Заложив руки за спину, Грэгор широкими шагами расхаживал по палубе. Завидев меня, он тревожно остановился и вопрошающе посмотрел.
— Все кончено. Я убил его, – ответил я на безмолвный вопрос.
— Убил?! Спаси и сохрани нас, милостивый Господь, – со стоном проговорил дед, устремив взор в ночное небо.
— Я обязан был остановить капитана. Все произошло само собой.
— Поговорим в моей каюте, – движением головы Грэгор указал на стоявшего у штурвала матроса, открыто наблюдавшего за нами.
Только мы вошли в каюту, как подбежал ожидавший нас Джонатан Хейз.
— Все обошлось, – с облегчением выдохнув, сказал он, но, заметив хмурое выражение лица деда, уточнил: – Или не обошлось?.. Эдгар, Вы весь в крови! Грэгор, ты видел?
Дед окинул меня обеспокоенным взглядом.
— Ты ранен?
— Пустяк.
— Сними рубашку. Немедленно.
Рывком сняв с себя окровавленную рубашку, я почувствовал неприятное ощущение в правом плече.
— Резаная ножевая рана. Запекшаяся кровь присоединила ткань к коже, ты же разрушил соединение. Кровотечение обильное, – констатировал Грэгор. – Необходимо остановить кровь. Джонатан, будь добр, подай кейс.
Тем временем как дед останавливал кровь и смазывал место раны мазью, накладывал повязку и перебинтовывал, я обратился к Хейзу:
— Хлоя… как она?
— Приняла успокоительное, спит. Не волнуйтесь, она под надежным присмотром.
— Благодарю, Джонатан.
— Что Вы, дорогой Эдгар, я же от чистого сердца, – приложив ладонь к груди, Хейз почтительно склонил голову. – Позвольте кое о чем Вас известить. Часом ранее Хлоя пришла в себя и просила сообщить Вам об обстоятельствах несостоявшегося побега Керка и ее кузины Мелани. Так вот, о раскрытии плана побега Хлою оповестил лорд Ливермор, как и рассказал, что мать Мелани перехватила неосторожное письмо Керка и показала мужу, тот показал злосчастное послание лорду Ливермор, после чего по настоянию лорда было решено отправить Мелани в пансион.
— Собственно, подобное я предполагал, в чем и пытался убедить Керка, однако он категорически отказался поверить в это.
— Сработало его предубеждение против лорда и Хлои. Бедная девочка. Пострадала совершенно безвинно, как и сотни погибших пассажиров «Amadeus». Капитан Керк отметился в жизнях многих людей. Он и меня с Джонатаном ввел в заблуждение. Мы до последнего не имели понятия, во что оказались втянутыми, – с неприкрытым огорчением произнес дед и, выдержав паузу, спросил: – Эдгар, расскажешь о случившемся в капитанской каюте?
Изложенные мною подробности произошедшего впечатлили и Джонатана, и Грэгора. Они в удивлении переглянулись.
— Керк прожил достаточно противоречивую жизнь.
— И заметь, Джонатан, его откровение как нельзя кстати сделалось для него предсмертной исповедью перед пристанью вечного покоя, в которую он вошел, не оставив Эдгару выбора.
— Выбор капитана определил мой выбор. Обдуманный выбор или спонтанный… свобода выбора иллюзорна.
— Иначе ты не мог поступить, мудрый мой мальчик. Сейчас и мне предстоит явить мудрость.
— Грэгор, ты намерен отправиться на переговоры с командой корабля? – взволнованно предположил Джонатан.
— Положение более чем серьезное. Необходимо действовать незамедлительно, не то случится неотвратимое, – решительно заявил Грэгор.
— Ты подставишь себя под опасный удар.
— Джонатан прав, Грэгор. Маловероятно, что именуемый командой сброд внимет твоим словам.
— Матросы чтят меня, в этом мое преимущество. Разумеется, не стану отрицать, в большинстве своем они ограниченные умом, но имеется один весомый аргумент, всецело надежный, против которого им не устоять – деньги. Их молчание будет щедро поощрено.
— Я не стану отсиживаться в ожидании, пойдем вместе.
— Чтобы еще больше разъярить матросов? Эдгар, мы не успеем слово вымолвить, как они расправятся с нами. Посему я пойду один. Вы оба дожидайтесь меня здесь, – строго сказал дед, вмиг сделавшись непреклонным.
Джонатан едва успел отойти в сторону, когда Грэгор быстрым, твердым шагом выходил в предусмотрительно открытую перед ним дверь.

Неотступная мысль о том, что следовало было идти с Грэгором, навязчиво вертелась в голове. Когда эмоции немного поутихли, я осознал правоту деда. Мое присутствие вполне могло бы привести нас к краху.

После долгих трехчасовых переговоров с командой корабля Грэгор вернулся в каюту. Медленно прошествовав к столу, он присел на стул, залпом осушил стакан виски и, изрядно смягчившись, устало сказал:
— Безапелляционные доводы вдобавок к неприлично большой сумме вознаграждения вселили милосердие и всепрощение в матросов. Им, как выяснилось, не чужды великодушные порывы. А уж их важничанье от факта, что от них зависят чьи-то жизни… Подобный спектакль дорогого стоил.

… Как только один из матросов обнаружил окровавленное тело капитана и оповестил о происшествии команду корабля, все они собрались в капитанской каюте и стали определять способ наказания убийцы, в личности которого небезосновательно не сомневались. Вовремя подоспевшему Грэгору непросто далось усмирить рассвирепелых моряков, которых с лихвой хватило бы для преступной расправы. Дед сумел перевести буйствовавшее недовольство в мирное русло обсуждения и принятия решения о передаче капитанских полномочий старшему помощнику Вилсону Гиббсу. Тот остался несказанно доволен решением, ведь в самых дерзких своих фантазиях не осмеливался мечтать о подобной удаче. Таким вот образом, так того и не прознав, Керк вернул Гиббсу долг.

