Я держал ее на руках, не шевелясь и почти не дыша. Мне больше не хотелось жить. Я создал ее, я воспитывал ее, и я же не смог ее уберечь. Я никудышный вампир! Я позволил Поллианне умереть.
- Летеан, нужно уходить! – кажется, это был голос Талиса. Он как всегда говорил спокойно и тихо, так невозмутимо, словно ничего и не произошло.
- Оставьте меня! – процедил сквозь зубы я, чувствую, как внутри нарастает ярость.
- Ты должен жить ради того, чтобы создать других, чтобы подарить эту любовь им, - проговорил Талис вновь.
- Я не хочу каждый раз терять своих Темных детей, - бросил я в ответ. - Разве смысл в том, чтобы, создав, потом самому и погубить?!
- История с Поллианной с первых дней была обречена на провал, - вздохнул тот. - Она была не готова стать одной из нас, ты же понимаешь. Отпусти ее из своего сердца, пусть она идет туда, где ее ждет свет.
– Не могу, - прошептал я, сильнее прижимая к себе ее безжизненное тело. - Я не хочу больше испытывать этот животный голод, который превращает нас в безумцев, заставляет убивать абсолютно невинных людей, превращать их в свои игрушки. Я хочу, чтобы меня судил Бог, а не те, кто пытается искупить грехи тех, кто их создал, преумножая свои. Я хочу быть свободным!
Я поднял на Талиса глаза.
- Ты бессмертен, ты - дитя тысячелетий – разве это не свобода?! – грустно улыбнулся он.
- Неужели ты не понимаешь, что при своей исполинской силе, мы не можем в мире ровным счетом ничего, - прошептал я, не испытывая ничего кроме горечи.
- Ты не в себе, Летеан. Давай уйдем. – Талис положил руку мне на плечо, и я тут же сбросил ее.
Мне хотелось остаться с Поллианной, с той, которую я нарочно погубил. Простит ли она мне это когда-нибудь? Если она попала в Рай, то я желаю ей никогда обо мне не вспоминать, навсегда забыть о том, кто убил ее!
- Сын, - тихо произнес Дэниел. – Пожалуйста, уйдем. Ты ничем уже ей не поможешь!
Он осторожно высвободил Поллианну из моих руку и положил на бетонный пол. Я потянулся к ней, но кто-то уверенно ухватил меня за плечи и поднял на ноги. В тот же миг все перед глазами закружилось, и я потерял сознание.

***

Не знаю, сколько прошло времени, после этого события, но когда я пришел в себя, то увидел вокруг ровно выкрашенные в теплые тона стены и тяжелый бархатный полог, на половину загораживающий кровать на которой я и лежал. Она была широкой и жесткой, почти такой же, как в моем лондонском доме. Приподнявшись на локтях, я увидел у окна Франко. Он стоял ко мне спиной, облаченный в длинный светлый плащ, но я сразу узнал его.
- Сколько суток я проспал? – спросил я.
- Четверо. Ты голоден? – отозвался он.
- Голод кажется мне такой ничтожной болью, по сравнению с тем, что творится в моей душе, - прошептал я, а потом спросил: - Где я? Что вы сделали с телом Поллианны?
- Когда ты окончательно придешь в себя, я отвечу на все твои вопросы. – Франко обернулся. - А пока отдыхай.
Изобразив некое подобие улыбки, он направился к выходу.
- Франко! – окликнул его я. – Ты можешь мне хотя бы сказать, кто занял место Верховного?
Он остановился в дверном проеме и обернулся ко мне. Что-то изменилось в его облике. Стало больше величественного, и взгляд был такой безразличный и отчего-то разочарованный.
- Он перед тобой, Летеан.
Я не мог в это поверить. Франко, которого я считал всего лишь мальчишкой, неопытным вампиром, вдруг оказался Верховным. Видимо, он настоящий мастер иллюзий, раз сумел скрыть от меня свой истинный возраст. Но теперь я видел, как умело он ввел меня в заблуждение.
- Я дитя Октавиуса, - пояснил Франко. - Он создал меня на пять лет раньше того времени, когда Дэниел нашел тебя. Всю свою жизнь – а мой создатель держал мое существование в тайне – я наблюдал за тем, как развиваешься ты. Он хотел, чтобы со временем ты мог заменить меня.
