Форма входа

Категории раздела
Творчество по Сумеречной саге [264]
Общее [1686]
Из жизни актеров [1640]
Мини-фанфики [2734]
Кроссовер [702]
Конкурсные работы [0]
Конкурсные работы (НЦ) [0]
Свободное творчество [4826]
Продолжение по Сумеречной саге [1266]
Стихи [2405]
Все люди [15365]
Отдельные персонажи [1455]
Наши переводы [14628]
Альтернатива [9233]
Рецензии [155]
Литературные дуэли [105]
Литературные дуэли (НЦ) [4]
Фанфики по другим произведениям [4317]
Правописание [3]
Реклама в мини-чате [2]
Горячие новости
Top Latest News
Галерея
Фотография 1
Фотография 2
Фотография 3
Фотография 4
Фотография 5
Фотография 6
Фотография 7
Фотография 8
Фотография 9

Набор в команду сайта
Наши конкурсы
Конкурсные фанфики

Важно
Фанфикшн

Новинки фанфикшена


Топ новых глав лето

Обсуждаемое сейчас
Поиск
 


Мини-чат
Просьбы об активации глав в мини-чате запрещены!
Реклама фиков

Шёпот ветра
Она слышала голос Бена в шелесте листвы и мощных ударах штормовых волн, видела его силуэт в каждом зеркальном отражении. Многократно повторенный за ее спиной, он молча стоял позади и внушал, что она не одинока.
Рей/Бен, альтернативный финал фильма.
Звёздные войны: Скайуокер. Рассвет.

Каждому своё
Юношеская любовь. Что может быть слаще и милей? Но если нежные чувства будут приправлены горечью измены и лжи, то станет ли привязанность роковой ошибкой? Обман иногда тоже приносит немного удовольствия. Куда же заводят подобные отношения? На грани между жизнью и смертью ты понимаешь, что уже всё равно. Лишь бы смотреть в любимые глаза, положившись на собственное сердце…

Все о чем мечтал (Рассвет глазами Эдварда)
Если все пути, открытые перед тобой, ошибочны и любой из них ведет к катастрофе, что ты можешь сделать? Сбежать, свернуть или пройти по нему до конца, наплевав на страх и боль, сжигающие твою грудь? Просто найди в себе силы не быть трусом, борись, даже если судьба постоянно пытается предъявить тебе счет.

Перстень Зимы
Не бери чужого, счастья оно тебе не принесет.

На безымянном острове
Бывшие муж и жена, а теперь разведенные Эдвард и Белла терпят крушение на необитаемом острове. Смогут ли они преодолеть ненависть друг к другу и вновь обрести утраченную любовь?
Романтика, немного юмора. Мини.
Номинация "Самая горячая ссора" на ТРА-2016.

Кошка в маске серой мыши
Из серой мышки в охотницу - вот какая метаморфоза произойдет с Эмили Левел, над которой хотел подшутить любимчик школы Боб Хорей.
-Хотел влюбить в себя серую мышку, поспорил? А вот и не выйдет!
История о том, как может измениться человек под действием злости.

Первый поцелуй
Встреча первой любви через пятнадцать лет.

На твоем месте!
Что будет, если Эдвард и Белла поменяются местами? Белла станет вампиром и... мужчиной. А Эдвард - человеком. И женщиной. Это грустно, опасно или забавно? В любом случае, герои вынесут из этого урок.
Рождественский мини/юмор.



А вы знаете?

... что можете заказать комплект в профиль для себя или своего друга в ЭТОЙ теме?



... что победителей всех конкурсов по фанфикшену на TwilightRussia можно увидеть в ЭТОЙ теме?




Рекомендуем прочитать


Наш опрос
Любимый женский персонаж саги?
1. Элис Каллен
2. Белла Свон
3. Розали Хейл
4. Ренесми Каллен
5. Эсми Каллен
6. Виктория
7. Другой
Всего ответов: 13044
Мы в социальных сетях
Мы в Контакте Мы на Twitter Мы на odnoklassniki.ru
Группы пользователей

Администраторы ~ Модераторы
Кураторы разделов ~ Закаленные
Журналисты ~ Переводчики
Обозреватели ~ Художники
Sound & Video ~ Elite Translators
РедКоллегия ~ Write-up
PR campaign ~ Delivery
Проверенные ~ Пользователи
Новички

QR-код PDA-версии



Хостинг изображений



Главная » Статьи » Фанфикшн » Отдельные персонажи

Парад Планет. Планета четвертая (часть 3)

2024-3-29
15
0
0
ПАРАД ПЛАНЕТ


Планета четвертая: под звездным небом (часть 3)


(часть 2)

Поколебавшись пару секунд, я снова спрыгнул на лужайку перед домом - решил, что мне необходима пробежка по лесу, чтобы утихомирить разыгравшиеся нервы.
Выудив из закромов своей памяти топографическую карту местности, я выбрал направление движения и побежал в ту же сторону, откуда мы с Беллой вернулись несколько часов назад – к соседнему городку Палм Валли, сразу за которым начиналась территория государственного заповедника Дип Крик. Это был ближайший к дому Рене лес, до него было не многим более десяти километров. Мне не хотелось убегать далеко, да и на пути к остальным паркам и заповедным территориям Флориды, коих было великое множество, лежали реки и озера, а плавание в открытой воде в мои планы не входило.
Начал я свою прогулку в одиночестве с быстрого, но все же умеренного шага, потому как, несмотря на то, что была глубокая ночь, в черте города я опасался нестись стрелой. Кратчайшими путями я добрался до федеральной трассы и, укрываясь за живой изгородью из придорожных кустов, я начал ускоряться, пока не разогнался до комфортной для себя скорости.

