Глава 9. Во сне и наяву
С тех пор как Дэниэл отлучился из моей жизни…
Да-да, именно отлучился. Я запрещала себе даже думать о словах «исчез» и «ушел» - в них было что-то фатальное, что-то прошлое, что-то пугающе законченное, а я не могла позволить себе даже в мыслях допустить «законченность» между нами. Поэтому я использовала «отлучился» - просто ненадолго вышел, но скоро снова будет рядом. Как и должно быть всегда.
Так вот, с тех пор как Дэниэл отлучился из моей жизни, мне снился один и тот же сон. Один и тот же по сути, разный – по антуражу. Суть была пугающе проста: он уходит, а я не могу догнать. Интерьеры были непостоянны.
Иногда я видела его в горах, как в ту нашу первую встречу face-to-face. На нем был сияющий лыжный костюм, в волосах блестели снежинки, щеки раскраснелись, глаза горели, улыбка ослепляла. В другой раз он мог прийти в мой сон из ночного клуба. Тогда я любовалась им, одетым в какие-нибудь дорогущие дизайнерские джинсы и рубашку или водолазку, с бокалом, наполненным искристой жидкостью. Он улыбался насмешливо и одуряющее сексуально, его волосы падали на глаза и он отбрасывал их нетерпеливым жестом... Он снился мне и дома, в своей или моей комнате, и на площадке перед поместьем, и на бейсбольном поле, и на теннисном корте… Он мог быть один или в окружении друзей, с которыми он знакомил меня в Гштааде и в Лондоне. Он мог быть даже с Калленами – чаще с Роуз и Эмметом. Только я никогда не была с ним. Я была рядом, но он смотрел словно сквозь меня, и я никак не могла достучаться до него, заставить его обратить на меня внимание, словно я была невидима и неслышима для него. Я кричала, плакала, молила, обнимала его, ругала, целовала, но все было тщетно – он игнорировал меня, ни единым жестом, ни единым взглядом не выдавая того, что он знает о моем присутствии.
Сегодня в моем сне наконец-то что-то изменилось.
Я вздохнула, не просыпаясь, и перевернулась на бок.
При всей своей необъяснимой печальности, это был лучший сон, который я видела за последнее время.
Дэниэл снова был рядом и, на этот раз, он видел меня!
Он наблюдал, как я сплю…
Мне всегда казалось, когда я просыпалась утром и видела его сидящим возле моей постели, что ему нравится смотреть на меня спящую. Сегодняшний сон подтверждал мои догадки.
Он наблюдал, как я сплю…
Он стоял рядом с моей кроватью, засунув руки в карманы незнакомых мне джинсов. Его плечи сгорбились, словно он устал тащить на себе какую-то непосильную ношу, голова была опущена, а спадающие из-под капюшона, опять же незнакомой мне толстовки, на лицо волосы скрывали от меня выражение его глаз.
Но даже без взгляда в его глаза я могла сказать, что в нем что-то поменялось. Не внешне, но внутренне. Этот Дэниэл не был Дэниэлом, которого я знала. Передо мной стоял несчастный маленький мальчик, вынужденный расставаться с любимой игрушкой, которую он боготворил. Или мальчик, которому предстоит покинуть своих друзей. Может быть все сразу.
Я так хотела прижать его к своей груди, гладить его по шелковистым волосам и шептать успокоительные глупости. Так хотела убедить его, что он не должен ничего отдавать и никого покидать. Сказать, что если он что-то хочет, я смогу найти способ дать ему это. Что я сделаю для него все на свете, возможное и невозможное.
Я так хотела протянуть руку и дотронуться до его лица, разгладить печальные складки на лбу, погладить щеки, ласково поцеловать губы, но я не двигалась, боясь спугнуть это мгновение. Нарушить его печальную прелесть, его болезненную красоту. Боясь, что если пошевелюсь, то тогда я проснусь, и Дэниэл вновь рассеется во мраке ночи или серого утра, в зависимости от того, как долго я спала.
Поэтому я наблюдала. Упивалась его красотой. Дышала одним с ним, пусть и призрачно-сонным, воздухом.
