Глава 11

Когда Эмека уже готов был напасть на ощерившегося Кобэ, ему помешали двулапые. Свист лиан и боль меж лопаток ясно указали, что битва подошла к концу. Но впервые он воспротивился: развернувшись, атаковал двулапых, бивших его, стараясь перехватить и изорвать ненавистные лианы. Сначала это вызвало какое-то замешательство. Затем двулапые, что сидели поверх стен, взвыли от удовольствия и стали хлопать, что-то гортанно кричать. Нео и Камо отогнали в коридор, а его самого окружили, выставив палки вперед. Но Эмеке теперь было все равно. Ненависть и ярость заполонили разум молодого льва, повелевая уничтожить себя, и лучшим путем для этого было нападение. Он уже не хотел жить, устав и смирившись с ненавистной судьбой, что издевалась над ним, и, похоже, мстила за Субиру. Ранее его часто посещала мысль, что был не прав тогда. Что не должен был слушаться разума, а пойти за сердцем, забрать её. И с тех пор ему встречалось столько львиц лишь за тем, чтобы после короткого знакомства погибнуть чуть ли не на его лапах, оставив с надломленным и раненым сердцем одного. Для чего тогда жить? Для чего?!
Он очнулся в темноте и немного пошевелился. Тело болело и плохо слушалось команд мозга, упрямо посылавшего в мышцы одни и те же сигналы: надо встать. Надо встать!
— Нео!
Тишина.
— Камо?!
Тоже молчание. Где же он?
Преодолев с усилием свой вес, Эмека встал. Его глаза успели привыкнуть к окружавшей темноте. Тонкий лучик пробивался сквозь каменные стены и низкий свод потолка незнакомой пещеры. Он сильно потряс головой. И тишина спала, наполнив уши гомоном двулапых, полузнакомых рыков и свистом чего-то неизвестного. Только что же это за звуки, что происходит за стеной?
Он был все еще на песке!
Кобэ успокоился, глядя, как двулапые костят его врага, всыпая одну дюжину лиан за другой. «Наверное, это очень больно. Ничего, твоей бледной спинке давно следовало добавить розового виду», — ухмыльнулся он про себя, довольный зрелищем. Только почему его не уводят, как того же Нео или проклятого Камо? А, наверное, поведут последним.
Наконец, двулапые окружили мечущегося Эмеку, один из них достал какую-то палочку и приставил её к губам. Лев даже не почувствовал, но через считанные мгновения свалился на песок, все медленнее и медленнее загребая его под себя своими порозовевшими лапами.
— Сдох, гиена! – обрадовался вслух Кобэ. – Так тебе и надо.
Тело потащили куда-то к стене и бросили в нишу, закрыв плотно за собой. Толпа наверху вопила от удовольствия и предвкушения чего-то еще. Те, что тащили Эмеку, направились к Кобэ.
— Вот, давно пора! – заговорил тот самому себе. – Уж без светлячка я быстро расправлюсь с Нео и прочими дружками.
Но к его удивлению, вместо этого двулапые скрылись в норах, закрыв их плотно и выставив какие-то препятствия. Обескураженный Кобэ покинул свое укрытие.
— Эй! Вы куда?!
Его, разумеется, никто не понял дословно – ведь двулапые языка львов не понимают вообще – но услышали очень хорошо. Притихнув от его глубокого рева, возвещавшего и вопрос, и удивление, и страстное желание покинуть песок, они обратили свое внимание на его одинокую фигуру. И в этот момент появилась еще одно двулапое существо с большой и длинной палкой. Никаких лиан в руках, серебряных когтей, даже уродливое тело было голым. Воткнув свой шест в землю, он вызывающе посмотрел на льва.
— Это что, вызов?! – заревел тот смехом удивления и едва не подавился слюной. Двулапый даже не шелохнулся. Видать, не шутил.
Кобэ встал и медленно, понизив голову к земле, направился к нему, давая последний шанс не опозориться. Но тот лишь сделал шаг в сторону и присел, выставив вперед свои верхние лапы. Лев подбежал и занес лапу для удара, но жертва резво увернулась, а охотник заскользил носом по песку. Встав и отряхнувшись с большим чихом, Кобэ развернулся и с диким ревом, призванным парализовать всякого сопротивляющегося, кинулся на жертву вновь. Но и тут подстерегала неудача.
