Дом был пуст. Драгоценности Марлин и деньги остались в шкатулках. Убийцы ничего не забрали… кроме самой дорогой жизни. Эрвин спускался по лестнице и не мог осознать такую простую истину: матери больше нет в живых. Нет, он давно знал, что такое смерть, убивал и рисковал быть убитым, смотрел смерти в глаза, не отводя взгляда — но сейчас он понимал, что там, на поле боя, все было совершенно иначе.

Он вышел на террасу, молча подал руку Рихи, которая так и сидела, зябко поеживаясь, на скамейке, и провел в дом. Освещая ступени свечой, помог принцессе подняться на второй этаж и открыл перед ней дверь в спальню для гостей.

— Отдохните, — голос прозвучал хрипло. Рихь оглянулась на него, забрала свечу и всмотрелась в его лицо внимательнее.

— Что-то произошло? Выкидывая меня в окно, вы казались гораздо бодрее, — губы принцессы раздраженно дернулись.

— Прошу простить мою… поспешность, — так же тихо произнес Эрвин. — Это было необходимо.

Его губы снова сжались.

— Не заходите в ту комнату, — Винтер махнул рукой вдоль коридора.

— Как в сказке про Синюю бороду? — сквозь зубы процедила принцесса.

— Нет. Просто вам вряд ли понравится зрелище.

— Что такое? Вы снова кого-то там убили?

— Не я, — очень медленно и очень спокойно произнес Эрвин. — Там тело моей матери.

— Матери? — переспросила Рихь, и внезапно ее глаза стали огромными и растерянными.

— Она мертва. И я не сомневаюсь, что дело в этом проклятом заговоре… — в свете пламени Рихь увидела, как пальцы Эрвина сжались в кулак, и тень скользнула по костяшкам.

— Я… соболезную, — негромко проговорила принцесса, отступая на шаг и опуская свечу. — Соболезную вашему горю, Эрвин.

Винтер ничего не ответил, только поклонился и быстро вышел за дверь.

В саду позади дома Эрвин сложил погребальный костер. Небо уже посерело, предвещая близкое утро. Винтер не тешил себя иллюзией, что сможет добиться расследования этого убийства. Он даже не собирался о нем докладывать. С того момента, как во дворце пролилась кровь, Эрвин понимал, что ступил на дорогу, по которой не сможет вернуться, и ничего уже не будет как прежде. Только в тот момент он еще не понимал, насколько роковыми окажутся перемены.

Тело Марлин Винтер нес по лестнице безмерно осторожно, словно она еще могла почувствовать неосторожное движение. Так же бережно Эрвин пронес его через террасу и, обогнув дом, вынес в сад. Уложил на аккуратно сложенные поленья. Ему уже доводилось складывать погребальные костры, но ни один он не собирал с такой отчаянной тщательностью.

Кровь по-прежнему пропитывала сорочку, потому что Эрвин понимал, что времени обмывать тело по всем правилам нет. Но темные волосы матери он расчесал, и сейчас они словно ручейки стекали с ее плеч на плашки дров. Винтер стоял и смотрел. Неподвижный, напряженный… Слез не было, потому что синие глаза не умеют плакать, но каждый вздох давался с трудом из-за стиснувшей горло скорби.

Немного подумав, Эрвин осторожно снял с шеи матери медальон на серебряной цепочке в виде цветка с причудливо сплетенными широкими лепестками.

— Вот и все, что со мной останется… — шепнул он и высек искру, поджигая трут.

Когда солнце поднялось достаточно высоко, Винтер собрал на столе в кухне для принцессы завтрак и поднялся на второй этаж. Дверь в гостевую спальню была приоткрыта. Рихь стояла перед зеркалом, задумчиво проводя гребнем по отливающим темным золотом волосам.

— Если ваше высочество голодны, я приготовил поесть. Мне придется ненадолго вас покинуть.

Рихь не могла не заметить темные круги, обозначившиеся под его глазами, и капли пота на висках.

— Вы не спали ночью? — негромко спросила она. — Разумно ли это?

— Прошу вас не тратить свое беспокойство на меня, — с едва заметным поклоном отвечал Эрвин. — Мне в любом случае хватит сил защитить вас.

Рихь только неопределенно поджала губы и вернулась к гребню.

Винтер покинул дом с тяжелым сердцем. Но оставаться с городе, пусть и не во дворце, было небезопасно. Посему до отбытия предстояло еще одно важное дело.

Главные ворота дворца уже открыли, и не было похоже, чтобы часовые тревожились. Эрвин прошел мимо них спокойно, чуть даже пошатываясь, словно человек, возвращающийся после бурной ночи. Гвардейский плащ послужил пропуском. В конце концов, никто не требовал от гвардейцев письменных разрешений на выход в город.