Монотонный свист ветра в ушах был колыбельной для моего измученного ожиданием и безотчетными страхами сознания. Я летел навстречу тьме, позволив себе закрыть глаза и, доверившись своим инстинктам, двигаться "по приборам". Передвигаясь вслепую, я слушал жужжание моторов проносящихся мимо автомобилей, шуршание шин о дорожное покрытие, шорох подошв кроссовок о придорожный гравий, редкое щебетание ночных птиц и другие присущие южной ночи звуки.
Через некоторое время мне пришлось открыть глаза, потому что далее мой путь лежал по мосту Палм Валли и, ступив на него, я почувствовал, как почва под ногами сменилась твердостью бетонных плит. Я пересек мост, не сбавляя скорости, потому что одинокий человек, идущий пешком в паре километров от ближайшей деревушки, выглядел бы более чем странно, и обязательно привлек бы к себе внимание всех проезжавших мимо машин. И, несмотря на то, что в столь поздний час их было крайне мало, рисковать все равно не стоило. Очень быстро преодолев аскетичное сооружение, почти сразу я оказался на северо-востоке заповедника, и свернул налево, стремясь оказаться как можно дальше от автострады.
В прежнем темпе я пробирался сквозь лесную чащу, то и дело уклоняясь от вырастающих передо мной деревьев. Они росли достаточно близко друг к другу и хаотично, поэтому их ветки, как розгами, хлестали меня по лицу, а более толстые с треском ломались о мое тело, даже не оцарапав бронированную кожу. Но чем дальше, тем плотнее они смыкали вокруг меня свои ряды, и избегать контакта с назойливыми сучкáми становилось все сложнее. Никакого особого ущерба нанести мне они не могли, но я вынужден был замедлиться, потому что мне отнюдь не хотелось нечаянно порвать одежду. Я взял с собой не так много вещей, чтобы не заботиться о ее сохранности, да и Элис хватит удар, если она узнает, как неосторожен я был с винтажной рубашкой из последней коллекции Gucci.

Сквозь плотную стену из листьев я разглядел чуть правее от себя просвет и, перепрыгивая через коряги, поваленные деревья и кусты, направился туда, надеясь, что обнаружу там лесную тропку, по которой смогу беспрепятственно продолжить свой бег. И не ошибся.
Выбравшись на эту нерукотворную дорожку, я побежал еще медленнее, рассматривая растительность в заповеднике. По обе стороны от дороги нестройными рядами тянулись поочередно черные и мерилендские дубы, болотные сосны, кипарисы и даже ротанговые пальмы, которые нечасто встретишь в лесу. А с ветки на ветку перепрыгивали, добровольным конвоем сопровождая меня на моем пути, многочисленные белки.
Кроме них на просторах заповедника шныряли поодиночке или небольшими стайками и кое-какие другие мелкие лесные обитатели: ежи, барсуки, еноты. Кровь, быстро текущая по их венам, незамедлительно заставила меня почувствовать нестерпимый голод и навела на мысли об охоте. Я сосредоточился на окружавших меня запахах, выискивая какое-нибудь крупное животное. Потому что ни стаи глупых белок, ни юркие кролики, со всех лап удирающие от меня, стоило им лишь учуять во мне хищника, меня не привлекали. Их было полно и в лесах Форкса на моем ежедневном пути от дома Беллы к резиденции Калленов. И они не могли утолить голод хищника. Лишь притупить его на непродолжительное время. Или, напротив, разжечь. Эмметту, например, они зачастую служили чем-то вроде аперитива. Я же предпочитал не размениваться по мелочам. Но ни кабанов, ни оленей, ни лис, ни - тем более - пантер мне учуять не удалось, как я ни старался. Поэтому пришлось отказаться от идеи утолить уже начинавшую доставлять саднящее беспокойство жажду.
Я знал, что мне по-прежнему опасно находиться рядом с Беллой без уверенности в тотальном контроле над своей хищной сущностью, а учитывая мою продолжительную вынужденную "диету", я не мог быть полностью в себе уверен. И это тревожило. В сознание подло заползла непрошеная картинка того, что может произойти, если такой притягательный для меня аромат крови моей Беллы затмит рассудок, и…
Рот мгновенно наполнился горьким ядом, и, с трудом сглотнув его, я побежал еще быстрее, наперегонки с ветром – чтобы изгнать из головы разъедающие мозг образы.

Я бежал и бежал, не останавливаясь, и даже не притормаживая, полностью подавив все мыслительные процессы, стремясь не допустить повторного вторжения этих жутких образов в мое истощенное подсознание. Это была попытка убежать от самого себя. Имела ли она надежду на успех? Сомневаюсь. Но я знал одно: этот чудесный вечер и такая ласковая ночь не должны быть испорчены моими страхами и суевериями. Я запретил себе думать и анализировать. И поэтому – впервые с тех пор, как мое сердце перестало биться, и я превратился в ночного охотника – я сбился с курса.
Моя безумная пробежка по незнакомому лесу, вслепую, с отключенными инстинктами, привела меня на океанский берег. Снова. Но сейчас он не был приветливым и чарующим, сейчас он был мрачным и давящим. И мне не нужны были глаза, чтобы узнать это место. Та самая скала. Безжалостной глыбой нависающая над водой и... надо мной. Поддавшись безотчетному порыву, я сделал шаг в ее сторону. И еще один, и еще… Пока не оказался на самом краю. Я не заметил ни остроты впивающихся в подошву камней, ни скользкости их гладкой и влажной поверхности, ни отвесности самой скалы, делающих восхождение к ее вершине почти невозможными.
Но не для меня.
И только не сейчас.