Мои глаза опустились с его лица на плечи, грудь, руки… Пусть сейчас все это было скрыто под мешковатой толстовкой, я то знала и силу рук, и размах плеч, и убаюкивающий ритм мерно вздымающейся при дыхании груди. Я знала теплоту кожи и ее холод. Я знала ее мягкость и гранитную твердость. Я знала всего Дэниэла. Во всех ипостасях. Во всех проявлениях.
Наконец, я снова взглянула ему в лицо.
Он был прекрасен. Я не устану снова и снова повторять это.
Прекрасен. Прекрасен. Прекрасен.
Я не могла найти ни единого изъяна в его чертах, ни единого несовершенства…
И все же, я заметила, что он выглядит… устало. При всей гладкости и свежести кожи, при всем блеске и шелковистости волос, было в нем что-то отчаянное, что накладывало свой отпечаток на каждую черточку его лица и тела.
Под его глазами лежали тени. Хотя, может быть, это была просто оптическая иллюзия, игра сумерек… Уголки губ были опущены. И его обычно такое выразительное лицо сейчас исказилось чем-то, напоминающим микс из злости, скорби, отвращения и печали.
Он тихо вздохнул, и в этом вздохе было столько боли, почти осязаемой боли, что я не выдержала. Даже если сон оборвется, я должна попытаться облегчить его боль, должна попытаться избавить его от страданий. Поэтому я нарушила свое безмолвное созерцание и тихо прошептала:
- Пожалуйста, не мучай себя.
Тело Дэниэла напряглось, плечи расправились, ресницы взмыли вверх, открывая мне его глаза.
Я ахнула. Они были кроваво-красными, почти как после обращения, но такие же гипнотизирующие, опасно-притягательные, как и всегда.
Какую-то долю секунды мы смотрели друг на друга. Глаза в глаза. И за это короткое мгновение я убедилась, что вся боль, все отчаяние, вся злость и ярость на самом деле были здесь, между нами. Мне это не показалось.
- Дэниэл, - выдохнула я.
Я хотела сказать ему так много, но не могла найти слов. Поток мыслей никак не желал оформляться в слова. Поэтому я только напряженно вглядывалась в его лицо, надеясь, что он поймет все и так, только по моим глазам…
- Прости, - пробормотал он, наконец, и я едва не заплакала от радости, вновь слыша его голос.
О Господи, пожалуйста, пусть этот сон не кончается… Пусть он говорит со мной подольше.
Его ладонь легонько коснулась моей щеки. Перевернулась. Костяшки пальцев погладили мой подбородок.
Я закрыла глаза, упиваясь ощущением ласковой прохлады на коже… А потом все исчезло. Я распахнула глаза и села на постели, напряженно вглядываясь в темноту, обшаривая глазами каждый сантиметр комнаты, пытаясь разглядеть знакомый силуэт.
Вокруг было пусто.
От обиды и разочарования, я всхлипнула.
Мало. Мало. Я хочу продолжения!
Моя рука прикоснулась к щеке, к тому самому месту, которого во сне касалась его ладонь. Щека была прохладной…
Мое сердце забилось как сумасшедшее.
Я коснулась подбородка.
О, БОЖЕ МОЙ!
Это не сон!
Он был здесь!
Я вскочила с кровати и подбежала к распахнутому окну.
- Дэниэл! – выкрикнула я. – Вернись!
Серебристая, вся в искрящихся капельках мелкого дождика, ночь ответила мне молчанием.
Я бросилась к двери и выбежала из комнаты. Я помчалась по коридору, потом вниз по лестнице…
Я оказалась на улице и вздрогнула. Темно. И дождь моросит. Небо затянуто облаками, бегущими с немыслимой скоростью, изредка позволяющими серебристому сиянию луны пролиться на землю. Ветер заставил меня поежится от холода. Ступнями я ощутила сырость каменного крыльца…
Босая. В одной тонкой рубашке.
- Дэниэл! – мой крик прорезал тишину ночи.
Еще до того, как я успела подумать, я поняла, что быстро бегу по направлению к лесу. Почему-то мне казалось, что он ушел именно туда.
Растаявший грязный снег, смешанный с дождем, хлюпал под ногами, ветки хлестали по лицу и цеплялись за распущенные волосы, корни вековых деревьев и холодные мокрые камни ранили босые ноги.
- Дэниэл! Вернись!
В ноздри ударил резкий запах сосновых иголок, мокрой земли и прелых листьев. Сердце молотом стучало в груди, дыхание перехватывало.
