После аварии, в которой погибла Белла, Эдвард вернулся к Карлайлу как и планировал, еще когда она была с ним. Выходило так, что ничего не изменилось в его жизни. Не изменились планы, и принятые решения не потеряли смысла. Бесконечное небо вечности продолжало расстилаться над ним, а минуты ни на мгновение не прекратили своего отсчета. Все было так, как было бы с ней и в то же время по-другому.

Он отправился к Карлайлу почти сразу после того, как посетил больницу. Появился на пороге дома, где жила его семья и молча, убрав руки в карманы, замер перед отцом. В этот момент слова были не нужны, да и не было уверенности, что он сможет хоть что-то произнести.

Как никогда его преследовало желание убивать. Бесцельно, бездумно и безжалостно. Даже стоя перед Карлайлом, опустив голову, однако, не опустив взгляда, он чувствовал, как плотно сжимаются челюсти, как напрягаются сильные мышцы, и как велик соблазн бросить все и дать себе волю. Но если он хотел остановиться, то сделать это нужно было немедленно. А он действительно этого хотел.

Для своей ярости, злости, отчаяния он знал только один выход - причинить другому не меньшую боль, чем испытывал он сам. Уравнять, таким образом, весы внутри себя, найти точку, от которой можно было бы оттолкнуться и прийти в равновесие с самим собой и остальным миром. Зверю, жившему внутри него, были непонятны чувства, которые он испытывал, ему не были знакомы понятия «не удержал, не уберег, не успел, потерял». Все, что хотел зверь — оскалиться на мир и со всей накопившейся злостью броситься в атаку, чтобы утолить то, что его терзало.

Так было всегда, и никогда вампир не пытался в себе это обуздать.

Еще только сутки назад, а, казалось что в другой жизни, Эдвард был в больнице. Вдыхал тяжелый запах медикаментов, крови, людского отчаяния и надежды. Букет из тошнотворных, выворачивающих наизнанку, запахов. Хорошенькая медсестра за стойкой регистрации, увидев его, приветливо улыбнулась.

- Чем могу помочь?

Он смотрел в ее серые, цвета мокрого асфальта глаза, и боролся только с одним желанием, чтобы не свернуть ей тут же шею. За то, что улыбается, за то, что она простая и близкая, за то, что живая и за то, что ее глаза озорно горят. Не разжимая зубов, он процедил имя. Девушка быстро набрала что-то на компьютере, замерла на секунду, закусив нижнюю губу, а потом снова посмотрела на него. Блеск из глаз исчез, приветливая улыбка слетела с лица.

- Кем вы приходитесь? - тон голоса стал официальным, чуть глухим и резким. Его пальцы выстукивали по гладкой поверхности барабанную дробь, словно ритм сердца, которое давно не билось. - Сожалею, но Изабелла Свон погибла в автомобильной аварии. Ее родители уже здесь и только что...

Он не стал слушать дальше, резко развернулся и пошел по длинному, узкому коридору. Проходя мимо приемного покоя, он увидел ее отца и его новую жену. Камилла стояла у окна, прижав к себе маленького мальчика. Ее ладони покоились у него на плечах, так трепетно и нежно, будто она собиралась защитить его от всех жизненных невзгод. В металлическом, обшарпанном кресле сидел Чарли, опустив голову на руки. Между ними воцарилась тишина, было видно, что в таком оцепенении они находятся уже долгое время, не в силах что-либо сказать друг другу, озвучить то, что внезапно свалилось на них. Каждый смотрел в невидимую точку в пространстве, напоминая больше восковые фигуры, которых расставили в определенном порядке. И только Камилла вдруг обернулась и посмотрела в его сторону пустым взглядом. По ее щеке сбежала прозрачная слеза, оставляя на коже мокрую дорожку. Джейк тихо стоял, отвернувшись к окну, но даже в его неестественно прямой спине ощущался тяжелый груз утраты, который давил на детские хрупкие плечи. В их молчании витали знакомые и ему чувства — сожаление, вина, горечь, и раскаяние. «Не удержал, не уберег, отпустил, потерял».

Эдвард всего на минуту задержался рядом с ними, но этого хватило, чтобы надолго запомнить их лица, затем вышел на улицу, сел в машину и уехал.