Я посмотрел вниз, на бушующий у подножия грозного утеса океан. Это было странно. Ни ветерка на суше, ни облачка на темной синеве неба, но высоченные выскочки-волны на неспокойной воде. Будто сама природа решила создать для меня особую атмосферу - ту, при которой я смог бы до конца прочувствовать, что могла испытывать Белла, стоя на краю скалы. Дикий страх, и мрачную решимость, и непреодолимое отчаяние, и любопытное ожидание. И вакуумную пустоту в груди. Наверное, перед тем как прыгнуть с обрыва, моя Белла была охвачена каким-то из этих чувств, или каждым из них по очереди, или, быть может, всеми сразу. И я сейчас чувствовал их все. Даже страх. Не за себя, за нее. Ведь она могла и не выплыть. Или все же за себя? Что бы стало тогда со мной?
Резко дернув головой, я пресек бурный поток воспоминаний о том дне, когда думал, что моей Беллы больше нет. Но было слишком поздно. И сокрушительная, нечеловеческая боль, которая сковала меня после полученного от младшего Блэка подтверждения о ее смерти, вновь завладела мной. Старые, едва зарубцевавшиеся, раны заныли с новой силой. И, как и в прошлый раз, я оказался не готов к этой изощренной пытке. Внутренности скрутило в узел, от чего я инстинктивно согнулся пополам. Отказавшись держать агонизирующее тело, мои ноги подкосились, и я рухнул на колени. Прижавшись лбом к каменистой земле, я подумал: "Как я, должно быть, жалок сейчас"…
Уже через мгновение я снова вскочил на ноги. Собственная презрительная мысль отрезвила меня. Я не могу позволить себе этой слабости. Не могу позволить этой боли вновь разрушить себя. Я не принадлежу ей. Я не принадлежу даже самому себе. Только Белле. А слабый, жалкий и презирающий самого себя я не смогу ее защитить. Не смогу за нее бороться. Такой я ее недостоин.

Я снова опустил взгляд на беснующуюся далеко внизу водную стихию. Серебристый свет луны играл с гребешками волн, и блики от ее холодного свечения заставляли морскую воду мерцать в темноте. Но из-за этого лощеного блеска море казалось зловещим. Я усмехнулся в ответ на его хищный оскал и отвернулся, решив, что самое время возвращаться. Это была долгая прогулка.
Отойдя от неровного, зазубренного края скалы на несколько шагов, я вдруг развернулся, в один прыжок преодолел расстояние, отделявшее меня от обрыва, и прыгнул. Спиной вниз. Падая, я не сгруппировался, как делают спортсмены во время выполнения прыжков с вышки, а просто раскинул руки. Я летел, разрезая своим телом плотный влажный, как будто наэлектризованный, воздух, и смотрел на стремительно удалявшуюся от меня вершину этой каменной громадины. Опустив взгляд, изучал заросшие мхом выступы и глубокие впадины, похожие на пещеры для сказочных человечков. После взглянул на нависающую надо мной матовую небесную синь и стекляшки далеких звезд, которые в отсутствие Беллы уже не казались теми прекрасными жемчужинами, какими я видел их прошлым вечером. Казалось бы, то же самое небо, те же самые звезды, но совсем другие ощущения. Ни замираний мертвого сердца, ни остановленного дыхания, ни всеобъемлющего восторга. Я прикрыл глаза и… ушел под воду. В одной мгновение. Воды океана чуть расступились, принимая меня в свой жидкий плен, и с наслаждением вновь сомкнулись, накрыв меня с головой. Моя спина коснулась водной поверхности так неожиданно, что я даже не успел сделать последний вдох. Не то чтобы я нуждался в воздухе, нет. Но эта потребность была такой естественной для людей, что и спустя многие годы не изжила себя.
Оказавшись под водой, я продолжал падать, погружаясь все глубже и глубже. Пока дорожка лунного не света, казавшаяся отсюда своеобразным маяком, окончательно не исчезла. Несмотря на близость берега, тут было довольно глубоко.
Я по-прежнему запрещал себе думать. Размышлять о том, что побудило меня совершить этот прыжок с утеса. Мне не хотелось утонуть в трясине зудящих мыслей и столь очевидных выводов. Не хотелось бессмысленно спорить с собой о том, что это было: попытка смыть с себя недавнюю недопустимую слабость, попытка очистить разум от паразитирующих дум, освободиться от царапающих воспоминаний, или все же… Нет! Стремясь заблокировать рвущиеся сквозь наглухо закрытые двери сознания нежеланные мысли, я принялся с принудительным увлечением рассматривать все, что видел в этой мутной воде. Струйки пузырьков, выбивающихся из-под моей одежды, снующих туда-сюда мелких рыбешек, редкие желеобразные скопления – медузы, и островки из плавающих водорослей.
Здесь, на глубине, не было и намека на бурю, морская пучина обещала покой, одновременно и убаюкивая, и совращая нежными прикосновениями. И я не сопротивлялся, не предпринимал попыток всплыть, позволив ей утащить меня на самое дно.
Коснувшись его, я присел и, с силой оттолкнувшись ногами от весело хрустнувшей гальки, устремился наверх.
Как только я выплыл на поверхность, оказался во власти шторма. Рычащие волны по-прежнему накатывали на скалу с неистовым упорством, с грохотом разбиваясь о разбросанные вокруг нее камни, и снова идя в наступление. Но надменная глыба с достоинством держала осаду.
Мое безжизненное тело бросало из стороны в сторону, то прибивая к каменной стене, то отбрасывая далеко от берега. Я снова закрыл глаза и просто отдался во власть разъяренным волнам. Самая высокая из них приподняла меня и с силой швырнула на скалу.
Всплеск.
Метнувшаяся ввысь туча брызг.
Часть из них успела опуститься мне на лицо, прежде чем новая волна вновь не накрыла меня.
Я тонул снова и снова, не желая выбираться на берег.
Пока, наконец, сознание не затопила одна-единственная, но такая значимая для меня мысль – Белла. Скоро рассвет. Небо уже начинало светлеть, и, проснувшись, она должна обнаружить меня рядом. На моем обычном месте. Как всегда.
Вынырнув, я на секунду задумался об альтернативе – добраться до дома Рене вплавь, но отказался от этой идеи и поплыл к берегу. Пробежка позволит мне хоть немного обсохнуть. Поэтому бежал я не быстро. Воздух даже в непосредственной близости с водой уже сейчас, в столь раннее время, был душным и плотным, именно так бывает перед грозой. Впрочем, я в этом и не сомневался. Ведь видения Элис были субъективными лишь в том, что касалось людей и любых других существ, способных принимать решения и изменять их. А предсказания погоды или колебаний на фондовых биржах получались у нее безошибочными. Что и помогло нашей семье заработать огромное – даже немыслимое – количество денег.

