Тяжелые двери университета распахнулись, и из-за них показалась молодая девушка. Тоненькая, как стебель лилии, изящная, грациозная. Темные кудри переливаясь на последних теплых лучах солнца, становясь цвета красного дерева, обрамляли её бледное лицо, на котором сияла улыбка. Легкое платье в пол ни за что не укрыло бы от прохладного вечернего ветра, если бы не теплый трикотажный кардиган. Но девушка, похоже, было неописуемо счастлива такой яркой осени, улыбка не сходила с лица, а темно-зеленые глаза сияли как изумруды.

Белла, так звали девушку, спешила домой, где её ждал любимый парень Джеймс. Её дорога всегда лежала через Центральный парк, и обычно Белла шла не торопясь, любуясь окрестностями. Сегодня же особенный день – у Джеймса был День рождения, и девушка летела на всех парах к нему, в его нежные объятия, так сладостно пахнущие дорогим парфюмом Lacoste. Но вот, когда она переступила железную ограду, мысли унеслись в сторону, и её поглотила красота осенней природы, заставив сбавить шаг.

Сегодня был один из тех дней, когда солнце щедро одаривало своими лучами. Все вокруг было огненно-рыжее. Деревья, площади, дороги, дома, парк, газоны – все было усыпано разноцветным ковром опавших листьев. Какие цвета только не были составляющими этого разноцветья – и красный, и желтый, и терракотовый, и бардовый, и коричневый. Осень разыгралась в этом году ни на шутку, создав целую палитру красок из города. А солнце только и знало что подыгрывать – освещать хоть и последними, но такими теплыми лучами. Но, несмотря на то, что дни были поистине превосходными, чувствовались приближающиеся холода ноября. Вечерами по проспектам гулял прохладный ветерок, к ночи становившийся холодным дыханием, заставляющий поежиться молодежь, гуляющую допоздна.

В парке было практически безлюдно, лишь пара-тройка человек сидели на скамейках, думая о чем-то своем. Девушка привыкла к тому, что здесь мало кто бывает, но тишина не тяготила ее. В такие моменты Белла погружалась в воспоминания, собирая по пути охапку желтых листьев клена и теребя их в руках. Затем она приходила домой и ставила их в вазу, преображая их с Джеймсом квартиру. За последнюю неделю вазы стояли по всем углам комнат, призывая в дом хорошее настроение.

И сегодня девушка собирала охапками листья, вдыхая их теплый, осенний аромат. Мысли витали где-то далеко, глаза были подняты к небу, а волосы развевались на ветру. Девушка и представить не могла, что все может быть иначе. Она опустила глаза и наткнулась взглядом на слепого художника. Все объясняли затемненные очки. Но, несмотря на увечья, парень уверенно держал в руке уголь и планшет с листом бумаги.

По-осеннему игривый ветер решил закружить в непостижимом танце листья. Окутывая ими Беллу с ног до головы. Но и выбивая из рук художника его белоснежные листы.

Молодой человек стал озираться по сторонам, откладывая в сторону планшет. Изабелла, тряхнув копной каштановых волос, присела на корточки и стала собирать листы бумаги.

– Это ваше? – тихим, размеренным голосом произнесла она, протягивая «рабочий материал».

– Да, спасибо. Я бы еще долго искал их. – Парень с усмешкой забрал листы и попытался отвернуться от девушки.

– Вы художник? – Изабеллу распирало чувство любопытства. Девушка снова откинула волосы на спину и присела рядом с молодым человеком. Она никогда не была навязчивой, но её заинтересовала «ипостась» парня.

– Да. – Вот такой простой, незначительный ответ.

Парень уверенно взял в руки остро-заточенный грифель, и тишина, нависшая в парке, «оглушалась» выводимыми штрихами. Умелая рука что-то быстро выводила на листе, то и дело смягчая углы большим пальцем левой руки.

– Меня зовут Белла. Я учусь недалеко отсюда. Часто проходя этот парк, я ни разу не видела вас, – словно под прицелом пистолета выдохнула девушка.

Уверенная рука притупилась, остановилась, и парень всем корпусом повернулся к незнакомке. – Вас, вероятно, заинтересовало мое «положение»?

Чудесный, словно перезвон колокольчиков, жизнерадостный и позитивный смех залил окрестности. На душе у парня стало невообразимо легко, дышать стало легче, словно рядом с ним сияло весеннее солнце, или даже пусть осеннее, но такое живое, настоящее.