- Эдвард, ты не говорил, что приедешь, - на лице Карлайла читалось удивление, в голосе слышалась надежда. Он давно уже не ждал, что сын когда-нибудь появится на пороге.

- Если ты не против, - с трудом выговорил он. – Мне хотелось бы остаться.

Карлайл, едва заметно улыбнулся.

- Я думаю, нет смысла повторять то, что ты и так знаешь. И уж тем более говорить, что я безмерно рад. Если ты готов принять наш образ жизни, то добро пожаловать.

- Пожалуй, готов.

За спиной Карлайла появилась Розали, пронзив Эдварда внимательным взглядом. Даже не прибегая к прочтению ее скупых мыслей, можно было понять, какие чувства она испытала вместе с его возвращением. Тщательно замаскированную радость, пронзительную грусть и скрытую тревогу.

Розали Хейл, благодаря каким-то межгалактическим схемам, придуманным самим Карлайлом, и мифическим бумагам, приходилась ему сестрой. Но на самом деле никогда таковой не являлась. У них не было общего детства, общих фотографий, и общих праздников во дворе дома с зеленой лужайкой. У них не было ничего общего. Абсолютно. Ни генетически, ни физически, ни духовно. Еще до того, как появился Эммет, они могли бы прекрасно проводить время вдвоем, заниматься сексом, или на худой конец, просто стать друзьями. Но вместо этого они изводили свое межличностное пространство пустыми придирками и упреками. Изо дня в день, из года в год. С таким взаимным упрямством, что остальные перестали обращать на них внимание.

Для Розали с Эдвардом это стало нормой, просто один из способов найти общий язык, чтобы не начать друг друга ненавидеть. При этом их отношения закалялись с годами, а связь невообразимым образом крепла. Между ними не появилось тепла, но сохранилось уважение. Она никогда не была с ним откровенна, а ему было откровенно плевать на ее душевные терзания, и все-таки, если бы пришлось выбирать, кому прикрывать его спину, Эдвард выбрал бы Розали.

Когда в их семью пришел Эммет, он долго не мог понять их связь. Ему казалось, что сводные брат и сестра всегда находятся в состоянии долгой и затяжной войны. Пытался смягчить грубые реплики, то и дело проскальзывающие в их разговорах, стать неким буфером, наладить отношения, и установить мир во всем мире.

Для него Розали была солнцем, небом и землей. Она стала смыслом его вечности, центром вселенной, и конечной целью всех его желаний. Ему было хорошо, когда ей хорошо, плохо, когда ей плохо. Замкнутый круг, по которому, как в центрифуге двигалось двое, не замечая ничего вокруг. И главное, что сама Розали была не против такого положения вещей, более того, она им наслаждалась.

В понимании Эммета дружная семья – это совсем не то, что происходило между младшими Калленами, и он всеми силами старался это исправить, пока не осознал, что править тут уже нечего. Проще оставить все, как есть. И как бы трудно ему не было принять некоторые аспекты их взаимоотношений, он смирился. Когда это произошло, он стал другом и Эдварду.

Вообще, для Эммета Маккаратни, вся жизнь была лишена сложностей. Он считал ее простым и понятным продуктом общего употребления, а все проблемы либо выдуманными, либо сотворенными своими руками. Для него не существовало трудных решений и безвыходных ситуаций. Белое оставалось белым, а черное – черным. Он не признавал двойственность положения, не прибегал к хитрым маневрам для достижения цели, а его поступки всегда были максимально честными и открытыми. Известие о том, что он стал вампиром, он принял спокойно и мужественно. В нем не было ни злости, ни отрицания, ни обвинения. Свершившийся факт, всего лишь другая форма жизни.

Когда-то Эдвард устал от вечно правильного Карлайла, с его убийственным человеколюбием, молчаливой и терпеливой Эсми, амбициозной Розали, и прямолинейного Эммета. Может быть не совсем от них, но уж точно от их смирения и желания жить, как люди. Сам он не хотел уподобляться, ломаться и крошить в себе то, что стало им править. Он был вампиром, и провести вечность, изображая из себя человека, представлялось ему худшей карой.

И вот уже несколько месяцев он живет со своей семьей, в тихом, глухом городишке. Не убивает людей, охотится на животных, чаще всего по вечерам усаживается перед телевизором и прекрасно поддерживает разговоры ни о чем. И это совершенно не похоже на то, чем он жил раньше. Дороги, отели, клубы и везде она. Как будто до встречи с ней ничего не было. И никого не было. Какими бы мыслями Эдвард не забивал себе голову, они неизменно возвращались к ней.