С этими размышлениями я подбежал к дому. Вокруг стояла такая звенящая тишина, которая бывает только в последний час перед рассветом, в моменты самого глубокого сна для всего спящего человечества. Ни шелеста листвы из-за полного отсутствия ветра, никаких голосов из соседних домов, ни шумов с недалекого шоссе, ни лая собак, ни стрекота кузнечиков.
И лишь ровное, спокойное, а оттого еле слышное, дыхание любимой, и такой желанный звук биения ее сердца. Ничего во всем мире не было важнее для меня. Ни сейчас, никогда.
Я забрался в комнату и присел на пол у кровати. Во сне Белла почти не изменила положения, но сдвинулась на самый край. И сейчас ее правая рука безвольно свисала поверх спущенного одеяла, не касаясь пола. Приподняв край одеяла – чтобы не касаться обнаженной кожи Беллы своей ледяной ладонью – и осторожно потянув его вверх, я положил руку любимой возле лица. И она, почувствовав это движение, тут же подсунула ее себе под голову, уютно устроившись на ней щекой. Я не мог не улыбаться, глядя на нее. И мне безумно хотелось ее обнять, почувствовать, что она со мной, она рядом. Но сначала нужно было переодеться - снять с себя мокрую одежду и надеть свитер, чтобы не заморозить мою девочку. А для этого оторваться от нее. Отвести взгляд, увеличить расстояние между нами, оставить на некоторое время… А ведь я и так был вдали от нее очень долго. Непозволительно долго. Непростительно.
Усилием воли я все же встал, а через пару мгновений уже лежал в ее кровати, в привычном для себя положении, заменив собой правую ладонь, на которой только что покоилась ее голова.
- Эдвард, - прошептала она, не открывая глаз.
Я снова улыбнулся и коснулся губами пахнущих яблоком шелковых завитков, которые медленно поглаживал, убаюкивая и оберегая ее сон.
- Пожалуйста, Эдвард, - повторила она еще тише и почти неразборчиво.
Ее сонный голос вмиг развеял все мои сомнения, все страхи, стер тяжелые воспоминания. И справился он с этой миссией лучше, чем многочисленные волны.
- Все, что захочешь, любимая, - так же тихо пообещал ей я.
Но она не пожелала посвятить меня в свои потаенные желания и больше не произнесла ни слова, лишив меня возможности еще раз услышать ее нежный голос. Мне не оставалось ничего, кроме как ждать наступления утра, когда я снова увижу, как она, нехотя открыв глаза и сощурившись от яркого света, выдохнет традиционное: "Привет".

