Саундтрек: Johnny Cash – Hurt
_______________________

В окутавшей дом тишине строчки, раз за разом повторяющиеся в голове Элис, оглушают. Внимательно вслушиваюсь в них, пытаясь за переплетениями текста услышать её мысли, но в пустотах между словами нет ничего.

Ни-че-го.

Я не могу чувствовать эмоции, как Джаспер, но мы с Элис настолько близки, что её тревога и беспокойство с каждым вдохом всё прочнее обосновываются в мёртвом теле. Она уже давно знает, что я здесь, и, погрузившись в полные горечи слова, готовится к нашей встрече. Я же, в свою очередь, знаю – в её словах не будет ничего приятного. Уверен – сказанное ею разрушит тот полный любви и надежды кокон, что сплела вокруг меня Белла. Он уже теряет прочность – с каждым шагом составляющие его крепкие нити со звоном рвутся, пропуская внутрь привычные и уже почти забытые тоску, боль… одиночество.

С усилием сглотнув заполнивший рот горький яд, останавливаюсь перед маленькой провидицей. Она сидит на полу своей комнаты, обхватив руками колени, и, крепко зажмурившись, беззвучно шевелит губами – поёт, поёт для меня.

Кем я стал?.. Мой дорогой друг, все, кого я знаю, в конце концов уходят. И у тебя могло бы быть всё…

- Пожалуйста, перестань. – Слова вырываются из груди и словно падают вниз, не в силах бороться с притяжением. Тяжёлые, неподъёмные, необъятные. Перестань.

- Ох, Эдвард…

Её глаза распахиваются, и на меня обрушивается целый океан боли. В мыслях Элис словно прорвало плотину, они набрасываются на меня, терзают своим бессмысленным хаосом, в котором даже, казалось бы, идеальному мозгу вампира разобраться не представляется возможным.

Падаю рядом с ней на колени, заглядываю в золотистые глаза. Сколько раз мы так общались – молча, не видя необходимости прибегать к медленной, несовершенной речи? Привычка, как я и надеялся, берёт своё, и поток обрывков видений и размышлений в голове Элис понемногу упорядочивается.

Что ты хотела мне сказать?

Показать, Эдвард. Показать. Они… чёрт. Она… Нет, просто смотри сам.

Золото её взгляда стекленеет, и я вместе с ней тону в очередном видении. Уверенный – на этот раз всё будет иначе. Понимающий – на этот раз выплыть не получится.

…Ты бежишь, запыхавшийся, как слабый человек, и не успеваешь – как во сне, когда знаешь, что нужно спешить, но двигаешься всё медленнее и медленнее, будто пробираешься сквозь неподатливую толщу воды. Они слишком близко, а ты слишком далеко, как и твоя семья – ты слышишь, как они сосредоточенно бегут чуть позади. Они не такие быстрые, как ты, однако и твоей скорости недостаточно. Вырвавшись из плена деревьев, оказываешься на аллее, и видишь полные ужаса карие глаза, полные равнодушия – алые. Чёрные плащи – уродливыми кляксами на белом снегу. Аромат её крови бутонами распускается в воздухе, её лепестки – смертельно-красивыми узорами расчерчивают белое полотно дорожки. И всё вдруг теряет смысл, и ты замираешь, как вкопанный, даже не пытаясь сопротивляться, когда Феликс подлетает к тебе, когда он протягивает руки, когда они сжимаются на твоей шее…

- Нет! – Я с криком вырываюсь из хватки невозможного, недопустимого видения. Так не должно быть, всё ещё можно исправить. – Можно же увезти её, спрятать…

Элис качает головой, неотрывно глядя на меня полными тоски глазами.

- Ищейка. Ты забыл про ищейку. До них уже дошли слухи о ваших отношениях, и если мы увезём Беллу – Вольтури получат подтверждение.

Вскакиваю на ноги, не в силах оставаться на месте. Мне уже известен правильный ответ, понятно, к чему клонит Элис, но я не могу, просто не могу принять его. Пока нет.

- Если мы предупредим Беллу и уедем? Вернёмся, когда опасность минует? Что тогда?