Иногда, он садится в машину и едет в ближайший или не очень бар. Там, среди сотен чужих лиц, вампир пытается найти знакомые черты. Жест, взгляд, интонацию, запах. Хоть что-нибудь. Любое напоминание, которое могло бы, немного, притупить боль. Но для этого у него слишком идеальное зрение, обоняние и слух. Ему невозможно самого себя обмануть.

Когда он возвращается обратно домой, Розали прижимает тонкие пальцы к вискам и презрительно морщит носик, Эммет качает головой, Карлайл отворачивается, а Эсми только тихо вздыхает. Он больше не убивает людей, но всегда к этому близок. Просто за то, что они не похожи на нее.

- На следующий год мы подали заявления на поступление в колледж, - заявляет Розали, когда они сидят в гостиной перед телевизором и смотрят новости. Она говорит это как бы, между прочим, не поворачиваясь, продолжая неотрывно наблюдать за событиями на голубом экране.

- Так и видишь себя в этой глупой треуголке и коротенькой юбке выпускницы? – усмехается Эдвард. Кроме них в просторной комнате больше никого нет.

- Как правило, они прикрывают свои задницы мантиями, - замечает Розали, переключает канал, натыкается на телешоу и с интересом вникает в суть телевизионной беседы. Если посмотреть на нее со стороны, то кажется, что весь смысл ее жизни заключен в черном ящике.

- Произносящую торжественную речь и сжимающую в пальцах диплом? – продолжает он.

- А чем плохо? У любого человека просто обязаны быть какие-то поворотные моменты, после которых складывается впечатление, что все пойдет по-другому. Иллюзия будущего. Заветный поворот и новая точка отсчета.

- Звучит довольно глупо.

- Глупо – когда перестаешь в это верить. Ты с нами?

Эдвард знает, что в этот момент Карлайл и Эсми внимательно вслушиваются в их разговор. Они ждут, что он согласится. Им кажется, что в студенческой жизни он, возможно, найдет свою прелесть, а заодно и себя. Их единственное желание, привести его к адекватной, осмысленной и спокойной жизни, так похожей на человеческую, которая на самом деле, лишь ее подобие. И он соглашается, потому, как и сам не прочь прийти к тем же критериям. Пускай на этот раз будет так, как хотят они.

Розали выключает телевизор, и некоторое время смотрит в потухший экран.

- Кем бы ты хотел стать? Архитектором, музыкантом, программистом, юристом, адвокатом? – она бросает пульт на диван и поднимается, продолжая перечислять. – Художником или тренером по фитнессу? Может быть врачом или просто ученым? Господи, сколько в этом мире дерьма, которое нам не доступно. Как ты думаешь, если я получу диплом экономиста, смогу ли я хотя бы несколько лет проработать по специальности, прежде чем мой возраст начнет бросаться в глаза?

- Розали, ты когда-нибудь думала, что можешь опоздать или чего-то не успеть? Ты, у которой вся вечность впереди?

Она останавливается и мысленно его проклинает.

- Нет, никогда.

Он благодарен Розали за то, что она никогда не заводит разговоров на ненужные темы. Так же как и Карлайл. Только один раз отец, как бы невзначай, поинтересовался.

- Та девушка, которая была с тобой. Белла, кажется. Что с ней?

На самом деле, он прекрасно знает, как ее зовут, и в своих мыслях постоянно возвращается к ней. До этого момента жертвы сына, всегда оставались безликими, но эта имела имя. И ее имя надолго врезалось ему в память. Эдвард завидовал отцу, потому что ему оно врезалось в сердце. Тонкой острой иглой, причиняющей боль. Он ненавидел себя за это. За то, что позволил ей себе эту боль причинить.

Карлайл еще не успевает закончить фразу, а ему уже хочется разнести в хлам весь дом. От одного только звукосочетания. И от того, что оно уже не имеет никакого отношения к ней. Вместо этого, Эдвард спокойно произносит:

- Разбилась в аварии. Давно еще.

