Когда ты взрослеешь

Категория: Авторские работы. Сумеречная Сага

Бета: -
Жанр: детектив, драма
Рейтинг: R
Пейринг: Эдвард и другие
Саммари: События происходят в начале тридцатых годов XX века. Эдвард, недовольный тем, что стал вампиром, взбунтовался и ушел от Карлайла, начав жить самостоятельно.

---

Смеркалось. Тоскливый осенний день подходил к концу. В это время можно было наконец-то выйти из дома, и я пользовался этой возможностью ежедневно, потому что сидение взаперти доводило меня до бешенства.
«Двери моего дома всегда открыты для тебя, Эдвард. Я всегда буду тебя ждать».
Я притормозил, пропуская автомобиль, а затем перешел дорогу.
Голос Карлайла попрежнему сидел в моем мозгу как заноза. Когда прошла первая волна ярости, ненависти и злобы (примерно года через два после моего ухода), я смиренно признался себе, что был не прав. Ну, нет, не совсем не прав, конечно. Я не хотел этой жизни, не просил меня обращать, и то, что я стал таким помимо своей воли, было виной Карлайла. Самое ужасное, что я не мог покончить с собой, как бы этого ни хотел. Не то чтобы я стремился умереть прямо сейчас, но сама мысль о том, что у меня нет выбора, заставляла меня скрежетать зубами от ярости. Благо, что и зубы теперь не могли раскрошиться, и я мог предаваться этому занятию бесконечно.
Но хоть я и продолжал злиться, я осознал, что Карлайл не хотел для меня ничего кроме добра. Но, как говорится, благими помыслами вымощена дорога сами знаете куда… Я поклялся себе, что никогда, никогда не сделаю никому ничего хорошего, ибо совершенно не факт, что для другого чело… другого существа мое «хорошее» действительно будет являться благом.
«Я понимаю, что тебе нужно время, чтобы осознать свое новое существование, чтобы примириться с ним. Чтобы понять, чему ты хотел бы посвятить свою жизнь».
Жизнь! Я снова заскрипел своими идеально белыми премолярами. Какая жизнь, к чертовой матери, если я не живой?
Самое ужасное, что подобные мысли о смысле моего существования лезли мне в голову только на сытый желудок. Когда я был голоден, я не мог здраво рассуждать. Меня преследовала только одна мысль… да нет, ее и мыслью назвать было нельзя… примитивная животная жажда вцепиться клыками в чью-нибудь глотку и рвать кожу и плоть до тех пор, пока в мое иссохшее горло не хлынет живительный поток, на некоторое время возвращающий мне разум, а вместе с ним и истязающие меня мысли. Оба состояния казались невыносимыми, и как существовать в них обоих, как их выносить, я не знал. По сути, я постоянно жарился на медленном огне, то испытывая невыносимую жажду, сжигающую горло и отнимающую разум, то терзаясь осознанием мерзости своего существования. Все чаще и чаще на ум приходила мысль, что именно так и должен выглядеть ад, и именно в нем я и нахожусь. Не очень понятно только было, в чем я так успел нагрешить за свои семнадцать лет.
Вздохнув, я натянул кепи поглубже на лоб, потому что из туманных сумерек Чикаго мне навстречу вынырнула парочка. Они смеялись, не обращая на меня никакого внимания, да и вряд ли они разглядели бы в меркнущем свете мои красные глаза, но я предпочитал не рисковать. Несмотря на то, что по времени, прошедшему от момента моего рождения, я был тридцатилетним, я выглядел, да и чувствовал себя на свои вечные семнадцать. И, несмотря на свои ярость по отношению к окружающему миру и ненависть по отношению к себе, мне периодически так по-детски хотелось развлечься. Например, сходить в кино. К тому же разговоры на экране и захватывающий сюжет на время заглушали хаос мыслей в моей голове.
***
«Какой бред!» – подумал мужчина где-то на задних рядах. Я привык абстрагироваться от постоянного шума чужих мыслей в голове, но как иногда чье-то восклицание прорывается сквозь шум толпы и достигает ваших ушей, точно так же иногда чьи-то мысли влезали в мою голову особенно настойчиво, обращая на себя внимание помимо моей воли. Конечно, не громкость звука была тому причиной, а, как я полагал, особая интенсивность формируемой мысли.
Как бы там ни было, но я заинтересовался и направил свое внимание на этот мысленный голос.
«Какой же это бред! – продолжал голос. – Как можно смотреть всю эту мистическую чушь в наше просвещенное время? Двадцатый век. Век научных открытий. Век технического прогресса. Век автомобилей, самолетов, да век кино, наконец!»
Его мысли прервались, потому что, видимо, к нему обратилась его спутница, чей голос я эхом услышал в его голове.
«Дорогая, не бойся, я с тобой! – услышал я его мысли, произносимые вслух для девушки. – Ни один вампир ничего тебе не сделает, пока я рядом».
Я усмехнулся про себя и едва подавил порыв обернуться и посмотреть на этого смельчака. Было бы забавно увидеть, как он стал бы защищать от меня свою спутницу.
«Почему я должен смотреть эту муть только для того, чтобы понравиться ей? – продолжил мысленный монолог тот же мужчина. – Как будто я не знаю, что ей просто нравится этот парень, который играет главную роль, – как там его? – Николя де Гинцбург, барон, который скромно скрывается под псевдонимом Джулиан Вест. Ну да, парень неплох, женщинам такие нравятся, да и фильм сам по себе снят отлично. Но неужели нельзя было выбрать тему поинтереснее? Нет, все-таки любовь делает мужчину тряпкой, и ради больших голубых глаз и пары длинных ног я должен терпеть эту ерунду».
Мысленный вздох донесся до меня, словно был сделан прямо мне в ухо.
Мысли неизвестного заинтриговали меня, но я не хотел привлекать к себе внимание, что непременно произошло бы, обернись я к нему.
Герой на экране продолжал читать книгу Поля Бонната об особенностях вампиров, а невидимый мне, но отлично слышимый зритель продолжал мысленно негодовать.
«Почему люди такие безголовые? Хоть бы один задумался о том, как можно объяснить с точки зрения физики, почему вампир не отражается в зеркале. Раз он может вонзать зубы, пить кровь, раз в него можно воткнуть кол, значит, он физическое существо, а не некий бестелесный призрак, воздействующий на наше сознание и заставляющий нас видеть то, чего нет. А на физическое существо действуют те же законы физики, что и на всех нас. А если вампир действительно обладает такой способностью не отражаться, так его нужно срочно ловить и изучать, как он достигает этого. Изменение угла преломления лучей света? Причем как в отношении собственного тела, так и в отношении одежды?»
Мужчина, видимо, был ученым, потому что он явно увлекся, и дальнейшие его мысли переполнились какими-то терминами и формулами, которые я не мог понять, но я уже и не пытался. Я сидел, застыв и почти не видя того, что происходит на экране. Сегодня я пошел в кино просто развлечься, а название картины «Вампир: Сон Алена Грея» показалось тайной насмешкой над моей судьбой, что и заставило меня сделать выбор в пользу именно этого фильма.
Разумеется, я знал легенды о вампирах, я читал «Дракулу» Стокера, давно, еще будучи человеком, но когда стал вампиром, ни разу не сравнивал себя с теми мистическими существами, описываемыми в древних мифах и современной литературе. Сначала оправданием мне могла служить моя жажда, которая заполняла все мое существо и напрочь изгоняла из моей головы даже отдаленно разумные мысли. Затем, когда жажда чуть поутихла, на первое место вышел мой подростковый бунт, и я только и думал о том, какой я несчастный, и как не прав был Карлайл, сделав меня вампиром. Сколько раз я мечтал о том, чтобы умереть! Но я был лишен этой возможности, и в порывах бессильного гнева лишал жизни других. Наверное, это такой же бессмысленный акт неповиновения наподобие «назло маме отморожу уши», только в иной, агрессивной вампирской форме: «Ах, вы сделали меня вампиром? Ну, так получите то, что хотели! Пусть эти смерти будут и на вашей совести».
Непохожесть фольклорных вампиров на нас, настоящих, была объяснима. Реальность всегда искажается воображением людей, особенно когда они испытывают страх, да к тому же не обладают достоверной информацией. Но сейчас я впервые задумался о том, что мифы, как правило, создаются на основании каких-то реальных вещей, постепенно трансформируясь, обрастая массой деталей, далеких от истины. А, следовательно, если в мифах существует способ убить вампира, причем способ простой, с которым справится даже слабое человеческое существо, то значит, такой способ вполне может существовать и в реальности.
На экране вампиршу протыкали железным прутом в ее могиле, а я торопливо поднялся и поспешил (в человеческом смысле, конечно, на самом деле я медленно передвигал конечности) к выходу из зала. Мое бесцельное и никчемное существование вдруг стало обретать смысл.
***
– Стой, где стоишь, – услышал я женский голос где-то вдали за своей спиной и автоматически повернул голову на звук. Попытался повернуть, но движение моей головы было остановлено резким окриком. – Я сказала, не двигайся!
Я очень сильно сомневался, что эта девушка, кем бы она ни была, смогла бы меня убить, но замер совершенно по другой причине. Я шел к клану Денали (о котором мне в свое время рассказывал Карлайл), желая найти ответы на свои вопросы, и для этого мне нужно было наладить с ними контакт. А значит, нельзя пугать и вообще вести себя невежливо.
– Ты кто? – спросила невидимая собеседница. – И не успел я ответить, как она добавила: – Я вижу, что вампир, поэтому давай опустим ненужные подробности. Просто назови имя и клан.
– Почему ты так уверена, что я принадлежу к клану? – удивился я, не поворачиваясь.
– Ты выглядишь цивилизованным. Чистым, аккуратным. Целеустремленным. Одинокие вампиры выглядят иначе.