Мне казалось, что я вижу его то здесь, то там. Вот же он – за теми елями, а в следующее мгновение – у поваленного дуба. И я бросалась из стороны в сторону, в надежде догнать ускользающий силуэт, но как только я добиралась до места, оказывалось, что там никого нет, и я снова видела Дэниэла где-то в отдалении и бросалась бежать…
Я бежала сквозь глухую чащобу и ничего толком не могла рассмотреть. С усилием продиралась сквозь колючки и ветви, не обращая внимания на то, что они терзают незащищенную кожу. В боку кололо, дыхание стало судорожным и хриплым. Но я не останавливалась. Я боялась, что если остановлюсь, то уже никогда не догоню Дэниэла.
Полностью поглощенная погоней, я не заметила поваленного дерева. Я вскрикнула от боли и потеряла равновесие. Я упала. Больно. Из коленок хлынула кровь, грязь заляпала лицо, но я встала и побежала дальше.
- Дэниэл! – выкрикнула я из последних сил. - Пожалуйста… - я даже сама не знала, о чем умоляю, я просто повторяла: - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Я была в состоянии близком к потере рассудка.
Я почувствовала твердое прикосновение чьих-то рук.
О боже. О боже. О боже.
Спасибо.
Кровоточащие ссадины, холод, грязь – все перестало иметь значение.
Я обернулась.
- Папа? – изумленно произнесла я, во все глаза глядя на него.
Разочарование было непередаваемым.
- Боже, Ренесми! – пробормотал Эдвард, укутывая меня в свой свитер и поднимая на руки. - Что же ты делаешь с собой?
- Он был здесь! – прошептала я, и попыталась вырваться из захвата сильных рук. – Пусти! Я должна догнать его!
Эдвард с такой силой сжал челюсти, что я услышала громкий лязгающий звук.
- Это невозможно! – твердо сказал он, беря меня за подбородок и заставляя посмотреть ему в лицо. - Он не мог быть здесь.
-Я видела! – выкрикнула я. - Я видела его! Он был рядом, он касался меня!
- Ренесми… - в голосе папы звучало неподдельное отчаяние.
- Пусти!
Эдвард не послушал меня.
Мы стали двигаться куда-то.
К дому. Туда, где не было Дэниэла. В этот момент я ненавидела это место. Я бы с радостью осталась в лесу – даже он, холодный и неприветливый в это время года, был предпочтительнее, чем тот склеп, где похоронены все мечты и желания.
Но ни мои мольбы, ни угрозы не смогли остановить папу…
У самой опушки леса нас встретили Белла, Эммет и Роуз. Все обеспокоенные и испуганно смотрящие на меня, всю в налипших комьях грязи и крови, с застрявшими в волосах листьями и иголками, в изодранной ночной рубашке, выглядывающей из-под свитера Эдварда. Но мне было откровенно наплевать, как я выгляжу, и что обо мне могут подумать. Все, что меня волновало, это Дэниэл. Только он.
- Розали! – выкрикнула я. – Он был здесь! Он был здесь!
Розали закусила губу и растерянно посмотрела на меня, а потом на Эммета.
- Отпусти меня, - прошипела я, вновь предпринимая попытку освободиться от рук Эдварда. – Отпусти! Ты делаешь мне больно, - это была ложь, ну и пусть. Если она поможет мне избавиться от папы – она оправдана.
Эдвард ослабил свою хватку, и я тут же спрыгнула на землю. Я поморщилась от боли в ногах, но не проронила ни звука.
- Розали, - умоляюще прошептала я. – Я видела его! Но он ушел. Мы должны догнать его. Помоги мне…
На ее лице отражалось сомнение, но я знала, что она хочет поверить мне. Когда дело касалось Дэниэла, она была такой же бескомпромиссной сумасшедшей, как и я…
Она должна поверить мне!
- Доченька, это невозможно, - вмешалась в разговор Белла. - Он не мог пройти мимо нас незамеченным! Просто не мог. Мы с папой были в соседней комнате. Мы бы услышали.
- Щит Беллы защищает нас всех, - поддержал ее Эммет. – Ее щит непробиваем, ты же знаешь. Даже Волтури оказались неспособны нарушить ее защиту.