Простые слова, лучше других подтверждающие совершенную им ошибку. Громкие и ядовитые, они в тысячный раз разносятся в его голове. И в тысячный раз со злым упреком. Он видит в них ту неприкрытую правду, с которой никак не может смириться. Он не боится их произносить, а боится пустоты последующей ними. Пустота – все, что его сейчас беспокоит.



Этот звонок все изменил. Хотя последующий разговор мог и не состояться. В последнее время, он редко обращал внимание на незамысловатую трель телефона. Но после пяти минут непрерывного звучания назойливой мелодии, Розали не выдержала первой. Все утро она провела за изучением новых каталогов с мебелью. Ее любимым с Эсми занятием. Интерьер в доме менялся с завидным постоянством. Все эти мебельные гарнитуры, столики, шкафчики полочки. С дорогой отделкой, качественной фурнитурой. В стиле минимализма, классицизма, модернизма. Розали не любила ни надоедливых звуков, ни когда ее отвлекают.

Заметив, что Эдвард не собирается брать трубку, она отложила каталог в сторону, поднялась и взяла телефон с каминной полки.

- Похоронное бюро «Вечная жизнь». Здравствуйте.

Розали произнесла это таким скучающим и серьезным тоном, что в ответ ей разлилась тишина. Вязкая и томительная она медленно текла по проводам, как некая густая субстанция.

Однако, после минуты напряженного молчания, Эдвард услышал мужской раздраженный голос. Мужчина холодно назвал регистрационные номера автомобиля и поинтересовался, здесь ли проживает владелец. Розали удивленно приподняла брови и, взглянув на Эдварда, вопросительно кивнула головой.

Ему не было необходимости вспоминать, что это за машина и что с ней случилось. Так же вампир прекрасно знал, что официально, он не является ее владельцем, и что едва ли к нему могут быть какие-либо вопросы по поводу произошедшей аварии. Он собирался уходить, и ему совершенно не хотелось сейчас разбираться во всем этом.

Уже у входной двери Эдвард остановился, а потом отрицательно махнул рукой, в то же мгновение Розали открыла рот, чтобы озвучить его жест. И тут, невидимый собеседник, опередив ее на долю секунды, торопливо добавил:

- Если вам о чем-то говорит имя Белла, то на данный момент ей нужна помощь…

- Увы, нашим клиентам уже помощь… - она не успела договорить фразу, так как Эдвард выхватил у нее телефон.

- Какого черта? – выругался он, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. Сначала ему показалось это чьей-то дурной шуткой, потом, что он что-то не так расслышал, потом, что не так понял. Как бы там ни было на самом деле, это не могло быть правдой. – Что тебе от нее нужно?

- Угол Четвертой южной улицы и Третьего авеню, - мужчина говорил спокойно, но максимально сжато и коротко, будто каждый звук ему давался с трудом. Его голос показался ему смутно знакомым, где-то он уже слышал эти низкие модуляции южного выговора. – Это кафе. Она сейчас там. Не задавай вопросов, я на них все равно не отвечу. Мне плевать, веришь ты или нет, и я не знаю, что ты будешь делать с этим дальше, но там она будет сидеть хоть до второго пришествия, потому как ей все равно больше некуда идти.

Раздался щелчок, и линия оборвалась.


Через пятнадцать минут Эдвард уже был по названному адресу. Еще с улицы, в огромном от пола до потолка окне кафе, он увидел ее. Даже если бы не увидел, то обязательно почувствовал. Ее запах невозможно было перепутать ни с чьим другим. Сладкий, терпкий, от которого голова шла кругом.

Она сидела одна за столиком, сжимая в руках кружку с чаем. Идеально прямая спина, гордо вздернутый подбородок и застывший взгляд. Она не оглядывалась с интересом по сторонам, не смотрела на вошедших посетителей, а сидела, замерев в одной позе. Даже казалось, не дышала, не двигалась, не существовала. Бледная, с темными кругами под глазами, будто из другого мира, измерения, жизни. Призрак. Иллюзия.

И все-таки это была она. Ту которую он знал и потерял. Навсегда потерял.

Он вошел внутрь и сделал шаг к ее столику. Она не обратила на него никакого внимания, не изменила позу, ее взгляд продолжал блуждать в каком-то внутреннем пространстве, доступном только ей. Его первым желанием было подойти, прижать к себе, почувствовать вкус ее губ и тепло ее прикосновений. Но вместо этого, Эдвард усмехнулся и коротко произнес:

- Привет.