Советую слушать вторую часть вот под эту музыку:
James Horner

Часть вторая

Спустя несколько часов, пролетевших, как мне показалось, всего за несколько секунд, в мои покои деликатно постучался кто-то из слуг и вежливым голосом оповестил, что в тронном зале состоится торжественное мероприятие по случаю победы и все приглашены туда.

Как бы мне не хотелось сейчас отгородиться от всего мира за толстыми дверями, чувство беспокойного стремления и почти болезненного любопытства увидеть спасенную девушку пересилило все остальные чувства, и я осторожно покинула спасительную спальню, двинувшись в тронный зал.

Я вошла туда как раз в тот момент, когда на верхнем ярусе балкона показалась светловолосая красавица, впервые вышедшая на публику после захвата замка.

Розали – а это был именно она – медленно спускалась по длинной лестнице, опираясь на руку Эммета, который с немым обожанием ловил каждый ее взгляд, едва уловимое движение в его сторону.
И, удивительно, но сестра Эдварда отвечала моему брату таким же ласковым взглядом, в котором сияла любовь.
На душе потеплело от осознания того, что, наконец, Эммет обрел свое собственной счастье – а сердце внезапно горько уколола капля неожиданной ревности.
«Белла», я мгновенно укорила себя, «Как ты можешь ревновать брата – разве после всего пережитого он не заслужил счастья? Пусть и с этой холодной красавицей, которую до сих пор мне непривычно видеть улыбающейся».

Вслед за ними, к моему большому недоумению и разочарованию, на площадке показалась недавняя пленница Атония, одна мысль о которой заставляла меня буквально содрогаться от страха.
Она неуверенно передвигала ногами, все еще смотрясь слишком изможденной в просторных одеяниях, которые только подчеркивали ее неестественную бледность и хрупкость. Но сильная рука, что осторожно придерживала тонкий локоть, не позволяла девушке упасть, заботливо поддерживая и оберегая.
Но не успела я додумать предательскую мысль, как позади меня раздался едва различимый шепот, озвучивающий мои собственные страхи: «Как же хорошо они смотрятся вместе – Эдвард и Кларина! Они будут прекрасной парой!»

Я выскользнула из переполненного тронного зала, находясь в полнейшем душевном смятении – все мои потаенные страхи внезапно обрели почву под ногами, окончательно превращая мою и без того непростую жизнь в море глубокого отчаяния, на поверхности которого я беспомощно барахталась, чувствуя, как с каждым новым движением меня все ощутимее затягивает на дно.

Чувствуя, как мне отчаянно не хватает воздуха, я вышла на просторный балкон, выходящий в сад, и невидящим взглядом уставилась в серое небо. Не было сил думать, грустить, сожалеть о чем-то – словно все чувства поглотила бесконечная усталость.

В этот момент позади меня раздались неторопливые шаги, тихие голоса о чем-то мило беседовали, но если один голос был мне знаком, то второй вызывал смутные образы старых воспоминаний. Но едва я, изобразив на лице слабое подобие улыбки, обернулась к пришедшим, как тень улыбки мгновенно растаяла, не оставив и следа.

Ибо на меня, с гримасой чистой ненависти смотрела Кларина!

В следующую секунду она резко бросилась на меня, и если бы не молниеносная реакция Карлайла, который в последний момент успел схватить ее, я бы ощутила на себе всю силу гнева и ярости дочери Пироса.

Она отчаянно рвалась из стальной хватки рук отца Эдварда и испепеляла меня уничижительными взглядами – тонкая грудь ходила ходуном под свободной материей, голос дрожал, но из-за волнения слова не шли – она задыхалась от ярости и ненависти.

А я просто стояла, не зная, что я могу сделать, какими словами объяснить все, вымолить прощение.

Поняв, что высокородная гостья не собирается успокаиваться, Карлайл начал ей что-то тихо нашептывать, уговаривая вернуться в замок. Взглядом показав мне, что скоро вернется, вампир с трудом увел девушку обратно, на прощание укоризненно покачав головой.