- Он был здесь, - упрямо прошептала я. – Он был здесь.
Мне казалось, что если я допущу в свою голову всего одну мысль о том, что все что случилось этой ночью – просто мое воображение, то произойдет что-то страшное. Я не перенесу этого…
- Он был здесь… Я видела его…
Меня пробила дрожь. По телу пробежал озноб.
Ранки и царапины на лице, руках и ногах стали саднить. Я вновь начала чувствовать свое тело – появилась боль и слабость. Голова закружилась, в горле стало сухо…
Эдвард тут же подхватил меня на руки, и в этот раз я не вырывалась.
Я закрыла глаза и уткнулась лицом в его плечо.

В комнате все было так, как прежде… Распахнутое окно впускало прохладный воздух, занавески колыхались на ветру.
- Белла, - произнес папа. – Набери ванную. Нужно выкупать ее.
Белла кивнула.
- Опусти меня, - прошептала я.
Эдвард поставил меня на ноги, но я видела, что он готов подхватить меня в любое время. Я подняла руку, чтобы откинуть с лица слипшиеся грязные пряди, и поморщилась от боли. Кожа на костяшках и локтях была сбита. Струйки крови беспорядочно стекали по рукам. Я посмотрела на ноги, на когда-то белую, а теперь неопределенного цвета, изорванную рубашку…
- Боже мой, я схожу с ума? – выдохнула я.
- Нет, - ответил Эдвард. – Ты просто не до конца поправилась.
По его голосу я поняла, что он лжет. Он сам не верит в то, что говорит.
Вернулась Белла.
- Несси, пойдем, - ласково сказала мама. – Сейчас мы приведем тебя в порядок.
Я усмехнулась. В порядок? Разве похоже, что я могу быть в порядке?
Я кивнула.
- Я принесу аптечку, - сказал папа. - Нужно обработать ссадины.
Я снова бездумно кивнула.
- Ренесми…
Я подняла глаза на папу.
- Он не стоит этого.
Это был первый раз в жизни, когда я хотела ударить папу. Я хотела ударить его за эти слова так сильно, что если бы у меня были хоть какие-то крупицы сил, я бы не раздумывая сделала это.
Вместо этого я безразлично пожала плечами, всем видом показывая, что меня абсолютно не волнует его мнение, и отвернулась от него.
Я уже было пошла за мамой в ванную, как мой взгляд выхватил какой-то белый конверт на столике возле моей кровати. Я не видела его раньше. Определенно нет.
Я затаила дыхание и изумленно уставилась на кусочек белой бумаги.
Эдвард, видимо, проследил за моим взглядом, потому что, боковым зрением, я заметила, что он тоже не отрываясь смотрит в ту же сторону.
Я метнулась к кровати, но папа был быстрее. Прежде чем я смогла добраться до цели, конверт был зажат в его руке.
- Отдай! – завизжала я.
Эдвард сжал челюсти.
- Отдай! Ты не имеешь права!
- Эдвард, - я услышала тихий голос мамы. – Не нужно. Верни письмо.
- Как он сделал это? – прошипел папа в ответ. – Как, черт возьми, он смог пробраться сюда?
- Отдай! – выкрикнула я снова. Меня не интересовали умозаключения папы, меня не интересовали его планы действий, все что я хотела – это конверт. – Отдай!
Я не сумасшедшая, не психопатка, не лунатик!
Он был здесь! Он был здесь! Он был здесь!
- Эдвард… - снова сказала мама.
Папа посмотрел на меня снизу вверх и с каменным лицом передал мне конверт. Я прижала его к груди. О боже…
- Нам нужно усилить защиту, - зло выдохнул Эдвард, обращаясь к Белле. - Мы не можем подвергать Ренесми такой опасности. Нужно оградить ее от него.
Едва эти слова сорвались с его губ, как я вдруг почувствовала такую ярость…
- Оградить меня? – переспросила я, и сама не узнала свой голос, настолько неприязненно он прозвучал. – Оградить меня?
Я подошла к входной двери и распахнула ее.
- Уходите, - сказала я тихо.
- Ренесми…
- Пошли вон отсюда! – закричала я.
Мама и папа застыли. Розали и Эсми, идущие по коридору к моей комнате, тоже.
- Все! – повторила я, истерическим голосом – Пошли вон из моей комнаты!