Я расхохотался. Его слова отчаянно походили на фарс. Я просто отказывался в них верить.
- Лучше позволь мне уйти, Франко, - сказал я. – Меньше всего мне сейчас хочется наряжаться в дурацкие одежды Старейшин!
- Ну, если ты в этом уверен, то иди. – Он безразлично пожал плечами. - Думаю, опыт с Поллианной научил тебя не совершать подобные ошибки!
Мне снова вспомнилось ее лицо в последние мгновения жизни. Изуродованная, слепая и сошедшая с ума вампирка. Это было более чем ужасно. Это невозможно забыть!
- Полли навсегда останется раной в моей душе, - ответил я. – Вы никто не верили, что я любил ее, а я на самом деле любил ее любовью вам не ведомой. И знаешь почему? Потому что она не похожа ни на кого из нас. Она настоящая, она будет жить в моем сердце вечно! И я не дам никому из вас лишить меня этого знания!
- Это твое право, Летеан, - спокойно отозвался тот. - Будь счастлив. Но не забывай кто ты и где твой истинный мир. Если захочешь принять мое предложение, ты знаешь, где наше новое убежище.
С этими словами он покинул спальню. Я поднялся с кровати и подошел к окну. Бледное зимнее солнце опускалось за горизонт. Землю накрывала ночь. Я открыл окно и вздохнул полной грудью свежий воздух. Лондон! Как бы ни пахли другие города, Лондон я всегда узнаю и различу. Но я не хотел быть здесь мне не нужно быть здесь.
Уже через мгновение я оказался в воздухе, рассекая заволоченное серыми тучами небо. Я летел и летел, не обращая внимания на мелькавшие внизу улицы. Ночной Лондон не прекращал своей привычной жизни, ему не было никакого дела до таких глупых существ, как я.
Около трех часов ночи я оказался в Париже. Опустившись на землю в том месте, где когда-то было Монмартское кладбище, я побрел в сторону развалин, где мы с Дэниелом спускались под землю. Но каково же было мое удивление, когда я увидел на месте церкви одни руины. Меня трясло от потрясения и полного не понимания происходящего. Я прикоснулся к обугленной кладке. Четверо суток назад здесь все было в огне, даже маленькое кладбище, такое старое, что могил почти не было видно. Все полыхало! – это я увидел своим внутренним взором. И я знал, чьих это рук дело!
Вскинув руки к небу, я закричал истошным, животным криком, переходящим в рыдания. Я упал на колени и просто бился головой об разрушенную стену. Поллианны больше нет! Они уничтожили ее! А я пришел, чтобы предать ее земле, как она заслужила бы этого, если бы осталась смертной. Зачем они сожгли ее? Я не мог найти ответ. Я не хотел искать его и у таких как я, будь то Талис или Франко. Я так сильно возненавидел их, что предпочел просто спрятаться и не видеть их хотя бы некоторый период времени.
Я провел утро в окрестностях Парижа, закопавшись в землю. Но как только наступил вечер, я выбрался из своего укрытия и полетел в Румынию, в дом Дэниела. Вбежав в гостиную, не сняв мокрое от дождя пальто, я тут же уселся за рояль и стал играть «Лунную». Мне необходимо было слышать ее именно сейчас! Но как только я касался клавиш, музыка замирала где-то внутри меня.
- Я не могу, - прошептал я вслух, уронив голову на скрещенные руки.
Огромные часы, висевшие на стене, пробили два часа ночи. В эту же минуту «Лунная соната» достигла моего слуха. Она лилась подобно ручью, откуда-то издалека. Я прислушался. Музыка была восхитительной! Мои руки сами легли на клавиши и стали вторить ей нежно и печально. Темп музыки нарастал, она становилась громче и четче, но я не торопил свою игру. Как примерный ученик я просто старался ее повторить. И тут я понял, почему Поллианна любила именно «Лунную сонату», а не, скажем, «Аллегретто» или «Патетическую». «Лунная» была ее реквиемом всем тем, кого она любила когда-то, кто любил ее. Реквием тем, кого она потеряла и уже не может вернуть. Реквием тем, кого она убивала, и кто убил ее. Это был эпилог ее существования – такого короткого, но очень значимого для меня.