…Вся жизнь делится на короткие отрезки, полные пропитанного горечью счастья. Для тебя разлука длится мгновение, но с каждым возвращением ты видишь, как из Беллы капля за каплей уходит жизнь. Её глаза тускнеют, волосы седеют, и в конце концов ты перестаёшь понимать, зачем возвращаешься. Осознаёшь, что крадёшь её жизнь надеждой на очередную встречу, решаешь оставить её в покое, но вернувшись в последний раз, чтобы попрощаться, видишь – всё уже решено за тебя. В её выцветших, навсегда устремлённых в одну точку глазах светится лишь один, последний вопрос: «За что, Эдвард?»…

- Ты знаешь, что мы должны сделать, Эдвард. У нас мало времени – нужно перехватить Вольтури как можно дальше от Форкса. Уедем сразу после её дня рождения. У тебя будет ещё несколько дней, чтобы попрощаться, но тянуть нельзя.

- Её день рождения уже завтра. Завтра! Я не смогу сделать это, Элис. Как?..

На мгновение зажмурившись в попытке собраться с силами, сестра вскакивает на ноги и, подлетев ко мне, заключает в объятия. Призванные поддержать, они лишь удваивают моё отчаяние – сложно помочь тому, кто страдает точно так же, как и ты.

…В её карих глазах – недоверие, и шок, и… неуверенность. Белла потрясённо смотрит на тебя, пытаясь осознать повисшие в воздухе слова. «Белла, ты мне не пара». На твоём лице – ни капли эмоций, ты словно превратился в статую, тебе словно… всё равно. Вы обмениваетесь абсурдными, невозможными фразами, и в какой-то момент тебе хочется истерически расхохотаться, потому что Белла – любимая, обожаемая тобой Белла – безоговорочно верит им. «Всё будет так, словно меня никогда не существовало». Последний поцелуй – в лоб, хотя так хочется прикоснуться к губам, так хочется заключить её в объятия и никогда не отпускать. Но приходится прощаться с ней, надев на лицо отвратительную маску безразличия. Ты говоришь – «Береги себя», она кричит – «Подожди», и в её голосе столько беспросветного отчаяния, что ты чуть не ломаешься, чуть не посылаешь к чёрту все планы, и сдерживаешься только в последний момент, вспоминая чёрные кляксы плащей, алые бутоны крови, отсутствие света в любимых глазах. Знаешь, что ей будет нелегко, но всё равно уходишь – чтобы она жила. Забираешь у неё надежду – чтобы дать вам шанс. Чтобы когда-нибудь, возможно, вернуться…

Вынырнув из видения, хватаю ртом воздух, как аквалангист, кислород в баллоне у которого закончился намного раньше, чем он преодолел нависший над ним пласт воды. Вдохи не приносят облегчения, они разрывают тело на части, обжигают, причиняют боль, боль, боль.

- Дальше, Элис, - хриплю я. Горло саднит, и жажда – ничто по сравнению с тем, что я испытываю. – Я должен знать, что будет дальше.

…Пустота. В её взгляде – пустота. День за днём проходят словно в тумане, и нет ничего, что было бы способно вернуть её к жизни. Пока Чарли не ударяет кулаком по столу. Пока в её уши не врывается полный отчаяния крик. «Нельзя же вечно его ждать!» За пустотой следует боль, и крики по ночам, и отчаянные попытки сделать вдох, обхватив себя руками, пытаясь не дать себе распасться на части. Её боль необъятна, Белла ищет твои следы всюду, несмотря на данное тебе обещание стремится оказаться на грани, чтобы увидеть – хоть на пару секунд – твоё лицо. А потом видения начинают прерываться. Становятся короткими вспышками. И в этих вспышках ты видишь, как на её бледное лицо возвращается румянец. Потом слышишь её смех. Не понимаешь, что становится причиной этих перемен, но радуешься им, потому что она снова живёт – пусть и не рядом с тобой…

- Есть ещё один вариант, Эдвард, - шепчет Элис, отстраняясь и мягко проводя ладошками по моим холодным, сухим щекам. – Ты можешь…

- Нет.

…Вы счастливо смеётесь, пересекая цветущую поляну. Её кожа блестит в лучах…

- Нет, Элис!

- Почему ты упрямишься, Эдвард? Зачем вся эта боль, если её можно избежать?

С рычанием хватаю сестру за плечо, впиваюсь пальцами в каменную плоть. Как она не понимает? Как может не понимать?..

- Это проклятие, а не дар, - выплёвываю я в её потрясённое лицо. Знаю, что не должен так себя вести, но в висках кровь выстукивает её имя – Белла, Белла, Белла, - и вдруг оказавшаяся так близко разлука толкает меня на грань безумия. – Ты сама видела – она смеялась! Пусть ей какое-то время будет больно, но боль уйдёт, и она сможет жить. Разве ты не хотела бы снова стать человеком, Элис? Разве не променяла бы на это что угодно?