Я задумался: можно ли считать, что девушка права? Сейчас я был сам по себе, хотя Карлайл продолжал считать меня своим сыном, пусть и блудным.
– Я Эдвард Каллен, – ответил я, так как под ногой девушки совсем близко ко мне хрустнула ветка, выдавая ее нетерпение, и добавил, уже прочитав ее имя в мыслях ее сестер, которые неслышно подкрадывались ко мне: – Таня.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – девушка немного испугалась, и в то же время ей было приятно, что я знаю ее имя.
– Мне говорил о тебе Карлайл. Карлайл Каллен. Мой создатель и мой отец. И вам незачем меня бояться, Кейт и Ирина. Я не желаю вам зла. Я пришел поговорить.
Я почувствовал, как все трое удивленно замерли, затем Таня, как глава клана, все же собралась с мыслями:
– Ладно. Можешь повернуться.
Я выполнил ее приказ, и мы застыли, разглядывая друг друга.
Я постарался игнорировать их взметнувшиеся заревом мысли, посвященные моей внешности. Мы все, становясь вампирами, приобретаем притягательность для людей, но я почему-то вызывал восхищение и у женщин-вампиров, хотя до своего превращения популярностью у женского пола не пользовался. Сейчас это благоговение перед моей внешностью меня смущало и вызывало неловкость, я просто не понимал, как мне себя вести в этой ситуации.
Все три сестры были блондинками. Я знал со слов Карлайла, что они при жизни не были родственницами, и теперь мне было любопытно: создатели сознательно обращают похожих людей, чтобы потом легче было выдавать их за родственников, или срабатывает какой-то подсознательный личный вкус?
Все трое были красивыми (впрочем, чего бы мне еще ожидать от вампиров?) и похожими друг на друга. Но Таня выделялась среди них, наверное, даже не правильными чертами лица, а несмотря на явную властность лидера клана, своей непонятной ранимостью. Ее мысли хоть тоже были посвящены моей внешности, в то же время отдавали горечью. Я ей нравился и этим… делал больно.
– О чем ты хочешь поговорить? – Таня взяла в руки и себя, и управление разговором. Девушки успокоились, посчитав, что втроем-то уж они со мной точно справятся, так что опасности никакой нет.
– О вашем прошлом.
***
Конечно же, библиотеки ничего мне не дали, но это было ожидаемо. Я проверил их для проформы, чтобы исключить их из списка возможных источников информации и больше к ним не возвращаться. Впрочем, кое-что я в книгах почерпнул. Несмотря на то, что описания кровососущих существ у разных народов сильно отличались, можно было выделить характерные черты так называемых «традиционных» вампиров, описание которых оказалось наиболее распространенным (бессмертие, желание пить кровь, отсутствие отражения в зеркале, боязнь чеснока, солнечного света, ночной образ жизни, дневной сон в гробах). Зарождение преданий в этом виде произошло у восточных славян, первые упоминания о таких существах появились примерно в четырнадцатом веке. В их языке такие существа назывались упыри, и потом это название, трансформировавшись, через легенды передалось народам Западной Европы. В английском языке слово вампир появилось только в восемнадцатом веке.
Раз предания о вампирах так массово появились именно во времена средневековья, значит, в то время вампиры тем или иным способом «засветились» перед людьми. Конечно, люди из страха могли считать вампиром даже тех, кто вампирами не являлся, поэтому описание вампиров дополнялось чертами, которые совершенно не относились к настоящим кровососущим. Именно отделить зерна от плевел я и пытался, придя в клан Денали к сестрам-славянкам, ставшим вампирами (упырями?) в одиннадцатом веке.
Девушки легко рассказывали о своем прошлом, хотя и было видно, что их удивляет мой интерес. Я наврал им, что хочу написать историю вампиров, так как в официальной человеческой истории нам места не нашлось, впрочем, благодаря нашим же усилиям, но что делало неполным наши же представления о мире.
Объяснение это делало меня странным в их глазах, хотя они и проявляли вежливость. В конце концов, каждый находит себе развлечение, чтобы как-то скрасить свои бесконечно тянущиеся века.
– Да, ты прав в своих предположениях, – вздохнула Кейт, не переставая игриво стрелять в меня глазами. – В четырнадцатом веке наша мать и некоторые другие вампиры создали бессмертных детей. Дети были неуправляемы и вырезали несколько сел, и скрыть это было сложно, поэтому видимо, в это время и появились легенды о вампирах. Ну, об упырях, – поправилась она.
– Я так и не смогла понять, – задумчиво проговорила Ирина, ни к кому не обращаясь. – Почему мама решила создать бессмертного ребенка? Она не была первой в этом. Вольтури уже покарали несколько вампиров за такое. Мама знала, на что шла. Она понимала, что мы можем пострадать, поэтому скрыла это от нас. Зачем она вообще это сделала?
Кейт пожала плечами:
– Говорят, младенцы были настолько прекрасны, что от них невозможно было отказаться, и может быть, мать просто пошла на поводу у своих эмоций.
– Вольтури уничтожали детей, не испытывая особого благоговения перед их «прекрасностью», – саркастически заметила Таня.
Я тут же вклинился в разговор, так как не испытывал ни малейшего желания слушать их перепалку, а судя по их мыслям, она уже назревала:
– Все дети были созданы на территории славянских государств?
Уф, кажется, удалось отвлечь.
– Получается, что так, – пожала плечами Кейт.
– Если и были созданы дети-вампиры где-то еще, то об этом ничего не известно. Либо создатели их хорошо прятали и не позволяли им охотиться, либо удалось скрыть последствия деятельности таких детей, – ответила Таня.
– Ладно, с вопросом, почему именно в четырнадцатом веке и именно на территории славянских государств появились легенды об упырях, разобрались, – подытожил я. – Но я никак не могу понять, причем тут чеснок, например? Осиновый кол, святая вода, распятие? На вампиров же это не действует, я на себе проверял. Откуда взялось это в легендах?
– Насчет того, что вампиры сгорают на свету – это скорей всего предположение людей. Мы появлялись только ночью, чтобы не демонстрировать блеск кожи, вот люди и решили, что солнце для нас опасно, – высказала Кейт свою мысль, которую я уже прочитал в ее голове. Было видно, что она давно об этом размышляла. – А святая вода, распятие… скорей всего это просто желание людей верить, что бог и священные символы защитят их.
– Я читала про порфирию, – произнесла Ирина таким тихим голосом, будто не желая быть услышанной. – Человек с этим заболеванием выглядит как вампир из легенд, бледный, боится солнечного света, не может есть чеснок. Вполне возможно, вид таких людей наводил на мысль об их вампиризме и обогащал ложными деталями легенды.
– Нет, – вдруг воскликнула Таня, а я уже увидел воспоминания в ее голове. – Чеснок действительно каким-то образом влиял на бессмертных младенцев. Я слышала, как Аро произнес однажды что-то наподобие: «Да проще завалить их горой чеснока», рассуждая о способе их уничтожения. Я тогда не придала этому значения, посчитав аллегорией, но теперь я думаю, что он говорил серьезно.
– Странно. Чеснок не влияет на нас, но каким-то образом вредил младенцам? Почему? – удивился я.
Все трое пожали в ответ плечами.
– У Аро и спроси, – хмуро посоветовала Ирина.
Повисла пауза.
– Пойдем, я покажу тебе дом, – улыбнулась мне Таня с видом заправской хозяйки. Мне ничего не оставалось, как подчиниться, так как разговор сестры посчитали законченным.
Таня что-то там ворковала, показывая мне комнаты и залы одна за другой, а я вслушивался в ее мысли, краснея от смущения. Целью ее была вот та дальняя спальня на втором этаже, и именно туда меня Таня и вела с вполне определенной целью. Я видел в ее мыслях образы того, что она предвкушает, это невероятно возбуждало, но так же сильно и вводило в неловкость, и я никак не мог определиться, позволю ли ей сделать со мной все то, что она хочет. При этом мне приходилось оставаться невозмутимым и не давать ей понять, что я знаю, о чем она думает. Это давалось труднее всего, потому что каменный член в моих штанах стал еще более каменным, если это возможно в принципе.
Наконец она завела меня в свою спальню, с темно-пурпурным балдахином над огромной кроватью и позолотой на вычурной резьбе. Остальное я разглядеть не успел, так как девушка припечатала меня к стене и впилась в мои губы своими. Жаркие образы в ее голове по-прежнему смущали, видеть ее глазами воображаемое ею мое обнаженное тело, сплетающееся с ее, было по настоящему болезненно, словно меня вывели голого на улицу и стали показывать пальцем. И в то же время ее фантазия, то, каким она представляет мой член, вонзающийся в ее тело, и предвкушаемое ею удовольствие от того, что я буду брать ее много раз подряд в самых неприличных позах, доставляли мне какое-то извращенное наслаждение.
Мои руки автоматически прижали ее к себе, вызвав ее стон, и я углубил поцелуй, желая большего.
И вдруг среди хаоса ее рваных возбуждающих образов молнией сверкнула мысль, причинив Тане ощутимую боль, которая странным образом пронзила и мое сердце.
И он тоже уйдет.
– Нет, Таня! – воскликнул я и чуть не застонал, услышав ее ответные мысли. Разве я отказываюсь от ее дара, разве я не хочу ее прямо здесь и сейчас? Разве я не считаю ее привлекательной? Но как теперь объяснить мое «нет», не выдавая моего умения слышать то, что я слышать не должен?
Она отодвинулась от меня, но я удержал ее за плечи, склоняясь в попытке заглянуть ей в глаза. Сейчас она уже не выглядела той сильной и властной вампиршей, сейчас она была маленькой потерянной женщиной, отчаявшейся от чувства, что ее отвергли. Вампир в депрессии – это страшно, а Таня в этом была отражением меня самого.
