отпусти! – собрав последние силы, он ударил Радана в солнечное сплетение.

Радан, поморщившись от боли, с силой швырнул мальчика в сторону. Подавляя неприятное ощущение, пару раз глубоко вдохнул и вновь бросился на соперника. Завалив его на землю, Радан сел на мальчика сверху и стал наносить удар за ударом по его лицу. Из носа ребёнка потекла алая и вязкая жидкость, губы треснули и начали кровоточить.

– Перестань! Хватит! – взмолился он. – Пожалуйста!

Нанеся ещё один удар в скулу мальчика, Радан заметил толстую палку, лежащую рядом. Встав на ноги, он взял её и продолжил ею безжалостное избиение. Вдруг его кто-то стал оттаскивать от едва шевелящегося мальчика. Это был Ян.

– Радан! – кричал он. – Сейчас же прекрати!

Но Радан не желал останавливаться.

Запустив пальцы в волосы, Радан вновь то ли зарычал, то ли закричал от боли, которой, казалось, нет ни конца, ни дна. Ему чудилось, что она бесконечна, будто неизведанный, тёмный космос. Где-то вдалеке подобно маяку, светившему терпящему кораблекрушение судну, обрывисто мелькала слабая мысль об Авелин. О том, что он должен найти в себе силы противостоять боли, встать с колен и любой ценой защитить девушку. Но он не мог… Тело и разум не слушались. Сейчас над ними полностью властвовали боль и лики прошлого. Радан, как ни старался, не видел Авелин – ни её силуэт, ни волосы, ни холеные руки, от прикосновения которых когда-то счастьем горело его сердце. Перед глазами было темно, и лишь вспышки воспоминаний озаряли этот мрак. Сотни голосов в голове: тихие, оглушительно громкие, нежные и грубые. Они, как песни сирен, увлекали к себе, и лишь где-то там, будто в другой вселенной, слышалось шептание окруживших Радана и тонкий голос Велии.

– Он мог схватить камень, – продолжала та, – палку или что-то ещё такое же смертоносное и начать избивать этим детей. Он стал убивать животных… Но, когда родители говорили с ним об этом, он их не слышал, не воспринимал. Догадываешься, почему?..

Звенящая тишина. Радана заколотило.

– Нервы Невены, – после небольшой передышки заговорила Велия, – постепенно начали сдавать. В какой-то из дней она вспомнила предостережение ведьмы и, пожелав узнать ответы на то, что же происходит с Раданом и как ему можно помочь, она вместе с супругом отправилась к ней… Но старуха бесследно пропала. Ян и Невена всеми силами пытались её разыскать, но их старания были тщетны. Никто не знал, где отныне поселилась эта ведьма и почему она покинула город. На самом же деле… Она почувствовала, что равновесие Тьмы и Света пошатнулось, и, желая спасти свою жизнь, уехала. Иначе отголоски пелены повлияли бы и на неё. Невене и Яну ничего не оставалось, как пойти к другим колдуньям, но все они оказывались шарлатанками. Показывать Радана психологам его родители не решились, потому как боялись огласки. Им хватало и того, что соседи от них шарахались, как от чумы. После рождения дочери у Невены начался психоз, ибо девочка была рыжая, как та ведьма.

Новый приступ боли, и Радан, согнувшись пополам, вгрызся пальцами в землю. Он уже не понимал, где настоящее, а где прошлое, не знал, кто и что он сам, но всё равно, пусть едва слышно и блекло, в висках стучало имя: «Авелин».

– Поясню лично тебе… подруга, – колко. – Это произошло из-за появления пелены. Не будь той, не настигни злой рок счастливую семью, не качнись весы чёрного и белого, девочка была бы похожа на своих родителей… Но увы… И знаешь, магия повлияла не только на внешность ребёнка, но и на её душевное состояние. Девочка оказалась больна, как потом выяснилось, аутизмом. Но не будем спешить… Радан, твой своевольный и любимый мужчина, – короткий смех, слегка заглушивший последние слова фразы, – никак не воспринимал сестру. Для него её не было. Никогда не существовало. Невена начала сходить с ума. Виной тому была злость в ней на мужа, который, по её мнению, недостаточно сделал, чтобы изменить ситуацию, вылечить сына и оградить семью от последствий применения чёрной магии. Чтобы хоть как-то ей помочь, как-то поддержать её слабеющий рассудок, Ян по настоянию врачей поместил жену в клинику для душевнобольных. Спустя пару дней он упросил своё руководство отправить его работать в Россию связным разведчиком. Для него это был единственный шанс забыться и отвлечься от проблем. Ты ведь знаешь, Авелин, многие мужчины очень слабы и трусливы. Ян, не выдержав горя, обвинений супруги и страшных выходок Радана, нашёл себе предлог и сбежал. Детей на время приютили у себя Лильяна и Лозен. Те всё-таки решили показать Радана психологу, но не в Болгарии. Как-никак, следовало беречь уже и без того изрядно запятнанную репутацию семьи. Поэтому они отправились в Румынию, на родину Лозена, который по счастливой случайности был призван туда на службу. Именно там, в Бухаресте, Огниан постепенно стал овладевать телом Радана, который из-за игр разума считал, что до сих пор живёт в Болгарии со своими родителями, ходит в школу… Огниан принялся подавлять его душу для того, чтобы быть рядом с сестрой. Оберегать её и защищать. Он делал всё, чтобы в сознание брата не просочились мысли о Лазарине. Но пелена имела влияние и на него… Правда, не столь сильное, как на Радана, но оно было… Для Огниана родными родителями стали Лозен и Лильяна, про Невену с Яном он порой забывал… Но когда находил в себе силы противостоять иллюзиям разума, вспоминал их. Однако это ничто не меняло. Когда Огниан выходил из-под влияния пелены, он ясно видел происходящее, но говорить своим опекунам правду не решался, потому что понимал: ему не поверят.

Радану стало невыносимо жарко, будто его поместили в духовку, разогретую до температуры солнца. Ему казалось, что его тело одновременно опаляет ненасытный огонь и пронзают десятки молний. Виски будто сжали острые металлические тиски. Зарычав от нестерпимой боли, он уткнулся лбом в землю.