В золотистых вихрях её взгляда – сочувствие. Но я вижу в них и решительность.

- Не променяла бы. Сейчас я счастлива – была бы счастлива ещё больше, если бы ты не был таким упрямцем. Ты же знаешь, что сама Белла умоляла бы тебя обратить её, знай она о ситуации. Она и так умоляет об этом. Почему просто не…

- Пока у неё есть шанс на счастливую жизнь – этого. Никогда. Не. Будет, - чеканю я, медленно разжимая пальцы и отходя от Элис, словно боясь, что её близость заразит меня ложной надеждой.

- А если этого шанса не будет? – задумчиво говорит сестра, и в её мыслях мелькает что-то, что я не успеваю уловить. Остаётся лишь ощущение брошенной мне в лицо пригоршни снега да тихий отзвук всё той же песни. Ты стала иной, а я всё ещё рядом…

- Что это было?

- Если этого шанса не будет? - повторяет свой вопрос Элис, чётко проговаривая каждый слог, и я сдаюсь, понимая, что сейчас она ничего не скажет.

- Тогда я обращу её. Сам. Но этого не…

- Остальные вот-вот вернутся, - прерывает меня сестра и выходит из комнаты, отводя взгляд. …Сегодня я причинил себе боль, пытаясь понять, могу ли ещё чувствовать… - Мы должны сказать им. Особенно Джасперу – у него будет особая роль.

- Что ты задумала? – кричу ей вслед, хоть в этом и нет необходимости, ведь Элис услышала бы и тихий шёпот. – Элис!

Но она молча спускается по лестнице, чтобы встретить остальных Калленов на пороге, и мне остаётся довольствоваться рвущими меня на части строками, что вновь, и вновь, и вновь проигрываются в её голове.

Я подведу тебя… я причиню тебе боль.

***

Всё проходит как по нотам, но я всё равно оказываюсь не готов. Не готов к боли на лице Беллы, не готов к её потрясению, не готов к тому, что она верит моим безумным словам, верит сразу, ни на секунду не усомнившись в них. Чётко следую ниточке видения Элис, хотя в ушах шумит, а мир вокруг оказывается окутан туманной дымкой. Ты мне не пара. Не пара. Не пара. Бесконечной спиралью эти слова ввинчиваются в голову, мешая связно думать. За ними по пятам следуют полные слёз глаза Беллы, её тихие крики, её попытки догнать меня в то время, как я тихо, незаметно следовал за ней.

Всё чуть не летит к чертям, когда я вижу, как она, споткнувшись, падает на землю и остаётся на месте, свернувшись клубочком. Невольно произношу едва слышным шёпотом слова Элис – что если у неё не будет шанса? – но этот сводящий с ума вопрос вытесняют воспоминания о смехе Беллы, о румянце на её щеках, об искорке в любимых глазах.

И я отступаю, оставляя её в одиночестве. Те пять минут, что я бегу по лесу, с каждым шагом словно прощаясь с Беллой, растягиваются на беспросветную вечность. И пусть говорят, что разум вампиров всегда ясен – наконец натыкаясь на Эммета и Элис, которые дожидались меня в условленном месте, я бесконечно далёк от здравомыслия. Сомневаюсь, что нахожусь в сознании и после, когда мы вместе направляемся к Денали, зная, что там столкнёмся с Вольтури. Всё, о чём я думаю – это скорчившаяся на земле Белла, похожая на покинутого своими родными ребёнка. Всё, о чём молюсь – это чтобы видения Элис оказались правдивыми, и в свите не оказалось Аро. Вероятность его появления ничтожно мала, но она до основания разрушила бы все наши планы – хватило бы одного его прикосновения. Элис беспрерывно погружена в видения, Эммет несёт её на руках, потому что время на исходе, а я раз за разом вижу Беллу, Беллу, Беллу. Пустота – боль – смех. Пустота – боль – смех. Чем ближе мы к Аляске, тем меньше я верю в искренность её улыбки, тем больше меня занимают её страдания. Что если мы совершили ошибку? Что если я ошибся?

Элис вздрагивает, моего лица вновь словно касаются колючие снежинки, я вижу в её мыслях короткую вспышку – аллея, и фонари, и снег, и… Белла? – но всё это растворяется в музыке.

