2024-5-2

17

0

0

- Останься со мной на Рождество, - проговорил Эдвард, держа меня за руку. Тепло его ладони, которая лежала у меня на руке, казалась мне жаром. Посмотрев в его глаза, я не смогла сказать нет.
- Хорошо, я останусь с тобой.
- Вот и отлично. Тогда пошли, - сказал Эдвард, поднимаясь с дивана и направляясь к выходу. Когда он отошел немного вперед, я потянула его за руку, так как он до сих пор не отпустил меня. Повернувшись ко мне, он слегка нахмурился.
Я вскинула бровь и выразительно посмотрела на его одежду. – Эдвард, ты ничего не забыл?
- О черт, - выругался он. – Ладно, подожди меня еще десять минут, я переоденусь и мы поедем.
- Ага, как же. Ты еще, наверное, и про подарки забыл, да? – теперь я уже дразнила его. Видимо в моих глазах заплясали маленькие дьяволята, так как на лице Эдварда расплылась огромная улыбка, когда он посмотрел в них.
- Да-а, видимо я действительно заработался, - с кривоватой улыбкой пробормотал он. – Что ж, подожди меня здесь, а затем пойдем вручать подарки. – Он обернулся и направился в другой конец коридора. Но, не пройдя и пары шагов, повернулся ко мне с подозрительно веселой улыбкой. – Кстати, я помню, что кто-то таки уронил пакет с подарком. Так что я рад, что дал тебе тот, который нельзя разбить, - сказав это, Эдвард развернулся и со смехом пошел переодеваться. Я же стояла и не знала злиться мне на него или улыбаться.
Через пятнадцать минут мы отправились на поиски Молли и нашли ее в приемной. Она заполняла какие-то бумаги. Эдвард подкрался к ней сзади и, обнявши, переставил перед собой. Молли хотела было накричать на того нахала, который посмел ее тронуть, но увидела улыбающегося Эдварда и закрыла рот.
- Судя по твоему довольному виду, операция прошла успешно? – спросила она.
- Да, больная перенесла операцию нормально и будет жить.
- Вот и славно. Вы теперь куда? – спросила Молли, посмотрев по очереди на нас обоих.
- Вообще-то мы еще немного задержимся, нужно уладить кое-какие дела. И одно из них лежит у тебя в кабинете. Так что пошли, - ухватив Молли за руку, Эдвард потащил ее в кабинет. – Так, а где Генри?
- Все еще где-то в больнице. Он только что закончил оперировать мужа твоей пациентки, - ответила Молли, и как только поняла, что сказала, сразу же закрыла рот ладошкой, чтобы не наговорить еще чего-то.
К нашему удивлению, Эдвард просто вытащил телефон и стал набирать номер.
- Привет, Генри. Не занят? – услышав ответ, Эдвард продолжил. – Хорошо, тогда спустись к Молли, у нее к тебе важный разговор, - опять замолчал на секунду, чтобы услышать ответ Генри. – Вот и хорошо. Давай, мы подождем, чтобы попрощаться с тобой.
Закрыв телефон, Эдвард посмотрел с упреком на Молли. – Тетушка, а кормить бедного ребенка кто-то будет?
- О Господи, - выдохнула Молли. – Ни капельки не изменился, - опять тяжело вздохнув, она направилась в свой кабинет. Как только мы вошли, Молли сразу пошла готовить Эдварду чашку крепкого чая, доставая огромнейший кусок пирога. – Доволен? – спросила она, положив все это на кофейный столик перед диваном.
- Вполне, - Эдвард сел и вопросительно посмотрел на меня, приглашая сесть рядом. Только после того, как я села на диван, он приступил к еде.
Мне было так странно видеть Эдварда таким. После того, что узнала от Молли, я ожидала увидеть его мрачным и поглощенным своими кошмарами. Но казалось, что он не просто пытается побороть плохое настроение, а что ему это вполне удается. Этот Эдвард нравился мне намного больше, чем тот врач, которого я видела в приемной.
Эдвард как раз доедал последний кусок пирога, когда вошел Генри. Он выглядел очень усталым, почти таким же, как и Эдвард сразу после операции. Тяжело опустившись на стул возле стола, он вопросительно посмотрел на крестника.
- В чем причина такой срочности? – спросил он, обращаясь к Эдварду.