– Психологи не смогли сказать ничего путного Лильяне о душевном состоянии Радана, поэтому они с мужем решили, что если уж он хочет, то они будут называть его Огнианом, когда он будет того требовать. Так они и жили… Огниан сумел на десять лет подавить душу Радана, быть рядом с сестрой, ходить в школу и иметь обычную жизнь ребёнка. Он был примерным, прилежным, добрым мальчиком, и всё было бы хорошо, но однажды Лильяне пришло письмо от Яна. Тот писал, что его по службе вернули в Болгарию и что он хочет восстановить семью. Мол, был дурак, что сбежал от проблем и долгое время не возвращался, потому как стыдился своей слабости. Ян под свою ответственность забрал из клиники Невену, которую продолжал любить несмотря ни на что. Нашёл в Болгарии врача с хорошей репутацией, который мог бы помочь его дочери.

Часто задышав, Радан сильнее зажмурился. Дрожь, охватившая его тело, усиливалась. Сквозь блики воспоминаний, что засасывали его сознание подобно воронке омута, он, подобно старику, всеми силами опирающемуся на трость, держался за мысли об Авелин. Радан постарался начать ползти к девушке на ощупь, но новый приступ боли крепче прижал его к земле.

– И тут начинается самое интересное… – с усмешкой произнесла Велия. – Радан стал проявляться, овладевать своим телом… Пелена, которую сдерживал Огниан, накопив силы за долгие годы спячки, атаковала с удвоенной силой, сдавливая свои чёрные кольца… Но не всегда. Однако она, точнее, Радан, находясь под её влиянием, вновь напугал Невену и Яна, и поэтому те решили, что для безопасности их дочери ту стоит отдать жить в дом Лозена и Лильяны, которые тоже вернулись в Болгарию. Те совершенно не были против.

… – Давай помогу? – довольно резко преградив путь однокласснице, вышедшей из школы, Радан тут же мысленно чертыхнулся: сам того не желая, он напугал девочку.

Сделав шаг назад, она, чуть наклонив голову вниз и смотря исподлобья, быстро, словно оценивая обстановку, оглянулась. Но кроме пары ребятишек, играющих на стадионе в футбол, никого не могла заметить. Воинственно, но в тоже время удивлённо, она заглянула в глаза Радана. Сильней нахмурилась.

– Я не обижу, – доброжелательно сказал он и, улыбнувшись, протянул к ней руку. Не теряя ни секунды, уверенно забрал у замешкавшейся одноклассницы портфель. Этот жест заботы тут же заставил её щёки залиться густым румянцем. Обветренные губы сжались в тонкую полоску. – Тяжёлый… – Радан покачал головой. – Мая… Тебя ведь так зовут?

Короткая пауза. Молчаливый кивок.

– Ты почему до сих пор была в школе? – вскинув бровь, поинтересовался Радан, с любопытством разглядывая собеседницу.

Её шею обрамлял помятый жёлтый шарф, а рисунок радужки прозрачно-серых глаз, казалось, подобно дыму, постоянно менялся и складывался в новый узор.

– Уроки ведь уже давно кончились, – добавил он.

– Хожу в кружок танцев, – после секундной заминки отозвалась Мая. Её голос был прям словно стальной прут, но тих, точно шелест кружившихся в непогоду листьев на асфальте. – А ты что тут делаешь?

– Тоже хожу в кружок, – Радан закинул на спину её рюкзак. – Но не танцев, – усмешка. – Только что освободился. Хотел было уже пойти домой, но тут увидел тебя и…

– И где же твой портфель? – прищурившись, с подозрением спросила она.

– Дома, – Радан повёл плечами, подавляя желание приподнять уголки губ. – Успел до кружка занести его туда, – он уверенно зашагал вперёд и, обернувшись через плечо, приглашающе улыбнулся Мае. Та, опустив взгляд, двинулась следом. – Где ты живёшь? А то ты у нас в классе новенькая, и я совсем ничего о тебе не знаю.

– В детском доме, – немного растерянно ответила она. – Он находится где-то в двадцати минутах ходьбы отсюда, – она спрятала руки в карманах выцветшей куртки.

Теперь Радану стала предельно ясна причина, по которой Мая с опаской осматривалась по сторонам, будто ожидая угрозы. Детский дом – не то место, где ребёнок может чувствовать себя в полной безопасности. Однако Мая и не виделась Радану запуганной, скорее настороженной. Вовсе не слабой, но и не сильной. Она напоминала ему зверька – нежного и хрупкого, но способного показать врагам свои острые зубки.

Вдыхая запах осени и чувствуя возрастающую симпатию к девочке, Радан решил как можно лучше её узнать и во чтобы то ни стало завоевать доверие. Стать другом. Быть значимой частью её мира, без которой она в дальнейшем не сможет спокойно ни есть, ни спать, ни жить.

– Скажи, а почему ты называешь меня новенькой? – с осторожностью поинтересовалась Мая. – Я с первого класса хожу в эту школу. Это ведь ты совсем недавно прибыл в город и…

– Любишь яблоки? – сам не замечая, что перебивает девочку, спросил Радан. Для него их молчание слишком уж затянулось, а тут он как раз вовремя заметил около дороги высокую яблоню.

Увидев кивок слегка нахмурившейся Маи, он скинул с плеч рюкзак и полез на дерево.

Радан был готов поклясться, что сейчас кто-то беспощадный своей неведомой, незримой и не знающей никаких преград рукой перекручивает изнутри все его органы. То медленно, то быстро, но одинаково хладнокровно разрывая их. Всё это время боль в голове пламенем ударяла то в затылок, то в лоб, то с остервенением сжимала виски. Теперь же она, сковав всё тело и лавой разлившись по черепу, грузом гранитного надгробного валуна упала на шею.

Радана попеременно начало кидать то в жар, то в холод. Он продолжал слышать едва уловимый голос Велии и шептание четвёрки, образовавшей вокруг него круг.

– Радан пошёл в школу, где познакомился с детдомовской девочкой по имени Мая. Огниан же порой проявлялся, но уже не столь часто… Знаешь, чем больше времени его душа была заключена в теле Радана, тем сильнее она переплеталась и становилось неразрывной с душой своего убийцы. Отсюда и схожее их восприятие мира, желание стать военными, привнести свой вклад в науку, найти лекарство хотя бы от одной неизлечимой болезни и многое-многое другое… Так вот, из-за армюра душ Огниан, так же как и Радан, влюбился в Маю, но, опасаясь, что под влиянием пелены его брат сотворит с девочкой что-то страшное и непоправимое, мог проявляться довольно редко, все силы бросая на то, чтобы пелена целиком не затуманивала разум Радана... И Огниану это удалось, по крайне мере он так считал. Отчасти так оно и было, но это только лишь отчасти… Пелена вновь ушла в тень набирать силу, но… это нисколько не уменьшало игр разумов братьев. Радан перестал драться со сверстниками, убивать животных и совершать необъяснимые жестокие поступки. Тесный контакт души для Света с душой для Тьмы чем дольше длился, тем сильнее накладывал свой отпечаток на обоих. Мёртвый Огниан положительно влиял на задиристого и эгоистичного брата, делая его в меру спокойным и рассудительным. Но у всего есть обратная сторона. Радан, сам того не ведая, влиял на брата. Естественно, отрицательно. И выразилось это в том, что, почувствовав за собой победу в схватке с пеленой, Огниан попытался вновь завладеть телом брата, но в этот раз уже окончательно.