У меня не было ровно никакого опыта общения с женским полом, я не знал, что правильно говорить, как утешать, сейчас я чувствовал себя полным придурком, и мое вечное семнадцатилетие никогда еще не казалось мне таким ужасным фактом. Но передо мной стояла та, что страдала, и нельзя было просто отмахнуться и сбежать.
– Посмотри на меня, – попросил я. Таня покорно подняла глаза, и я понял, что она плачет, беззвучно, без слез, так как подобная роскошь терять жидкость нам уже недоступна.
– Мне надо уходить, – сказал я, и Таня кивнула, смиренно соглашаясь с тем, что уготовила ей судьба. – И я не хотел бы начинать то, что… – где они, где эти слова, которые прозвучат правильно, которые могут что-то изменить, которые могут заставить человека… ну ладно, пусть вампира… перестать испытывать боль? – Не хотел бы начинать то, что не должно закончиться вот так… То, что требует продолжения.
В глазах Тани появилось слабый блеск.
– Мы мало знаем друг друга. Быть может, мы подождем более благоприятного момента, чтобы начать то, что можно было бы продолжить? Когда никому из нас не нужно будет спешить?
Разочарование в ее глазах полоснуло меня ножом.
«Да нет, не хочу я от тебя отделаться!»
Сказать это в ответ на ее мысли было невозможно, поэтому я молча притянул ее к себе и снова поцеловал. Не отпуская, прошептал куда-то в волосы:
– Таня, ты удивительная. Твоя красота ярче, чем тысячи звезд, – кажется, я вычитал это в какой-то книжке, где говорилось, что женщинам такое нравится, и сейчас я видел, что эти забавные слова пришлись как никогда к месту. Иногда такие книжки помогают косноязычным парням выражать свои мысли. – И если чему-то суждено случиться между нами, пусть это будет красиво и правильно.
Она вздохнула, успокаиваясь и расслабляясь в моих руках, а я почему-то почувствовал себя обманщиком.
– Обещай, что вернешься, – пробормотала она. – Чтобы мы могли продолжить то, что пытались начать.
– Я вернусь.
Уж это-то я мог пообещать, не кривя душой.
***
Вся структура клана Вольтури напоминала иерархию королевской семьи, и это настолько подавляло, что сначала я растерялся и чуть ли не начал лебезить перед охранниками, умоляя их сообщить Аро о моей просьбе аудиенции. Но пока я оставался один, ожидая ответа, мысли мои прояснились. Ну, кто они такие? Такие же вампиры, как и я, которые к тому же не были сколь-нибудь значительными персонами в мире людей. Да, сейчас им удалось достичь высокого положения в мире вампиров, но возможно лишь потому, что другим просто неохота было этим заниматься. Стефан и Владимир, о которых мне рассказала Таня, были куда более древними и в свое время гораздо более могущественными. Придет время закатиться и звезде Вольтури. Все меняется. Эта мысль почему-то доставила мне удовольствие.
Поэтому, когда я вошел в залу, где сидели на тронах Аро, Кай и Марк, я чуть не рассмеялся при виде пафосности их одеяния. Да двадцатый век же на дворе, они хоть слыхали об этом?
По дороге с Аляски в Вольтерру я усовершенствовал свою сказку, и при встрече пространно объяснил, что хочу написать что-то наподобие учебника для новообращенных, где рассказывалось бы об основных вехах истории вампиров, а также объяснялись основные правила существования.
Аро приглядывался ко мне, и его мысли мне не нравились. Он не верил мне, и в то же время я его почему-то заинтриговал. Остальные чуть ли не зевали, слушая то, что я говорю, но взгляд Аро был остер, а ум – заточен.
– Подойди ко мне, – обманчиво мягким, почти ленивым голосом произнес он. Мне пришлось подчиниться. – Позволь мне прикоснуться к тебе.
И тут я понял, что он мощнейший телепат. В отличие от меня, он не мог читать мысли на расстоянии, зато при прикосновении мог узнать обо всем, о чем я когда-либо думал. Сейчас он поймет, что я действительно лгу насчет причины моих расспросов, но самое страшное, он поймет, что я прочел его собственные мысли, которые он, возможно, хотел бы скрыть. Выбора у меня не было, я подошел и протянул руку.
Аро молча, прикрыв глаза, несколько мгновений «слушал» меня. Когда он отпустил мою руку, мне показалось, что в его взгляде скользнуло уважение.
– Кажется, моим братьям это не будет интересно, так что мы можем поговорить наедине, в менее официальной обстановке, не так ли? – его ленивый голос снова контрастировал с резкой внимательностью его взгляда. Не дожидаясь ничьего ответа (а никто и не подумал отвечать) он встал со своего трона и направился куда-то, сделав мне знак следовать за мной.
Тут же в комнате, куда мы зашли, появилась и девушка, и я понял, что Аро вызвал ее каким-то неуловимым знаком. Я осознал, что его мысли мне более недоступны. Наверное, эта девушка служила своеобразным щитом, не позволяя мне проникать в голову предводителя клана Вольтури.
– Ну, ладно, Эдвард. Не будем играть в игры. Я понимаю, чего ты хочешь, а ты понимаешь, что я это понимаю. Мне не нравится твое стремление к смерти, но мне интересны твои изыскания. Пообещай мне, что ты не будешь пытаться покончить с собой, даже если найдешь способ, до тех пор, пока не расскажешь мне обо всем, что узнал. К тому же мы тоже можем лишить тебя жизни, – и в его мыслях я увидел, как это может быть осуществлено. – Так что тебе не обязательно испытывать «народные» способы. Пообещай, и я расскажу тебе все, что знаю.
– Обещаю.
Это обещание мне не сложно было дать. Что значит задержка в пару лет или даже в пару веков для вампира? Ровным счетом ничего.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Аро, а его голос зазвучал деловито и современно. – Итак, Таня сказала тебе правду. Чеснок действительно оказывал воздействие на обращенных детей. Прикосновение головки чеснока к коже бессмертного младенца вызывало боль и повреждение, похожее на язву. Через некоторое время язва могла зажить, хотя на коже и оставался шрам. Но если воздействие было длительным и сильным, восстановление было невозможным. Я не знаю, можно ли было уничтожить младенца, обложив его чесноком, мы такое не практиковали, потому что я все же не сторонник садизма, и, на мой взгляд, гораздо гуманнее убить сразу, чем заставлять мучиться. Но возможно, такой способ действительно мог привести к смерти. Во всяком случае, дети-вампиры боялись чеснока и избегали его. Я не знаю, почему на них так действовало это растение, если на нас оно не оказывает никакого воздействия. Может быть, организм ребенка при обращении имеет совершенно иную химию. Сам понимаешь, в четырнадцатом веке такими вопросами никто не задавался. Сейчас же было бы интересно это выяснить, но бессмертных младенцев никто не создает, а я не рискну провести такой эксперимент, чтобы удовлетворить свое любопытство. Но если ты вдруг что-то выяснишь, мне будет интересно это узнать.
– Были ли какие-то еще особенности у бессмертных детей, помимо их боязни чеснока?
– Нет, – быстро ответил Аро, и хотя я не мог слышать его мысли, у меня возникло ощущение, что он врет. Увы, проверить я этого не мог, поэтому мне только и оставалось, что поблагодарить за оказанную честь и удалиться.
Аро предложил своему советнику, чтобы он провел для меня экскурсию по замку Вольтерры, от которой я не мог уклониться, но, слава богу, в конце моей прогулки по залам и винтовым лестницам, меня никто не начал соблазнять. Хотя если бы тут была Таня, кто знает?... может быть, я и не отказался бы.
В моей комнате лежала обещанная карта, на которой были отмечены руины замка румынского клана. Меня предупредили, что скорей всего, Владимир и Стефан не будут обитать на развалинах, но надо же мне было начинать откуда–нибудь поиски. Самая главная находка, однако, оказалась в кармане моей куртки. Засунув руку, я нащупал какую-то бумажку, но не рискнул ее доставать, опасаясь, что за мной наблюдают. Развернул я ее, когда удалился от Вольтерры на сотню километров. В ней было всего два слова.
«Дети росли».
Вот он, тот ответ, который не пожелал мне дать Аро, но который дал мне кто-то еще.
Кто? Та ли женщина-охранница, Рената, кажется? Или кто-то еще подслушивал наш разговор? Или сам Аро, не желая произносить эти слова вслух при ком-то еще, предпочел просветить меня в записке?
Если дети на самом деле росли, если они изменялись, то… То, черт побери, это же меняет в корне все мои представления о вампирах! Значит, детей не было надобности уничтожать, их достаточно было держать какое-то время под надзором, не позволяя бесконтрольно резать людей, до тех пор, пока они не становились бы достаточно взрослыми и ответственными, чтобы уметь держать себя в узде самостоятельно. Это значит, что из них вырастали бы какие-то иные вампиры, не такие, каким был я или Аро, или Таня. Или даже Карлайл. Я поморщился и запретил себе думать об отце.
Интересно, старели бы они и умирали, или застывали бы на каком-то моменте своего развития, чтобы потом оставаться бессмертными? Могли ли они, взрослея, производить потомство? А вдруг это была бы какая-то иная ветвь развития разумного существа, параллельная людям?
И главное, почему Аро продолжал уничтожать детей, зная, что они способны развиваться? Двигал ли им страх перед неизвестным? Или опасение, что новые вампиры будут угрозой правлению Вольтури?
Вопросов была масса, а вот ответов не было ни одного.