Обескураженный, он присел подумать. Двулапый стал кружить вокруг, словно специально задирая льва, приглашая к некому танцу. Кобэ поначалу старался высидеть удобный для нападения случай, потом огрызался лапой. Но существо смеялось над ним, это чувствовалось, да и другие поддерживали этого несчастного, правда, не пытаясь его спасти.
Затем двулапый добился желаемого, вскипевший Кобэ вскочил на все лапы и попытался догнать свою жертву. Тот постоянно крутился возле брошенного шеста, уворачиваясь от лап догонявшего льва, пока последний не устал. В какой-то момент Кобэ перестал реагировать на двулапого. А просто сел посреди песка.
Существо тоже остановилось.
— А-а, тоже устал?! – радостно заревел Кобэ. – Ну погоди, я до тебя доберусь!
Немного отдохнув, он встал прямо напротив двулапого и пристально всмотрелся в его безучастное, ничего не выражавшее лицо. Лишь напряжение усталости тенью мелькало, а верхние лапы сжимали свою длиннющую палку.
— Похоже, настал момент, — решил Кобэ прикончить свою жертву одним прыжком и медленно, готовый метнутся в любую сторону, отсекая таким образом возможные пути к отступлению, шагнул к двулапому. Шаг. Остановка. Тот по-прежнему стоит. Шаг. Еще остановка. Пригнуться…
Все было как на уроках охоты в далеком детстве. Мама тогда приносила кролика или нечто подобное, и все львята делали одно и то же упражнение: пригибались, разбегались, хватали в прыжке.
Так и теперь. Кобэ начал разбег с низкого старта, примериваясь схватить жертву за горло, и в тот момент, когда он был уже готов заключить жертву в свои объятия, двулапый взметнул свое тело кверху, изогнувшись вперед. И пролетел над обескураженным зверем под восхищенные возгласы толпы на верху стен.
Прежде, чем, Кобэ смог сообразить, что делать дальше, двулапый убежал к противоположной стене и скрылся внутри.
— Проклятие! Убью! – лев был разъярен и ревел что мочи.
Но и это было не все. Едва он направился к своему укрытию, как чуткое ухо уловило нечто очень шумное. И страшное.
С замирающим от надвигавшегося кошмара любого льва – одиночки сердцем, Кобэ смотрел, как на песок медленно, друг за другом выходили, трубя, слоны. Их смертельно опасные бивни вкупе с длинным, изгибающимся носом были направлены прямо на него.
— Н-нет… о мама… нет, — задрожал Кобэ всем телом, отступая к стенам. Ярость вместе с душою спряталась в кончиках лап, неописуемый страх поселился в широко раскрытых глазах. С наворачивающимися слезами он посмотрел вверх на двулапых, словно моля о пощаде. Лев хорошо знал, что слоны их не боятся и атакуют одиночек, если только возможно, стараясь насадить на свои большие клыки, что торчат из пасти. Эта вражда очень давняя, и двулапые, наверное, тоже знали это очень хорошо. Как и то, что слоны были очень умными, а потому вдвойне опасными.
Они заполонили собою много места, толкаясь вдоль стен и нервно трубя, остановившись в нерешительности.
«Почему не атакуют?», — подумал Кобэ и вжался в стену. Он ждал.
Наконец, на арене показались бесполосые зебры с перевернутыми черепахами, в которых стояли двулапые. И тут он все понял.
Охота!
Кобэ стал лихорадочно припоминать советы Нео, над которыми сам в прошлом посмеялся. Что он там говорил? А, бежать рядом с этими зебрами. Да, конечно!
Взмахи лиан ознаменовали начало забега. И когда эти умные животные после короткой схватки с охотниками, посылавшими в них короткую палочку за палочкой, попытались убежать, Кобэ быстро пристроился к одной из зебр и побежал рядом.