Если бы я мог начать сначала…

И тихий свежий воздух разрывает мой полный боли вой:

- Хватит, Элис, пожалуйста, хватит!

Говорят, что вампиры в любых ситуациях сохраняют ясность ума, но почему тогда я валюсь на землю, словно внезапно ноги отказываются нести меня дальше? Почему голоса Эммета и Элис кажутся такими далёкими, и невнятными, и бессмысленными? Почему я не могу заставить себя подняться?

Почему, чёрт возьми?

Почему?..

***



***



***

Дни проносятся один за другим, улетают, словно листья, подхваченные порывами ледяного ветра. Мне не нужно их считать: погрузившись в воспоминания, я лишь послушно следую указаниям семьи в ожидании момента, когда Элис возьмёт меня за плечо и скажет: «Всё в порядке, Эдвард, опасность миновала. Вы можете быть вместе».

Глупая, глупая надежда. Я ненавижу её всеми фибрами своей несуществующей души, которая почему-то бесконечно, беспрерывно болит. Наверное, другой предпочёл бы боли равнодушие, но я приветствую её – лишь ноющее сердце показывает, что я ещё жив. Лишь оно даёт надежду на то, что я ещё смогу чувствовать.

За окном медленно падает снег. Не знаю, сколько я провёл у этого стекла, наблюдая за медленным кружением белых крупинок, за тем, как светлеет и темнеет небо. Это не имеет значения. Всё, кроме Беллы, бессмысленно. Если подумать, даже слова Элис о минувшей опасности ничего не изменят – оказавшись вдали от своего полуночного солнца я привыкаю к темноте и вижу столь долго скрывавшуюся от меня правду – у нас всё равно ничего не получится. Второе видение, показанное мне Элис в тот злополучный день, никак не связано с Вольтури – именно это поджидает нас уже совсем скоро. Для меня проносящиеся мимо годы – мгновения, для неё – вечность. Разве будет Белла счастлива, старея рядом со мной? Разве будет она рада видеть в зеркале – морщины, на моём лице – их отсутствие? Нет, нет, нет. Вспоминаю все наши разговоры и осознаю, что нам не быть вместе.

А что если?.. – иногда звучит в голове шёпот Элис, но я заглушаю его меркнущими воспоминаниями об улыбке Беллы. Пытаюсь поверить, что всё будет хорошо, но эта вера истончается, рвётся на холоде с тихим звоном, рассыпается по полу домика хлопьями снега.

И однажды я понимаю, что не могу больше отнекиваться от слов семьи. Словно заводная кукушка, у которой нет сил противиться заложенной в неё программе, я раз за разом отвечаю им, что Белла будет счастлива. Что она будет жить. Что обращение – не выход. Она же будет смеяться, верно? Уже совсем скоро будет смеяться.

А что если нет?

Появившись однажды, с каждым днём эта мысль крепнет. Отвернувшись от окна, я вижу свою семью – Карлайл с Эсми стоят у камина, обнявшись, и что-то шепчут друг другу так тихо, что даже я не в силах расслышать их слова. Розали лежит, положив голову на колени Эммета, и тот неожиданно нежно перебирает её платиновые локоны. Джаспер с Элис сидят в одном кресле: она обхватывает ногами его талию и смотрит, неотрывно и молча смотрит в его глаза. Мне не приходится приглушать их мысли, как обычно – они и так еле шелестят где-то вдалеке, заполненные лишь любовью.

И они прокляты? И они несчастны?
Или всё это время я обманывал себя?

Тихо вскрикнув, Элис вскакивает на ноги и молнией подлетает ко мне. Прижимает холодные ладони к моим щекам, заглядывает в глаза, словно может увидеть в них больше, чем ей показало знакомое мне видение-вспышка. Аллея, снег, фонари… Белла.

- Правда? – шепчет она недоверчиво, и на комнату опускается гробовая тишина, лишь в камине еле слышно потрескивают дрова.

- Я должен проверить, - шепчу в ответ и только после этого понимаю правильность этого решения. Иначе поступить невозможно. Скрываться здесь, пока есть вероятность, что Белла никогда не будет счастлива – немыслимо.

- Эдвард… - В голосе Элис столько счастья и теплоты, что я буквально чувствую, как они заполняют меня до краёв, отогревая каждую заиндевевшую клеточку моего тела.

- Я только проверю и вернусь, - твёрдо говорю я. Аллея, снег, фонари… Белла. – Вернусь. – Хотя сам уже в этом не уверен.