***
Руины впечатляли. Но сразу можно было понять, что бывших членов румынского клана здесь не найти. Где же их искать? Не ходить же по улицам, спрашивая: «Вы не видели двух древних вампиров, которых зовут Владимир и Стефан?» Не говоря уже про то, что в Румынии английским языком владели не многие, а я совершенно не знал румынского.
Преследователя я заметил давно. Он старался держаться на расстоянии, видимо, зная, что я читаю мысли, но рассчитать расстояние он не мог, поэтому иногда я замечал отрывки какой-то мыслительной деятельности, постоянно следующие за мной.
Я его не боялся, потому что он не приближался, а на расстоянии ничего сделать мне он не мог. Но назойливое преследование раздражало.
Теперь, когда я снял номер в отеле, я не мог его заметить, так как постоянный мысленный гул людей мог маскировать его присутствие. В любом случае, я ничего поделать не мог, поэтому просто старался быть осторожным.
За неимением лучшего варианта, я каждый день приходил на руины замка румынских вампиров. Каждый день. День за днем. Теоретически, когда-нибудь им может захотеться навестить родные места, а мне спешить некуда. Самое важное приобретение вампирской сущности заключалось в умении терпеливо ждать, так как время теперь не играло той важной категории, которая управляет многими человеческими поступками.
«Пора жениться», «пора заводить наследника», «пора взрослеть», «пора остепениться», «в твоем возрасте нельзя так себя вести». Все эти постулаты не действовали, потому что категории «пора» или «в твоем возрасте» перестали существовать.
Наверное, стоит признать, что и в нынешнем моем существовании есть плюсы… Нет, ничего я признавать не буду.
В дверь моего номера постучали. Горничная, я услышал ее мысли. И хотела она не убрать мой номер, это я тоже слышал отчетливо. Я мог бы ее послать, но какая-то игривая часть моего «я» позволила ей войти. Посмотрим, что она будет делать.
– Здравствуйте, – пролепетала она, закрыв за собой дверь и избегая моего пристального взгляда. Ее английский был плох, но она была единственной, кто хоть как-то на нем общался в этой богом забытой гостинице. – Мне нужно убрать у вас? – в конце фразы ее голос поднялся, создавая вопросительную интонацию. Она даже не умела врать.
– Пожалуйста, убирайте, – великодушно разрешил я, забавляясь. – Надеюсь, я не мешаю вам?
– Ох, нет-нет, что вы! – смутилась девушка, а я услышал: – «Боже, как он красив! Но разве такой обратит внимание на меня?»
Интересно, чего она хочет? Секса? Наверное, да, потому что в спутанном сумбуре ее мыслей иногда возникали образы меня обнаженного или ее обнаженной в моих объятиях, но в основном это было раболепное восхищение моей внешностью и удручающие признания самой себе, что она ничтожество, и никто не обратит на нее внимания, тем более я.
Мне было ее жаль, но и доказывать ей, что она не права, не хотелось. Она двигалась по комнате, сметая пыль, наклоняясь, чтобы поднять брошенные мною брюки, а я думал, что конечно, ее тело привлекательно, но стоит ли оно того, чтобы забыться на секунду, воспользоваться ею, а потом убить? Конечно, я не устою, и мне захочется ее крови, воздержание давалось мне нелегко. Но в следующий момент благоразумие покинуло меня, и я откинул покрывало, демонстрируя свою нижнюю часть тела в одних трусах.
Мысленное «ах!» было реакцией на мое действие.
Мне нравилось ее дразнить, поэтому я потянулся, чуть напрягая пах.
«Мальчишка», – сказал бы мне Карлайл и был бы прав. Мальчишка, девственник и хулиган. Ну, еще убийца, да. Шикарный набор.
«Ох, он такой красивый, такой красивый», – бессвязно лепетала девушка в своих мыслях. – «Такие красивые ноги, такие длинные. И его… о, трусы так красиво его обрисовывают!» – я покосился проверить: неужели и правда, красиво? Да ну, обычный член в обычных трусах. – «О чем я думаю? Я грешна! Я буду гореть в геенне огненной!» – Ой, а вот это уже скучно. – «Но как мне хочется, чтобы он попросил меня подойти к нему…»
– Подойди ко мне, – сказал я.
Всплеск экзальтированной восторженности был мне ответом. Девушка осторожно приблизилась. Ее инстинкт кричал ей, что я опасен, но моя притягательность для нее была гораздо сильнее и диктовала свою волю.
– Да, господин? Что вы хотели?
«Неужели он хочет меня? О, боже, я умру, когда прикоснусь к нему! Но как же хочется его потрогать!»
– Потрогай меня.
Захотелось заткнуть уши от ее мысленного восторженного визга. Она присела рядом на кровать, осторожно, медленно, словно боялась, что я ее сейчас прогоню. Я чувствовал, что она продолжает опасаться меня.
Вот все, что мне уготовано. Ласки через страх и подчинение властной притягательности моей новой сущности. Но ведь это не я. Это все не я.
Она несмело погладила меня через хлопковую ткань трусов. Я всосал воздух сквозь зубы.
– Я что-то делаю не так? – взволновано прощебетала она.
– Нет-нет, ты умница, продолжай, – хрип через силу, но на большее меня уже не хватит.
Она сильнее нажала ладонью, вызвав мой стон. Хотелось большего, но я боялся, что не совладаю с собой. Она возбудилась, и ее кровь запульсировала по артериям, взывая ко мне. Запустить бы член и зубы в ее тело. Я даже зажмурился от своих фантазий.
Оттянув резинку трусов, она обхватила его ладонью.
– Какой он твердый!
Кажется, опыта у нее было мало, потому что необычная каменность моего органа ее не удивила, во всяком случае, не настолько, чтобы встревожиться.
Сквозь туман в моей голове я смутно краем сознания отмечал ее мысленные воркования, ахи и вздохи, плыл на волне наслаждения, поэтому не сразу осознал проскользнувшую в хаосе образов фразу.
Удержи во рту его семя и принеси мне.
Голос был искажен ее сознанием, но однозначно принадлежал не ей. Возбуждение как рукой сняло, и туман в голове развеялся. Это кто же у нас тут раздает такие советы горничным? Я сосредоточился на мыслях девушки, пытаясь уловить образ неизвестного, который непонятно почему заинтересован в… А действительно, зачем ему мое семя? Да и могу ли я его производить? Знает ли тот неизвестный, что я вампир? Понимание пришло мгновенно – да, знает. Поэтому и горничная не удивилась необычной жесткости моей кожи – не удивилась, потому что была предупреждена. Я еще не все понимал, но одно знал твердо: для чего бы неизвестному не нужна была моя жидкость, он ее не получит.
– Ты умница, – вежливо сказал я и решительно отодвинул от себя девушку. – Спасибо, но я тороплюсь.
Разочарование и обида пополам со страхом в ее мыслях рассказали мне многое: я ей действительно нравился, она на самом деле хотела ласкать меня, но никогда бы не решилась, если бы не приказ неизвестного. Теперь она боялась его наказания за то, что не смогла сделать то, что ее заставили.
– Но как же… – залепетала она.
– Когда ты должна с ним встретиться? – перебил я ее.
– Как… Кто… Я… Откуда… – она на глазах стала косноязычной, хотя и раньше красноречием не отличалась.
– Ты его боишься, я знаю. Я поговорю с ним, мы решим наши проблемы самостоятельно, и он от тебя отстанет. Так когда? И где?
Девушка колебалась, не решаясь ответить, взглянула на меня, приоткрыла рот. И вместе со звоном разбитого стекла ее белоснежный фартук заалел на груди от воткнувшегося металлического прута, а на губах запузырилась кровавая пена.
Я подлетел к ней, подхватывая над самым полом и старательно пытаясь игнорировать полоснувшую по горлу боль от жажды:
– Кто он? Как он выглядит? Как его зовут?
Жизнь утекала из нее, она силилась что-то сказать, а я прощупывал ее сознание, пытаясь выцарапать из тускнеющих мыслей образ ее убийцы и, видимо, моего врага. Мелькнуло что-то похожее на фигуру в темно-коричневом плаще с капюшоном на голове. Нет, ничего больше. Дыхание ее прервалось, а я одним прыжком перемахнул через подоконник, высаживая остатки стекла и попутно пытаясь сообразить, откуда неизвестный мог метнуть прут в окно третьего этажа. Было непонятно, почему я не услышал его мыслей, ведь он подобрался достаточно близко. Был ли он под прикрытием, как Аро во время нашей аудиенции, или же просто я так был увлечен горничной, что не обращал внимания на все остальное?
Сейчас я тоже не слышал ничьих мыслей относительно себя, но вполне возможно, вампир сразу дал деру и сейчас находился на таком расстоянии, где я не мог его услышать.
Его запах я почувствовал на балконе в соседнем здании, как раз напротив моего окна, а орудием убийства оказался выломанный столбик из ограждения площадки. Запах был мне незнаком, хотя и держался довольно крепко, был свежим. Увы, я не мог сейчас идти по следу, так как был в одних трусах, да и проблему с трупом девушки тоже надо было решить.
Минуты через три, уже одевшись и убрав номер (тело девушки пришлось вынести на улицу, где она выглядела бы жертвой разбойника), я пустился по следу еще не остывшего запаха.
Неизвестный даже не петлял и не пытался замаскировать свой путь. Видимо, знал, что лучшим способом скрыться было как можно быстрее удалиться от меня, что он и делал. Судя по оставленным им разрушениям, он несся по максимально прямой линии, невзирая на препятствия.
Он боялся меня? Или боялся того, что я могу узнать, для чего ему мое семя? Понимал ли он, что я могу читать мысли? Я старался, чтобы об этом никому не стало известно. Даже Карлайлу я не открылся, считая свою особенность проявлением моей сущности монстра, я ненавидел это в себе. Теперь о моих злосчастных способностях знали Аро и его охранница, возможно, и кто-то еще.