- В принципе ни в чем, но нам еще домой ехать. Так что нужно было тебя отвлечь от отчетов, а то бы ты просидел с ними до утра. Я думаю, что Молли тоже хочет уже отправиться домой и отдохнуть после долгого дня. – Эдвард потянулся за коробкой с бутылкой, которую купил для Генри. – Вот, держи, с Рождеством. Я не планировал завтра заезжать, так что привез подарки с собой, - пока Генри открывал коробку, Эдвард взял подарочный пакет и протянул его Молли. – А это тебе, дорогая. Надеюсь понравится.
Как только Генри увидел бутылку шотландского виски, на его лице появилась широкая улыбка. – Спасибо, Эдвард. Замечательный подарок. Вы с Беллой обязательно должны будете зайти к нам в гости, там вместе и выпьем его.
Молли в то время сняла подарочную бумагу и раскрыла коробку. Там оказалась удивительная белая шаль ручной работы. Сразу же набросив ее на плечи, она подошла и поцеловала Эдварда в лоб. – Спасибо, дорогой. Это самый красивый подарок за последние пять лет. - Генри фыркнул позади нее, закатив глаза. – И да, я поддерживаю мужа. Вам нужно будет придти к нам на ужин обязательно. Это даже не обсуждается. Может завтра?
Эдвард посмотрел на меня, я пожала плечами. – Хорошо, мы зайдем к вам в гости. Но не завтра, а послезавтра. Я так думаю, что у вас будет выходной, учитывая, что вы оба работали сегодня? – после того, как они кивнули, Эдвард продолжил. – Вот и хорошо, тогда до среды. Молли, а можешь приготовить на ужин свою знаменитую запеканку?
- Хорошо, Эдвард, - потрепала его по волосам Молли. Эдвард поднялся и обнял ее, поцеловав в щеку, затем пожал руку Генри. – Что ж, тогда мы пойдем. – Я поднялась, Молли подошла и крепко обняла меня. Генри сделал то же самое. Уже у самых дверей Эдвард обернулся и спросил. – Как муж моей больной?
- Все хорошо, я вытащил его. Можно сказать, он родился в рубашке, - ответил Генри, с тревогой смотря на Эдварда.
- Кто еще был в машине?
- Их дочь, - Эдвард вскинул бровь, ожидая продолжения. – С ней все в порядке. Перелом руки и ссадина на голове, а так все в норме, - он вздохнул, затем добавил. – Эта семья выжила, Эдвард. У них все будет хорошо, - замолчав на секунду, но, не отводя глаз от Эдварда, он о чем-то размышлял. – Знаешь, я рад, что именно ты оперировал жену. Другой бы не справился. Я очень горжусь тобой, крестник, - довольно произнес Генри, хотя и немного усталым голосом. – Ты еще зайдешь в больницу? - спросил он, когда Эдвард взялся за ручку двери.
- Конечно, мне же нужно будет удостовериться насчет состояния моей больной.
- До свидания, - попрощалась я, когда мы вышли из кабинета Молли, оставив их вдвоем. Когда мы сели в машину, я наконец-то заговорила. – Они замечательная пара.
- Да, - ответил Эдвард. – Молли и Генри очень похожи на моих родителей, они были такими же, - ответил он, пока выводил машину на дорогу. – Ты хочешь поужинать в ресторане или есть какие-то другие планы?
- Если у меня есть право выбора, я бы хотела организовать настоящее Рождество, - проговорила я.
- Белла, сейчас уже почти семь. Ты не успеешь, - посмотрел на меня Эдвард.
- Успею, - уверенно произнесла я.
- Хорошо, поехали купим готовый ужин и поедим дома, - предложил он.
- Ни за что, - возразила я твердым голосом. – Мы не будем есть ресторанную еду на Рождество. Сразу видно, что ты уже очень давно по-настоящему не праздновал Рождество. Я все приготовлю сама. Вот только… у меня в номере не такая большая кухня, - сказала я.
- Не волнуйся. Я и не планировал, что мы будем ужинать в отеле. Как ты смотришь на то, чтобы поужинать у меня? Мама любила готовить, так что у нас огромная, светлая, но это конечно днем, кухня. Подойдет?