Я презрительно усмехнулась, в душе испытывая невероятное чувство брезгливости – и в первую очередь, по отношению к себе самой. Разыгравшая сцена только усилила необъяснимое чувство обреченности, впервые посетившее меня еще во время полета – словно моя судьба была решена задолго до пленения, а может быть, еще даже до той судьбоносной встречи с Эдвардом.

Позади послышались шаги – я тревожно обернулась, но это оказался лишь Карлайл, задумчиво остановившийся рядом со мной.

Повисла тягостная тишина, изредка нарушаемая звуком веселья, доносящегося из замка.

Поняв, что я не собираюсь начинать первой, он, помедлив, проговорил, пристально глядя на меня:

– Она никогда не примет тебя даже в положении служанки. Не знаю, когда ты успела настолько перейти ей дорогу, но мне стоило больших усилий просто убедить оставить тебе жизнь – задумчивый взгляд Карлайла прожигал меня насквозь.

– Что же мне теперь делать? – я в отчаянии воззвала к вампиру, что стоял в шаге от меня.

Он бессильно пожал плечами, отвернувшись в сторону, а я продолжала смотреть на его спину, словно надеясь, что она подскажет мне решение.

В голове предательски билась одна-единственная мысль, которую я усиленно гнала от себя прочь, не желая в нее поверить.

Но когда отец Эдварда вновь обернулся ко мне и проговорил, не поднимая глаз, я поняла, что у меня не осталось выбора:

– Кларина не захочет видеть тебя рядом со своим будущим супругом – а Эдвард никогда не сможет держаться вдалеке, если ты будешь жить в его замке. И, зная Пироса, можно не сомневаться, что ради благополучия единственной дочери он пойдет на все – и грянет новая война, и вновь ее причиной станешь ты, Изабелла.

Я застыла, пригвожденная к месту неимоверно тяжелым осознанием того, как должна поступить.

И когда я проговорила глухим голосом, глядя куда-то в сад, но не различая ничего перед глазами, он едва уловимо расслабился, словно давно знал ответ, но боялся, что я на это не решусь:

– Значит, я должна уйти.

Карлайл сочувствующе посмотрел на меня, но от его слов на меня внезапно повеяло промозглым северным ветром:

– Да, тебе придется покинуть замок. Если ты действительно любишь Эдварда, если действительно хочешь для него счастья, то это единственный выход.

Я в отчаянии стиснула зубы, чтобы не выпустить наружу долгий тянущий стон, рвущийся из самых глубин души. После стольких испытаний, стольких преодоленных препятствий я должна была отказаться от того единственного, что составляло смысл, саму суть моего никчемного существования.

– Мой сын не должен знать об истинных причинах, побудивших тебя оставить замок. – он проговорил эти слова с обманчивым спокойствием, но нотка угрозы, тонкой нитью проскользнувшая сквозь них, никак не вязалась с сочувствующим выражением лица вампира.
Я едва уловимо кивнула ему, даже не вникая в смысл сказанных слов.

Почувствовав мое состояние, Карлайл посчитал нужным еще раз напомнить:

– Знай, Изабелла, если ты все же решишься, тебе придется быть очень убедительной – простые слова не смогут убедить моего сына – он мягко предупредил меня перед тем, как исчезнуть в недрах замка.

Я осталась одна с невыразимой тяжестью на сердце, ощущая, что предстоящее испытание станет для меня последним – моя истерзанная, измученная до предела душа истекала кровавыми слезами в предчувствие конца.
Словно под стать настроению, небо затянули серые тучи, предвещающие сильную грозу. Я крепко обхватила себя руками, точно на смену жаркому летнему дню внезапно пришла зима.

Когда за моей спиной раздались неслышные шаги, я уже знала, кого увижу, обернувшись.
И от этого стало еще больнее – сама судьба упрямо стремилась ускорить развязку, не обращая внимания на мои жалкие попытки замедлить стремительный ход времени.

– Белла? – раздался за моей спиной до боли знакомый голос, от звучания которого что-то привычно вспыхнуло и тут же погасло в самом сердце – Отец сказал, что ты ожидаешь меня здесь.

Я медленно-медленно повернулась в его сторону, боясь неосторожным движением расплескать в душе хрупкую решимость идти до конца.