… – Останься сегодня, не уходи, – надломлено произнёс Огниан. Взяв в руки ладонь Маи, поднёс её к губам. – Я буду сторожить твои сны, – он не сводил с неё взгляда.

– Огниан… – Мая вздохнула, а в её глазах промелькнула грусть, родная осеннему туману. — Кошмары меня не тревожат, – она вынула ладонь из похолодевших пальцев Огниана. Поджала губы и, подойдя к окну, опустила голову. Лунный свет шалью покрыл ей волосы и плечи, делая похожей на невесту, немного грустящую по уходящему беззаботному детству пред венчанием в церкви.

– Тебя беспокою я, – хрипло, с трудом сказал Огниан и, подойдя к стоящей к нему спиной Мае, положил руки на её плечи. – Точнее, Радан. Мая, – он аккуратно развернул её к себе, – ты должна кое-что о нас узнать. Радан… Он не сумасшедший. У него нет раздвоения личности, впрочем, как и у меня. Всё дело в том, что…

– Огниан ведь тоже, несмотря на добровольную жертву, хотел жить, дышать, любить… Быть просто человеком, который просыпается по утрам, пьёт чай или кофе, ходит на свидания, качается на качелях, любуется небом, разговаривает с сестрой, целует мать в щеку на прощание…

… – Тебе нечего бояться, – видя испуг в расширенных зрачках Маи, тихо, но уверенно сказал Огниан. – Я сдерживаю пелену, она никогда тебя не затронет. И Радан уже не попадает под её чары, хотя это и не избавляет его разум от иллюзий... Он не может в них не верить. Это не в его силах. Да, у меня тоже происходят марева, но… Я-то знаю правду, а значит, могу противостоять им. Я чувствую это. Поверь мне, прошу! Я справлюсь, ведь теперь у меня есть не только Лала, но и ты. Мне лишь необходимо немного времени, – взяв в чашу ладоней лицо Маи, Огниан соприкоснулся с ней лбами. – Я подавлю Радана. Подожди немного.

– Нет… – Мая обхватила руками его запястья. – Нет! – выкрикнула она и оттолкнула от себя Огниана. – Это ложь! Такого не бывает! – у неё по щекам потекли слёзы.

Огниан виновато опустил голову. Внутри него всё разрывалось от бессилия.

– Мая…

– Нет, Огниан. Нет! – она часто задышала и заморгала. – Я готова принимать Радана целиком, с его болезнью. Молчать, никому ничего не говорить. Но… – она на мгновение запнулась, после уже спокойнее продолжила: – Огниан, ты и есть Радан. Прими это! Пожалуйста! – она рывком его обняла. – Не пугай меня такими разговорами. Когда-нибудь мы найдём тебе врача, он обязательно нам поможет! – её затрясло. – У тебя раздвоение личности, Радан. Я…

– Я не Радан! – вспыхнул Огниан. Все его мышцы напряглись, но он был не в силах оттолкнуть от себя Маю. Она была для него слишком тёплая, родная, любимая.

– Радан! – всхлип. Она подняла голову. Её глаза заблестели в темноте. – Услышь меня, Радан! Не пугай тем, чего нет!

– Не называй меня им! – гнев захлестнул Огниана с головой. Оттолкнув от себя Маю, он подошёл к окну и вжал кулаки в подоконник. – Я не он! – сквозь зубы. Огниан приходил в ярость от осознания того, что его любимая ему не верит. Его слушает, но не слышит.

– Хорошо, хорошо... – будто желая остудить наколенную обстановку, послушно и мягко произнесла она. – Огниан, послушай… – подойдя к нему, Мая бережно положила руку на его спину.

Стараясь успокоиться и взять чувства под контроль, Огниан медленно вдохнул и выдохнул.

– Забудь, – понимая, что не сумеет переубедить Маю, упавшим голосом сказал он. – Забудь всё, что я тебе сказал, – он чрез силу улыбнулся. – Не плачь. Я не хочу, чтобы ты плакала.

Глаза Радана пронзила острая боль, будто в них насыпали мелкую крошку из осколков стекла. Веки точно опухли. Радан давил лбом в землю, покрытую опавшей листвой. Все его чувства были обострены. Ничто не ускользало от внимания его сознания, хоть и поглощённого нестерпимой непрекращаемой болью.

В нос ударили запахи гнили и плесени. Но этот коктейль ароматов сейчас не был Радану противен, он, наоборот, создавал ему собой подобие уюта. Будто он вернулся в истоки своего рождения.

– Огниан доверился Мае. Он рассказал ей абсолютно всю правду, однако девочка не поверила ни единому его слову. Конечно, откуда ей, обычному земному человеку, было знать о магии душ? О реальном существовании той?.. Огниану ничего не оставалось, как принять существующие правила жизни. Он больше никому не открывался, потому как понимал: одна оплошность, и Радана, а значит, и его самого упекут в клинику для душевнобольных. Мая… – в голосе Велии послышалась грустная усмешка. – Знаешь, Авелин, мне её немного жаль. Бедная девочка любила Радана и думала, что он псих… Однако она для себя решила, что ей всего лишь надо дружить с его вторым «я», то есть с Огнианом, и всё будет хорошо… Так шли месяцы. Игры разума Радана и Огниана начали приносить свои зловещие плоды. Первый стал считать, что появился некий парень, который пытается отнять, украсть у него возлюбленную! Второй же… Огниан из-за сплетения душ видел себя тем самым мальчишкой – приезжим, но, когда он разбивал ослепляющее марево, понимал всю бессмысленность происходящего…

… – Хочешь, я останусь с тобой? – до слуха Огниана долетел бархатный голос соперника, стоявшего от него всего в нескольких шагах. В каких-то проклятых нескольких шагах! Так близко, он смел прикасаться к ней — к его любимой, к его мечте и звезде, вдыхать аромат нежной кожи… Говорить… Смотреть… Любить…

Юношеское лицо Огниана потухло и лишилось любого выражения. В его груди бесшумно, незаметно для всего мира взорвалось сердце.

– Не сегодня, – Мая прижалась к груди Радана. – Я хочу побыть одна, – она слегка, почти невесомо коснулась его губ.