***


Мелодия будильника Рене застала нас обоих за просмотром очередного, сформированного ее бурной фантазией, сна. На этот раз она была вместе с Филом. Сначала они стояли у подножия Эйфелевой башни, и Рене тянула своего упирающегося мужа к одному из входов – кажется, к южному. Она уговаривала его подняться на самый верх, но он отказывался. Сперва наотрез, но после того, как жена применила парочку типично женских приемчиков, действовавших безотказно в большинстве случаев, уже не был так непреклонен. Но вот убедить себя в том, что восхождение на нее нужно совершить непременно пешком – а это, ни много, ни мало, 1792 ступеньки! – он не позволил. А Рене особо и не старалась, благоразумно решив, что если начнет давить, то ей придется идти одной. Когда они поднимались в лифте на второй уровень, Рене вертела головой во все стороны, перебегая от одной его стеклянной стенки к другой – благо, это происходило во сне, поэтому, кроме них, в кабинке никого не было, иначе они стояли бы, окруженные со всех сторон плотным кольцом из таких же любителей достопримечательностей – в стремлении ничего не упустить. Фил тем временем всем телом жался в угол, вцепившись в перила обеими руками и то и дело закрывая глаза. По всей видимости, он страдал батеофобией1. Симптомы болезни с каждым следующим метром проявлялись все отчетливей, и достигли своего пика, когда нужно было выходить из лифта на последней платформе. Рене буквально вытащила его из укрытия и вытолкала наружу. Было похоже, что страдания мужа не особо беспокоили миссис Дуайер. Возможно, и тут дело было в том, что они были ненастоящими, а все это происходило во сне. В ее сне, в котором исполнялась давняя – еще с того времени, как она загорелась идеей выучить французский язык – мечта посетить Париж и его металлическую гордость.
Рене была совершенно зачарована открывшимся перед ней пейзажем. С высоты птичьего полета Париж был прекрасен. Впрочем, как и с любой другой высоты.
Забывая дышать, она разглядывала Марсово поле, наслаждалась блеском купола Дома Инвалидов, восхищенно вздыхала над фонтанами перед Йенским мостом. Радостно махала рукой невидимым ей зевакам на высотке Монпарнас и пассажирам городских корабликов, чинно проплывающих по Сене в сторону Лувра и обратно. А узнав очертания окруженного туманной дымкой Сакре-Кёра, по-детски завизжала и ткнула в него пальцем, указывая на него Филу. Тот уже успел излечиться от своего недавнего недуга и так же счастливо улыбался ей – и мне, раз уж я смотрел на все глазами его жены – в ответ. Подойдя ближе, он обнял ее, и даже мне передалось то тепло, которое волной прокатилось по всему телу Рене. Так они стояли некоторое время, согревая друг друга и частично укрывая от порывов холодного осеннего ветра.
За эти несколько минут я весь будто пропитался счастьем, которое излучала Рене. Оно было таким реальным, даже рельефным, хоть я и понимал, что все это я вижу во сне. Ее настолько искренняя – и явно ответная – любовь к мужу восхищала и покоряла. И все остальные черты ее характера, включая неподобающую возрасту инфантильность, и излишне легкое отношение к жизни, меркли перед этим настоящим чувством. Такая, на первый взгляд, поверхностная личность, как Рене, способна так глубоко любить.
Потом Рене повернулась в объятиях мужа и, прислонившись к нему спиной, указала ему на четвертый по счету – если считать влево от башни – мост неяркого зеленого цвета. Я знал, что это за место.
- Мирабо, - негромко, с торжественными нотками в голосе, сказала хозяйка сна.
Я не мог видеть Фила, потому что Рене стояла к нему спиной, но я почувствовал, что он кивнул. И не успел я подумать, что последует за этим, как раздался тихий, но отчетливый голос Рене.

Sous le pont Mirabeau coule la Seine
Et nos amours faut-il qu'il m'en souvienne
La joie venait toujours après la peine

Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure

Les mains dans les mains restons face à face
Tandis que sous le pont de nos bras passe
Des éternels regards l'onde si lasse

Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure

L'amour s'en va comme cette eau courante
L'amour s'en va comme la vie est lente
Et comme l'Espérance est violente

Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure2

Последнюю фразу Рене говорила дрожащим голосом, а картинка перед моими глазами поплыла - из-за того, что глаза матери Беллы наполнились слезами. В моей голове звучало продолжение стихотворения, которое очень любила Эсме – в привязанности к Аполлинеру наши мамы были удивительно похожи – и часто читала его вслух. Французский Эсме был значительно лучше того, которым владела Рене, произношение ею звуков "эр" и "эн" были чисто английскими, но чувственность и выразительность проникали до глубины души и не могли оставить равнодушными никого, кто бы ее сейчас слышал.
Поэтому я не удивился, когда после недолгой паузы зазвучал хриплый и взволнованный голос Фила.

Вновь часов и недель повторяется смена…
Не вернется любовь.
Лишь одно неизменно -
Под мостом Мирабо тихо катится Сена…

Пробил час. Наступает ночь.
Я стою. Дни уходят прочь.

И Фил произносил строки, которые были почти ровесниками мне, так уверенно и "смотрелся" с ними так гармонично, что напрочь развеял сомнения в том, действительно ли он может наизусть знать стихи французских поэтов или же любовь к поэзии была насильно привита ему желаниями жены. Как бы то ни было, но подсмотренное мною свидание двух любящих людей на высоте свыше трехсот метров было поэтичным само по себе, а прозвучавшие французские рифмы добавили ему и яркий, и до слез трогательный, и неуловимо интимный штрих.
Они все так же стояли, прижимаясь друг к другу, когда прозвенел будильник. И я одновременно с лениво потягивающейся Рене радовался тому, что этот сон успел-таки завершиться, а не оборвался на полуфразе, полужесте, полуэмоции…