Поначалу все шло, как и следовало по словам Нео. Но потом началось то, чего никто заранее предвидеть не мог. Потеряв всякую надежду на бегство, слоны с жалобным ревом заметались по песку, словно оплакивая себя и умоляя о сострадании, а двулапые вдруг повскакали со своих мест, громко плача и осыпая кого-то криками, которые даже лев принял бы за страшные проклятия и ругательства.
Зебры резко замедлили свой бег и даже повернули в сторону, а не ожидавший этого Кобэ оказался впереди. И только тут краем глаза увидел паникующего слона, что бежал наперерез, едва слышимым свистом рассекая воздух впереди. Единственный шанс увернуться — это попытаться проскочить прямо перед ним. И Кобэ ускорил свой бег.
Беда была в том, что лев сильно устал. Лапы уже не хотели повиноваться мозгу даже перед лицом смертельной опасности. Словно в вязком песке, Кобэ попытался перебежать слона, и это почти удалось. Но тот все же сумел немного дотронуться до льва.
Лев словно споткнулся, лапы вконец отказали, и массивное тело с развевающейся гривой рухнуло на песок, катясь и переворачиваясь по ходу бега. Пока не остановилось, и Кобэ смог посмотреть вверх.
— Не-е-ет!
Судьба просто поиздевалась над ним, позволяя жить надеждой на выживание до самого последнего. И вот пришел этот финальный момент: сверху на него смотрел слон, но не паникующий. А в бешенстве. Окаймленные краснотой глаза излучали боль, ненависть и жажду мщения за все, что пришлось испробовать в этом месте. И старый враг был как раз к месту.
Метким ударом он поддел своими бивнями беспомощное тело Кобэ и бросил в сторону, ломая попутно ребра, разрывая некогда единую крепкую плоть. Хрипящая и стонущая в муках предсмертной агонии, она упала прямо под массивные лапы другого слона. Тот же просто метался по арене…
И двумя шагами, даже не заметив этого, прекратил все земные мучения крайне уставшего льва.
Они стояли снаружи и слушали происходящее, ничего не говоря.
— Зрители снова стали людьми, — промолвил префект, услышав проклятия в адрес эдила.
— Как можно так делать со слонами?! – в сердцах и со слезами на глазах спросила Плиния. – Они такие добрые и умные. Как и пантеры. Папа, ты должен прекратить это!
— Что до слонов, я согласен: простое убийство этих умных животных недопустимо, — ответил тот. – Поэтому и покинул трибуны. Не хочу на это смотреть. Но другие-то остались.
— Ты же слышал их проклятия!
— И что? Плиния, мы уже говорили об этом не раз. Я не могу причинять убытков эдилу, когда тот исполняет свои обязанности: травли зверей очень нравятся людям. Не начинай все снова. И поверь, это лучше, чем бои дорогостоящих гладиаторов.
— Как может быть смерть вообще кому-то приятна?!
— Чужая, она всегда таковой была, Плиния. А людям нужны две вещи: хлеб и зрелища, причем такие, где не надо было бы слишком много задумываться. Должно быть просто, примитивно и захватывающе. Именно поэтому они сюда приходят и придут в следующий раз даже после убийства слонов. Покричат, поругаются и все равно отдадут плату за вход на трибуны. А для порядка и прибыли казны именно это и нужно, иначе, чем всю эту ораву занять? Читать вслух письма Цицерона? Или пьесы Софокла да трагедии Эсхила?
— Почему бы и нет?
— Нерон пробовал, помнишь, чем все закончилось? Не для плебса, моя дорогая, а именно его в городе и больше всего. Ну ладно, давай закончим наш мировоззренческий спор и пойдем на свое место – мы должны появиться на последнем акте.
Когда они поднялись, на арене уже прибирали тела: слонов нельзя было выпустить в город, а потому вне зависимости от желания зрителей, их убивали, чтобы затем скормить мясо сидевшим в подвале хищникам. И расчищали поле для единственного оставшегося зрелища в лучах клонившегося над Великим городом к закату оранжевого диска жизни.