Я бы остался собой, - улыбаясь, тихо поёт Элис, пока я вылетаю из дома под радостные возгласы всех остальных Калленов. – Я бы нашёл способ.

***

Мёртвое сердце, кажется, вот-вот загрохочет в груди, навёрстывая упущенное время бездействия. До Форкса ещё бежать и бежать, но с каждым шагом я чувствую, как сосущая пустота внутри заполняется предвкушением, и страхом, и надеждой. Пусть я уйду спустя полчаса после того, как доберусь до неё – зато увижу Беллу. Свою Беллу. Любимую, желанную, единственную.

Которой я причинил столько боли.

Стремительно пересекая американские просторы, я раз за разом проигрываю в мыслях все варианты развития событий, задерживаясь на самых маловероятных. Что если она увидит меня? Будет кричать, по праву обвиняя во всех смертных грехах? Скажет уходить прочь? Или?..

Нет, нет, нет. Я не могу позволить себе думать об этом невероятном или. Сейчас рядом нет Эммета, который понесёт меня, если я вновь сломаюсь, нет Элис, которая постарается успокоить, но дело даже не в этом. Я не имею права остановиться. После всего, что Белла сделала для меня, после того, как она подарила мне часть себя, я должен убедиться, что с ней всё будет в порядке. Что пусть не сразу, пусть через месяц-год-десять лет, но она будет счастлива.

Погрузившись в размышления, я не сразу осознаю, что меня окружают знакомые запахи места, в котором я обрёл то, чего мне так не доставало всю жизнь. Маленький городок, который, по сути, никак не мог тягаться с другими местами, в которых нам приходилось бывать, переплюнул их все: он стал домом.

Замедлив бег, я направляюсь к зданию, в котором меня ждёт Белла. А внутри пышным цветом распускается необязательная, опасная, но столь притягательная надежда.

***

Снежинки тёплыми блёстками касаются лица и замирают на нём, не тая. Их становится всё больше и больше, и спустя десять минут я уже стою, припорошенный снегом, словно старое дерево, давным-давно лишившееся всех жизненных соков – высохшее, искривлённое, мёртвое.

Неотрывно смотрю в просвет между деревьями. Там, прямо напротив меня, сидит на скамейке моя Белла. Кончики пальцев покалывает от желания прикоснуться к ней, погладить по волосам, прижать к себе, но я держусь, держусь из последних сил, крепко сжав зубы и задержав дыхание. Несмотря на голод, знаю, что её запах не опасен – одна мысль о том, что я могу причинить ей вред, смехотворна.

Но я уже его причинил.

Никакое видение Элис не могло подготовить к тому, что я увидел. Следуя по ниточке аромата, я шёл по городу, проходя мимо украшенных домов и сверкающих гирлянд, бросавших цветные отсветы на снег. Вспоминал, как загорались глаза Беллы при одном упоминании этого праздника – тихая, не любящая сюрпризы и празднования, она обожала украшать дом и смотреть рождественские фильмы, любила гулять, любуясь городом, принарядившимся к Рождеству. Белла говорила, что раньше Рождество было единственной причиной, по которой она любила Форкс: в Финиксе о снеге можно было только мечтать, а он был неотъемлемой частью праздника.

Осознав, что мой визит выпал чётко на сочельник, я обрадовался. Думал, что увижу её улыбку раньше намеченного Элис срока. Глупец.

Я догнал Беллу, когда она подходила к аллее, ведущей в парк. Даже не видя её лица понимал, что реальность пойдёт вразрез с моими планами, и всё же надеялся на блеск в глазах, надеялся на лёгкий изгиб губ, надеялся на малое подтверждение своей правоты.

Но не увидел ничего.

По улицам вяло шагала оболочка известной мне Изабеллы Свон. Поникшие плечи и опущенная голова, грязные волосы, разметавшиеся по плечам… Она ничего не замечала. Она, казалось, вообще отсутствовала, безвозвратно провалившись в свои мысли. И лишь иногда замирала на секунду, делала глубокий вдох, отстранённо прижимала руку к груди – и шла дальше.

Будь я человеком, меня бы стошнило.
Будь я человеком, я метнулся бы к ней, упал на колени в снег и разрыдался, обнимая её колени.
Будь я человеком, этой боли бы не было.

Последняя мысль отрезвила меня, помогла собраться с духом и последовать за Беллой в парк, бесшумно двигаясь в тени деревьев.