Мысль зайти в казарму Винтер отбросил сразу. И очень надеялся, что по дороге в конюшню ему не встретится никто из собственного отряда. Никто, способный тронуть за плечо со словами «Эрвин, дружище, как же ты плохо выглядишь…» И Судьба смилостивилась, позволив проскользнуть через двор без лишних разговоров. На конюшне было заметно некоторое оживление — конюхи наполняли кормушки в денниках сеном и меняли воду. Но Сапфир стоял недалеко от дверей — и к нему уже успели подойти. Сейчас двое дюжих парней, перебрасываясь шутками, уходили все дальше по широкому проходу между стойлами. А Эрвин бесшумно скользнул к своему коню, вытянувшему морду при приближении хозяина, но не заржавшего — от этого Винтеру удалось своего любимца отучить. Ибо нет ничего хуже для стража границы, чем не в меру голосистый скакун, способный предупредить всю округу о встрече с любимым хозяином. И неважно, что этот хозяин собирался тайно пробраться на вражеские позиции… Сапфир был слишком умен и потому не создавал подобных проблем.

Пройдя в денник, Эрвин быстро оседлал и взнуздал вороного, выглянул в проход, ища взглядом конюхов. Они по-прежнему были заняты своим делом и болтовней. Тогда Винтер торопливо вывел коня под уздцы, во дворе вскочил верхом и резвым шагом поехал к воротам, опять-таки надеясь, что все слишком заняты утренними хлопотами, чтобы обращать внимание на одинокого и безусловно, очень спешащего по делу, всадника.

Покинуть дворец удалось без вопросов. Отъехав на сотню шагов, Эрвин пустил коня рысью и скоро уже въезжал в знакомые ворота. Заведя Сапфира в стойло, Винтер вошел в дом и окликнул принцессу. Тишина… Еда на кухонном столе осталась нетронутой.

Обойдя все комнаты и поняв, что Рихи нигде нет, Эрвин сел в кресло у холодного пустого камина и прикрыл глаза. Похитили? Так быстро успели отыскать и увести, не оставив следов? Или сама ушла… Ох уж эта королевская кровь… Идти искать исчезнувшую принцессу казалось не слишком хорошей идеей. С другой стороны, если ее все-таки забрали…

Рихь медленно шла вдоль улицы, накрыв голову капюшоном плаща, который отыскала в доме Винтера на сундуке. Капюшон был глубокий и позволял скрыть лицо. Впрочем, сейчас Рихь уже задумывалась, а узнал бы ее кто-то из встречных вот так, одну, пешком бредущую в сторону дворца. Ведь принцесса всегда сверкала роскошью наряда, конской сбруи и свиты…

Душу ее раздирали сомнения. Привычный и безопасный дворец переставал казаться таковым, стоило вспомнить убийц в черном на пороге собственной спальни. И тогда принцесса замедляла шаг или даже сворачивала в переулок. Но Винтер казался странным и опасным типом. Он относился к ней без должного уважения! Он не трепетал от осознания ее происхождения! Не был готов преклониться перед нею… Рихь остановилась и оперлась спиной о стену ближайшего дома. Если бы он хотел ее похитить — оставил бы он ее так запросто одну в своем доме? Или он слишком хитер для этого? Но те мертвецы…

Снова шаг за шагом по мостовой, сложенной из больших стертых от времени булыжников. Захотелось пожаловаться Кларе. Или Зельде. Но они… вряд ли бы поняли, что именно ее гложет. А если бы поняли — как знать, в самом деле, куда дотянулись заговорщики? Почему-то в реальности заговора Рихь не сомневалась. И сейчас постепенно начала осознавать, что на самом деле идти ей попросту некуда. Прохожие спешили по своим делам, не удостаивая принцессу и взглядом. Вот беременная женщина с трудом тащила два ведра воды, вот, стуча костылями по камням, ковылял одноногий старик в грязных лохмотьях. Какие-то мальчишки играли на пороге крохотной деревянной лачуги, пристроившейся к стене каменного дома. И одежда их была настолько застиранной и заштопанной, что даже цвет угадывался с трудом. Куда ей идти в этом городе? Куда…

Рихь медленно и с трудом стала восстанавливать свой путь. Ей оставалось только одно место. И страх, что она заблудилась, прошел только после того, как она толкнула незапертые ворота, украшенные коваными цветами.

Эрвин сидел на террасе, до блеска натирая клинок кинжала кусочком замши. Однообразные движения помогали забыть о пустоте, которая ворвалась в его жизнь. О том, что теперь он попросту не представлял, как быть дальше. Что делать. И за что сражаться.