Огниан, продолжая прятаться за кустами, уткнулся лицом в свои ладони. Часто и мелко задышал.

– Так не должно быть, так не должно быть, – покачиваясь и как заклинание повторяя одно и то же, зашептал он. Внезапно его голову пронзила боль. Огниан заскрипел зубами и заморгал. – Чёрт! – в сердцах выругался он, поняв, что только что находился во власти иллюзий. На поляне никого не было кроме него, а Мая, только что простившись с ним, ушла.

– Огниан чувствовал, что с каждым днём больше и больше теряет связь с реальностью. Поэтому он решил уйти и направить все силы на сдерживание пелены, лишь иногда появляясь у сестры. Но… он не успел.

На губах Радан почувствовал крупицы земли, приносящие ему боль подобно искрам костра.

– Тогда был поздний вечер. Огниан якобы видел, как Мая прощалась с Раданом… Да, это прощание пред новой встречей и было в самом деле, но немного ранее… Можно сказать так: Огниан, сам того не ведая, был порой способен прорваться в сознание брата и увидеть нечто его глазами, хоть и со стороны. Но это случалось крайне редко. Всё переплелось, перемешалось в воспалённом разуме Огниана… Он в очередной раз поверил в иллюзию. Правда, ненадолго. Он сумел сконцентрироваться и отогнать её прочь. Решил проститься с Маей, но… Стоило ему увидеть девочку, как он вновь потерял нить реальности. В его рассудке начали ежеминутно чередоваться иллюзии и действительность. Огниан запутался. То он был убеждён, что у него существует сводный брат-соперник, то вспоминал, что и как на самом деле… Но не забывал он лишь одно: что должен уйти. Уйти, что бы ни случилось. Уйти любой ценой. И судьба решила великодушно помочь ему. Впрочем, не безвозмездно. Она незамедлительно выставила счёт, который оплачивался смертью. Если бы Огниан только знал об этом… Хотя что бы это решило? – Велия замолчала.

В сознании Радана беспрерывным потоком продолжали мелькать образы и воспоминания из их с братом прошлого. Постепенно они начали складываться в общую картину, приводящую Радана в неописуемый ужас.

Спину Радана будто прошила автоматная очередь. Он, стоя на коленях, инстинктивно выгнулся. Пытаясь избавиться от оглушительного шума, зажал ладонями уши, не понимая, что страшный звериный звук исходит из его глотки, из глубин всего его существа.

– Мая погибла. Совершенно случайно. Огниан пытался её спасти, но увы... Чтобы подозрение не пало на брата, он сжёг труп девочки, инсценировав трагическую случайность. Ведь согласись, смерть плохо видящего подростка при пожаре из-за случайно опрокинутой керосиновой лампы вызывает куда меньше вопросов, чем тело в колодце… Тем более Огниан не смог бы хладнокровно кинуть в него Маю, пусть даже уже мёртвую. Оставить там гнить, пока не найдут. Да и нашли бы вообще? Поэтому, несмотря ни на что, Огниан поступил по-человечески правильно, когда сжёг Маю. К тому же огонь с его стороны был как некий акт похорон, которым он пытался выразить всю глубину уважения и любви, испытываемых им по отношению к ней. Однако кошмар для Огниана лишь начинался. Находясь под действием пелены, он стал винить себя, а главное – Радана в смерти Маи. Маленький снежок покатился с вершины огромной горы. Чем он может стать ближе к её подножью? К подножью, у которого стоит твой хлипкий домик! – Велия звонко рассмеялась.

У Радана начались рвотные рефлексы, но его не тошнило. Мысли в нём путались и смешивались с заблокированными ранее пеленой воспоминаниями. Будто сквозь плотный туман он стал не без труда понимать, почему при последней встрече с Леоном тот говорил, что Авелин стоит спасать не от Огниана или кого-то ещё. Её погибель зовут Радан, он сам и есть угроза ей. Но в то же время где-то в подсознании ещё слышался тихий голос Милены, пару дней назад сказавшей ему: «Ты можешь стать и её спасением».

«Как? Как?!» – молча кричал он. В грудь будто ударил огненный шар.

– Радан, как и прежде, «видел» Огниана, он даже подрался с ним на пепелище… – Велия хмыкнула. – Как это выглядит со стороны, думаю, ты помнишь?.. – насмешка. – За несколько дней до гибели Маи в автокатастрофу попала Лазарина с опекунами. Лозен и Лильяна погибли. После Огниан долго благодарил Господа, что в тот момент он, а не Радан управлял телом, что он вновь сумел скрыть сестру от брата под пеленой… Лала перестала узнавать Огниана – единственного, с кем она до этого более-менее шла на контакт. Она вообще не знала, что у неё есть второй брат – Радан. Живой, в отличие от того, чья душа принадлежит Свету. Ей никто о нём не рассказывал, ведь когда она жила в Румынии, почти десять лет пред ней был Огниан, требовавший от опекунов, чтобы они называли его настоящим именем. А потом, когда она переехала с приёмными родителями в Болгарию, её навещал только он – светлый брат. Он не стремился рассказать ей истину, потому что опасался за и так шаткую психику Лазарины. Но, будучи под властью игр разума, Огниан говорил о Радане как о сопернике, которому принадлежит сердце Маи. Так вот… В числе спасателей, прибывших на место автокатастрофы, был врач, знакомый с лечащим врачом Лазарины. Когда он увидел, что с ней произошло, её полную отрешённость и непонимание, сказал медбрату, что девочку необходимо отправить в психиатрическую больницу, а подростка… – Велия хмыкнула. – Для Огниана же было всё чуть иначе. Игры разума подсунули ему очередную фальшивую картину, где с ним лично говорит врач и сообщает о том, что они с Лалой будут отправлены жить в детские дома: он – в дом для здоровых детей, а она... Единственным истинным моментом в его воспоминаниях был тот, где медперсонал оттаскивает его от сестры… Но мы вновь немного отвлеклись. Поверив в то, что они с Лазариной действительно будут отправлены в приюты, Огниан наступил в капкан ловушки сознания пелены. По его мнению, он был направлен как раз в тот детский дом, где и жила Мая. Лалу же на самом деле поместили в приют для детей с умственными отклонениями, ведь Невену с Яном она вовсе не признавала, равно как и брата. Когда же Мая погибла, Огниан окончательно очнулся от лжи разума. Поняв, что в «мир» Радана просочилась пусть искажённая, но информация о Лале, Огниан решил уйти в тень, считая, что его появления несут лишь горе. Однако иногда он всё-таки возвращался ненадолго и навещал сестру.