Через час я покинул территорию Румынии, а след неизвестного продолжал вести меня дальше. И вот тут я подумал, что может быть, вампир не скрыться пытается, а… увести меня? Когда след стал огибать море, я понял, что так и есть, потому что неизвестному достаточно было уйти под воду, чтобы я перестал ощущать его запах, а поиски его выхода на берег заняли бы у меня время, что позволило бы ему увеличить расстояние между нами. От чего он пытается меня увести? Что есть такого в Румынии, что нужно от меня скрыть?
Я резко развернулся и помчался с той же скоростью назад по оставленному нами следу. Никуда этот неизвестный не денется. Если ему нужно мое семя или, возможно, что-то другое от меня, значит, мне совершенно нет никакой необходимости за ним гоняться. Это он будет меня искать. А то, от чего он пытался меня увести, видимо, было гораздо важнее.
***
Они неслись на такой скорости, что их мысли я услышал за долю секунды до того, как они оба врезались в меня. Меня отбросило назад, и мои плечи пробили в скале брешь, из-за которой ее макушка камнепадом осыпалась прямо на меня. Когда я, отфыркиваясь от пыли, выбрался из-под обломков, то застал идиллическую картину. Два прекрасных бога полусидели-полулежали по обе стороны от скалы в ленивых позах, зажав травинки в зубах, и тихо переговаривались, а их кожа сверкала на солнце. Они были до странности похожи, хотя один был жгучим брюнетом, а другой – белоснежный блондин.
Я отряхнулся и спросил:
– Какого хрена?
– Нет, это ты нам скажи, какого хрена? – резко ответил брюнет. Стефан.
– Говорят, по Румынии прошел ураган, снес несколько построек, – словно пропел блондин насмешливым голосом. Владимир.
О, на ловца и зверь бежит. Если бы знал, что разрушения в их Румынии выудят их из подполья, давно бы развалил пару старых часовен, которые и так шли под снос.
– Это не я. Этот тот, за кем я гнался. Знаете его?
Они переглянулись, не веря мне, потянули носом, но чужой запах уже выветрился.
– И зачем ты за ним гнался?
– Да так, есть причина, – отмахнулся я – Это личное. – Не говорить же им, что незнакомец охотится за моей спермой. – А я искал вас.
– Искал нас? – приподнял бровь Владимир. Акцент в его голосе был похож на Танин. Он не дакиец? Но разве во времена его обращения существовали славянские племена? – А ты кто?
– Эдвард Каллен, из клана Карлайла Каллена.
Это, конечно, не совсем правда, но так проще, чтобы сразу обозначить свое место в мире вампиров. Карлайла уважали.
– И зачем же ты нас искал, Эдвард Каллен, сын Карлайла?
– Расскажите, как вы были созданы?
***
Оказалось, что с древними вампирами разговаривать сложно. Менталитет людей их времени слишком сильно отличался от современного, а вампиры, как известно, не могут меняться. Они были истинными правителями, суровыми правителями того времени, когда король может есть с тобой из одной миски и спать в походе на одном тюфяке, но иметь такую силу, внешнюю и внутреннюю, которая заставит любого склонить перед ним голову. В то время для того, чтобы возвыситься, нужно было владеть реальной силой. Никакое богатство, никакие слуги, никакие размеры войска, ничто не могло сделать тебя королем, кроме твоего умения покорять, подчинять своей воле.
Нельзя было бросать им вызов, точнее, мне это было невыгодно, так как отодвигало разговор на неопределенный срок, пока мы не утрясли бы вопросы иерархии, но и сразу признать подчиненное положение, признать их власть и силу тоже было нельзя, иначе они не снизошли бы до разговора со мной вовсе.
Так мы и кружили. Они пытались нащупать мои болевые точки, чтобы пробить брешь и поставить на место, а я делал вид, что предаюсь легкой салонной беседе и словно не замечаю их усилий перевести разговор в вечную дискуссию самцов, всемирно известную под фразеологизмом «меряться яйцами».
В итоге мне это надоело первому. Нет, с терпением у меня по-прежнему все было в порядке, но вопросы шевелились в черепной коробке и вызывали нестерпимый зуд, который требовал успокоения.
– Аро сказал, что вас удалось победить, потому что вы слишком долго не двигались и окаменели. Это так? Любой вампир, если он достаточно долгое время не будет шевелиться, превратится в камень?
– Этот Вольтури слишком много на себя берет, – прошипел сквозь зубы Стефан, а я поздравил себя с удачным переносом их внимания. Сейчас они начнут доказывать, что их органы массивнее, чем у Аро, и на некоторое время забудут про меня.
– Да, – покладисто согласился я. – И я думаю, что Вольтури никогда не смогли бы вас победить, если бы вы были в полной боевой готовности. Но вы не могли знать, что вампира может постигнуть такая участь – окаменеть.
– Это так, – согласился Владимир. – Вампиры нашего времени каменеют при полной неподвижности. Откуда нам было это знать, если раньше такого не случалось?
– Приму к сведению и постараюсь больше двигаться, чтобы со мной такого не произошло, – кивнул я.
– Да тебе-то это не грозит! – фыркнул Стефан. – Ты же не первородный.
– Кто-то много говорит! – отозвался как бы между прочим его брат, но я уже заглотил наживку.
– Первородный? Это кто? А я тогда какой? А Вольтури?
– Кто много знает, долго не живет, – мелодичным голосом отозвался Владимир, но в его интонации звучало предупреждение.
– То есть «второродные», – или как вы там нас называете? – не каменеют? Мы более совершенные версии вампиров?
Такая постановка вопроса им явно не понравилась. Они оскалили клыки и мгновенно превратились из прекрасных божеств в злобных демонов. Подобрались, как хищники перед прыжком. Подумалось: может, минут десять я против них двоих и продержусь, если буду успевать прочитывать их намерения. Я сделал шаг назад под защиту скалы, которая могла бы помешать им напасть сзади, потому что не давала достаточно места для разворота.
Они бросились ко мне и… вдруг замерли, и начали ошарашенно оглядываться.
Не шевелись.
Я не сразу понял, что голос, шелестящий в моей голове, является чьим-то советом мне.
Стефан протянул руку, словно пробуя воздух на ощупь, и его пальцы прошли в паре дюймов от моего плеча. Было такое впечатление, что он не видит меня.
– Где он? – прошипел он, подтвердив мою догадку.
– Где-то здесь, – отозвался Владимир. – Скорее всего, он обладает даром становиться невидимым.
– Но я не чувствую даже его запаха.
– Может быть, он блокирует и запах.
– А может быть, он обладает даром ускользать сквозь пальцы, – проворчал Стефан. – Морока с этими современными вампиренышами. Нет, чтоб честно биться, как в старые добрые времена. Так нет же, теперь все норовят исподтишка – лишить чувств, причинить боль. Какая-нибудь девчонка может поставить на колени сильного воина. На что это похоже?
– Некоторые слишком много болтают, – немного раздраженно заметил Владимир.
Девчонка – это он о Джейн, понял я. В его мыслях возник ее образ. Джейн, причиняющая боль.
– Мы первородные! – продолжал ворчать Стефан, усаживаясь на камень. Видимо, он смирился с тем, что бой окончен, так и не начавшись. – Мы смешали свою кровь с самим…
– Стефан! – Владимир впервые повысил голос, и его брат чуть вжал голову в плечи. Сразу стало понятно, кто из них главный. – Может быть, он все еще здесь и слышит нас.
Но предупреждение запоздало. Я уже увидел в мыслях Стефана зыбкое видение о непонятном ритуале, где древний черноволосый вампир выглядел человеком и подносил свое взрезанное запястье к чьему-то чужому запястью, по которому стекала кровь бледного аквамаринового цвета.
– Давай уйдем, – отозвался Стефан, поднимаясь. – Не сидеть же здесь, ожидая у моря погоды, пока срастемся с этими камнями окончательно.
Владимир еще раз внимательно оглядел все вокруг, принюхиваясь.
– А ты заметил, как мальчишка похож на..? – Стефан не договорил, и в его мыслях я тоже ничего не прочитал.
– Не слепой.
– Как такое может быть?
– Это-то меня и беспокоит, – покачал головой Владимир. – Ладно, идем.
С шага они перешли на бег, через минуту уже скрывшись в дальнем лесу.
– Теперь мне можно шевелиться? – спросил я вслух, но ответа не получил.
***
Последние двое вампиров из румынского клана находились в своем каменном доме в горах, а я сидел на верхушке дерева, периодически встряхивая головой, чтобы смахнуть сугроб с волос, который шапкой норовил сползти на глаза.
Сначала я решил засесть внизу недалеко от дома, но понял, что скоро меня заметет. На дереве ветер сдувал часть снежного покрова, да и сваливающиеся периодически комки не привлекли бы к себе внимания. Я старался производить как можно меньше шума, потому что не факт, что мне кто-нибудь снова придет на помощь, а противостоять сразу двоим грозным вампирам моих силенок не хватит.
Когда румыны исчезли вдали, я сначала как заяц побегал туда-сюда, обследуя окрестности, но не только никого не увидел, но и не почувствовал запаха. Впрочем, если неизвестный мог сделать меня незаметным и для зрения, и для обоняния, то уж наверняка себя он тоже мог сделать таким. Однако я вообще не был уверен, что здесь кто-то был. Что если этот шелестящий голос – мои собственные мысли? А невидимость – неожиданно проявившаяся моя личная способность? Потому что зачем было неизвестному прятаться, если уж он все равно проявил свое присутствие?
И вообще, что-то уж слишком много вокруг незнакомцев, которым что-то надо от моей скромной персоны. Я уже больше десяти лет как вампир, и никому за это время не было до меня никакого дела, а тут, понимаешь, резко всем понадобился. И что это за оговорка про то, что я на кого-то похож? Да и про меня ли речь?