Он услышал, как тихо стукнули ворота, и поднял голову. Через двор к дому шла Рихь. Она то замедляла шаг, то наоборот начинала спешить, словно сама не знала, хочет ли идти туда, куда идет. Эрвин вложил кинжал в ножны и поднялся. Принцесса посмотрела на него и сжала губы. Винтер дождался, пока она поднялась по ступеням, и слегка поклонился. Не так низко, как того требовал этикет.

— Я успел соскучиться по вашему обществу. Почему вы меня покинули?

— Как вы смеете обращаться ко мне без должного почтения, — прошипела Рихь сквозь зубы.

— Простите, — Эрвин снова поклонился. — Мое почтение не выразить словами.

— Вы смеетесь надо мной! — Рихь в сердцах сжала кулачок, но потом просто махнула им в воздухе и замерла посреди террасы. — Вы меня похитили!

— Я вас спас от похищения, — тихо произнес Эрвин. — И судя по тому, что вы здесь, ваше высочество с этим согласны.

Рихь несколько мгновений испепеляла его взглядом — в ее темных глазах бесновалась злость. Но Эрвин оставался спокоен и холоден. И не отвернулся, продолжая смотреть ей в лицо с едва заметной полуусмешкой.

— А раз уж вы все же сочли мой дом более надежным убежищем, чем родной дворец, то позвольте кое-что пояснить, — Винтер сделал паузу, но Рихь ничего не возразила. — Если мы хотим беспрепятственно покинуть город, действовать надо быстро, пока заговорщики не придумали, как нас здесь задержать. Во время предстоящего путешествия я обещаю вам, что сумею защитить вас от любой опасности. Но вы тоже должны дать мне обещание.

Рихь при этих словах вспыхнула румянцем.

— Забудьте на время бегства о своем происхождении. Мы неизбежно привлечем к себе внимание, если вы будете раздавать приказы на постоялых дворах и требовать обращения «ваше высочество». А нашим оружием должна быть скрытность. Так что вы уж меня простите, но теперь вам придется откликаться просто на свое имя. И еще прошу вас не спорить со мной. Ни по какому поводу. Поверьте, у меня опыта в подобных делах немного побольше, чем у вас.

— Уже доводилось убегать от врагов короны? — язвительно процедила сквозь зубы Рихь.

— Доводилось оказываться в непростой ситуации и выживать там, где обстоятельства к этому, мягко говоря, не располагают, — словно не заметив яда в ее голосе, отвечал Эрвин.

Несколько минут Рихь молчала. Потом очень медленно проговорила:

— Хорошо, пусть будет так.

— Я не сомневался в вашем благоразумии и дальновидности, Рихь, — так же медленно произнес Эрвин, внимательно глядя ей в глаза. Принцесса нахмурилась, но не возмутилась.

— Идемте, нам нужно собраться в дорогу. Уходим на рассвете.

Они поднялись на второй этаж, Эрвин собрал все деньги, оружие и кое-какую одежду, а Рихи пришлось перебрать гардероб Марлин и взять несколько ее платьев, хотя они оказались ей не в пору. Но выбирать не приходилось.

На рынке к вечеру покупателей становилось больше. Но в конном ряду все же люди толпились больше ради зрелища красивых благородных животных, чем ради покупок — лошади стоили дорого, так что позволить себе такую роскошь мог далеко не каждый. Однако высокий синеглазый брюнет явно четко знал, что именно ему нужно. Он шагал, мельком посматривая по сторонам и иногда позволяя этим же заниматься своей спутнице, укутанной в длинный плащ с капюшоном, который закрывал лицо густой тенью.

Наконец они остановились около купца, который тут же начал расхваливать свой товар — трех невысоких каштановых лошадок, которые переступали ногами около коновязи, то и дело окуная морды в торбы с зерном. Начался традиционный процесс торговли, во время которого девушка в плаще демонстративно отвернулась, глядя на лошадок и явно не желая вникать в спор об их достоинствах и недостатках. А вот когда разговор зашел про упряжь, она довольно резко заявила, что привыкла ездить исключительно в дамском седле. В итоге все было выбрано, за все было уплачено звонкой монетой, и покупатели покинули рыночную площадь так же неторопливо и незаметно, как появились. Женщина в плаще — верхом, ее спутник — ведя каштановую кобылу в поводу. Несколько пар глаз проводили их, когда они сворачивали с площади в переулок. Но никто не пошел за ними, потому что не посчитал их заслуживающими отдельного внимания.

Так же никто не присматривался на следующее утро к паре всадников, которые шагом покинули город. Разве что стражники проводили восхищенными взглядами вороного коня дивной стати.