Я на мгновение задумалась, взвешивая все за и против. Я ужасно хотела посмотреть на дом Эдварда. Но с другой стороны – это ведь его дом и мне было немного страшно. Но решив, что готовить ужин и праздновать Рождество нужно в настоящем доме, а не в гостиничном номере, я решила согласиться. У меня будет шанс создать для Эдварда настоящую рождественскую ночь с праздничным ужином и елкой.

Я с нетерпением ждал ответа Беллы. Мне бы очень хотелось встретить Рождество дома, но я знал, что Белла имела полное право требовать, чтобы мы ужинали в отеле. Именно сейчас у меня была возможность проверить, насколько она доверяла мне. Если она согласится остаться у меня, значит полностью доверяет, а если нет – значит мне еще рано говорить ей о своих чувствах.
Когда мы остановились на красном свете светофора, я повернулся к Белле и посмотрел ей в глаза. Задумчивое выражение сменилось решительностью. Она встретилась со мной взглядом и промолвила. – Хорошо. Но у меня есть два условия. И это только пока.
- Какие? – спросил я.
- Во-первых, настоящая елка с игрушками. У тебя найдется? – спросила она, смотря на меня.
Загорелся зеленый, и мы поехали дальше. – Так, елки у меня нет. Родители всегда покупали живую. А вот игрушки должны где-то валяться на чердаке. Но ты ведь понимаешь, что они старые? Им уже где-то, как и мне, тридцать с небольшим. Или может даже все пятьдесят, некоторые мама привезла еще из своего дома.
Белла улыбнулась. – Вот и отлично. Мне старые стеклянные игрушки нравятся больше, они намного красивее смотрятся на елке, - я ухмыльнулся, услышав ее объяснение. – А теперь второе. Мы едем в магазин, покупаем все продукты и ты помогаешь мне готовить ужин.
Белла вызывающе посмотрела на меня, будто ожидая, что я откажусь. Ну, нет, не дождется. – Я-то готов тебе помочь. Но ты хоть представляешь, какую помощь может предложить тебе ярый холостяк, который в последний раз нормально готовил что-то в семнадцать лет?
- Ну, думаю, хирург поможет мне больше, чем холостяк. Но ничего, как-то справимся, - с улыбкой произнесла Белла, указывая на супермаркет, мимо которого мы проезжали. – Остановись, уже поздно ехать на рынок и искать что-то там, так что купим все здесь.
Ходить по магазинам с Беллой было весело. Она напоминала мне мою маму. Когда мы втроем ходили по магазинам, то всегда отдавали маме огромную тележку и «терялись» с отцом. И почему-то она всегда знала, где нас найти – в отделе со сладостями. Мы могли с отцом часами стоять и выбирать всякие вкусности. Поэтому, когда мы наконец-то добирались до кассы, то у мамы в тележке была полезная еда, а в нашей с отцом куча сладостей. Сначала мама пыталась бороться с этим, проводя ревизию на кассе, но потом поняла, что это гиблое дело и оставила как есть, сделав кухню в два раза больше и добавив шкафы для наших сладостей. Пока мы делали покупки, я рассказал Белле эту историю. Ее смех поднимал мое настроение, мне нужно было слышать его. Так что я был готов рассказывать любые глупые истории из своего детства, лишь бы слышать ее смех. После того, как все полезные продукты были загружены в тележку, я потащил Беллу в отдел сладостей. Да, она оказалась точной копией моей матери (или это все женщины такие?). Почему-то когда мы доехали до кассы, со всех сладостей, которые я покидал в тележку, остался только один шоколадный торт. Как я и подозревал, все остальное Белла выкладывала, как только я отворачивался. В последнее мгновение мне удалось добавить к торту еще и огромную упаковку мороженого (оно всегда пригодится). Белла же только понимающе улыбнулась.
Конечно же, без споров на кассе не обошлось. Белла была решительно настроена сама оплатить покупки, утверждая, что я уже и так достаточно денег потратил на нее. Но ведь деньги для меня ничего не значили. Так что я решительно запихнул ее кошелек в сумочку и расплатился сам. Посадив обиженную Беллу в машину, я загрузил все продукты в багажник и поехал на елочный рынок, надеясь, что хоть там-то Белла перестанет дуться. Я оказался прав. Конечно, мы приехали уже слишком поздно, чтобы увидеть рынок во всей его красе, но все же еще застали нескольких самых стойких продавцов. Конечно, Белла выбрала самую пушистую (и почему-то самую высокою) елку, правда все же посмотрела на меня и спросила, поместиться ли она в моем доме. Хоть на этом спасибо. Кое-как дотащив это чудо до машины, и, закрепив ее на крыше Вольво, мы наконец-то поехали домой. Меня интересовало только одно – кто будет снимать эту елку, когда мы приедем?