… – Он поступил подло, – сквозь зубы сказал Радан. Как бы он ни восхищался отцом, любил и ценил его, он начал тихо презирать его за все те страдания, на которые он обрёк любящую его женщину. – Не вздумай, как обычно, его оправдывать, – Радан заметил, как затряслись руки матери, и его сердце с новой силой заныло от обиды за неё.

– Не говори так, – устало попросила его Невена. – Ты многого не знаешь. Он…

– Чего именно, мама? – Радан бережно сжал её плечи. – То, что он тебя предал? Или то, что…

– Радан, – прижав палец к его губам, отчаянно простонала Невена. – Прекрати! Я с ним счастлива! Очень счастлива! – улыбка сквозь новые слёзы. – Мне всего лишь нужно немного времени, чтобы свыкнуться с тем, что отныне в нашей семье будет ещё один человек. Я люблю Яна и сумею полюбить его сына, ведь Огниан, он… – успокоившись и взяв себя в руки, она расправила плечи и гордо подняла голову. – Он часть Яна, а значит, и часть меня.

Видя необъяснимую слепую любовь матери к отцу, Радан понял, что бессмысленно ей что-либо говорить. Всё равно она всё простит Яну и не скажет ему поперёк ни единого слова. Так было всегда, так есть и сейчас. И так будет впредь. И тогда Радан жёстко поклялся себе, что его жена никогда не будет так страдать, как его мать.

Невена подошла к окну. Её плечи продолжали трястись.

– Не могу, – едва слышно внезапно произнесла она, после чего замолчала. Покачала головой.

– Чего именно? Простить отца иль принять Огниана? Мам, скажи, чего…

– Радан! – прерывая его, истерично воскликнула Невена. – Я не могу тебе подыгрывать! Пытаюсь, но чувствую, как схожу с ума! Хватит! Прекрати меня пугать! Я устала! Мне страшно! – рыдания заглушили её слова. – Сынок, – подбежав к Радану, Невена ладонями обхватила его лицо. – Пожалуйста, родной мой, услышь меня… Огниана нет. Он умер. Давно. Его нет, – в синих глазах появился лихорадочный блеск. – Нет его, – её голос упал до шёпота. – Прими это. Мальчик мой, ты не виноват. Это была случайность, – она стала покрывать лицо ничего не произносящего Радана поцелуями. – Пожалуйста, сынок…

Что бы она ни делала и ни говорила, Радан продолжал смотреть на неё пустым взглядом. Он не слышал мать. Ему увиделось иное окончание разговора, в котором он, громко хлопнув дверью, ушёл из дома проветриться и успокоиться.

– Радан стал жить обычной жизнью, конечно, если можно так сказать. Единственная его иллюзия, которая, по сути, была ещё более хитрой и изящной ловушкой пелены, заключалась в том, что он стал считать Огниана сводным братом, внебрачным сыном отца. Когда Ян и Невена пытались ему всё объяснить, он их не слышал, но слышал то, что они вовсе не говорили. А именно то, что Ян якобы когда-то изменил своей жене с Лильяной. Забавно, правда? – ядовитый смех.

Он жалами сотен ос впился в уши Радана. От боли тот едва не лишился сознания.

– В этом не было вины Радана, можно даже сказать, что он в некотором роде был марионеткой, которой время от времени управлял кукловод, дёргая за нужные ему ниточки. Итак… Твой любимый мужчина знал о Лале, но как о сестре Огниана, а не своей, оттого и не спешил с ней знакомиться. Шли года. Радан продолжал видеть у себя дома Огниана, они порой даже дрались. На самом деле в такие моменты Радан бил самого себя… Да что я рассказываю? Ты и сама однажды, полгода назад, такое «шоу» видела. Но не будем спешить… Пришёл день, и Радан начал строить карьеру военного. По его убеждению, Огниан тоже служил, но в другой воинской части.

… – Кого я вижу? – воскликнул низкорослый мужчина, столкнувшись у продуктовой лавки с Раданом. – Ты ли это? – он окинул его удивлённым взглядом, после торопливо забрал у полной и вульгарно накрашенной продавщицы протянутый ему пакет. Расплатился. – Не думал, что увижу тебя в ближайшее время. Слышал, ты пошёл служить.

– Верно, Калин, – Радан пожал руку бывшему однокласснику, который был одним из немногих, с кем он общался в школе, ибо другие ученики казались ему то слишком глупыми, то слишком лицемерными. А Калин, может, и не блистал острым умом, но всегда был в меру смышлёным, добрым и безобидным парнем. – В городе я ненадолго. Увольнительная послезавтра закончится.

– Это хорошо! – воскликнул тот, но, очевидно, поняв, что его фраза звучит довольно двусмысленно, поспешил объясниться: – В смысле, что у меня-то сегодня день рождения! Юбилей! Приходите, – с Раданом был его сослуживец, – вечером ко мне в гости. Отметим, поболтаем!

Они пошли по дороге мимо высоких домов. Солнце пекло так, что на лбу Радана выступили капли пота.

– Ты как, Алеко? – обратился он к товарищу, всё это время хранившему молчание.

– Я? – на лице того появилась широкая улыбка, а глаза сверкнули озорством. – Ты же знаешь, мне только дай повод… – он осёкся под внимательным взглядом Радана. – Я только за! – он по-дружески похлопал его по плечу.

– Замечательно! – обрадовался Калин и посмотрел на наручные часы. – Тогда приходите через пару часов. Где-то к восьми. Помнишь, – он посмотрел на Радана, – где я живу?

– Безусловно. Мы ведь часто у тебя собирались и…

– Пытались соорудить примитивную взрывчатку, – смеясь, закончил за него Калин. Радан улыбнулся.

– Девушки-то хоть там будут? – поправляя воротник формы, лукаво поинтересовался Алеко.

– Да, правда, не много, – Калин махнул рукой. – Зато на любой вкус! – он торжественно поднял вверх указательный палец. – Пышка Мари, весёлая баба, я вам скажу. Изящная, но холодная Бисера. Тихая, но порой озорная Виолетта. Скромница Росица...

– Смотрю, ты стал ещё тем Казановой, – с усмешкой подметил Радан и засунул руки в карманы брюк.

– Да нет, – покраснев, Калин потупил взгляд. – Это мои одногруппницы из университета.

– Когда на армейской службе Огниан проявлялся в теле брата, он никому ничего не рассказывал, чтобы того не сняли с должности и не упекли в психушку. Вскоре Радан, будучи в увольнительной, на дне рождения своего бывшего одноклассника познакомился с девушкой по имени Виолетта... Влюбился.