Несмотря на мои усердные поиски ответов, вопросов становилось только больше.
Так и не найдя никого, я махнул рукой и припустил по следу румын, пока запах не выветрился. Сейчас, изображая из себя большую каменную птицу, нахохлившуюся на ветке, я оценил сообразительность неизвестного. Совершенно не зачем раньше времени выдавать свое присутствие. Моя прямолинейность осложнила для меня поиски ответов.
– Может быть, все же он первородный? – встревоженно предположил Стефан.
– Да нет, ты же слышал, он сын Карлайла, – Владимир тем не менее тоже был несколько обеспокоен, хотя и стремился скрывать это.
– Он мог соврать. Или мог искренне верить в это, не зная, что это ложь.
– Да нет, не может быть. Я уверен, что Уахид не мог проснуться.
– Карлайл врач, – ответил Стефан, словно это что-то объясняло. – Ты сам подумай, как еще объяснить такое сходство мальчишки с Уахидом?
– Это случайность. Мы первородные, но не похожи на Первого. Кровь Уахида заставляет нашу внешность меняться, но не делает нас такими как он.
– Каждое новое поколение вампиров имеет свои черты. Ты не знаешь, какой еще способ для воспроизводства изобрел хранитель. Вдруг этому старому извращенцу удалось создать кого-то, близкого Первому по возможностям?
– Ты же не узнал его сначала, верно?
– Да. Он не совсем такой, не полная копия. Он моложе, и эти рыжие вихры… Да и кожа сверкает, как у нас, а не сияет, как у Первого.
– И он ниже ростом, – задумчиво произнес Владимир.
– Да, он не такой высокий, – согласился Стефан.
Они оба были на голову ниже меня.
– Может ли он быть его… сыном?
– Шутишь?
– Нет. Может быть, он производит потомство каким-то иным способом, не таким, как люди.
Стефан после паузы произнес:
– София так сокрушалась, что не может иметь детей. Хотела сына.
Теперь тишина повисла надолго. Каждый из них стал вспоминать своих жен, своих погибших друзей, свое былое могущество, и я из вежливости перестал их слушать, оставив двух, оставшихся от могучего клана, вампиров на руинах их прошлого.
***
В новом моем обличье снег, холод и темнота мне не мешали, но видимо сказывалась старая привычка. Казалось, что размышлять было куда удобнее, сидя в уютном кресле в светлой комнате перед горящим камином. Сейчас бы еще глоток крови, и было бы совсем замечательно.
Моя одежда сохла на каминной решетке, а я пытался собрать воедино все то, что мне удалось узнать. Получалось, надо сказать, паршиво. Как будто передо мной высыпали огромное количество кусочков головоломки, но ни один из них не подходил к остальным, и создавалось впечатление, что отсутствующих фрагментов куда как больше.
За окном гостиницы послышался грохот съехавшей с крыши кучи снега. Сначала я едва отметил это краем сознания, но вдруг мелькнувшая мысль заставила меня в мгновение ока сорваться с места, выскочить через окно и прислушаться к окружающему миру сразу двумя способами. Тишина. И вдруг смешок за моей спиной напомнил мне о том, что я полностью обнажен. Некто находился в моей комнате и смеялся надо мной.
Я моментально вернулся к себе, но там уже никого не было, зато на столе стояла бутылка со свежей кровью пумы. Настолько свежей, что еще парила.
– Это мне? – удивленно спросил я, на всякий случай оглядевшись.
«Угощайся» , – пошелестел голос в голове.
– Кто ты? Почему не хочешь мне показаться?
«А зачем?»
– Ну ладно. Спасибо! – на всякий случай я обернулся пледом и уселся с бутылкой в руке в кресло. Открыл пробку, принюхался: кажется никаких посторонних примесей нет. А то кто знает, чего этот неизвестный добивается.
«Пожалуйста. Чуть что, обращайтесь», – кажется, владелец голоса обладал качеством, которое я редко встречал у вампиров – желанием подшучивать.
– Это ты спас меня от румын?
«Спорный вопрос, – усмехнулся голос. – Но твоя невидимость – дело моих рук. Точнее способностей».
– Зачем ты мне помогаешь?
«Надеюсь на сотрудничество».
– Чего хочешь от меня?
«Информации. Я не умею читать мысли, а ты умеешь. Ты узнал много такого, чего не знаю я. Зато и я знаю кое-что, что неизвестно тебе».
– Может, зайдешь? Удобнее будет разговаривать.
«Мне и так хорошо».
– Ладно. Что ты хочешь от меня узнать?
\«Начинай размышлять вслух над тем, что узнал. Я буду добавлять недостающие фрагменты».
Выдавать информацию было бы, возможно, и не разумно. Я не знал своего собеседника и не понимал, почему он прячется от меня, какие цели преследует. Но от обилия полученных знаний пухла голова, а ответы все равно не находились. Я решил рискнуть.
– Хорошо. Итак, я понял, что существует некто, кого Владимир и Стефан зовут Первым или Уахидом. Это не человек, его кровь голубого цвета. Вампир ли он? Непонятно. Я знаю, что он выше меня ростом и что сейчас он спит. Раз он спит, значит, он не вампир? Или это какая-то иная разновидность?
«Не знаю. Продолжай», – прошелестел голос.
– Владимир и Стефан называют себя первородными. Если я правильно понял, первородные – это те вампиры, которые произошли от самого Первого. Они не пили кровь этого существа, они смешивали ее, прикасаясь друг к другу взрезанными запястьями. Другие вампиры, такие как я, появлялись уже от укуса другого вампира. Для Стефана и Владимира мы как будто не настоящие.
«Обращенные».
– Так нас называют? – не получив ответа я продолжил. – Первородные вампиры при долгом сидении на одном месте могут превращаться в камень. По их словам, с обращенными вампирами такого не происходит. Я не знаю, существуют ли другие первородные вампиры. И как узнать, кто первородный, а кто обращенный?
«Продолжай».
– В четырнадцатом веке началось повальное создание бессмертных младенцев. Это было странно, потому что создатели (по крайней мере, некоторые), знали, что их ждет –неминуемая смерть, и все равно почему-то шли на это. Считалось, что младенцы не растут и не развиваются, как и взрослые вампиры, – навеки застывают в том возрасте, в котором были обращены. И если взрослый вампир может собой управлять, имеет понятие об осторожности, то дети этого не могли, и научить их было нельзя. Я долгое время принимал эту версию на веру, но недавно мне сообщили, что созданные дети росли. Если это правда, то зачем их убивали?
«Вот здесь я могу тебя просветить. Созданные дети действительно росли и развивались, но они делали это так медленно, что никто этого просто не успевал заметить. Их убивали раньше, чем появлялось хоть одно доказательство того, что они меняются».
– А ты-то откуда это знаешь?
«Потому что я такой выросший ребенок».
– Черт возьми! – услышанное не укладывалось в мозгу. – Но как тебе удалось выжить?
«Потому что мой создатель был умнее прочих. Он был ученым. Он понимал, что если он хочет оставить меня в живых, он должен не только прятать меня от Вольтури, но и не позволить бесконтрольно резать людей, иначе мое существование станет заметным».
– И как же он этого добился?
Действительно, как можно было остановить бессмертного ребенка, не понимающего слова «нет»? Ни один запор с этим не справится, ни одна цепь или решетка не удержат, так как ребенок играючи может их сломать. Держать такого ребенка все время на руках? А как питаться и добывать пропитание для него? Как вообще делать что-либо?
«С помощью чеснока».
Шепот в моей голове дрогнул.
– Извини. Это, наверное, было ужасно, – сочувственно пробормотал я.
«Ты-то чего извиняешься? Не ты же меня чесноком обкладывал, – фыркнул неизвестный. – Чеснок ранит, чеснок ослабляет. Ты настолько беспомощен, что вообще пошевелиться не можешь. Конечно, мой отец не все время удерживал меня в чесноке, а только тогда, когда ему нужно было отлучиться. Он держал живность и поил меня кровью животных, но не потому что он был каким-то особенно гуманным вампиром, просто это было удобно и позволяло ему не оставлять меня надолго».
– Вот почему кровь в бутылке, – пробормотал я.
«Да, привычка, – согласился шепот. – Я знаю, вы предпочитаете охотиться и пить сразу из артерии, но… мне удобнее так».
– Но почему на взрослых вампиров не действует чеснок?
«Предполагаю, что действует, – усмехнулся незнакомец. – Но ни один взрослый вампир не будет держать его на своей коже достаточно долго, чтобы почувствовать его воздействие. Найти бы какого-нибудь окаменевшего первородного и обложить его чесноком. И посмотреть, что произойдет с ним через пару сотен лет».
– Но тебя же не пару сотен лет в чесноке держали? Я думаю, убили бы раньше, не дожидаясь, пока он подействует.
«У меня чеснок вызывал ожоги моментально. Но по мере взросления его влияние ослаблялось. У меня есть теория. Дети-вампиры взрослеют очень медленно по сравнению с человеческими детьми. Чем старше они становятся, тем медленнее происходят изменения…»
– Пока не прекращаются совсем во взрослом состоянии, – вздохнул я.
«Думаю, что взрослые вампирские особи так же подвержены изменениям, как и человеческие. Взрослые люди ведь тоже не очень сильно меняются, если сравнить их с детьми. Но меняются. Я думаю, что вампиры меняются тоже, но процесс настолько медленный, что его можно заметить только на протяжении, скажем, десятков тысяч лет».
– Ты проверял это?
«Нет, – опять смешок. – Увы, мой возраст пока не позволяет мне проверить мою теорию» .
– А сколько тебе лет? – наконец–то соизволил поинтересоваться я.