Вопрос с нашей безопасностью был улажен, и я обратился к Грэгору с просьбой, чтобы он на какое-то время вернул Хлое рассудительность. Дед согласился, потребовав, дабы я оставался в его каюте до прибытия в Англию. Условившись подняться в шесть часов утра, мы, вконец уставшие и опустошенные произошедшими событиями, погрузились в недолгий сон.

… Открыв кейс, Грэгор извлек один их своих «волшебных» флаконов и влил в полураскрытый рот Хлои несколько капель вязкой бурой жидкости. Достав из кармана жилета часы на цепочке, перевел взгляд с них на меня и, отойдя в сторону, сказал:
— У тебя будет пять-шесть минут. После Хлоя вновь впадет в забытье.
Я присел на край койки. Через несколько секунд бальзам произвел ожидаемый эффект – Хлоя заворочалась. Увидев меня, она закрыла ладонями лицо и заплакала. Прошла минута, прежде чем нервный плач сменился относительным спокойствием. Вытерев слезы, Хлоя приподнялась и обвивала руками мою шею.
— Эдгар, ты со мной?!
— С тобой.
— Со мной… такой?
— Хлоя, постепенно все изгладится из твоей памяти.
— А из твоей?
— Я не оставлю тебя.
— Не оставишь?
— Нет.
— Не оставляй, не отказывайся, дождись.
Хлоя ласково провела рукой по моим волосам и принялась обнимать так крепко, насколько только могла.
— Эдгар, сможешь ли ты простить меня?
— За что? – не выпуская ее из объятий, спросил я.
— За не всегда подобающее поведение. Сожалею об этом очень, поверь. Если бы мне было дано больше времени, я бы открылась и сказала, кем ты стал для меня. Ты – сильный, нежный, хороший. Я не смогу без тебя, без тебя я не выживу, – с обескураживающей честностью призналась она.
Стоявший спиной к нам Грэгор пристукнув пальцами по стеклу иллюминатора, напомнил о времени.
— Хлоя, не говори так, словно прощаешься со мной.
— Не поки-…-ну тебя, если не про-…-гонишь, – мученически улыбнувшись, в немом страдании она сомкнула веки.
— Я не расстанусь с тобой. У нас будет семья. Настоящая семья. Хочу быть отцом твоих детей. Слышишь, Хлоя? – собрав остатки самообладания, произнес я как можно тверже.
— Мало… време-… Эдг-… ты… где…
— Здесь я. Посмотри на меня, – бережно охватив ладонями лицо Хлои, я поймал ее гаснущий взгляд.
— Хочу призна-…-ться…
— В чем? – почти прокричал я.
— Люб-…-лю те-…-бя! – горячо прошептала она, прильнув ко мне.
И внезапно ее тело обмякло и опало в моих объятиях.
— Хлоя… что ты сказала?.. Что ты сказала?.. Открой глаза… Очнись, открой глаза… Мы не договорили… Хлоя, очнись! Прошу тебя, да очнись же! – просил я и в исступлении то тряс ее, то изо всех сил прижимал к себе.
— Эдгар, отпусти ее. Она тебя не слышит. Отпусти ее, – встревоженно повторял дед, пытаясь разжать мои пальцы, накрепко державшие хрупкие женские плечи.
— Не желаю отпускать. Нет!

Вдруг Хлоя открыла глаза, явив отчужденный взгляд, спустя мгновение ставший испуганным. Истерично смеясь и одновременно истошно крича, она стала отталкивать меня от себя.
Я взглянул на Грэгора, молчаливо умоляя его о помощи.
— Она и так приняла двойную дозу. Прости, но больше нельзя.
Еще несколько минут Хлоя беспокойно ворочалась и кричала, но вскоре, вымотанная, лежала уже неподвижно, немигающими глазами остекленело смотрела прямо перед собой и беззвучно шевелила губами.

Сердце? Оно с ней.
Мысли? Они о ней.
Чувства? Они есть.
Она меня любит? Любит.
Зачем все это, если не вдвоем? Не знаю.
Что далее? Неведомо.

Задавая себе вопрос за вопросом, я поднялся. Вдохнул-выдохнул, снова вдохнул и снова выдохнул, будто размеренное дыхание помогло бы принять соперничавшую с гневом удушающую безысходность. Опустившись на койку около ног Хлои, я искоса посмотрел на нее, задержав взгляд на секунды. Обжигающий предел. Дольше не смог, было нестерпимо больно, словно часть меня отрезали и меня осталась половина.

— Я позабочусь о ней, – с нескрываемыми слезами в глазах произнес дед и, склонившись, по-отечески запечатлел на моем лбу поцелуй.
— Вверяю ее тебе, – едва сумев разжать отяжелевшие губы, выговорил я.
— Я устрою ее в клинику, – сказал Грэгор, ободряюще похлопав меня по плечу. – Вот… прочти, Эдгар. В один из моментов просветления рассудка Хлоя написала письмо и настоятельно просила Джонатана передать его тебе, когда мы прибудем в Англию.

Вручив мне вдвое сложенный лист бумаги, дед тактично удалился. Я нетерпеливо развернул и прочел письмо. Весь мир сузился до этих нескольких строк.
«Судьба забрала тебя у меня, но я буду надеяться, верить и стремиться. Вопреки всему я все стерплю и вернусь, я сумею. Дождись меня, Эдгар, только дождись.

С любовью, твоя Хлоя!»

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~