Как будто услышав тихую мелодию, разбудившую ее маму, вдруг заворочалась и Белла. Уткнулась носом в шерсть свитера и глухо застонала.
- Доброе утро, - сказал я, опередив ее.
- Уже? – спросила она, не поднимая головы, отчего ее голос прозвучал сдавленно.
Зная, что она не увидит, я все равно кивнул, потому что не мог ей не ответить. Наконец, она повернула голову, не отрывая ее от моей груди, и посмотрела на меня глазами-щелочками, которые пока остро реагировали на свет, пусть и не яркий. Так она смотрела на меня и улыбалась. А я упивался возможностью видеть ее глаза и перестал моргать, чтобы не упустить ни мгновения. Ведь уже совсем скоро она снова оставит меня. У Рене на это утро – последнего дня пребывания дочери у нее в гостях – была запланирована прогулка по пляжу. И последний шанс попытаться уговорить дочь остаться с ней. Поэтому меня не пригласят. Даже если бы я и смог пойти.
И снова я буду вынужден слоняться в одиночестве по уже знакомому, но по-прежнему чужому мне дому, тщетно стараясь найти хоть какое-то занятие, которое смогло бы отвлечь меня от утомительного подсчета секунд, минут и – даже думать об этом не хотелось – часов.
- А куда ты ходил ночью? – вдруг спросила она.
Взгляд ее изменился. Из расфокусированного полусонного он стал внимательным и сосредоточенным. Как будто она ждала, что я ее обману.
- Немного пробежался по ближайшему лесу, - я неопределенно пожал плечами.
Она понимающе промычала и задала следующий, ставший для меня неожиданностью, вопрос: - Ты ведь наверняка бывал раньше в окрестностях Джексонвилля?
Кивнув, я хмыкнул. – За свою долгую жизнь я побывал почти везде, Белла.
- Это же здорово! – с неуверенным энтузиазмом произнесла она.
- Да нет, - с кислой улыбкой возразил я, - скорее грустно. Не к чему стремиться.
- А я еще нигде не была… Ну, кроме Италии, - добавила она, чуть помедлив и отвела взгляд.
Я дотронулся мизинцем до кончика ее носа и ободряюще улыбнулся, когда она посмотрела на меня. Я желал, чтобы она забыла о Вольтури и обо всем ужасе, который ей пришлось пережить в Вольтерре. Мы все могли погибнуть там, и все же именно в замке Вольтури я обрел свою утраченную любовь, возродился к жизни и вновь захотел, чтобы у нас было свое "завтра".
- А давно ты тут был?
Интерес Беллы к моей жизни не мог меня не радовать, но воспоминания о моем пребывании в Джексонвилле были не самыми приятными. И уж точно я не стану ее в них посвящать. Ей ни к чему знать подробности этой стороны моей сущности.
- Довольно давно. Вскоре после обращения, - уклончиво сказал я и поспешил увести разговор от себя. – Но это не очень интересно. А вот Карлайл бывал здесь еще когда город носил прежнее название – Коуфорд, полученное им благодаря тому, что в то время через реку Сент-Джонс гоняли скот. Вот за тот брод город и назвали Коуфордом. Так что у Карлайла в запасе полно историй о местных ковбоях.
- Расспрошу при случае, - кивнула Белла и вдруг спросила: - Ты поохотился?
Я покачал головой. – Нет. Тут, как и в Форксе, не оказалось подходящей дичи, - ответил я на ее немой вопрос.
Она улыбнулась. - Что, не встретил ни одной пумы?
- Представь себе, ни одной. Гризли, и тех нет, - поддержал я ее шутливый тон.
Но она не засмеялась. А наоборот, вдруг погрустнела и прочертила указательным пальцем полукруг чуть ниже моего нижнего века. Я опустил взгляд, стремясь спрятать блестящую алчную черноту глаз. И ощутил нежное прикосновение ее теплого пальца уже к верхнему веку.
- Значит, ты по-прежнему голоден… А я так надеялась… - тихо-тихо пробормотала она.
- Белла… - я открыл глаза.
- Тшшшш, - прервала она меня, не убирая руки от моего лица и проводя пальчиком по моим жестким ресницам, от внешнего уголка глаза к переносице и обратно.
И в ее взгляде было столько боли…
Я хотел сказать, что ей не стоит меня бояться, что, несмотря на длительное голодание, жажда не терзает меня, и что не причиню вреда ни ей, ни ее маме. Я верил в это. Я хотел в это верить. И отчаянно желал, чтобы Белла тоже мне верила. Ее вера придаст мне сил и твердости, в которых я так нуждался. Но она просила меня молчать, и я подавился своими словами.
- Из-за меня ты так мучаешься. Радужка все чернее с каждым днем, а синяки под глазами все багровее, – ее отстраненный шепот звучал для меня громче любого крика.
Она не должна страдать из-за меня. Тем более из-за моей сущности.
- Белла, тебе не сто… - начал я, но запнулся на полуслове.
Потому что не мог подобрать правильных слов. Не знал, что ей сказать, чтобы развеять ее тревогу за меня. Все, что приходило на ум, казалось или глупым, неубедительным, или кричащим и пафосным. И я промолчал.
- Моя способность притягивать к себе все возможные и невозможные неприятности не позволяет тебе нормально питаться, - таким же бесцветным шепотом продолжала она, поглаживая меня по лицу.
С кухни долетел звон разбившейся о полированный пол чашки. Я сглотнул образовавшийся в горле комок и заставил себя засмеяться.
- Твоя мама не даст мне умереть с голоду. Она балует меня каждый день новыми блюдами, - я говорил весело и в конце даже подмигнул ей.
Несколько секунд Белла смотрела на меня недоумевающим взглядом, ее нижняя губа дрогнула, как будто от обиды за мою безучастность к ее беспокойству. И я пожалел о только что сказанной фразе. Но еще через мгновение, когда я приоткрыл рот, чтобы принести ей извинения за неумышленную насмешку, она фыркнула и засмеялась. Я с облегчением выдохнул и улыбнулся.
- Тебе, наверняка, не терпится попробовать, что она приготовила на завтрак.
- Она пока не определилась, - усмехнулся я. – Но склоняется к омлету, который не удался ей вчера. И сосискам.
На последнем слове я скривился. Нужно не пропустить момент, когда Рене соберется их варить, чтобы в это время не дышать – вряд ли я смогу вынести отвратительный запах варящегося мяса.