Наверное, со стороны я был похож на сумасшедшего: без обуви, всклоченный, в рваной одежде. Но меня это не волновало. Узнав, что такое смерть, ощутив ее так близко, я не стал ценить жизнь больше, но я стал вглядываться в краски мира и знаки судьбы. Я увидел там бездну, черную, холодную бездну. Ничего нет в этом мире! Но отчаяние не захватит меня. Моя прóклятая душа выше этих смертных истерик. Мир ничто! Любовь ничто! А она..? Она теперь никто. Так же как я? Нет, я живой, и буду живым вечно. Только Поллианна останется в моем сердце. Я мог бы отдать за нее жизнь, если бы она попросила. Но и это пустое! Ибо, что такое жизнь? Короткий миг, делящийся на сон и бодрствование. Разве это и есть то самое ценное, что следует отдавать за любовь?! Любовь выше этой слабости… Но, право, как же все это глупо…
Находясь в полном безумии, я и не надеялся, что в мою темную душу однажды придет свет. Потеря Поллианны окончательно превратила меня в жалкого червя. Я знаю, вы считаете меня нытиком и слюнтяем, размазней, или еще кем-то подобным. Но как бы вы поступили, если бы кто-то убил ваше дитя? Не думаю, что вы скакали бы от радости, распивая дорогое вино и пританцовывая под любимую музыку.
Всем моим приключениям пришел конец. Я уже не буду прежним. Я забил досками окна, чтобы навсегда забыть о мире, где жил. Дни идут за днями, но отныне я не слежу за их ходом. Стало тихо-тихо, как на кладбище. Мне казалось, что я смертный мальчик лет одиннадцати. У меня корь, преследуемая высокой температурой. Рядом в кресле сидит мама – такая красивая и молодая, побои отца еще не до конца сломили ее дух. Я слышу, как шелестят страницы романа, который она читает. Но это всего лишь далекие воспоминания. На самом деле я лежу на мягком ковре в гостиной уже много дней, возможно, даже, месяцев! Ничто не может выдернуть меня из этой трясины. И так было много-много ночей, счет которым я уже давно потерял.
Но вдруг пришло озарение. Я открыл глаза и понял, что больше не могу жить в мире, который презираю. Дом оказался зловещим склепом, а предметы, окружавшие меня, - многовековыми скелетами. Мне казалось, что кроме горечи внутри меня ничего нет.
Я посмотрел на себя в зеркало. Мой внешний вид был ужасен. Рваная рубашка, разорванные брюки, ботинок - только на одной ноге, а на второй – дырявый носок. Волосы, запачканные кровью и грязью, сбились колтуном. Я был похож на тех вампиров-отшельников, которых презирал всю жизнь!
Выбравшись из своего дома, я вздохнул полной грудью свежий, по-весеннему теплый воздух. Повсюду был человеческий запах: плотный, яркий и насыщенный запах крови. Почему-то он вызывал во мне отвращение, а не голод. Я возненавидел людей за их слабость, за трусость; я возненавидел их за этот сладкий, порочный аромат горячего эликсира их жизни, который превращает нас в безмозглых тварей. Раньше я не понимал, но теперь знал: люди для нас всего лишь пища, мы же для них – пристальный объект абсурдных рассуждений и бесконечных изучений.
Я прошел несколько улиц пешком, наслаждаясь красками ночи, потом поднялся в небо и полетел в Лондон. По пути мне пришлось сделать несколько остановок, чтобы перекусить. Так что я оказался в Англии только к вечеру следующего дня.
Опустившись на землю перед своим домом в Лондоне, я посмотрел на большие окна гостиной, где горел свет. Наверное, Дэниел читает очередной роман, Лео и Ланстер играют в покер или бридж, а Флер…, черт знает, где сейчас Флер. Я мысленно прощался с ними, не решаясь уйти, зная, что никогда их больше не увижу. В душе таилась грусть и скорбь, только какая-то светлая – воспоминания о прошлых счастливых годах жизни здесь.