Было начало восьмого, когда мы наконец-то добрались до моего дома. Белла открыла ворота, затем я подождал, пока она закроет их и сядет обратно в машину. Моя мама спроектировала дом так, чтобы с ворот его не было видно. Когда мы выехали из-за поворота, и Белла увидела мой дом, она ахнула. Да, моя мама знала, как удивить людей.
- Какой красивый. Я не ожидала увидеть что-то подобное почти в центре Лондона, - выдохнула она, все еще не в силах отвести глаз от дома.
- Он был спроектирован под чутким наблюдением моей мамы. Дом строился в то же время, что и больница, - я остановил машину перед входной дверью и протянул Белле ключи. – Откроешь дверь, пожалуйста?
- Да, конечно, - она выскользнула из машины и направилась к дому. Я же открыл багажник и начал доставать продукты. – Выключатель справа от стены на уровне твоей талии, - добавил я, когда Белла открыла дверь. Взяв два пакета, я поспешил к ней, не хотел упустить ее реакцию, когда она увидит мой дом. Что ж, я не был разочарован. Громкий вздох удивления раздался, когда Белла включила свет.
- О Господи! – выдохнула она.
- Поражена? – Белла кивнула головой. Я подтолкнул ее вперед, приглашая зайти. – Лиз любила удивлять людей. Но больше всего она любила свою семью, так что постаралась создать дом, который был бы одновременно величественным, как ее родовое гнездо, но в то же время теплым, дарящим домашний уют его постояльцам.
Белла стояла посреди холла, смотря вверх на длинную сверкающую люстру. Затем покрутившись, стала осматриваться вокруг. Взгляд ее задержался на статуе, которая стояла возле лестницы. Сейчас на ней висел мой шарф. Белла наконец-то повернулась ко мне, смотря с удивлением.
- Что? Эту статую я всегда использовал как вешалку с самого детства. Мама-то и поставила ее тут, чтобы я перестал съезжать по перилам на первый этаж. Впрочем, мама смотрела на меня так же, как и ты, когда видела мои вещи на этой статуе. Но переубедить меня никто не смог. Что, продолжим экскурсию? – я повернул налево и пошел на кухню. – Ты уж прости, что начну с кухни, но думаю сейчас это важнее, чем зимний сад или кабинет.
Как только мы прошли на кухню, Белла опять ахнула. Еще бы, я же предупреждал, что она огромная.
- Господи, твоя мать определенно любила готовить. Кому еще может понадобиться настолько огромная кухня?
Я поставил пакеты на стол и приглашающим жестом показал на них Белле. - Чувствуй себя, как дома, - проговорил я, она улыбнулась и принялась вытаскивать продукты из них. Я вернулся в машину и принес остальные пакеты. Показав Белле, где что лежит и, оставив обживаться, я пошел за елкой. Да-а, в одиночестве снять ее будет проблематично. Но кое-как стянув, я потащил елку в гостиную.
- Ну, зачем мама понатыкивала здесь эти диваны? – бурчал я себе под нос, таща елка по полу в угол комнаты, где всегда и стояла рождественская красавица.
- Эдвард, - услышал я крик Беллы из кухни, - где у вас лежат противни? Я не могу найти.
Я пошел к Белле, вместе с ней пытаясь найти противни. Через десять минут мы наконец-то нашли их. Оставив Беллу готовить запеканку, я пошел на чердак и достал подставку под елку и игрушки. Через три ходки я наконец-то спустил все это вниз и установил елку, когда опять услышал крик Беллы.
- Если хочешь сесть ужинать раньше полуночи, то помоги мне, - сказала она. Закрепив елку, я пошел на кухню.
- Я здесь, можешь использовать мои навыки хирурга, - пробормотал я, одевая фартук. Белла так удивленно посмотрела на меня, выразительно взглянув на фартук, но я всего лишь улыбнулся. – К этому меня приучила мама – если готовишь, одень фартук.