С трудом приоткрыв глаза, Радан увидел размытый образ Велии, склонившейся над Авелин. Её имя громогласно застучало у него в висках.

– Да так влюбился, что захотел на ней жениться, – точно нанося удар, сладко протянула посланница Тьмы. – Вот тут-то снежок уже разросся в огромный ком.

Очередной приступ головной боли заставил Радана безумно взреветь. Но он продолжал смотреть на девушку, которую всем своим естеством желал защищать от зла, царящего в мире. Радан попробовал встать, но попытка не увенчалась успехом.

– Сплетение душ братьев взяло своё, и Огниан полюбил пленившую сердце его убийцы. По иронии судьбы – или же оттого, что Тьме и Свету, ожидающим равновесия, стало скучно – братья полюбили девушку, у которой в действительности было раздвоение личности! Представляешь? – Велия рассмеялась, после чего, перевернув Авелин на спину, щёлкнула ту по носу.

Не сводя взгляда с нечёткого силуэта обездвиженной возлюбленной, с её лица, укрытого запутавшимися прядями волос, Радан упёрся кулаками в землю. Заметил, что Велия, посмотрев в его сторону, помахала ему рукой. Злость захлестнула Радана смерчем. Находясь где-то на грани яви и снов-воспоминаний, поклялся, что когда-нибудь отомстит рыжеволосой посланнице Тьмы за предательство.

Сидя на пожелтевшей траве, она покачала головой и прижалась спиной к стволу дерева. Взяв в ладонь руку Авелин, на пальце которой было кольцо, начала с интересом разглядывать золотой ободок.

– Огниан стал часто проявляться, а это, Авелин, что означает? Верно, новые иллюзии, противостоять которым Огниан мог лишь отчасти. Радан был для него уже не братом, которого он защищал от Тьмы и пелены, а вполне осязаемым ненавистным врагом! Поэтому Огниан решил его уничтожить! Далее, думаю, ты знаешь, что было. Радана обвинили предателем фашистского сопротивления. Да-да, Огниан, будучи под маревом, подставил брата и себя заодно. Ты ведь не забыла, что тёмная душа отрицательно влияла на светлую?.. – пауза. – Когда на твоего любимого объявили охоту, Радан немедленно отправился к Виолетте, ибо знал, что его найдут, это дело времени – может, лишь пары часов. Когда он прибежал к любимой, проявился Огниан. У него на глазах его Виолетта покончила жизнь самоубийством. Кстати, о ней… – сняв кольцо с пальца Авелин, Велия надела его на свой. Повертела рукой. – На мне оно лучше смотрится, – елейно протянула она. – Хотя я не стала бы его носить. Слишком простенькое, – вернула вещь хозяйке. – Но мы отвлеклись. Продолжим. Несмотря на свою болезнь, Виолетта, так же как и Мая, считала, что у Радана тоже раздвоение личности. Но по её мнению, Огниан был настоящим, а вот сам Радан – плодом его больного разума. Слишком замкнутый, немногословный и… Она чувствовала исходящую от Радана Тьму, поэтому и не желала с ним общаться. В какой-то миг она даже захотела жить, быть с Огнианом, но из-за чувства вины… Ох уж это чувство вины! – улыбаясь, Велия цокнула языком. – Оно её погубило. Она ненавидела вторую часть себя, из-за которой погибли её братья. Но не в этом суть, – Велия махнула рукой. – Между прочим, сестра Виолетты – Аглая – понимала, что и Радан болен, но молчала, даже родителям не говорила, боялась, что те не выдержат нового удара, да и думала, что сама со всем справится. Глупенькая… А потом что-либо исправлять было поздно.

Перед глазами Радана всё потемнело. По телу будто били сумасшедшие барабанщики.

– Так вот, когда Виолетта вогнала себе кинжал в грудь, Огниан, находясь в иллюзии, услышал шаги Радана и скрылся в соседней комнате. На самом же деле его душа почувствовала, что душа брата берёт тело под свой контроль. И тут произошло наложение восприятия ситуации одного мужчины на восприятие другого. Огниан видел, как Радан подбежал к мёртвой Виолетте, а сам Радан услышал, как скрипнула дверь в соседней комнате. Интересно, правда? – усмешка. – Через пару секунд Радана нашли антифашисты. Они бросили его в подвал в одном из конспиративных домов, где стали пытать. Бывшие соратники желали от него узнать, кто является его куратором со стороны гитлеровцев, кого ещё завербовали немцы в сопротивлении и прочие секреты предателя... Но он не мог ничего рассказать, потому как… Его оклеветала душа Света, – Велия хохотнула. – Но кто об этом мог знать? Для того чтобы Радан стал говорить, на его глазах повесили Яна. Следующей должна была стать Невена, которую успел спрятать его отец.

… – Теперь ты свободен, – во мраке раздался тяжёлый басистый голос. – Отныне ты дитя Тьмы, – говорящий неожиданно рассмеялся. Но, будто одёрнув самого себя, на мгновение замолчал. После холодно продолжил: – Теперь ты можешь с лихвой отомстить всем тем, кто посмел обидеть тебя. Прямо сейчас!

– Благодарю, – с хищной улыбкой отозвался Радан, чувствуя, как тело наполнилось мощной силой. – Месть будет, но позже. Я желаю с ними поиграть в кошки-мышки.

– Дело твоё. Но… – на дорожку лунного света, сочащегося из маленького зарешеченного оконца, расположенного вверху камеры, вышел молодой демон. От человека его отличали глаза ярко-янтарного цвета и красующиеся на голове небольшие рога да за спиной покачивающийся длинный хвост с кисточкой. – Не забывай, кому и чем ты обязан. Однажды мы потребуем плату.

– Быть может, я уже сейчас могу расплатиться? – вскинув бровь, поинтересовался Радан.

– Всему своё время, – он окинул его внимательным и немного любопытным взглядом.