Белла неожиданно резко приподняла голову и, оперевшись ладонями по обе стороны моих бедер, стала наклоняться ко мне. Из глаз ее пропали искорки веселья, взамен которых появился лукавый блеск. Я, не мигая, смотрел на приближение ее горящих глаз и влажных губ. Остановившись в миллиметре от моего рта, она опустила взгляд и слегка прикусила губу. Это безотчетное действие отозвалось пульсацией по всему моему телу. Я не шевелился, не желая спугнуть ее каким-нибудь резким движением. Она облизала губы, а я едва сдержал стон. И подумал: "Что со мной? Ведь она еще даже не дотронулась до меня!"
Своими теплыми губами Белла на долю секунды прижалась к моим, нежно поцеловала и тут же отстранилась, захватив зубками мою нижнюю губу. Глядя мне прямо в глаза, она игриво покусывала ее, оттягивая все дальше. А ее чуть тронутые – после сна – легким румянцем щеки сейчас пылали. И я гадал, от смущения ли это… или от возбуждения…
Отпустив мою губу, она снова наклонилась ко мне близко-близко и, опалив кожу жарким дыханием, медленно сказала: - Вчера утром нас прервали, но сегодня ты от меня не отделаешься. И мы закончим то, что начали.
Привстав на локти, она смотрела на меня долгим взглядом. И, позабыв об осторожности, я отозвался на манящий призыв ее шоколадных глаз. Приподнялся и, положив одну ладонь на ее затылок, у основания шеи, второй убрал упавшую ей на лицо прядь волос. И впился губами в ее теплые податливые, чуть подрагивающие, губы. Она ответила мне со всей страстью, на которую была способна неискушенная девушка, и я растворился в ней, отпустив на волю свои желания. Мне хотелось, чтобы эта минута длилась бесконечно, это - все, что мне было нужно от моей вечности.
Белла водила руками у меня по спине. И от ее прикосновений мое тело плавилось, как непрочный металл под воздействием температур. В висках стучало, сознание заволакивало туманом, а потому я вынужден был отстраниться от нее, несмотря на то, что мне хотелось прижаться еще крепче.
Жалобно застонав, Белла вцепилась мне в волосы и с силой притянула к своему лицу, снова смыкая наши губы в пылком поцелуе. Я позволил себе эту слабость… Потому что услышал, что Рене поднимается за нами.
А значит, нам осталось всего несколько секунд…
Четыре… три… две…
Я оторвался от Беллы и, шепнув: - Рене, - метнулся в ванную, закрыв за собой дверь и включив воду.

Застыв истуканом напротив душевой кабины, я слушал, что происходит за дверью. Почти сразу в комнату, без стука, вошла хозяйка дома и бодрым голосом пожелала своим гостям доброго утра. Заметив, что меня нет, явно обрадовалась. И приглушенным голосом намекнула дочери о том, что предпочла бы совершить утреннюю прогулку исключительно "между нами, девочками".
- Хорошо, мам, - быстро согласилась Белла. - Не волнуйся. Эдвард не будет возражать.
- Почему? – удивилась миссис Дуайер.
- Ну, он считает, что нам с тобой еще есть, о чем посекретничать. А два дня – слишком маленький срок, чтобы наговориться друг с другом. Ведь мы так редко видимся.
"Этот мальчик не перестает меня удивлять. Я знаю его чуть более суток... Да нет, я совсем его не знаю! il n'est pire eau que l'eau qui dort…"3
Я насторожился. Все же Рене – непостижимый человек. Она не упускает из виду ничего, ни одной мелочи. Если бы она умела анализировать и сопоставлять подмеченную ею информацию, то давным-давно разгадала бы, кто я и что я. Мне повезло, что мы сегодня улетаем.
- Очень здравое мнение, - вслух молвила она, и я засомневался, не были ее слова ответом на мои мысли. - Поторопитесь с принятием душа. У меня уже завтрак готов.
Ее буквально переполняла гордость за то, что сегодняшняя попытка приготовить что-то самостоятельно, а не использовать полуфабрикаты – пусть даже и такое простое блюдо как омлет - не оказалась столь же провальной, как и прошлая. Она уже не думала обо мне и моих странностях. Теперь она всецело была занята собой, напрочь забыв о только что высказанном беспокойстве. И так откровенно довольна достигнутым на кухне результатом, и ей не терпелось услышать от нас оценку ее кулинарных способностей – положительную, разумеется. Это я мог ей пообещать – притворяться так притворяться. Чего уж…