– Вы сказали это, словно вы дама в возрасте и в положении!

На лице молодого человека засияла улыбка, но его щеки вспыхнули и он опустил лицо с невероятно шикарными скулами, способными разрезать своей очерченной линией ледяные айсберги.

– Я из Англии, а дела с юмором у меня обстоят, мягко говоря, никак. Талант тонкого английского юмора, никем не понимаемого, трудно раскрыть в Америке.

– Поэтому я заставила вас покраснеть? – перебив своим вопросом парня на полуслове, Белла широко улыбнулась.

– И все же в лучших английских манерах я должен для начала представиться. Эдвард Энтони Каллен. – Новый знакомый встал, аккуратно положив на лавку все принадлежности, повернулся в сторону девушки и протянул руку. Белла ошарашено посмотрела на парня, мысленно сравнивая его с Джеймсом.

Её любимый был совсем иным. Иные манеры, горячий, необузданный темперамент, но такой любящий и заботливый, в противопоставление Эдварду: аристократичность, сдержанность, некая отрешенность.

Галантно склонившись над поданной рукой, теплые губы коснулись костяшек руки. Затем английский аристократ снова присел рядом, полностью развернувшись корпусом к девушке.

– Итак, что ты имел ввиду насчет положения? – Белла никогда не сдавалась без боя, но и говорить, возможно, на слишком личные темы болезненно, поэтому самые серьезные вещи она всегда старалась говорить в шутку, хотя таких моментов, возможно, и не было так уж много в её жизни.

– Ну, всех интересуют увечья, признайся, и тебя мучает этот вопрос. Отвечаю – я вижу, но все в черно-белом цвете. Например, я знаю, что этот парк сочных, ярких цветов, но я их не вижу. Так же как не вижу и цвета твоих волос, не могу и представить какого цвета твои глаза, кожа. Это все случилось после аварии недалеко от нашего поместья в Северном Уэльсе. С тех пор я перебрался сюда, сначала для обследований, а потом мне понравилось жить здесь, дышать воздухом пропитанным смогом и газом. Единственное отличительное место этого города – Центральный парк. И единственное, что меня отвлекает от всего этого – занятия живописью. Правда я работаю только с углем, реже с тушью и… – Эдвард забылся рядом с этой девушкой, раскрывая ей всю свою непостижимую душу. Он открывал ей свой мир.

Девушка слушала внимательно, не перебивая до этого момента. – В жизни все может быть. Почему вы оправдываетесь? Ведь главное, кто ты для мира, а не какой. Больной, здоровый – главное живущий чувствами. Эдвард, вы очень мужественный человек, перенести такое и не поддаться течению – это невероятно. Что в основном вы рисуете? – Белла направила разговор совершенно в другое русло, поставив точку там, где обычно стояло многоточие.

Эдвард немного замялся, но снова взяв в руки планшет и опустив голову, ответил: – Ты! Рисуешь. Хорошо? – парень улыбнулся кривоватой улыбкой, которая сводила с ума. – Я люблю рисовать абстракции, пейзажи. Раньше рисовал портреты. Натюрморты не мое.

– Правда? Правда, рисовали… рисовал портреты?

– Да. Но Белла, это было давно.

– Но ведь навык жив?

– Возможно. – Эдвард не хотел огорчать милую девушку, понимая, что она общалась с ним только из-за вежливости, и единственное, что она хотела от него – портрет. Хотя он уже сам понимал, что нарисует ее, как только придет домой. Её, хоть и нечеткий, образ будет долго в памяти художника, пока тот не воспроизведет его на лист, не выплеснет все как дождь или первый снег осенью.

Снова звенящая тишина нависла над парком, над молодыми людьми. Вечерело. Холодный, пронизывающий ветер засвистел, вздымая охапку листьев, заставляя поежиться Изабеллу. Ветер подул из-за спины девушки, разнося по всему парку её чудесный аромат парфюма. Окутывая с ног до головы этим запахом Эдварда.

– Знаешь... - Слова Эдварда перебил настойчивый звонок телефона собеседницы. Мелодия Nokia Tune черного непримечательного телефона огласила окрестности.

– Алло? Да, любимый. Меня декан задержал. Уже иду. Не переживай – со мной все в порядке. Люблю. До встречи. С днем… – в телефоне уже послышались гудки.