Занавески на окнах колыхнулись, невидимая рука раздвинула их и, несмотря на забрызганное дождем стекло, я узнал воззрившееся на меня лицо Лео. Я тут же скрылся, хотя уверен, что он видел меня. Я мчался за город. Там, за небольшой рощей, я отыскал нужный мне дом. Он возвышался огромной серой глыбой, дыша величием и тихой угрозой. Окруженный старым садом, с полу обвалившейся каменной оградой, дом казался одиноким, но я знал, что там – внутри – на самом деле кипит жизнь, хоть и отличная от жизни всего живого на земле. Здесь была тайная резиденция Старейшин.
Я открыл немного покосившуюся деревянную дверь и вошел внутрь. В огромном, пустом холле было темно и пахло сыростью. Было холодно. В этот дом мог зайти любой, даже смертный, только назад отсюда дороги не было. За порогом этого дома заканчивалась прежняя жизнь, и начинался долгий, изнурительный и часто невыносимый путь самопознания и мудрости.
Дверь шумно захлопнулась за моей спиной и в туже минуту дюжина факелов осветила огромный холл. Я с интересом рассматривал украшавшие стены великолепные рисунки людей в дорогих одеждах эпохи Ричарда ΙΙΙ. Огромный потолок терялся где-то в темноте, высоко-высоко над головой, но я мог поклясться, что он тоже был расписан. Слева от меня свой долгий путь начинала винтовая лестница, создавая галерею. Ее перила были из чистого серебра и напоминали кружевные воротнички Короля Солнца.
Неожиданно из ниоткуда появился вампир и жестом приказал мне следовать за ним. Я молча проследовала за провожатым в открытую дверь под лестницей. Мы некоторое время спускались вниз, потом вышли на небольшую квадратную площадку с одной единственной железной дверью. Вампир открыл ее, и мы вошли в большой зал. Он чем-то напоминал Зал Советов, только был чуть меньше, а его пол застилали красные персидские ковры. Напротив двери висело огромное черное гобеленовое полотно, полностью скрывающее стену. Около этой же стены располагались двенадцать серебряных тронов – точно по числу Старейшин в Совете, и одно – тринадцатое – для Верховного. Оно было сделано из чистого золота.
Именно там я увидел Франко, гордо восседавшего на своем троне.
- Ты знаешь, что вошедший сюда уже не может выйти обратно? – спросил он, и его голос звучал повелительно.
- Да, - ответил я.
- Тогда зачем ты здесь?
- Когда ты отпустил меня, ты сказал, чтобы я не забыл где мой истинный мир. Ты сказал, что я всегда могу вернуться, когда захочу. Я вернулся, Франко.
Верховный поднялся и подошел ко мне.
- Тебе будет нелегко, Летеан, - сказал он. – Ты пройдешь через сотни испытаний, тебе придется уничтожить свои воспоминания, отречься от всего, что ты так любишь в мире смертных. Неужели ты готов к этому?
Франко смотрел мне прямо в глаза.
- А что мне еще остается?! Я оказался не готов к трудностям! В свое время я мог бы прожить одну смертную жизнь, но какой счастливой бы она была! Теперь моим утешителем осталась Вечность, и я впервые рад этому.
- Жаль, что все так вышло, но только здесь ты обретешь покой.
- Покоя нет нигде, есть только безысходность! Бог прощает даже таких, как мы. Он дает шанс всем, только иногда мы просто не видим этого. Мне повезло, что я прожил столько лет, потому что со временем перестаешь торопиться и начинаешь рассматривать мир более сосредоточенно. Но я вечен. А что же делать тем, чей век ограничен? Научиться идти вперед, не торопясь, с высоко поднятой головой и принимать все вокруг, как должное. Больше истин смертной жизни я не смог узнать.
Франко обнял меня и горячо поцеловал в щеку. Он принял меня.

***

С этого дня начался мой путь душевных очищений и испытаний, которые длились полгода. Это было тяжело, но, все же, в конце этого пути моя буйная душа уныло залегла на дно.