За завтраком я был крайне молчалив. Потому что истратил весь запас воздуха в своих легких на предписанный этикетом обмен приветствиями с Рене, как только вошел в столовую. К сожалению, она не ограничилась одним только пожеланием доброго утра, а проявила похвальное – в любом другом случае – радушие, поинтересовавшись, выспался ли я и насколько сладкие видел сны. Воспитание и наказы Эсме не позволили мне проявить неуважение и отвечать ей односложно, в результате чего я вынужден был онеметь до окончания трапезы. Или хотя бы до того момента, как мы съедим всю эту дурнопахнущую – я почуял это еще наверху – стряпню. И, не имея возможности участвовать в беседе, я, тоскливо орудуя столовыми приборами, переключился на ту, что одним своим присутствием делала меня счастливым. Даже учитывая столь неприятное для меня времяпрепровождение за поглощением сомнительного на вид омлета.
Несмотря на ранее утро – Рене хотела продлить время общения с дочерью до ее отъезда и не согласилась делить ее с Морфеем, - солнце светило очень ярко, и лишь небольшой полукруг стола находился в тени. Именно сюда и посадила меня Белла, чтобы на меня не попадал свет, льющийся из окна. Сама же она села напротив, и все время, пока она ела, я любовался тем, как шаловливые солнечные лучи бесцеремонно заигрывают с ее волосами, зажигая их огненным блеском и перекрашивая в медный цвет. Не отводя восхищенного взгляда, смотрел, как сияет на солнце ее бледная – почти такая же, как у нас – кожа. Как из-за моего пристального внимания ее нежные щечки покрываются застенчивым румянцем. Как на них появляются трогательные ямочки, когда она улыбается своей маме. Как при разговоре она склоняет голову на бок или, подбирая слова, потирает кончик носа.
Я мог смотреть на нее часами. Да что там? Я и смотрел на нее часами, ночи напролет, и каждую секунду, когда только мог себе это позволить – когда за нами не следил бдительный Чарли Свон.
Когда мы закончили есть, я вызвался налить всем кофе, чтобы налить себе побольше воды. Она бы не такой противной, как кисло-горький вкус жаренных кофейных зерен.
А еще через полчаса мать и дочь отправились на утренний променад по береговой линии. Белла предложила маме пойти в сторону, противоположную той, в которую вчера ходили мы с ней. И я смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду. Еще какое-то время я слышал, о чем они говорят, потом еще пару сотен метров следил за ними по мыслям Рене, но вскоре исчезли и они. А я принялся убирать со стола. На этот раз это было прямым поручением шеф-повара. Ну разве я мог ей отказать?

(часть 4)


    1 навязчивый страх высоты, проявляется при нахождении на высоте (крыша, балкон высокого этажа)

    2 Под мостом Мирабо тихо катится Сена
    И уносит любовь
    Лишь одно неизменно
    Вслед за горем веселье придет непременно

    Пробил час наступает ночь
    Я стою дни уходят прочь

    И в ладони ладонь мы замрем над волнами
    И под мост наших рук
    Будут плыть перед нами
    Равнодушные волны мерцая огнями

    Пробил час наступает ночь
    Я стою дни уходят прочь

    Уплывает любовь как текучие воды
    Уплывает любовь
    Как медлительны годы
    Как пылает надежда в минуту невзгоды

    Пробил час наступает ночь
    Я стою дни уходят прочь

    3 В тихом омуте черти водятся (фр)



Источник: http://www.twilightrussia.ru/forum/36-2858-1
Категория: Отдельные персонажи | Добавил: gazelle (30.10.2010)
Просмотров: 3784 | Комментарии: 31 | Теги: Затмение, Парад планеТ, эдвард каллен


Процитировать текст статьи: выделите текст для цитаты и нажмите сюда: ЦИТАТА






Всего комментариев: 311 2 3 »
1
31 чиж7764   (24.03.2013 00:34) [Материал]
Отдельное спасибо за цитирование Аполлинера, хотя мне почему-то кажется, что эта женщина выучила по-французски только идиомы и любимого поэта... Её проницательность не знает границ... Хорошая была прогулка у юноши и очень-очень жаль, что в заповеднике кроме зайцев и белок никого нет... Огромное спасибо за продолжение истории. Я начинаю понимать, почему у Майер всё это было сухо описано, как отчёт статистический - героиню почти не интересовало происходящее. Ей было не так важно увидеться с матерью именно в этот момент времени, и путешествие она воспринимала, как нечто обыденное. Тогда как ему важно всё, что происходит с ней, каждое мгновение её человеческой жизни... И как это отражается на нём...

2
30 HюсЯ   (19.04.2012 15:37) [Материал]
надеюсь Эдвард наелся biggrin

1
29 Лапулька   (21.11.2011 13:53) [Материал]
Бедняга Эдвард, мне его жаль. Как он только умудряется есть человеческую пищу.

1
28 RAV   (18.12.2010 23:13) [Материал]
Спасибо за главу!!! smile

1
27 drednoyts   (14.11.2010 11:44) [Материал]
Рене такая романтичная оказалась... happy А Эд ловкий такой - и прогуляться успел, и Беллу порадовал... biggrin

1
26 lenars   (12.11.2010 12:51) [Материал]
Как всегда супер! Не перестаю восхищаться вашим талантом!Большое спасибо!

2
24 dornroeschen   (06.11.2010 03:58) [Материал]
Спасибо, мой возлюбленный автор! Каждой частью ты вновь и вновь оправдываешь мою читательскую любовь! wink

1
25 gazelle   (06.11.2010 07:19) [Материал]
спасибо, мой разлюбезный читатель.
прими и ты мои искренние восхищения! happy

1
23 DariaVamp   (04.11.2010 18:41) [Материал]
Потрясающая глава!!! smile smile smile smile
Эдвард великолепный! smile
Огромное спасибо за проду!

1
21 cat7496   (04.11.2010 00:13) [Материал]
Спасибо огромное за Ваш труд!!!!!!!!!Всегда с нетерпением ждешь новой главы и с удовольствием читаешь smile

1
22 gazelle   (04.11.2010 00:20) [Материал]
спасибо!

2
20 Taisya   (01.11.2010 19:45) [Материал]
Я вообще не понимаю, как вы это делаете! Ведь все известно заранее, что будет потом и чем все закончится. Но это просто какая-то отдельная галактика чувств, мыслей, эмоций, идеально вписанная в знакомую историю. Все мелочи, детали, все состыковано и написано здорово! Читая эти главы о Джексонвилле, становится не понятно, как Майер могла про это написать всего несколько сухих абзацев и все! Огромное мага-супер-галактическое спасибо за титанический труд!

1-10 11-20 21-28


Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]



Материалы с подобными тегами: