За стеной, в детской, Кэйти и Сара что-то взахлёб рассказывали непривычно молчаливой Люси. Мэрион поймала себя на том, что счастливо улыбается, не открывая глаз. Дома. Наконец-то. Позади утомительный перелёт из Лимы в Дублин с пересадкой в Риме, позади трое суток непрестанного кошмара в хижине «амазонок» на окраине Гнезда.
Подавая пациентке первую порцию своего чудовищного отвара, Кашири смотрела испытующе, но Мэрион почти выхватила стакан у неё из рук, и врачевательница удовлетворённо кивнула.
На сей раз женщина очнулась от забытья не через несколько часов, а на вторые сутки, зато боль, выворачивающая её суставы, выжигающая внутренности, была ещё более острой, практически невыносимой. Шаманка почти не отходила от её постели, молча подавая своё снадобье и сочувственно глядя на её мучения.
Карлайл время от времени заходил, чтобы узнать, как дела, и Мэрион показалось, что он борется с желанием что-то сказать ей. Однажды она даже успела перехватить странный обмен взглядами между врачом и шаманкой, закончившийся тем, что Кашири уверенно покачала головой, а Каллен-старший со вздохом пожал плечами, явно соглашаясь на что-то против своей воли.
Впрочем, напутствуя Мэрион перед расставанием, шаманка, похоже, и сама хотела добавить что-то к напоминанию о сроках следующего курса лечения, но так ничего и не сказала. Зато не удержалась Элис, провожавшая её в аэропорт. Не в силах скрыть своего облегчения от того, что теперь она без малейших затруднений видит будущее Мэрион, маленькая вампирша, светясь жизнерадостной улыбкой, взяла женщину за руку и загадочно сказала:
- Ничего не бойтесь и ни от чего не отказывайтесь. Всё будет хорошо! – с этими словами она грациозно упорхнула к своему молчаливому мужу, терпеливо ожидавшему в сторонке.
А Мэрион чуть ли не половину полётного времени ломала голову, пытаясь понять, какой смысл вкладывала в свои слова провидица. Что именно будет хорошо? Возможно, то, что девочки её примут – собственно, Мэрион и сама уже догадывалась, что здесь особых трудностей не предвидится: Люси, хоть и не вспомнила её, но они подошли друг другу, словно две перчатки из одной пары, а неразлучные близняшки с первого дня ходили за новой гувернанткой по пятам, задавая бесчисленные вопросы, предлагая поиграть, и с гораздо большей охотой занимались домашними заданиями под её присмотром.
Когда через неделю после заключения их странной «сделки» Джон всё-таки собрался с духом и рассказал дочерям, что их мама умерла, Мэрион внутренне запаниковала. Больше всего она боялась, что девочки замкнутся, что ей заново придётся пробиваться к ним… До сих пор детям говорили, что Айрин пришлось уехать в срочную командировку – в такие места, откуда невозможно позвонить. Поскольку она работала в инспекционной группе ООН, деловые поездки, иногда внезапные и довольно продолжительные, случались и раньше, поэтому девочки восприняли очередную разлуку с матерью относительно спокойно. И вот теперь их мир рухнул. Они обожали Айрин, которая, как успела узнать Мэрион, была полной её противоположностью: яркая весёлая брюнетка, способная делать несколько дел одновременно и при этом не падать духом и не раздражаться.
Девочки вышли тогда из отцовского кабинета притихшими и заплаканными. Мэрион было страшно, но она не сумела преодолеть желание приласкать своих питомиц, утешить их. С внутренней дрожью она раскрыла им объятия и не сдержала слёз, когда близнецы, а за ними, чуть помедлив, и Люси, кинулись к ней, уцепились как за последнюю надежду. В этот вечер они плакали вместе, все четверо. Джон ни разу не показался из своего кабинета, но Мэрион знала, что он тоже оплакивает свою жену, окончательно расставаясь с ней. Утром он вышел к столу бледный, но спокойный и собранный и даже нашёл в себе силы улыбнуться, когда услышал, как Кэйти и Сара спорят, чья сегодня очередь сидеть рядом с «мисс Анной».
Да, возможно, Элис имела в виду именно это, но тогда что означали слова: «Ничего не бойтесь и ни от чего не отказывайтесь»? Она и не собиралась отказываться от странного договора, который подписала сразу по возвращении из Лондона Эммы, личной помощницы мистера Мерфи. Ледяная отстранённость девушки, сменившая прежнее выражение иронического превосходства, не стала сюрпризом для Мэрион, которая сразу поняла, что Эмма, мечтавшая занять место жены Джона хотя бы фиктивно, теперь увидела в ней соперницу. Может быть, «не бойтесь» относилось именно к разгневанной ассистентке и семье Дойл, которая наверняка примет её сторону, когда дело дойдёт до второй части договора, но в планы Мэрион на короткий и тающий на глазах отрезок оставшейся ей жизни не входило тратить его на страх или сожаление: она-то знала, что оттеснила Эмму только на время. Ещё четыре-пять месяцев… впрочем, Мэрион не собиралась заходить так далеко. Рано или поздно ей придётся открыть Джону всю правду о своей болезни… и отойти в сторону.
«А вдруг Элис говорила как раз об этом? – осенило вдруг Мэрион. – Нет, так невозможно. Нужно будет дозвониться до неё, когда в Гнезде обзаведутся спутниковыми телефонами или когда маленькая вампирша, как собиралась, отправится в Англию навестить Джейкоба и Ренесми. Впрочем, можно не торопиться – вероятнее всего, через месяц они снова встретятся в Гнезде, а до этого всё равно ничего не изменится».
С облегчением вздохнув, Мэрион поудобнее устроилась в своём кресле и наконец-то задремала. Впереди был долгий полёт, а она ещё чувствовала слабость после курса лечения.
И вот сейчас, слушая чириканье близняшек за стеной, представляя себе, как смотрит сейчас на них Люси – склонив голову набок и задумчиво выпятив пухлые губы, – Мэрион чувствовала, что вернулась домой. Впервые за долгое время. Когда накануне поздно вечером такси доставило её к воротам дома, девочки уже спали. Однако на столе в кухне её ждал заботливо накрытый льняной салфеткой ужин – её любимый, молоко и ещё тёплые ватрушки, готовить которые Миа была большая мастерица. Джон не встречал её, но она видела, что в его спальне горит свет, хотя обычно он, сильно устававший на работе, ложился довольно рано.
Этот мужчина ставил Мэрион в тупик. Она ожидала, что он будет вести себя с ней сухо и официально, и так и было – в первые два-три дня. Но постепенно стало ясно, что этот тон ему самому даётся труднее, чем ей. Во время совместных ужинов она всё чаще ловила на себе его задумчивый взгляд и не знала, как его истолковать. Всё чаще он первым начинал разговор, особенно когда они случайно оставались наедине. И разговоры эти, как правило, сводились к расспросам. Его интересовало всё: её детство, учёба в университете, даже неудачный брак, от которого у неё остались только Люси и фамилия мужа, уехавшего в Штаты ещё до рождения дочери и словно в воду канувшего после нескольких всё более прохладных писем и звонков.
Вначале Мэрион, думая, что эти вопросы вызваны тем, что Джон всё ещё ей не доверяет, говорила о себе коротко и неохотно, но его интерес был настолько искренним, что она забывала о неловких обстоятельствах их знакомства и странной сделке, которую вынуждена была с ним заключить, и рассказывала уже более подробно, иногда спохватываясь, что делится с ним деталями, о которых не знали даже её задушевные подруги. К счастью, вероятно, боясь причинить ей боль, Джон никогда не расспрашивал её о времени, проведённом в Гнезде, а Мэрион никогда не вспоминала об этом периоде по собственной инициативе.
Стряхнув с себя остатки сна, она встала, быстро приняла душ, оделась и уже через двадцать минут, постучав, вошла в детскую. Кэйти и Сара, взвизгнув, бросились к ней, наперебой рассказывая, как они соскучились, как боялись, что её самолёт опоздает, как хотели рано утром зайти к ней, чтобы посмотреть, вернулась она или нет, вот только Люси их отговорила.
Но сама Люси… Хмурая и бледная, её девочка стояла возле своей парты, глядя вниз, на рюкзачок, который собирала. «Совсем взрослая», - с болью в сердце подумала Мэрион, в который уже раз вспоминая пухленькую малышку, которая четыре с половиной года назад махала ей из окна, когда она садилась в такси, чтобы ехать в аэропорт.
- Здравствуйте, мои дорогие! – она ласково улыбалась близняшкам, обнимала их, радуясь встрече, – она и правда соскучилась за эту неделю по их симпатичным глазастым личикам, по весёлой энергии, щедро расточаемой ими, по нескрываемой приязни, с которой они глядели на мир – и на неё саму, на их «мисс Анну». Но душой Мэрион в эти секунды мучительно рвалась к Люси, изнемогая от желания прижать к себе дочь, подхватить на руки, осыпать поцелуями это бледное лицо со сведёнными в одну линию бровями – такими же светлыми, как у самой Мэрион, и точно такой же формы. Посмотреть с любовью в эти серые глаза, точно такие же, какие она видит в зеркале, только без возрастных морщинок… Но как сделать это, не возбудив ревнивых подозрений у Кэйти и Сары, не натолкнув на нежелательные мысли саму Люси?
- Здравствуй, Люси, - наконец решилась она подойти к девочке, которая теперь просто повернулась к ней спиной. – Я так соскучилась, - искренне сказала она, положив руку на хрупкое плечико. И ощутила под ладонью дрожь – Люси плакала. Уже ни о чём не думая и ничего не боясь, Мэрион обхватила дочку обеими руками, прижала к себе, поцеловала неловко и торопливо куда-то в ухо, забормотала горячо: - Как же я соскучилась! Просто часы считала до возвращения.
- И оттуда… - голос Люси срывался, - …оттуда тоже нельзя было позвонить? – она подняла наполненные слезами, недоверием и болью глаза и посмотрела на Мэрион.
- Пока нельзя, - расстроенно подтвердила женщина. – Но уже к следующему разу, наверное, будет можно… - она в ужасе представила себе, как будет звонить дочери из «пыточной камеры» Кашири, но другого выхода не было: несомненно, Люси запомнила, как отец и все остальные лгали девочкам после смерти Айрин, и теперь приняла за ложь чистую правду о поездке Мэрион, решив, что они больше не увидятся.
- К следующему? – слёзы, так старательно удерживаемые, просто брызнули из внезапно зажмуренных глаз Люси. Руки девочки бессильно повисли, голова запрокинулась. – Ты снова уедешь?
Мэрион с трудом выдавливала слова сквозь сжавшееся горло:
- Люси… посмотри на меня. Пожалуйста… - Взгляд искоса, короткое шмыганье носом, тонкие пальчики на щеках… - Я должна, понимаешь? Должна. Но обещаю тебе, что обязательно найду способ позвонить, - бормотала она, хотя уже чувствовала пронизывающий холод осознания, мешающий дышать и думать.
Успокоенная Люси благополучно уехала в школу вместе с сестрёнками, а Мэрион металась по своей комнате, не находя себе места от отчаяния, которое ощутила, разрешив себе понять. «Что же я наделала, что наделала! - повторяла она про себя. – Как могла пойти на то, чтобы причинить такую боль девочкам, которые и так уже дважды осиротели! Джон вправе был предлагать эту «сделку», ведь он ничего не знал, но я!.. Из эгоистичного стремления побыть подольше рядом с дочерью согласилась влезть в её жизнь и в жизнь её сводных сестёр – только чтобы травмировать их через полгода или даже раньше своим исчезновением…»
Застонав, Мэрион упала на застеленную кровать и зарылась лицом в подушку. Она не обманывала себя – план действий был совершенно ясен. Но как же больно было решиться! Ей предстояло пойти к Джону и признаться ему в ещё одной лжи. Невыносимо было думать о том, как он, должно быть, посмотрит на неё. С каким презрением. Смешанное с жалостью, оно будет ранить ещё сильнее, а главное – совершенно заслуженно. Признаться во лжи и уйти, отчаянно надеясь на то, что ей останутся хотя бы редкие встречи с Люси… ведь он обещал…
В дверь осторожно постучали.
- Мисс Анна! – с лёгкой руки близняшек её теперь звали так почти все в доме - кроме хозяина и Эммы. Вот и Миа туда же. – Мисс Анна, вас к телефону.
Кто может ей звонить сюда? Она уже догадывалась – кто.
Открыв дверь, Мэрион взяла из рук девушки трубку, кивнула в ответ на сказанное скороговоркой: «Потом принесёте, хорошо?» - и приложила телефон к уху. Ну конечно же, Элис.
- Мэрион, не делайте этого! – голос маленькой провидицы звучал нетерпеливо и тревожно. – Вы всё испортите!
____________________________________________________
Авторы: O_Q (Ольга); partridge (Анна)
Редактирование: lilit47
Автор обложки - partridge (Анна) Большое спасибо всем, кто оставляет комментарии здесь и
на ФОРУМЕ.