Никто не двигался.
- Вы что оглохли? – спросила я. - Убирайтесь! Оставьте меня в покое!
Молчание стало гнетущим. Казалось, кроме меня все вдруг разом потеряли способность говорить и двигаться.
Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
- Уведи всех, - уже спокойнее сказала я, обращаясь к Белле, но избегая ее взгляда. - Пожалуйста. Я хочу побыть одной.
Белла коснулась руки Эдварда. Он отшатнулся.
- Так нужно, - прошептала она. – Так нужно. Ты сделаешь только хуже.
Прошло наверное несколько, полных драмы и скрытой борьбы, минут, прежде, чем моя комната опустела.
Я закрыла ее на ключ, зная, что это ничего не даст, если кто-то из моих родственников захочет войти. Но мне нужен был этот барьер. Призрачный и хрупкий, но все же барьер. Мне хотелось отгородиться не только от Калленов. Мне хотелось оградиться от всего мира.
Я посмотрела на конверт, зажатый в ладони. Он помялся. На нем отпечатались мои грязные пальцы.
Я надорвала корешок и вытащила простой белый лист.
Я едва не застонала, когда увидела знакомый размашистый почерк. Тот же самый, каким была написана та открытка, где Дэниэл признался мне в любви. Больше я никогда не видела, как он пишет, но те слова и их написание навсегда запали мне в душу.
В том письме была всего одна фраза, но она изменила мой мир.
В этом фраз было больше, но они, я не сомневалась, изменят мой мир еще раз.
Я вздохнула и прочитала несколько коротких предложений. Потом еще и еще раз.
Смысл не доходил до меня. Я видела перед собой буквы, складывающиеся в слова, слова, складывающиеся в предложения, но их смысл оставался для меня загадкой.
Я почувствовала, что мне стало трудно дышать. Голова вновь закружилась, только на этот раз не от слабости, а от чего-то другого…
Я оперлась о дверь и заскользила вниз, пока не оказалась на полу.
А потом я услышала какой-то странный звук. Словно эхо крика какого-то животного. Я подняла свои грязные пальцы к щекам и с удивлением обнаружила, что они мокрые.
Этот стонуще-кричащий звук послышался снова, и я вздрогнула. Всхлипы, отчаянные, хриплые, разрывающие на части, были звуками раненного животного.
Горло сжалось спазмом.
Только тогда я осознала, что эти страшные звуки издавала я…
Я легла на пол и свернулась на нем калачиком. Мои руки прижались к моему животу. Мне казалось, что внутри меня все вот-вот что-то взорвется.
Я рыдала. Я рыдала так глубоко, так нескончаемо и безутешно, что в моей голове не осталось больше ничего. Весь мир стал для меня плачем. Этим безумным, животным звуком, с болью вырывающимся из моей души.
Часы… Мне казалось, что я плакала часы.
Может быть меньше. Может быть дольше. Я была так поглощена своей болью, что перестала замечать все вокруг.
А потом, после самого долгого, самого агонистичного плача в своей жизни, я почувствовала, что из меня словно ушло что-то. Что-то нездоровое и гнилое. Что-то ненужное. Дышать вновь стало легче, и я стала жадно хватать воздух полной грудью, изредка всхлипывая, как ребенок.
Я медленно встала с пола, не отрывая глаз от белого листа на полу.
Я наклонилась и взяла его в руки, но тут же бросила обратно на пол. Казалось, он обжег мои пальцы.
Я закрыла глаза, сосчитала до десяти и снова наклонилась за листом. Я взяла его и пошла к кровати. Я легла на нее, накрыла себя одеялом и положила письмо рядом на подушку.
- Спокойной ночи, - прошептала я.
Я закрыла глаза, но перед тем как погрузилась в отрывочный беспокойный сон, я еще раз увидела написанные размашистым почерком слова:
«Все это с самого начала было ошибкой. Чересчур сложно, чтобы из этого что-нибудь вышло. Мы старались оба, где-то даже перестарались и поплатились за это. Пожалуйста, береги себя - это все, что мне нужно».
В черноте моей жизни был только один светлый луч – даже в письме Дэниэл не сказал мне прощай. А за свое «прощай», которое, при особых усилиях, может превратиться в «до свидания» и «до скорого», я сверну горы.