Встряхнув головой, она показала мне на овощи. – Сегодня ты режешь салат, пока я буду готовить гарнир и печь.
Взяв нож, я приступил к резке. Через пять минут я услышал негодующий крик Беллы. – Эдвард, что ты делаешь? - Я с недоумением посмотрел на нее, не переставая резать, хоть и не смотрел под руки. – Ты так всегда режешь? – спросила она, забирая у меня нож.
- Да, а что? – спросил я, не в силах понять, что не так.
Белла показала на нарезанные овощи, которые почти светились, насколько тонко я нарезал. – Эдвард, надо было нарезать их потолще. Хотя, кого я прошу? Ты же хирург, - вздохнула она и показала, как нужно было нарезать овощи. Поняв, чего от меня хотят, я продолжил резать.
Следующий час мы готовили вместе. Это оказалось очень веселым. Закончив готовить, я потянул Беллу в гостиную, опять услышав вздох удивления, когда она увидела гостиную. Еще полчаса мы одевали елку, украшали камин гирляндами. Наконец-то все приготовления были окончены. Белла последний раз внимательно посмотрела на комнату, проверяя все ли готово.
- У меня еще один вопрос: где мы будем ужинать, здесь или в столовой? – спросил я, повернувшись к Белле.
- У вас еще и столовая есть? – удивленно спросила Белла. Затем сложив руки на груди, задала следующий вопрос. – Ты когда-нибудь покажешь мне весь дом?
Я улыбнулся. - Да, завтра. Сегодня уже поздно, а дом моей матери лучше смотреть при дневном свете.
- Хорошо. А где вы обычно ужинали на Рождество? – спросила она.
- Здесь, перед камином, - ответил я, вспоминая множество вечеров, когда мы втроем сидели перед камином и разговаривали обо всем на свете.
- Значит, будем ужинать здесь, - изрекла Белла, направляясь на кухню.
Как только мы разложили всю еду на столике, я принес две огромные подушки, на которых мы с родителями всегда сидели, и распалил камин. Осмотревшись, я понял, что чего-то не хватало. На глаза мне попался граммофон. Пока Белла садилась на подушку, я подошел к нему и поставил одну из своих любимых пластинок с джазом.
Этот ужин был так похож на те, что я запомнил из детства. Мы разговаривали и смеялись. Закончив ужинать и убрав тарелки, я открыл вино, что купил сегодня утром, предложил Белле кусок шоколадного торта с мороженым. Мы сидели рядом, опершись на диван, смотря на горящий в камине огонь. Посмотрев на Беллу, я увидел, что она смотрит на портрет, который висел над камином.
- Это твои родители? – спросила она.
- Да, эту картину нарисовали летом в тот же год, когда погибли мои родители. Мама хотела, чтобы у нас был хотя бы один семейный портрет, вот и заставляла меня стоять часами летом на солнце в этом дурацком костюме, - я сделал глоток вина. Белла смотрела на меня, я понимал, что ей интересно узнать мою историю.
- Как они познакомились? – спросила Белла. Да, она была удивительно тактичной особой, не стала спрашивать о том, как они погибли. Она не хотела расстраивать меня, а хотела, чтобы я вспомнил все самое лучшее, что было с ними связано.
- Моя мать - Элизабет Стоунхерт, она была полной противоположностью своей фамилии. Ее семья принадлежала к старой аристократии. Мать воспитывали как будущую жену, ей запрещалось думать о карьере и прочих глупостях. Но она была очень упрямой. Настояв на своем, она поступила в медицинский колледж. Мама избрала педиатрию, так что ее родители посчитали это приемлемой профессией для девушки. Они все еще не прекращали надеяться, что когда мама выйдет замуж, то отбросит все эти глупые мысли о работе. Но не так получилось, как они хотели, - я откусил кусочек торта и посмотрел на Беллу. Она с жадностью ловила каждое мое слово. – Когда маме было двадцать один, и она училась на последнем курсе, то встретила моего отца. Он был на семь лет старше и жил в Чикаго. Он не был богатым как мать, он был сыном простых рабочих. К тому времени он уже работал врачом, как и я, он был хирургом, но только у него была другая специализация – нейрохирургия. В Лондон же он приехал, чтобы прочитать лекцию, а встретил мою маму. Они оказались на одном ужине у Генри, где и поняли, что не смогут расстаться друг с другом. На следующий день папа пригласил Лиз на свидание. Она показала ему Лондон, и он влюбился в этот город, влюбился в потрясающую девушку с глазами цвета хереса. Но неделя прошла, и отцу нужно было возвращаться в Чикаго. В последний день, гуляя по парку, папа попросил Лиз стать его женой. Мама, конечно же, согласилась. Папа вернулся в Чикаго, уволился, бросил все и вернулся в Лондон навсегда.