Изабелла немедленно поднялась со скамьи, подхватила свою лежащую рядом вязаную сумку. – До встречи, – с надеждой сказала девушка и, повернувшись к парню спиной, ускорила шаг и почти бегом покинула границы парка.

– До... встречи... надеюсь, – набрав в легкие еще оставшийся в воздухе и витавший вокруг её аромат, прошептал Эдвард.


Девушка в коротеньких серых сапогах шла прямо по не высохшим после вчерашнего дождя чистым и зеркальным лужам. Один свитер не мог защитить девушку от холодных осенних порывов ветра, и она, поежившись, сложила руки на груди. Но даже холод не мог заставить Беллу идти быстрее. На её лице сияла широкая улыбка. Она шла, не торопясь, заглядывая в каждую лужу. Они привлекали её. Огненно-рыжие кленовые листья, медленно покачиваясь, словно бабочки опускались в лужи. Белле нравились такие бабочки. Всякий раз она останавливалась, когда видела лист, опускавшийся в лужу, и провожала его сочувственным взглядом, сочувственным от того, что он уже отжил свое, и больше не будет радовать глаз людей своей яркостью. В широких изумрудных глазах девушки читалось разочарование, и улыбка неспешно сползла с лица, когда её взгляд упал на одну из скамеек безлюдного парка. Тишину темной аллеи парка нарушал лишь стук каблуков девушки. Белла в очередной раз остановилась, чтобы проводить на этот раз желтый лист в последний путь, когда её привлекло шлепанье чьих-то ног.

– Белла, привет! – окликнул её парень, с которым у этой же скамейке она столкнулась неделю назад. Молодой художник в сером коротком плаще шел с черным зонтом, опираясь на него, словно на трость, и перескакивая через лужи.

– Здравствуйте! – расплываясь в улыбке, ответила девушка.

– Здравствуй! – поправил её Эдвард. А она, как ни старалась, не могла обращаться к парню на «ты». Он казался ей чем-то непостижимым и божественным. Казалось, что если она прикоснется к нему, то он исчезнет.

– Ну да… Привет, – растерянно прошептала Белла.

– Что привело тебя сюда в столь поздний час? – загадочно улыбаясь, спросил художник. – Гуляешь?

– Да, решила прогуляться перед сном. Пустая квартира угнетает меня.

– А как же твой бой-френд? Он отпустил тебя так поздно?

– Он уехал, – разочарованно протянула девушка, ступая прямо в лужу.

Они неспешно шли по темной аллее парка, которую осень любила больше всего. На улице сгущались сумерки, но даже так можно было разглядеть пестроту и яркость окружающих деревьев. Приятным шуршанием отзывались листья под ногами прогуливающихся. Аллея была пуста. Лишь где-то вдалеке завывали собаки. Белла даже стала забывать о парне, любуясь окружающей её красотой, но тут парень неожиданно прошептал, боясь спугнуть тишину:
– Как же мне хочется вновь увидеть красоту осени, эти яркие краски...

Белла не нашлась что ответить. Она лишь серьезно посмотрела на парня. Она и сама не понимала, как можно жить так, не видя такой невообразимой красоты осени, разгулявшейся на аллее. Эдварду оставалось лишь воспроизводить все это в своей памяти. И без того расплывчатые воспоминания вытеснялись из памяти черно-белыми картинами из жизни, словно из старого фильма.

– А что вас… тебя привело сюда? – после недолгой паузы спросила девушка, вслушиваясь в тишину. Она боялась, что Эдвард сейчас уйдет. И поэтому старалась занять его вопросами. К тому же, ей было до ужаса любопытна жизнь Эдварда.

– Ну… – он запустил руку в бронзовые волосы. – Честно?

– Можешь не говорить, если это настолько секретно, – улыбнулась девушка, натягивая ворот свитера повыше.

– Нет, ну почему же. Я надеялся встретить тебя, – посмотрел на неё Эдвард из-под опущенных ресниц. Его идеально ровные скулы слегка порозовели. Либо от холода, либо от смущения. Холодный порыв ветра, заставивший поежится Беллу, сорвал несколько листьев с дерева, отправляя их в последний полет.

– Холодно? – заботливо спросил художник. В его таких же изумрудных глазах Белла увидела отражение осени.

– Нет, – тихо соврала девушка. – Терпимо.

Они сели на скамейку, ту самую, где познакомились.

– Где ты учишься? Живешь? Когда бываешь здесь? – засыпал Беллу вопросами собеседник.

Перезвон колокольчиков, заливший аллею, заставил вновь улыбнуться парня.

– Это прозвучало так, будто я на допросе, – весело сказала девушка, отвечая на вопросы по порядку. – Учусь в университете поблизости, живу тоже не далеко, за аллеей, здесь бываю каждый день.

– А на кого ты учишься? Чем занимаешься?

– Пишу стихи, – смущаясь, ответила Белла, закидывая ногу на ногу.

– Правда? Здорово! Прочитаешь, что-нибудь? – с энтузиазмом отозвался Эдвард.

– Не сегодня, – неопределенно протянула девушка, её стихи полностью обнажали её душу, и она не готова была открыться Эдварду. Пока не готова.

Их прервал настойчивый звон телефона Беллы. От неожиданности девушка подскочила на месте. Она стала рыться в своей коричневой сумке, и наконец, отыскав мобильный, достала его и ответила на звонок. Взглянув на экран, она улыбнулась. – Алло? Да, я. – Улыбка медленно исчезала с её лица. На смену ей пришло непонимание… страх… ужас. – Когда? – спросила она тихим шепотом. – Я сейчас приеду. Куда ехать? – проговаривая последние слова, она поднималась со скамьи и то и дело посмотривала в сторону выхода.

Что изумило Эдварда, она не начинала паниковать или орать. Она просто тихим извиняющимся шепотом сказала ему:
- Джеймс попал в аварию.

Девушка развернулась и побежала прочь, по пути набирая на мобильном номер и вызывая такси. Эдвард еще долго смотрел вслед удаляющейся фигуре девушки. Грусть в его зеленых глазах сменилась удивлением, когда взгляд упал на землю. Он заметил там кусочек бумажки. Подняв с земли, он понял, что это фото. На ней была изображена счастливая Белла в обнимку с парнем. Он понял, что это и был Джеймс. Ему было искренне жаль парня, но также он завидовал ему. Белла его любила – это видно со стороны. Парень бережно согнул фотографию и положил во внутренний карман плаща. Еще пару минут он сидел, вдыхая прохладный воздух, а затем неторопливо побрел вдоль аллеи парка, утопая в бесконечном вихре мыслей.


Белые стены. Белый потолок. Обстановка не из приятных. Запах медикаментов немного сводил с ума. Тяжелые двери то и дело открывались, и оттуда входили и выходили люди в белых халатах. Они безразлично окидывали взглядом девушку, которая уже третий час сидит здесь и ждет. Чего она ждет, когда ей прямо сказали, что шансов почти нет? Нет шансов. Сейчас, за стеной врачи без толку бьются за жизнь её любимого. Если бы только она могла чем-то помочь…

Спустя некоторое время двери распахнулись. Вышел врач. Всю ночь бороться за людские судьбы, стоять у их искореженных тел, а потом объясняться их родным и близким – ничего не бесследно - все отразилось в его черных глазах. Под которыми были темные круги, похожие на багровые синяки… Тот самый врач, который сказал ей, что шансов нет. Он сочувственно посмотрел на девушку, и тяжело опустился на белый, как и в принципе все в больнице, диван рядом с ней.

– Мы сделали все, что было в наших силах… – произнес он избитую фразу, которую обычно говорят в таких случаях. Он чувствовал свою вину. За долгие годы работы он так и не смог менее болезненно переносить смерть своих пациентов. Тяжело, когда они лежат на операционном столе, без шансов на жизнь, а ты не можешь ничего поделать. За стеной ждут их близкие, они верят, просят бога о том, чтобы он выжил. А он умирает на твоих руках… Ему не хотелось убивать надежду девушки, но врать ей было бессмысленно. Её любимый умер буквально десять минут назад. Девушка распахнула свои изумрудные глаза, обрамленные длинными ресницами, и посмотрела на него так, как на него еще не разу не смотрели. Она была ему благодарна. Благодарна за то, что он пытался. А ведь он мог спасти их любовь. Глаза девушки в эту минуту он запомнил навсегда. И пообещал себе, что будет делать все возможное. Ему не хотелось вот так разрушать семьи, мечты, надежды. Мужчина винил себя. Ему казалось, что он бы смог спасти парня. Казалось. Парня смогло спасти бы лишь чудо.

Девушка тем временем встала и очень медленно и тихо пошла к выходу… Друзья, враги, родители. Кто они теперь, если Джеймса нет в живых? Зачем ей жить?