Эмека слышал за своим укрытием все, что происходило во время охоты на слонов: крики двулапой толпы, трубный вой обезумевших гигантов. И предсмертные крики Кобэ. Последнего он ничуть не жалел. И думал лишь о том, чтобы самому оказаться на месте несчастного.
Стена отползла в сторону, когда на песке все стихло, открывая путь слепящему, режущему глаза свету вглубь укрытия. Немного прослезившись, Эмека быстро протер глаза и, медленно выйдя наружу, осмотрелся.
Сладковатый запах слоновьей крови всей еще витал в воздухе и нервировал нос. Правда, туш уже не было: рыжеватые борозды на песке указывали направление их исчезновения. Но было еще одно – необычно притихшие двулапые наверху. Они сидели и молчали. Эмека не мог знать точно. Но почувствовал, будто они сильно жалели кого-то. Кого-то из тех, кто сегодня встретил тут вечность.
Он прошелся по песку, словно это был его родной дом на берегу Озера, деловито осматривая территорию. Знакомый запашок, однако… Ага! Значит, с Кобэ расправились именно здесь! Но следы говорят нечто странное: похоже, он угодил прямо под слона. И хоть этой гиене полагалась позорная смерть, ту, что он встретил тут, нельзя пожелать даже ему. Разве что Бомани…
Тишина, никто не орет над ушами. Так что же дальше? Эмека в недоумении огляделся по сторонам.
— В чем дело? – спросил раздраженно эдила префект. – Чего не выпускаете тигриц, как обещано?
— Но, видите ли, — ответил тот, — мы не можем пока найти хотя бы одного уцелевшего. Все выжившие находятся при смерти и не могут драться. А если не сумеем найти соперника среди пантер, то придется выпускать гетула.
— О нет, прошу вас, — горячо заговорила Плиния, — не убивайте его сейчас!
— Я и сам не хочу, — грустно вздохнул эдил, — но что же делать, если завтра игры заканчиваются? Все равно завтра надо будет со всеми выжившими покончить. Так какая разница, когда?
— Я не то имела в виду! – Плиния отвернулась, но рука властного отца остановила её намерение выйти.
Раздался рык боли и отчаяния. Стена скользнула в сторону, выпуская на песок свою очередную жертву.
Их глаза встретились и не разлучались едва ли не вечность. Полосатик, чуть меньше его самого ростом, угрожающе не то, чтобы ревел, а так, выдавал звуки с присвистом. Ухо уловило еще нечто, отчего мурашки побежали по спине. Преодолев некую робость, Эмека пригнулся, изготовившись к бою. И тут же выпрямился, когда понял, кто перед ним, склонив голову набок.
Она продолжала кружить вдоль его неподвижной рельефной фигуры, пока не встала прямо перед ним и не залепила оплеуху.
— Дерись со мною! Или умрешь! – испуганно-угрожающе рявкнула она. Голос был грубовато-хриплым, но в чем-то приятным.
— Ты кто? – белая шерсть на носу окрасилась в розовый цвет.
— Тигрица. Давай вставай и дерись, как дрались твои сородичи, лохмач!
— С девчонками не бьюсь, — спокойно возразил Эмека и демонстративно лег на песок.
— Тогда ты умрешь, — тигрица угрожающе приблизила к нему ненавидящее лицо.
— Валяй, — безразлично ответил тот и посмотрел в другую сторону.
Соперница опешила. Мгновение она смотрела молча, а потом быстро заговорила:
— Ты что? Давай дерись, а то нас обоих убьют! Вон, видишь двулапого с палкой? Он только и ждет, чтобы выйти на свою охоту. А я не хочу так умирать!
— А тебе не все ли равно? – возразил Эмека. – Я сегодня уже потерял одну подругу. Она спасла мне жизнь ценой своей. А зачем? Все равно всех ждет один конец. Так чего я буду кого-то убивать им на потеху?
— Но я жить хочу! – в отчаянии воскликнула тигрица.
— А-а, — протянул Эмека, — понятно. Я тоже хотел. А теперь уже нет. Поэтому ты можешь убить меня, потешив двулапых, и продлить себе жизнь. Может, выживешь. Ти-гри-ца. А я смертельно устал, вот.