«Меня, грудного младенца, обратили в тысяча триста пятьдесят втором году. Вот и считай».
– Ты уже взрослый?
«Ну… пожалуй, я выгляжу младше тебя».
– Лет на шестнадцать?
«Да, наверное, гдето так».
Он подросток. Впрочем, даже люди взрослеют окончательно в разном возрасте. Вот я – подросток или уже взрослый, со своими вечными семнадцатью?
«Эй, тук-тук, есть кто-нибудь?»
Вот что его так сильно отличает от других вампиров: он умудрился не растерять чувство юмора за столько веков. Он ведет себя как человеческий подросток.
– Я размышлял о том, что если вампиры тоже растут, развиваются и меняются как люди, только в очень медленном темпе, означает ли это, что мы сможем и стариться, и умирать естественной смертью?
«Думаю, это вполне возможно».
– А дети? Могут ли вампиры иметь детей? – спросил я, вспоминая сетования Стефана.
«Вряд ли. Беременность человеческим способом протекает слишком быстро для вампирского организма, который не будет успевать под нее подстраиваться. Хотя… – неизвестный задумался, – если бы это была чисто вампирская беременность? Которая развивалась, скажем, на протяжении ста лет»?
– Но ведь вампиры занимаются сексом. Почему за тысячи лет их существования нет ни одного упоминания о возможной беременности?
«Держу пари, о моем существовании тоже мало кому известно».
– Да уж. Вампиры в отличие от людей совершенно не любопытны и боятся изменений. Все новое и необычное они стремятся уничтожить.
«А ты очень выгодно от них отличаешься, – усмехнулся голос. – Любишь задавать вопросы. Ты уверен, что ты обычный вампир?»
И тут мои мысли приняли новое направление. Какому-то неизвестному нужно было мое семя. Зачем? И почему именно мое? Не потому ли, что он хотел провести эксперимент с зачатием? А мое сходство с неким Первым могло заставить незнакомца верить, что я не такой, как другие вампиры. А что если… Меня даже прошиб холодный пот, фигурально выражаясь, конечно. А что если именно тот, кто разговаривает со мной сейчас, и есть незнакомец, убивший горничную? Вдруг он решил, что раз у него не получается добраться до меня дистанционно, то лучше попытаться втереться в доверие?
– Я уверен, что я обычный. Я помню свое обращение, я помню свое прошлое в человеческом облике до семнадцати лет.
«Помнится, Стефан рассуждал про твое сходство с Первым. Откуда оно?»
– Я не знаю. Я не знаю, кто такой Первый. Я не знаю, почему я похож на него. И я даже не уверен, что я похож. Вдруг румынам мое сходство померещилось?
«Это легко проверить. Надо всего лишь взглянуть на Первого».
– А ты знаешь, как его найти?
Вместо ответа я услышал какие-то сдавленные звуки, а потом женский крик, прозвучавший у меня в голове.
«Помоги!»
Прыжки в окно уже стали моим привычным занятием.
Через несколько секунд я нашел ее. По запаху, который почувствовал тогда на балконе. Капюшон коричневого плаща наполовину скрывал ее лицо, и я откинул его. Старые шрамы, похожие на химические ожоги, пытались перечеркнуть ее лицо, но если бы не они, она была бы красавицей. Я точно знал, потому что ее внешность странным образом напоминала мою. Бронзового цвета волосы рассыпались по плечам. Она хрипела и задыхалась, царапая горло.
– Что случилось? Чем я могу помочь? – я приподнял ее голову. Никогда не видел задыхающихся вампиров.
– И.. ди… по…– прохрипела она.
– Не понимаю! Я не понимаю! – закричал я, страдая от бессилия. – Что мешает тебе дышать? Что мне сделать?
Она попыталась запихнуть пальцы в рот.
Рвота? Нужно вызвать рвоту?
Я подхватил ее на руки и запрыгнул с ней к себе в комнату. Не церемонясь, уложил в ванну и, открыв кран, направил струю воды в горло девушки. Почти в тот же момент она фонтаном стала извергаться назад, словно натыкаясь на препятствие.
Надо извлечь то, что застряло у нее в пищеводе. Сейчас бы сюда Карлайла! Я сдернул струну занавески, сделал из нее что-то наподобие крючка и стал засовывать его в горло девушки. Будь она человеком, я бы, наверное, уже убил своего первого пациента, проткнув насквозь, но, слава богу, тело вампира было куда устойчивее к таким воздействиям. Лицо девушки исказилось невыносимым страданием, она хваталась пальцами за края ванны, расщепляя их в крошку. Я не мог понять, это я делаю ей так больно, или что-то другое, что сидит у нее внутри.
Крючок разгибался и выскальзывал, видимо, не имея силы вытащить то, что было внутри нее. И тогда я принял решение. Зубами я впился в ее горло и стал спускаться ниже, разрывая по ходу пищевода ее грудную клетку, пока не наткнулся на странный кусок непонятно чего, не уступающий по твердости вампирскому телу. Все это время девушка выгибалась, хрипела и пыталась оттолкнуть меня, но ее силы на глазах слабели. Пальцами я вытащил нечто, застрявшее в ее пищеводе, и следом из развороченной грудной клетки хлынул поток жидкости, ударившей мне в нос острым ароматом чеснока.
Я привык, что поврежденные ткани вампира восстанавливаются почти мгновенно. Даже разорванный на куски, вампир может срастись достаточно быстро, если части его сложить рядом. Но видимо, организм незнакомки отличался от организма обычного вампира, или же воздействие чесночной эссенции ослабило ее регенерирующие способности. Я снова открыл воду и начал вливать ее в девушку, пытаясь смыть остатки чеснока. Глаза ее стекленели.
– Эй, эй, не вздумай умирать! – закричал я и потряс ее, пытаясь привести в чувство, как это делают в фильмах. Понятия не имею, как приводить в чувство вампира.
Она сфокусировала взгляд на мне, лицо ее по-прежнему было искажено гримасой боли, но, кажется, она пыталась сосредоточиться. Затем рукой вяло ткнула куда-то в сторону.
– Что? – не понял я.
Она снова показала в том же направлении сквозь стену.
Не понимая, чего она хочет, я подхватил ее, извивающуюся, на руки и вышел, надеясь, что там увижу то, на что она показывает. «То» оказалось холодильником.
– Тебе нужен лед?
Она провела рукой вдоль всего тела.
– Тебя заморозить?
Она слабо, через силу кивнула.
Так, в холодильник она не влезет. Где мне взять столько льда, чтобы обложить ее всю? Горы!
Я вновь выпрыгнул в окно и помчался со своей ношей в сторону Молдовяну, потому что, по-моему, только на ее верхушке не тает снег. Девушка все медленней и слабей шевелилась, но я еще слышал ее мыслительную деятельность. Не что-то конкретное, всего лишь туманные непонятные образы.
– Надеюсь, ты знаешь, что делать, – пробормотал я, закапывая ее в сугроб.
«Иди по следу», – подумала она, и последние вспышки сознания в ее мозгу прекратились.
Я не был уверен, что она может, как я, обходиться без воздуха, поэтому оставил ее нос на поверхности.
Идти по следу? По следу того, кто сделал это с ней? Не опасно ли оставлять ее вот так, без присмотра? Ведь тот, кто напал на нее, может вернуться.
Я помчался назад, чтобы хотя бы одеться. Все это время я так и носился туда-сюда голый. Может быть, моя одежда наконец высохла.
***
Запах был слабым, настолько слабым, что казалось, что оставлен он как минимум сутки назад. Я постоянно его терял и кружил по местности, пока не натыкался на него снова. Ищейка из меня так себе.
Незнакомец, пытавшийся похитить мое семя и убивший горничную, оказался девушкой. Девушкой, которая выросла из обращенного младенца, что считалось невозможным. На которую действовал чеснок, которая умела делать кого-либо недоступным зрению и обонянию. Девушкой, которая спрятала меня от разгневанных румын и принесла еду, когда я был голоден.
Эта девушка была до странности похожа на меня самого. Ну ладно, ведь Стефан и Владимир были похожи друг на друга, и все сестры Денали действительно казались родственниками, рожденными от одних родителей. Но они обращались примерно в одно время и одним создателем. Я понял, что это имеет важное значение. А безымянная девушка выросла из младенца-вампира, рожденного в четырнадцатом веке. Я же появился на свет в двадцатом и рос человеком практически до взрослого состояния, пока меня не обратили. Какая между нами связь?
Может быть, тот, на кого я охочусь, имеет ответы на эти вопросы. Правда, очень сомнительно, что он так легко ими поделится.
Я бежал быстро. Скорость передвижения тоже была моим даром. Я понял, что настигаю преследуемого, когда запах начал становиться все сильнее.
И что делать, когда я его догоню? У девушки, так и оставшейся для меня безымянной, я научился одному важному умению: прячься и добывай информацию, не выдавая своего местоположения.
Прятаться мне не пришлось. Я наткнулся на него, лежащего на земле и тяжело дышащего. Не думаю, что ему нужен был кислород, это всего лишь была привычка, заставлявшая организм пытаться восстановиться, когда ему приходилось туго.
Вампир был не просто древним, он был неимоверно стар. Его морщинистая кожа напоминала истлевший пергамент. Видимо, его обратили уже глубоким стариком. Вампирская сущность добавила ему сил, но не сделала его молодым. Наш многодневный марафон не пошел ему на пользу. И вот сейчас он, выдохшийся, лежал на земле и смотрел на подходящего меня словно подернутыми пленкой белесыми глазами.
– Ты так похож на Уахида, – проскрипел старец почти благоговейно, всматриваясь в мои черты.
– Девушка ведь тоже похожа, – ответил я. – Зачем же ты пытался ей навредить?