Белла уже неделю не выходила из дома. Последний раз она была на улице двадцать третьего октября. В день похорон. Придя домой, она опустилась в кресло и просидела так всю ночь. Она не рыдала. Слез не осталось. Не хотелось ни есть, ни пить. Она понимала, что так продолжаться не может. Она не может, находится в этой квартире, где каждый сантиметр напоминает о нем. Пустота без него давила на Изабеллу. Пустые глаза видели все, как в тумане. Неясно, расплывчато. Мир казался пустым и безнадежным. В этом городе, где впервые познакомились молодые студенты Белла и Джеймс, на аллее, где первый раз поцеловались. Всюду невозможно было ступить, лишь бы не наступить на ту «мозоль» воспоминаний. Она не может больше так жить. Решение пришло буквально за секунду. Белла встала. Оделась, и пошла последний раз прогуляться по парку. Осень заканчивалась. Деревья больше не завораживали яркостью листьев. Листья не порхали, словно бабочки и не шуршали под ногами.

Все безразлично.

Неизменным оставалось лишь то, что люди, как и раньше, ненавидели осень. Они кутались в шарфы и как можно быстрее старались добраться до дома, работы, учебы. Самое ужасное, что и Белла стала такой. Кутаясь в клетчатый шарф, крепче прижимая руками стеганное пальто, не смотря под ноги, еле волоча ноги за собой. Ненавидела холод. И что самое ужасное - возненавидела осень! Серые тучи заволокли небо. Мелкие противные капли падали на лицо и одежду. Белла вдруг неожиданно расплакалась. И осень как будто понимала её и плакала вместе с ней. Голые деревья, серое небо, лужи повсюду. Такой осень стала теперь. Она изменилась, как и Белла. Белла не радовалась больше жизни, не могла сейчас так же весело засмеяться. Ей нужно время, чтобы её рана в сердце зажила. Она опустилась на мокрую скамейку, и стала осматривать парк в последний раз.

– Привет! – с ней весело поздоровались. Она повернулась на голос и увидела Эдварда. Как всегда держащего черный зонт, словно трость. Очков на парне не было.

Дрожащим, надломленным голосом, звучащим чуть слышно сквозь шум городской суеты, Белла прошептала что-то неразборчивое, отдаленно напоминающее «привет». Красные от слез глаза девушка потупила в землю, внимательно разглядывая мелкие камни, комки грязи и остатки листьев.

Буквально излучающая живой свет, улыбка парня медленно угасала. – Изабелла, что случилось? – недоуменно, пытаясь нежно поднять подбородок девушки указательным пальцем и посмотреть в её глаза, спрашивал молодой человек.

Захлебываясь в своих чувствах, еще раз пропуская всю боль через себя девушка с изумрудными глазами отдала всю волю чувствам и разрыдалась. Подхватывая её на руки и прижимая к себе, Эдвард Каллен впервые понял, что бывают вещи куда ужаснее частичной потери зрения. Потеря любимого человека, как и потеря зрения – любовью (хоть и не только, но и ею) освещается жизнью. На этом держится жизнь.

Все было понятно без слов, потому они и молчали, продолжая стоять в серой тишине.

Белла не хотела разрушать ту возникшую идиллию спокойствия. Ей впервые за это время было так хорошо, что казалось, пошевелившись, можно было разрушить все как хрустальные приборы.

Сгустились сумерки. Скрывая за собой молодых людей, которые стояли, обнявшись уже более двух часов, в темный покров ночи.

Кое-как разлепив склеенные из-за влаги ресницы и открыв глаза, девушка ошарашено посмотрела вокруг. – Прости. Завтра я уезжаю из этого города. Все до боли в сердце напоминает мне о нем. Это невыносимо. Прости. Прощай. – ничего не дав ответить парню, Белла закрыла его губы своими губами.

«Это мимолетное прикосновение будет последним, что я запомню, но это очень приятно, чрезвычайно приятно», – пронеслось в головах у обоих.

...По парку пронесся резкий и быстрый стук удаляющихся каблуков по асфальту...



Разгребая кипы бумаг, трясущимися руками, я пыталась сдерживать напрашивающиеся слезы. Это были различные доклады, отчеты и счета Джеймса. Моего… возлюбленного. До сих пор было тяжело поверить в то, что его больше нет. Мне было страшно оставаться одной в квартире, но и выходить в парк (даже просто посидеть на ледяных скамьях и подышать воздухом приближающихся холодов) мне было невмоготу. Ночи я проводила, безмолвно вдыхая аромат, исходивший от подушки, и тихо рыдала. Соленые слезы, непрерывным потоком текли из моих глаз на протяжении всех недель, проведенных без него. Я устала. Постоянно, кажется, возвратившись из университета меня, будут встречать теплые объятия, щекочущий поцелуй в щеку и страстный в губы. По утрам я продолжала ждать тяжелых шагов, так аккуратно несущих мне кофе в постель.

Теперь ничего нет. Его нет. Мне было страшно жить, чувствовать, смотреть вперед. Потому что все мое будущее было с ним.
Яростно закинув объемные папки бумаг в урну, я шумно выдохнула и осмотрела квартиру.
Повсюду стояли различные картонные коробки, мебель в белых чехлах и различные пакеты.

Последние секунды в этой квартире. С ней столько было связанно. Но теперь я покидаю её. Покидаю этот город.

Не знаю, что ждет меня впереди. Но жизнь следует начинать с чистого листа. Заново.
Дальше все пошло по распланированному графику. Приехал Джаспер, мой двоюродный брат. Он с такой жалостью смотрел на меня, что я невольно почувствовала себя забитым котенком. Нет, это не так. Просто… мне нужна была поддержка, а никого не было рядом. Только Эдвард.

Ах, милый Эдвард. Мне было искренне жаль этого парня. Он стал нравится мне. А ведь мы так и не обменялись даже адресами или номерами телефонов. Он был бы хорошим другом. Или парнем. Но я слишком была поглощена своими мыслями о предстоящем переезде.

Вслед за Джаспером прибыли грузчики. Теперь всем заправлял брат. Я молчаливо накинула пальто, обмотала несколько раз вокруг шеи полутораметровый шарф, обула сапоги.

Вся наша процессия выдвигалась из квартиры. Я выходила последней. Окинув прощальным взглядом свои апартаменты, мои заплаканные глаза наткнулись на листок бумаги под какой-то коробкой. Я немедля подбежала к заинтересовавшей меня вещи. Я упала на колени и взяла дрожащими руками листок. Это была наша фотография. С Джеймсом.

– Белла? Ты готова? – Вопрос Джаспера заставил меня крепко сжать снимок и подняться на ноги.

– Да, Джас, идем.

Мы вышли из квартиры и, не смотря в сторону двери, я просто услышала тихий щелчок. Прошлое закрылось навсегда. За этой дверью. Хотя часть меня всегда будет помнить этот отрывок времени (довольно объемный, с восемнадцати до двадцати пяти лет вместе).
Я крепко сжала в кармане кожаного пальто тот фотоснимок и упустила одну непрошенную слезу.



Сегодня был ясный день. Без промозглого дождя, сырого и тяжелого тумана. Ноябрь. Первые холода, первые заморозки. Первый снег.

Закончилась та яркая, непредсказуемая осень. В моей жизни настал новый период. Новый этап.

Девушка, ворвавшаяся в мою жизнь этой осенью, бесповоротно изменила меня. Сама того не подозревая, она научила меня любви. Любви ко всему. К ней в особенности.

Но она ушла.

Словно мимолетное виденье, она испарилась из этого промозглого города. Так и не осознав, что являлась для меня необъяснимо важным способом жить.

Я не успел сказать ей о своих чувствах, также как и не успел вручить ей портрет, написанный из небольшой затертой фотографии.

Я не успел попрощаться с ней. Но все те воспоминания о ней, будут жить во мне до конца. До последнего вздоха.

Эта девушка показала мне, какого цвета осень. И я был несказанно благодарен ей за это.


– Мистер Каллен, это была ваша возлюбленная? – спросил маленький наивный мальчик лет десяти. Весь перепачканный красками, в художественном колпаке и фартуке, он указывал ручонкой на карандашный портрет необычайно милой девушки, висящий в шикарной позолоченной раме.

К мальчишке подошел сгорбленный, с тростью и большими очками на лысой голове, пожилой мужчина. Он положил сухую и теплую ладонь на голову этому маленькому художнику и сказал:
– Эта девушка и сейчас моя возлюбленная. Её образ всегда в моем сердце. Она моя любовь, моя жизнь и моя муза.

– Эх, – горестно вздохнул мальчик. – Мне бы найти такую музу, чтобы вот так рисовать. Как вы.

– Все впереди, мой дорогой ученик-мученик.



Автор: Любаша Капшук
Соавтор: Инна Щербакова

---