Та обошла его пару раз, потом решительно зашла со спины, как была всю жизнь обучена на охоте. Ведь это так просто – если жертва даже не думает сопротивляться. Хочет умереть, ну что ж, так тому и быть.
— Это еще как прикажете понимать?! – удивленно приподнялся на локтях префект и посмотрел на эдила. – Этот лео даже не думает драться. Почему?!
— Не знаю, но сейчас прикажу расшевелить его.
— Похоже, пап, он думает, что его так быстрее убьют.
— Чушь, Плиния, пантеры не умеют думать и тем более не могут хотеть своей смерти. Инстинкты – вот чем они руководствуются! И никаких чувств, кроме боли и ярости, у них быть не может.
— Тогда объясни мне, почему Юнона не убьет меня и не съест, а ждет возвращения, если все так, ты говоришь?
Отец запнулся, не найдя, что ответить.
Тигрица была уже совсем близка к своей жертве, Эмека ощущал её дыхание над правым ухом и тепло вдоль тела. Она стояла над ним, готовая впустить свои когти в его артерию, как и бывает на охоте. Эмека закрыл глаза и приготовился.
— Нет! – Тигрица в отчаянии отпрыгнула в сторону. – Ну почему ты все испортил, а?! Сволочь! Толстая кабанья рожа! Ну, прошу, давай! Хоть один раз ударь меня! Слышишь?! Открой глаза, трусливая собака!
Он открыл глаза и с удивлением посмотрел, как его несостоявшаяся убийца в слезах бросалась самыми обидными в её понимании прозвищами и проклятиями, большей части которых он не знал и никогда в жизни не слышал. Но каждым кончиком шерстинки ощутил их смысл.
Она хотела жить. Очень. С тех пор, как её притащили на зебрах в странной конструкции из деревьев, описать которую её разум был не в состоянии, она только этого и хотела – выжить любой ценой. Усвоив крепко, что на песке остаются только самые сильные, она молча берегла свои силы и не спорила с окружавшими самцами для того, чтобы потом на песке в драке выплеснуть им всю ярость и гнев за поруганное достоинство. Она молча терпела все, чего никогда не позволила бы кому-либо на воле. И только тут отпускала свое отчаяние и ненависть в клыки и когти, что рвали плоть обидчиков и не только их, зная, что перед ней был точно такой же отчаявшийся и жаждущий крови убийца. Но этот был другим. Он ничего ей не сделал, а только ждал смерти, которую ему должна была теперь доставить она. И ведь был прав: даже убив, тигрица все равно не спасет свою шкуру. Все, что она делала ранее, оказалось напрасным.
— Что случилось? – спросил Эмека. — Почему ты не прикончишь меня, ведь я не сопротивляюсь?
— И ты еще спрашиваешь?! – тигрица едва сдерживала слезы. – Я что, убийца?! Ты не дерешься со мною, я не защищаю свою жизнь и не на охоте, а ты – не жертва. Я не могу просто так убить тебя!
И отвернувшись, уткнулась носом в лапы, скрывая свои слезы.
— Странно, — хмыкнул Эмека, — другие на твоем месте даже бы не задумались.
Они сидели бок о бок и смотрели на двулапых, а те, в свою очередь, на них. И все молчали.
— Как думаешь, сколько нам еще осталось? – обреченно всхлипнула тигрица. Она уже поняла, что этот странник и когтем не тронет её, значит, смерть почти неминуема. И в этот миг он показался ей даже немного симпатичным.
— Понятия не имею, — ответил Эмека, рассматривая лики двулапых наверху. – Скажи, ты уже успела побывать мамой?
— Конечно, — с нескрываемой гордостью ответила та. – Мой старшенький сейчас правит большим горным лесом, когда выгнал своего непутевого папашу, а его младшенькие сестрички разошлись по предгорью и сами, наверное, уже стали мамами. Только бы двулапым не попались! Погоди, — тут она встрепенулась, словно ей на ум пришло нечто, и опешила от неожиданности. – А ты вообще о чем думаешь сейчас?!