Я поднялся и подошел к камину и взял одну из фотографий, которые лежали на нем. Это была свадебная фотография родителей, я протянул ее Белле и сел рядом. Она долго смотрела на улыбающееся лицо матери, счастливого отца.
- Они очень красивы. Сразу видно, как сильно они любили друг друга, - тихо проговорила она. Затем подняла на меня глаза, в которых плескались слезы. – Ты очень похож на них. И ты очень любишь их.
- Да, но я не говорил им этого, когда они были живы. - Белла протянула руку и дотронулась до моей, нежно сжав ее. Подняв ее ладонь к лицу, я поцеловал. – У меня было семнадцать лет счастливого детства, так что я вполне счастлив. У других и этого не было. Мы были очень дружной семьей. Когда мама сказала отцу, что беременна, он был самым счастливым человеком на земле. Он построил для нее больницу, этот дом, - я сделал глоток, все еще не отпуская руку Беллы. Она пододвинулась ближе ко мне, чтобы не тянуться за рукой. – Когда я был маленьким, я тоже хотел стать врачом. Но однажды, когда мне было семь, родители повели меня в филармонию и я услышал звучание рояля. Музыка поглотила меня, я не мог выбраться из ее плена. Тогда я и понял, что музыка – это мое будущее. Родители нашли для меня лучших учителей, у меня оказался дар, я чувствовал музыку сердцем, как любила говорить моя мать, - отпустив руку Беллы, я обнял ее и притянул к себе. Она положила голову мне на плечо. – В такие вечера, как сегодня, мы так же зажигали камин, сидели и разговаривали, слушая музыку. Иногда мама просила сыграть для нее.
Я замолчал, вспоминая эти вечера, погрузив лицо в волосы Беллы. Она же лежала в моих объятиях и смотрела на огонь, терпеливо ожидая продолжения, если я, конечно, захочу продолжить.
- 24 декабря, когда мне было семнадцать лет, мы отправились на рождественский ужин к бабушке. Я был против, не хотел ужинать в компании напыщенных снобов, которые в три, а то и пять раз старше меня. Но родители убедили меня. Весь вечер я вел себя отвратительно, показывая насколько недоволен этим. Но родители терпели, ничего не говорили. На обратном пути я начал жаловаться, что лучше бы поехал отдыхать с друзьями на горнолыжный курорт, чем потерять вечер у бабушки. Всего на одно мгновение папа отвлекся от дороги, одно мгновение стоило им жизни. Мы сбили что-то, но казалось, будто мы врезались в бетонную стену. Машину перевернуло, она слетела с дороги, перевернувшись несколько раз. Когда, наконец, все было кончено, то, что осталось от машины, можно было назвать только куском железа. Во время падения папа вылетел через лобовое стекло… - я глубоко вздохнул, пытаясь справиться с собой. Белла обняла меня за талию, еще ближе прижимаясь ко мне. – Он был мертв, когда я пришел в себя. Моя мама лежала неподалеку, и я пополз к ней. Она еще дышала, но была вся в крови. Я пытался найти рану, откуда сочилась кровь. Но их было слишком много, больше всего крови вытекало из раны на животе. Теперь я понимаю, что не смог бы ее спасти. Даже знай я тогда все, что знаю сейчас, я не уверен, что смог бы спасти ее.