Теперь, сидя так близко – и так далеко от неё, я не знаю, расстраиваться, что не могу прочесть её мысли, или радоваться этому. От одного вида её пустого, потерянного лица всё внутри дрожит мелкой дрожью и медленно покрывается коркой льда. Осознание того, что это сделал я, непрерывно стучит в висках.

Белла неподвижна. Я неподвижен. Замерли на грани, и я отчётливо понимаю, что любое движение толкнёт нас за неё, приведёт к тому, о чём догадывалась Элис, но чего я – по глупости своей – не видел, отказывался видеть. Мы не можем вечно находиться в этом безвременье, и вот-вот что-то изменится, вот-вот…

Белла начинает плакать.

Крупные капли катятся по её бледным впалым щекам, скользят по искусанным губам, впитываются в воротник пальто. Тихие всхлипы разрывают тишину аллеи на куски, а когда к ним добавляется ещё и тихий, задыхающийся, умоляющий, отчаянный шёпот, вся моя выдержка летит в тартарары.

- Почему? Почему, почему, почему? – Она покачивается, вцепившись ладонями в обледеневший край скамейки, тихо скулит, как побитый щенок, дрожит, еле двигая замёрзшими губами, спрашивает меня, почему я так с ней поступил, и весь мой мир, вздрогнув, встаёт на место.

Иду к ней, не скрываясь – сухие ветки, ломаясь, хрустят под моими ногами, снег – скрипит.
Тону в её слезах, в недоверии, потрясении и надежде в тёмных, влажных глазах.
В воспоминаниях – её уговоры, мои отказы, тщательно скрываемая обида и разочарование после каждого моего «нет» в ответ на просьбу обратить её, провести с ней вечность.
Конечно, она поверила мне. Поверила в то, что никогда не любил, не хотел быть рядом – всегда, всегда, всегда…

Мне не нужно быть человеком для того, чтобы упасть перед Беллой на колени и уткнуться лицом в подол её пальто. Нужно извиниться, но горло перехватило, и я не могу выдавить ни слова. Только исступлённо целую грубую ткань и пытаюсь подавить сухие рыдания, которые всё равно рвутся и рвутся из груди.

Проходит целая вечность, прежде чем Белла, соскользнув со скамейки, вдруг тоже опускается на колени. Заплаканное лицо оказывается совсем рядом – вижу снежинки на её ресницах, они тают, опалённые нестерпимым жаром её слёз, и я больше не могу сдерживаться. Касаюсь ладонями тонкой талии, обнимаю её – своё самое драгоценное сокровище – и покрываю лицо хаотичными, беспорядочными, лёгкими поцелуями. Глаза, щёки, нос, губы – только боюсь коснуться лба, боюсь оживить в нашей памяти прощание.

Словно ушатом холодной воды на голову – слово, срывающееся с её губ.

Прости.

Ошеломлённый, ничего не успеваю сказать. Она, изо всех сил вцепившись в воротник пиджака – истрёпанного, грязного, порванного, того самого, в котором я лгал ей, - торопливо, захлёбываясь, срываясь на крик, говорит…

- Я не должна была верить тебе, Эдвард. Не должна была сомневаться. Прости меня, прости, прости, что не остановила, я так виновата, это всё…

Наконец придя в себя, впиваюсь поцелуем в её губы, обрывая этот поток бессмыслицы. Не закрываю глаза, впитывая в себя её светящееся от робкой, недоверчивой радости лицо и румянец, начинающий окрашивать щёки. Мягко касаюсь языком лёгкой улыбки, в которой, подрагивая, изгибаются её губы, и они тут же распахиваются, с готовностью принимая всю нежность, что я готов ей дать.

Позже я успею извиниться, успею объяснить всё произошедшее, успею ещё миллион раз уверить её в том, что она – единственная моя пара, уникальная половинка, без которой я не могу не то что жить, даже существовать. Теперь нам на всё хватит времени. Сейчас же, немного отстранившись, я заглядываю в её искрящиеся глаза и произношу слова, в которые на этот раз она, надеюсь, поверит всем сердцем.

- Я люблю тебя, Белла. Больше всего на свете.
- Люблю… - шепчет она в ответ.

Одним движением подняв её на руки, я вновь касаюсь тёплых, мягких губ.

И почти уверен, что слышу где-то вдалеке тихую песню, ставшую лейтмотивом начала нашей счастливой вечности.