— О том, что только тот, кто хоть раз принес жизнь в этот мир, не сможет просто так её забрать у другого. – Эмека повернулся и посмотрел пораженной тигрице в глаза. — Вот почему ты не смогла убить меня.
— Кто ты? – только и смогла молвить та, испугавшись мысли, что перед ней был некто очень святой. Из разряда тех духов великих белых тигров, о которых некогда сказывали ей старожилы в её прохладном краю.
— Простой лев. Мечтающий об одной львице, что научила смотреть на ночное небо. Это прекрасно! И не забравший её с собой, хотя очень хотел это сделать, потому что послушался чужого голоса. И вот представь, все львицы, с кем я потом знакомился, быстро погибали. Словно это было наказанием. Да, если бы не я, может и жили бы сейчас еще. Хоть немного.
— Это ты меня так подбадриваешь, да? – горько спросила соперница по несчастью. — Козырно.
— А я ведь еще ни с одной львицей не был близок вообще. Ни разу!
— Ну…, — тигрица запнулась, не сразу найдя, что ответить, и, смутившись, отвернулась, — у каждого свои недостатки…
— Спасибо, что выслушала. Легче стало.
Он вновь посмотрел вверх.
Пауза уж слишком затянулась. После гибели слонов, само действо как-то ушло из зрелища, и когда пантеры просто сели рядышком друг к другу, никто не возмутился и не поспешил огреть животных кнутами. Все ждали его решения. Это было уж совсем выходящим за всякие пределы разума. Пантеры и не думали драться, а мирно сидели посреди арены. И если бы не Плиния, то уже давно бы отведали плетей на шкуре. Но дочь упрашивала остановить все и сохранить жизни. Всем.
— Допустим, мы сегодня закончим и сохраним этим двум жизни, — говорил эдил. – Но завтра их придется выпустить с гетулами. И все равно они погибнут. Так я сейчас заставлю их драться, и один уже отмучается.
— Странная у вас логика однако, — яростно возразила Плиния. – Убить, чтобы избавить от мучений. А просто отпустить жить даже не рассматривается?
— Но где бы они могли жить? – недоумевал эдил. – Не в доме же римских граждан!
И вдруг сообразив нечто, заткнулся, вопросительно посмотрев на её отца.
— Не думаю, что вам удастся заставить их драться сегодня, — ответил медленно тот. – Сколько у вас там ещё осталось пантер в живых?
— Не более пятка. И ни одного тигра, кроме этой самки.
— Не густо для гетулов. Ладно, хватит на сегодня. Загоните их обратно. Пусть живут, пока я решу, что делать
И встал с места, развернувшись к выходу. Эдил подал знак.



Они по-прежнему сидели, когда стена уползла в сторону, открывая ход туда, откуда их выгоняли много ранее. Знакомый путь. Двулапые стали покидать свои насиженные места.
— Пошли, — сказал Эмека. – Тебе все же сегодня повезло.
— И даже ветками не отстегали, — радостно добавила тигрица, забыв, что мгновение назад сидела на грани жизни и смерти.
Они двинулись в проем, не дожидаясь, пока их погонят туда силой. И бежали, пока не оказались вновь в знакомом Эмеке месте. Вокруг было пусто, но окружавший удушливый воздух еще хранил отпечатки недавно ушедших навечно обитателей. «Неужели никто не выжил?!», — мелькнула мысль.
— Привет, — раздался в темноте очень нужный в этот момент голос. Значит, некоторые все еще живы.
— Да, а уж мы тут решили, что тебя все–таки убили, — радостно промолвил из-за столбов Камо.
— Братья! – Эмека едва сдерживался. — Как рад вас видеть!
— Ну, с родством ты что-то напутал, — Нео, как обычно, старался выглядеть безразличным. – Но я все же очень рад тебя видеть. Ой, берегись! Полосатик!
— Спокойно, Нео. Она со мной.
— Она?! – присвистнул от удивления Камо. – Ну и везет же тебе!
Эмека приблизился к тому, чей вражий облик хотел растереть между своими когтями с того мига, когда остановилось дыхание прекрасной спасительницы Лейко.