– Тогда была ночь пред полнолунием. К Радану явился демон и предложил свои услуги. Как мы знаем и видим, душа для Тьмы согласилась впустить в себя мрак Князя. О как! – Велия хихикнула. – Радан дышал желанием мести – мести Огниану, поэтому вместо того, чтобы кинуться на поиски матери и попытаться её спасти, он решил дождаться утра, ведь тогда его должны были расстрелять. Он, придумывая хитрый и жестокий план, как нанести Огниану удар в самое сердце, был убеждён: Невену уже поймали и убили. Однако это было не так, и Огниан, отчасти очнувшись от иллюзий и поняв всё то, что произошло и что он натворил, ужаснулся и стал все силы прикладывать не только на сдерживание пелены, но и на то, чтобы хоть как-то повлиять на Радана. На это потребовалось время. Около суток, если быть точнее. На рассвете Радана расстреляли и после, как собаку, зарыли в лесу. Ночью в полнолуние его откопал один военный, до этого загипнотизированный им. Лунный свет излечил все раны от пуль. И тут… Скажем спасибо стараниям Огниана. Ох уж эта запутавшаяся и оступившаяся во второй раз светлая душа! Вместо того, чтобы начать всем мстить, Радан кинулся на поиски матери, но… Не успел.
… – Тише, – он оглянулся вокруг и, не увидев никого поблизости, посмотрел на мать. – Не говори. Молчи. Храни силы. Всё будет хорошо, – как можно более утешительно сказал Радан и хотел было взять мать на руки, но с её губ сорвался стон.
– Не надо, – вцепившись пальцами в его плечо, умоляюще попросила она. – Не трогай. Меня уже не спасти. Мальчик мой, сынок, послушай меня, – Невена коснулась ладонью щеки Радана. – Ты убеждён в том, что Огниан твой сводный брат. Это не так. Прими это. Он мой с Яном сын. Он твой родной брат. Много лет назад произошло несчастье, он умер. Хороший мой, ты не виноват. Пожалуйста… – она надеялась на то, что Радан наконец-то услышит её верно. Но он, слыша, не слышал ею сказанных слов. Он слышал иное. Ему казалось, будто она говорила о прощении, о том, что её сын не может быть злом, как Каин, братоубийцей, иначе не будет ей покоя на небе. – Сынок, я умру, поэтому…

– Я не верю, что тебя больше не будет со мной! Мама, молчи. Главное, держись. Мы найдём врачей, они тебя спасут. Или… – мысли Радана заметались. – Послушай, я могу попытаться договориться с демонами. Мне надо только немного времени. Только…

– Радан! Какие демоны? Ты о чём?! Пожалуйста, сынок, прими, что Огниан…

– Я убью его, – сквозь зубы прорычал он.

– Нет, нет, не делай этого! – всхлип. – – Радан, – положив руку на его затылок, Невена покачала головой. – Прошу… Позволь мне умереть спокойно. Без лишней боли. Не пугай меня. Не сходи с ума! Нет тебя для демонов! Нет Огниана на земле!

– Думаю, ты знаешь, что Невена умерла на руках у Радана, но она до последнего пыталась ему объяснить, что Огниан погиб давным-давно. Только из-за блокировки пелены Радан не слышал правды.
… Невена опустила взгляд на обручальное кольцо на своей окровавленной руке, сжимаемой ладонью сына. – Возьми его. Отдай той, что… – она содрогнулась, ей было сложно продолжать говорить. – И, милый… Ты не виновен в смерти Огниана, всё я… я… не углядела. Прости. Прими. Во имя любви, всего свято… – смерть поглотила последние слова.
– Мама… – уронив голову на грудь матери, он вдохнул родной, любимый им с детства запах её кожи.

– Похоронив мать в лесу, Радан решил сначала отомстить своим бывшим товарищам, не поверившим его словам о невиновности, заговоре, а также убившим его родителей. С Огнианом же он не спешил сводить счёты, хотел нанести удар в его самое больное и слабое место. Поэтому Радан стал по ночам навещать Лалу – единственное солнце, что оставалось у его врага. Он приходил к ней, приносил цветы и молчал. Просто молчал и мысленно рассуждал с самим собой, что же ему стоит с ней сделать. Огниан же, осознавая огромный риск привести жаждущего мести брата прямо к самому дорогому для себя, не мог не навещать сестру… – Велия хмыкнула. – Огниан боялся, что, не делай он этого, то навсегда утратит Лалу, доверие её хрустально-чистой души. Он считал: пусть её разум и болен, но дух здоров и светел. Не приходить к ней – это значит вонзить кинжал сестре в спину и толкнуть лицом в грязь! Девочка такого не заслужила… Он не мог бросить её даже ради её же блага! Это окончательно погубило бы Лазарину. Так вот, Огниан навещал Лалу пару раз в неделю. Думал, где ему стоит спрятать её, чтобы Радан во веки веков не нашёл. Но на разработку плана требовалось время, которое, увы, не застывало недвижимой глыбой, а летело галопом, подобно табуну полных сил лошадей. Один день – три осени... Чувствуя, что брат притаился совсем близко к цели и чего-то выжидает, Огниан не спешил действовать. Посуди сама, каждый его необдуманный и неудачный ход грозил стать фатальным. Душа для Света была в смятении, она не знала, что и как ей следует делать. Она запуталась. Везде, куда ни глянь, фальшивые картинки реальности, которые, притворившись истиной, так отчаянно ярко блестели и манили к себе! Действительность всё больше и больше меркла во тьме.

Велия глубоко вздохнула, будто её и впрямь волновала благополучная судьба Авелин и Радана с Огнианом.

– Сутки. Другие. Третьи. Огниан всё чаще стал замечать в палате сестры цветы. Не в вазе, не на тумбе… А всегда в одном и том же углу. Не розы, не ромашки, не тюльпаны. Он посчитал, что у Лазарины всего лишь появился тайный поклонник – какой-то пациент, которому родные, покупая цветы, помогают ухаживать за понравившейся девушкой. Это, по мнению Огниана, и объясняло необычность букетов и место, где их оставляли. Безусловно, в дальнейшем он собирался разузнать, кто этот молодой человек, но позже… Ведь все его мысли на тот момент были насквозь пропитаны задачей противодействия отпрыску ночи. Огниан пытался мыслить, как Радан. Видеть, как он. Слышать, как он. Чувствовать, как он. Только это, по мнению Огниана, могло подсказать ему, что затеял брат. Вторник, среда… И тут его осенило: цветы Лазарине приносил Радан! Конечно же! Ведь аконит означает «смертельный враг рядом», бегония – «остерегайся», а гиацинт – «вся наша жизнь – игра»! Огниан решил больше не тратить и так зря упущенное время и спрятать сестру. Куда? Неважно! Главное – подальше от ступившего на тропу мести дьявола. Но было уже поздно… Иллюзии, что и так не покидали ни дитя Света, ни дитя Тьмы, обрушились на сознание братьев с удвоенной силой, накладываясь друг на друга. Радан считал, что гипнотизировал Огниана в палате Лалы и после пил её кровь у него на глазах. Огниан же и вправду это видел. А Лала не сопротивлялась. Она чувствовала: он не причинит ей настоящего вреда, – Велия вдруг неудержимо и звонко рассмеялась. – Однако судьба любит шутить. Представляешь, подруга, когда Радан пришёл к Лазарине, та начала называть его Огнианом. Конечно, ведь две души были в одном теле! Но об этом-то никто не знал! И Радан… Ох, какой же замечательно подлый план пришёл ему на ум, когда Лала начала окликать его именем заклятого врага! Твой любимый мужчина решил воспользоваться этим, чтобы перед тем, как осуществить задуманное, без гипноза отдалить Лазарину от Огниана. Радан рассказал девушке печальную историю якобы своей жизни, где он – брат-близнец Огниана и её кровный брат! Где родители отдали его в детский дом, так как прокормить троих детей не могли! Где он всячески пытался встретиться с ней, с сестрой, но Огниан не позволял! Он был против! Не пускал его к ней! Он плохой, жестокий! Он ревновал!.. И всё в таком духе. Не позабыв о Виолетте, Радан умело выставил всё так, что Лала, хоть и продолжала любить Огниана, стала на него гневаться, осуждать. Ей захотелось, конечно, не без подачи тёмной души, проучить брата. Да, Авелин, Радан может быть чрезвычайно убедительным, когда хочет… – с толикой восхищения. – И когда не хочет, – шёпотом.