– Нет-нет, ты не понимаешь… – его и так едва слышный голос сорвался.
– Не понимаю, – подтвердил я. – Так объясни.
Но старый вампир только прикрыл глаза, словно переводя дыхание.
Я попробовал зайти с другой стороны.
– Кто такой Уахид?
Старик открыл глаза, словно через силу.
– Он тот, кто был первым.
– Это я уже понял, – отозвался я. – Откуда он взялся?
– Из солнца.
О, черт.
– Сколько же тебе лет?
– Три тысячи.
Понятно. Ничего нормального он мне не скажет. Старые верования, менталитет того времени. Боги, сошедшие с неба в золотой колеснице, и все в этом духе.
– Ты можешь отвести меня к нему?
– Тебе рано. Ты еще не готов.
Ах, ну да, конечно!
– И когда же я буду готов?
Старик страдальчески поморщился и снова напряг голосовые связки:
– Я так долго тебя искал…
Вот это номер!
– Кажется, это я тебе искал. Несколько дней за тобой гонялся. А ты мог бы остановиться и подождать.
– Подожди, послушай, – старик остановил меня слабым взмахом тонкой руки. – Мои силы уже на исходе. Я убегал, потому что нужно было двигаться. Я не хотел окаменеть, думал обмануть время. Рассказывать тебе что-либо еще рано, ты не готов. Ты не примешь то, что я тебе скажу, поэтому не буду и пытаться. Но может быть, спустя какое-то время… – он снова перевел дух. – Уахид не человек. Возможно, он вампир, но не в нашем понимании этого слова. Он не хочет пить кровь человека, но он пьет, потому что это единственное, что ему дает насыщение. Кровь человека напоминает ему другую пищу, которую он ел раньше, до того, как пришел к нам из солнца, но та пища не добывалась из людей. Видимо, просто человеческая кровь оказалась похожа на ту еду по своему химическому составу. Но он не нападает на людей, и даже ту кровь, что жертвуют ему люди добровольно, он пьет, стесняясь этого.
Кажется, старик не безнадежно древний.
– Уахид не стареет, – продолжал вампир. – Самые страшные раны на нем заживают в мгновение ока. Он силен и вынослив. Я думал… Я хотел… Я был верховным жрецом храма Амона. Я думал, что если в моих жилах будет течь кровь божества, я тоже стану таким как он. Я попытался выпить кровь Уахида, но только отравился и долгое время лежал без сознания, а когда приходил в себя, мне казалось, что внутренности мои выжжены изнутри. Когда я оправился, я был настолько испуган, что не решался на новые эксперименты. Но спустя некоторое время я набрался смелости повторить попытку. Правда, не на себе. Я взял молодого человека, раба, захваченного в плен, привязал его, разрезал ему запястье, чтобы из него шла кровь, и попросил Уахида разрезать свое запястье. Уахиду не страшны раны, поэтому он отзывался на такие просьбы без капли сомнения. Соединив их кожа к коже, рана к ране, я ждал, когда кровь их смешается. Юноша кричал от боли, а Уахид страдал, сочувствуя ему, но я просил его потерпеть, объясняя, что это такое лечение. Он знал, что иногда мы можем причинять людям боль, но потом они выздоравливают.
Несколько дней юноша мучился в агонии, и я думал, что он умрет, но потом он пришел в себя. И стал другим. Его глаза приобрели алый оттенок, он перестал спать, он стал невероятно силен, и он постоянно стремился выпить человеческой крови. Я долгое время пытался удержать его от убийства, питая его кровью от добровольных пожертвований. Но через некоторое время он сбежал. Я думал, что больше его никогда не увижу, но через двадцать лет он пришел ко мне. Пришел со своим войском таких же, как он. И я увидел, что он не постарел ни на день с того момента, как я его видел в последний раз.
Владимир сказал, что благодарен мне за то, что я сделал его таким, и благодарен Уахиду. Он принес дары.
– А как же Стефан? Мне казалось, что они примерно в одно время стали вампирами?
– Да. Я решил попробовать провести эксперимент одновременно на двух людях. Разных по своему виду и из разных стран. Я предполагал, что возможно, кровь Уахида может по- разному подействовать.
– И что дальше? – подбодрил я старца, видя, что тот снова замолчал.
– Я решил попробовать его кровь на себе. Но я уже был стар. Как много времени я потерял! – старик вздохнул в сожалении и прикрыл глаза.
– А что же Уахид? Он так и продолжал оставаться безмолвной подопытной свинкой для твоих экспериментов?
– Сначала нет. Он говорил, что не понимает, зачем я занимаюсь этой ерундой. Но я стал объяснять, что люди смертны, что мы быстро гибнем, что стареем и умираем, что скоро не останется никого возле него, кого он встретил, когда пришел к нам. И он видел, что это так. И я объяснил ему, что его кровь может помочь нам стать такими, как он. Бессмертными, неуязвимыми и сильными.
Я вдруг заметил, что руки старика выглядят все более и более похожими на камень.
– Послушай… извини, не знаю, как к тебе обращаться.
– Называй меня Хранитель.
– Хранитель, мне кажется, тебе нужно подвигаться, или ты сейчас окаменеешь.
– Я больше не могу двигаться. Силы мои на исходе.
– Существуют другие первородные?
– Существовали. Не знаю, остался ли из них кто-нибудь сейчас. Но я допустил одну ошибку. Когда я проводил ритуал, не только кровь Уахида попадала к человеку, но и человеческая попадала к нему. Состав его крови менялся. Каждое новое поколение первородных отличалось от предыдущих. А сам Уахид тоже стал меняться и периодически начал впадать в спячку на долгое время.
– На сколько долгое?
– На века.
– Младенцы-вампиры – твоих рук дело?
Старец кивнул.
– Я пытался найти способ сделать человека бессмертным. Если существуют такие, как Уахид, значит, это возможно в принципе. Почему мы не можем стать такими же, как он? Бессмертными, сильными, красивыми, но без этой проклятой жажды крови.
– Но единственного ребенка, которому удалось выжить и вырасти, ты попытался убить.
– Я не пытался убить Елену! – воскликнул старец, и голос его снова прервался, словно ему трудно было говорить. – Но развитие ее, к сожалению, идет только под воздействием чеснока. Он ранит ее, но и заставляет изменяться. Если ты хочешь, чтобы она взрослела, тебе придется периодически поить ее чесночной эссенцией. Насильно, потому что добровольно она на это не согласится.
– Мне придется? – вскричал я.
– Да. Потому что я чувствую, что мое время пришло. Теперь ты мой преемник и станешь Хранителем.
– Да ты с ума сошел!
– Погоди, Эдвард, погоди, не отказывайся! – торопливо забормотал старец. – Так я и думал, что еще рано тебе обо всем этом знать. Но что поделаешь? Я не могу больше ждать. Я долго искал такого как ты. Ты неспроста похож на Уахида. Я не знаю, почему и как это происходит, но черты наших лиц говорят о нашей сущности, о нашем устройстве организма. Если ты так похож на Уахида, значит, твоя сущность близка к его. Может быть, в тебе в удачных пропорциях смешались гены человека и вампира.
– Получается, и Елена близка к этой сущности?
– Да. Возможно, она даже сможет стать матерью.
– Так вот почему она хотела украсть мое семя!
– Нет, ну что ты, это не она… Это я… Это я подговорил ту девушку-служанку.
– И убил ее тоже ты?
Вампир кивнул.
– Зачем?
– Я же сказал, тебе еще рано было знать. И я боялся, что ты будешь недоволен, узнав, как я буду использовать то, что получил от тебя.
– И буду! – пообещал я. – Какое право ты имел делать что-либо с другими людьми? Почему ты решал за них? Почему использовал в своих экспериментах? Ты поломал столько жизней! Ты создал столько вампиров, которые убивали невинных. Ты сделал меня монстром!
– Жаль, что ты так думаешь, – прикрыл глаза старик. Он едва двигал губами. – Но с другой стороны, ты же можешь попробовать все исправить. Подойди ко всему с научной точки зрения. Найди состав, который будет помогать Елене меняться, не раня ее. Определи, что изменилось в крови Уахида, и можно ли это исправить. Придумай, как создать людей бессмертными, но не желающими убивать ради этого. Я был слишком стар, чтобы изучить новые науки. Мой древний мозг не в состоянии был все это усвоить. А ты смог бы. Ты еще так юн, у тебя вся жизнь впереди. Очень долгая жизнь.
– Даже не подумаю!
Бывший жрец не ответил. Застыл навечно.
***
– Эдвард! – Карлайл вышел навстречу мне, видимо, услышав, как я подъезжаю. Он сдержанно обнял меня, как будто мы расставались всего лишь на пару дней, и произнес: – Заходи в дом.
«Мой бедный мальчик, – услышал я его мысли. – Как я виноват перед тобой!»
Мучения Карлайла захлестывали, а страдал он из-за меня. Мне хотелось как-то успокоить его, объяснить, что не виню его. Что каждый делает то, что считает нужным, даже если его понятие добра не совпадает с точкой зрения облагодетельствованного.
Неужели было бы лучше, если бы Карлайл тогда позволил мне умереть? Спорный вопрос. Но только моя жизнь послужит ответом на него. Как я ее проживу? Что сделаю?
– Я рад тебя видеть, – продолжал мой отец нарочито бодрым тоном, так не подходившим его внутреннему состоянию. – Надеюсь, ты побудешь какое-то время дома?
– Знаешь, Карлайл, – ответил я, – я хочу остаться, если ты не против. И… – я переждал всплеск радости и облегчения в его мыслях. – И знаешь, я тут подумал… Как ты посмотришь на то, что я начну изучать медицину?

Источник: https://twilightrussia.ru/forum/350-38207-1