— Выжил, тварь, — тихо сплюнул Бомани. – Надо же, никто тебя не убьёт.
— Я дам тебе шанс, — с холодной ненавистью проговорил Эмека. – Ты только в следующий раз не прячься за деревья, трусливый кабанчик.
— Я убью тебя! – Бомани взревел, что есть мочи. – Я разорву тебя на клочья! Тварь! Ты будешь скулить в моих лапах о смерти, пока я буду жрать твою живую селезенку!
Он выдавал одно страшное обещание за другим, приправляя самыми сильными ругательствами, что были известными на дне львиного общества, пока ненависть медленно отпускала Эмеку. Он отвернулся и подошел к стоявшей тенью тигрице.
— Это тоже твой друг? – иронично спросила та.
— Он виновен в гибели Лейко, — просто ответил Эмека. – Мы побьемся, как только вновь окажемся на песке.
– Ты по-прежнему ищешь смерти, — молвила тигрица. – Козырно.
— Может, уже скажешь имя нашей новой соседки? – с нетерпением спросил Камо.
Только сейчас Эмека сообразил, что так и не познакомился со своей соперницей по несчастью.
— Шира, — проговорила та.
— Камо. Справа от меня сидит Нео. А этого светляка, что так скромно стоит рядом с тобой, мы величаем Эмекой.
— Очень приятно, — ответила тигрица. — Ну, раз теперь мы все знакомы, может, объясните, почему сидите за столбами? Если на песке все закончилось, то вроде как их должны поднять. Или вы тут учинили что?
— Не-ет, — удивленно ответил Нео. – Мы были уверены, что двулапые еще резвятся с твоими сородичами.
Холодок осознания страшной неизбежности пробежал по спинам. Шира невольно прижалась к Эмеке, тревожно смотря в проем, что оставался открытым за ними.
— Уроды! Нас оставили в живых на песке только за тем, чтобы сделать все тайно! Пусть только приблизятся, я их…
— Смирись, Шира, тогда все будет быстро, — почти ласково проговорил Эмека. – Смотри на это как на уход в лучший мир.
В проеме показались неясные тени.
— Эмека! – сердце тигрицы было готово выпрыгнуть из груди. Она невольно, следуя инстинкту пряток от опасности, отступила за его гриву, казавшуюся теперь самой красивой и шикарной на свете. – Спасибо тебе. За все спасибо.
— Прощай, Нео, — глаза того неразрывно следили за приближавшимися тенями.
— Прощай, — последовал обреченный ответ. – Надеюсь, мы вскоре встретимся в лучшем мире.
— Для меня было честью жить и сражаться рядом с вами ребята, — сказал Камо, приготовившись встретить неизбежное.
— Надеюсь, вы будете подыхать в мучениях. А если нет, я вас и там найду! Всех, до единого, — изрыгнул свое прощание Бомани.
— Но вряд ли тебе удастся убить нас, дорогой, — ответил, повернувшись к нему, Эмека. – Нельзя это сделать дважды.
И почувствовал укол. Обернувшись, он увидел, что двулапые не стали спускаться до конца, а встали в проходе с длинными палочками, приложенными к своим ртам. Еще два укола. Лапы подкосились сами и массивное израненное жизнью тело грузно опустилось на подлогу. Рядом так же опускалась всхлипывающая Шира, что так сильно хотела жить и не уходить из этого мира, но ничего не могущая с этим поделать. Тишина подкралась сзади и неспешно, словно укутывая засыпающее дитяти, обволокла разум Эмеки. Еще немного.
И оглушающая темнота поглотила его.
В это же время где-то далеко екнуло одно львиное сердце, заставив проснуться в тревоге свою хозяйку. Субира нервно осмотрелась и, умерив ритм сердцебиения, уткнулась носом в шерсть, за корнями которой теплилась, росла и крепла новая жизнь.
Она готовилась стать мамой впервые в жизни.
А префект в это время смотрел в заплаканные глаза любимой дочери и думал, правильно ли он поступил, верный ли отдал приказ? Но дело сделано, слова сказаны, и теперь их путь лежал домой, через Остию…