Едва уловимый шорох. Лёгкое дуновение ветра будто пламенем преисподней опалило Радана.

– Что происходило далее, думаю, ты и сама догадаешься, конечно, если чуть умней курицы, на что я очень сильно рассчитываю! – ехидный смех. – Как-никак, мы ведь подруги! Ах да, – точно вспомнив о чём-то, задумчиво протянула Велия. – Поясню ещё кое-что… Вдруг ты не столь сообразительна, – язвительно. – После случившегося с Лалой, Огниан много лет не показывался. Разве что один-два раза в год приходил к сестре на могилу. Отсюда и то, что ты не видела Радана под пеленой. Огниан ту полностью сдерживал. Игры разума… да, были, но не столь часты, как ранее. Однако появление Милены пробудило чёрную дыру и… Сама того не ведая, будучи в зазеркалье, она вызвала Огниана… Всё пошло по кругу, но с утроенной силой и бешеной скоростью. С единственной разницей: Радан не любил Милену, хотя… У него была к ней симпатия. – Велия цокнула языком. – Помнишь, когда ты впервые увидела Анта? Там якобы был ещё и Огниан. Колдун подыгрывал иллюзиям Радана, ведь у него существовали на то свои причины. Догадываешься, какие именно? Должна сообразить, ты ведь не дура. Или дура?.. – она заливисто рассмеялась.

Сотней дюжин тонких и острых коготков пробежавшись вдоль позвоночника, боль раскалённым огненным шарфом обняла Радана за шею и, будто оставляя за собой жгучие следы на коже, продолжила ближе подбираться к вискам. Во тьме, стоящей перед его глазами, промелькнули всполохи молний. С губ сорвался отчаянный приглушённый рык. Шёпот окружающих стал нарастать и в то же время словно тонуть в мёртвой тишине. Радану казалось, будто все его артерии открылись и из них теперь хлещет горящая кровь. Её невозможно было остановить. Она лилась на землю и струйками бежала к ней – к его маяку. Забытые воспоминания, только что цепями приковавшие к себе, расслабили хватку и стали походить на сон. Но не тот, что через час-полтора забываешь, а тот, что навязчив, будто комар в ночи.

Память в орнамент.

Глаза Огниана – в них блеск лихорадочный и безбрежной рекой – кручина, точно остывший кофе с утра и пригубленный в полночь.

Новый и самый беспощадный жестокий толчок боли заставил Радана согнуться пополам и закричать в пустоту. Ему чудилось: забвенье неизбежно.

Губы Огниана – они сомкнуты, сжаты в кривую линию. Уголки их опущены.

Пёстрые ленты порвались, кругом чёрная сеть проводов. Клещи сдавили голову. Невыносимо… Сил больше нет. Ему не вырваться из цепких смертоносных челюстей.

Дыхание Огниана – глубокое, медленное.

Радан упал на бок и инстинктивно поджал колени к груди. Запустил пальцы в волосы. С губ уже слетел не крик, а хриплый, почти неслышный стон. Он был уверен: секунда или две – и он умрёт. Обратится в прах навсегда.

Голос Огниана – едва уловимый и низкий. Он произносит: «И мне больно, брат. Ещё чуть-чуть. Потерпи».

Вязкая трясина из дёгтя кругом. Не за что ухватиться. Грязь. Кровь.

Руки Огниана – на запястьях видны вены. Их много.

Чей-то смех. Радан не понимает, кому он принадлежит, и его это нисколько не тревожит. Лишь бы боль, лишь бы она быстрее закончилась. Он уже потерял себя в ней.

Силуэт Огниана – нечёткий. Он будто отражается в тысяче мутных зеркал. Он повсюду.

Радан оскалился, но, не вытерпев адской боли, будто расколовшей его голову, как грецкий орех, опять истошно закричал.

Вспышка света, и после темнота – тревожная и склизкая. Что-то отпустило… будто вышло из него. Боль мелкими, но торопливыми шажками стала отступать. Радан задышал быстро и часто. Не шевелился, опасаясь, что одно движение – и нестерпимое страдание вернётся.

Медленно растворяясь, мрак заколыхался вокруг.

Кругом было тихо. Настолько тихо, что ему чудилось, будто он слышал пение серебристого лунного света.

Спустя несколько минут, когда боль наконец-то ушла, Радан полностью пришёл в себя. Сжав кулаки, он медленно, неохотно разлепил веки. Мысли пожирала пустота. Почти невидящий, его взгляд остановился на тонкой матовой нити паутины, цепляющейся за надломленную еловую ветвь. Она, танцуя в такт лёгким, едва уловимым порывам ветра, завораживающе поблёскивала в холодных лучах пухлой луны.

Радан закрыл глаза и, выдохнув, резко сел. По шорохам понял, что все четверо недавно замолчавшие – Милена, Зоарх, Тимофей и Ант – отошли в сторону на пару шагов.

Едкая горечь наполнила Радану рот.

Опустошение забило грудную клетку.

Раскаянье крепко обняло за плечи.

Растерянность липко поцеловало в глаза.

Имя Авелин промелькнуло в сознании и…

Любовь потянула за руку. Радан решительно открыл глаза и в двух-трёх метрах напротив себя увидел полупрозрачного Огниана. Сцепив на груди руки, он стоял с опущенной головой, будто не смея поднять взгляда.