Был поздний вечер того великого дня, когда Франко должен был произвести посвящение меня в Совет Старейшин. Я произнесу клятву Верховному и здесь будет поставлена точка. Грустно, но иного пути я не видел. Одетый в серую свободную сутану, с серебристой лентой на голове я наблюдал из узкого окна своей башни теперь чужой для меня мир. Больше никогда мне не бродить среди смертных, больше не одевать дорогих одежд, не открывать счета в мировых банках – все это в прошлом, и я с грустью осознаю, что рад этому. Лица моих жертв стоят перед моими глазами и смотрят на меня с осуждением. Им никогда меня не простить!
Внезапно дверь в мою маленькую комнатушку, освещенную одной лишь свечой, распахнулась. Я обернулся и увидел на пороге Флер.
- Что ты делаешь, Летеан! – почти прокричала она.
В ее голосе было столько отчаяния и осуждения, что на моих глазах навернулись слезы, но я продолжил уныло смотреть в окно.
- Разве тебе это надо? – не унималась она. – Разве к этому ты шел триста лет своей жизни? Летеан, опомнись! Поллианна умерла, но ты-то жив. Я не думаю, что ей было бы приятно видеть тебя сейчас.
- Зачем ты пришла? Учить меня морали… или, может быть, жизни? – Я с горькой усмешкой посмотрел на нее.
- Я просто люблю тебя, Летеан, - ответила Флер. – Только ты никогда этого не понимал, а может быть, просто не видел. Вы никто не верите, что я способна на такие чувства, но я не хуже вас, я умею чувствовать. И мне больно видеть, как ты катишься, черт знает куда, не видя ни цели, ни стремлений. Вернись со мной в наш дом и все будет как раньше.
- Нет, мой славный тигренок. Я все решил. Прошу, уходи.
Она долго смотрела на меня, в нерешительности теребя рукава своего немного великоватого для нее свитера.
- Ты был единственным, ради кого я могла бы измениться, - прошептала она.
- Слишком поздно, Флер, слишком поздно! – Я отрицательно покачал головой.
- Тогда прощай?! – ее голос прозвучал неуверенно, словно она еще надеялась, что именно сейчас я передумаю. Ошибаешься, моя сладкая!
- Прощай! – Мои слова легли, как камень на ее холодное сердце, я чувствовал это, но не корил себя. Мой выбор был правильным.
Я едва мог уловить золотистый блеск ее волос, как Флер исчезла. Я долго смотрел в пустой проем двери, ощущая на сердце холод. Мне не составило труда понять, что это Франко подстроил ее приход сюда, чтобы я прошел последнее и самое тяжелое испытание. Все знали, как я любил тигрицу-Флер. А теперь она ушла из моей жизни. Без нее этот мир – пустышка, жалкая пародия на жизнь. Я желаю каждому живому существу встретить на этом свете такую же, как Флер – они делают нашу жизнь ярче.
В комнату вошел молодой вампир и сказал, что меня ждут в Зале Советов для посвящения. Я попросил у него пару минут уединения, пытаясь привести свои мысли в порядок. Вампир ушел, предоставив мне возможность одному проделать путь от своей комнаты до Зала Советов. Глубоко вздохнув, я направился к выходу, как вдруг уловил запах крови – молодой, свежей крови. Внизу скрипнула входная дверь. Я понял, что должен достичь холла раньше слуг Верховного.
Молнией спустившись вниз, я застыл на последней ступеньке широкой лестницы. Я был изумлен и очарован одновременно: передо мной стояла маленькая смертная девочка шести лет с белокурыми волосами и чистыми васильковыми глазами. Она смотрела на меня испуганно, будто понимая, что я – монстр, готовый в любой момент разорвать ее на куски.
Я улыбнулся и шагнул к ней, улавливая своим сверхъестественным слухом тихие шаги вампиров. Они скоро будут тут! Я не хочу, чтобы это милое создание досталось им. Присев на корточки, я заглянул ей в лицо. Аромат ее крови будоражил мои голодные мысли, но я знал, что могу пересилить это дикое желание
- Дай мне руку, дитя! – сказал я, обращая к ней свою ладонь, и она вложила в нее свою теплую ручку.
Пусть потом они меня поймают и убьют, но сейчас я сделаю то, что никогда не мог – спасу это дитя от страшной участи. И прижимая девочку к себе, я чувствовал только ее тепло и ветер, который безжалостно хлестал меня по лицу.