Я почувствовал, как сотрясается тело Беллы. Она плакала. Нежно поглаживая ее по спине, я одной рукой поднял ее лицо, заглянув в ее глаза. В них было столько сожаления. Столько боли за того мальчика, на руках которого умирала мать. Я никогда не принимал жалости от других, но жалость Беллы не была противна мне. Только Белла могла залечить мои раны, только ее любовь могла бы исцелить меня. Я прикоснулся губами к ее лицу, собирая слезы. Медленно я прикоснулся к ее губам, нежно целуя. Белла сразу же отозвалась на ласку, отвечая на мой поцелуй. Она вбирала в себя мою боль, мой страх, уничтожая их в моем сердце, а вместо них наполняя его любовью и счастьем. Когда я отстранился от нее, она уже не плакала. Ее губы были припухшими от моим поцелуев, на кончиках ресниц повисли слезинки. И сейчас она была самой прекрасной женщиной, которую я когда-либо видел. Лицо, лишенное косметики, но с покрасневшими губами и румянцем на щеках от моих поцелуев, казалось мне самым совершенным из всего, что я видел раньше. Вздохнув, я поцеловал ее в макушку, решив продолжить. Эту историю нужно было рассказать до конца.
- Я держал маму на руках, пытаясь остановить кровь. А она, не переставая, твердила одно и то же: «Ты должен жить. Ты обязан жить ради нас с отцом, слышишь меня. Я знаю, что больше не смогу быть рядом с тобой, но ты должен жить и без нас, пообещай мне это». Она задыхалась, кровь попала ей в легкие. Сквозь слезы я пообещал, что выживу, что буду жить ради них. Она посмотрела мне в глаза, из последних сил проводя рукой по моим волосам, щеке, оставляя кровавый след: «Мы очень сильно любим тебя». А затем я почувствовал, что кто-то стоит за моей спиной. Я подумал, что это наконец-то приехали врачи, но ошибся. Я почувствовал, как напряглось тело мамы у меня на руках, услышал ее крик. Что-то очень острое и холодное прикоснулось к моей шее, пробивая вену, высасывая кровь.
- Я пришел в себя уже в больнице. Мне сказали, что меня еле откачали, я потерял очень много крови. Но я чувствую, что в ту ночь случилось что-то странное. На мне не было никаких ран, от которых я бы мог потерять столько крови. Я просто не мог. Я и теперь не могу объяснить, что тогда укусило меня, почему так кричала мама? И что самое странное – почему мы разбились? На дороге полицейские не нашли ни животного, ни человека, ни даже камня, из-за которого мы могли бы перевернуться. Но я сам видел, как мы врезались во что-то, похожее на человека. При чем с такой силой, что машину смяло от ударов. Но никто так и не смог объяснить мне, что тогда произошло. – Вздохнув, я продолжил. – Год после смерти родителей был ужасным. Я не мог забыть аварию, мне чудились эти холодные зубы, которые кусали меня. Я слышал голоса родителей. Через год после их смерти я сломался. Я сел в свою машину и на огромной скорости поехал по той же дороге. Доезжая до места аварии, я услышал голоса родителей, которые говорили, что я обещал им. Обещал им жить, а сам рискую разбиться. В тот же миг я резко сбросил скорость и остановился. Почти всю ночь я просидел на холоде, на том месте, где умерла моя мать. Тогда я поклялся себе, что никогда и никому больше не позволю умереть у меня на руках. Что буду спасать жизни. В тот день я отрекся от музыки, которая спасала меня весь тот год. А в мае, как только окончил школу, собрал вещи, закрыл дом и уехал в Штаты. И дал тогда еще одну клятву: что не вернусь домой, пока не исполню свое обещание. Исключением было только Рождество, когда я приезжал на могилу родителей и рассказывал, чего я достиг. И так долгих тринадцать лет.
Я взял лицо Беллы в свои руки, заставляя посмотреть в мои глаза. – Ты смогла успокоить мои кошмары, Белла. С тобой я забыл об ужасе прошлого, ты снова научила меня смеяться и радоваться жизни. Ты воскресила того Эдварда Мейсена, которого я похоронил вместе с родителями четырнадцать лет назад.
Я смотрел в ее глаза и тонул в них. Смотря в эти карие омуты, я видел в них сочувствие, боль, волнение и… любовь. Наклонившись, я поцеловал ее, не желая терять это ощущение, которое дарила мне Белла. Покой, ощущение потерянного четырнадцать лет назад дома, тихой пристани, где можно расслабиться и отдохнуть, перестать бороться с судьбой за каждое мгновение счастья. Просто жить и наслаждаться каждым ее мгновением. И все это мне могла подарить одна единственная женщина, которую сейчас я сжимал в своих объятиях.