Но мое состояние не укрылось от внимательного взгляда Эдварда – чуть помедлив, он мягко произнес, лишая меня последних крупиц самообладания:

– Я догадываюсь, зачем ты меня позвала сюда. И хочу сказать, что ты можешь мне доверять – прошлое уже не может стать для нас преградой.

Я глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, и глухо произнесла, не глядя на вампира, стоящего рядом:

– Эдвард. Я ухожу.

– Куда? – его растерянный взгляд на секунду заставил меня задохнуться от невозможности продолжать этот разговор.

Но внезапный порыв холодного ветра, предвещающий свирепую грозу, привел меня в чувства: вновь обхватит себя руками, я продолжила:

– На все четыре стороны. А именно – туда, где нет тебя.

– Но почему? – эти слова потрясенным эхом донес до меня ветер, а я все стояла, боясь посмотреть в глаза тому, чье сердце сейчас так жестоко и беспощадно разбиваю вдребезги.

– Потому что я не могу больше тебя обманывать.

Я замолчала, набираясь с силами, чтобы произнести те заветные слова, что уже сейчас беспощадно жгли мое горло. Спустя невыносимо долгий миг, я, наконец, прямо взглянула на вампира и холодно отчеканила:

– Эдвард, я тебя не люблю.

А внутри все кричало: «нет, это неправда, не верь мне, пожалуйста, не верь!».

Его растерянный взгляд словно ответил на мои невысказанные мольбы: мгновенно нахмурившись, мой вампир упрямо покачал головой, медленно процеживая сквозь стиснутые зубы:

– Белла, я не знаю, что за игру ты сейчас затеяла, чтобы в очередной раз уйти от разговора, но не выйдет. Время пришло – ты сама это знаешь, поэтому давай отбросим нелепые отговорки и, наконец, поговорим начистоту.

Я была готова броситься к нему на грудь и признаться в том, что все, мною сказанное, является ложью – но меня удерживала одна-единственная мысль, та, что было гораздо важнее всех моих чувств, вместе взятых.

Только лишь ради одного я готова была терпеть эту нескончаемую пытку, которая навсегда будет возникать от одного воспоминания о его глазах, в которых я видела разочарование и боль от предательства.

Моего предательства.

И это одно – то, что я буду знать, что он будет жить. Только его благополучие может помочь мне продолжать существовать и дальше на этой земле; знание о том, что я смогла окупить его счастье своими страданиями. А что будет со мной – не знаю. Пока одна только мысль, что я буду вдалеке от него, причиняет настолько сильную боль, что от нее перехватывает дыхание и хочется громко выть, подобно раненому зверю. Но он того стоит.

– Я тебя не люблю – я медленно произносила эти лживые слова и сама не верила ни в одно из них. И он не верил в них так же – это было видно по его недоверчивому взгляду, складкам нахмуренного лба.

Он качнул головой, упрямо отказываясь принимать мои слова.

Небеса громыхнули, словно и они тоже не верили моим словам, произнесенным дрожащим робким голосом.

Эдвард шагнул ко мне ближе и сильно ухватил за плечи, словно желая вытряхнуть из меня лживые мысли.

– Я тебе не верю! – прорычал он сквозь крепко стиснутые зубы.

И в этот момент в голове всплыли слова Карлайла: «Знай, что если ты все же решишься, тебе придется быть очень убедительной – простые слова не смогут убедить моего сына».

И чувствуя, как тает моя решимость под гневным взглядом Эдварда, я отважилась на самый последний шаг.

Вплотную подступив к замершему Эдварду, я потянулась к его лицу, и перед тем, как найти своими губами его, шепнула:

– А теперь смотри.

И я приникла холодными губами к его плотно сжатым губам.
Он не сразу, но ответил, мягко отзываясь на мои прикосновения.

Но за миг до того, как наши губы соприкоснулись, я плотно зажмурила глаза и отчаянно воззвала к памяти: единственное, что могло сейчас мне помочь – это были воспоминания. Воспоминания о темном жутком вечере в покоях Атония, когда он стоял так же близко от меня, как сейчас находится Эдвард, почти касаясь своими жесткими ледяными губами моих.

Я воскресила эти воспоминания, и мне почудилось, как сгустился вокруг воздух, как потемнело в глазах, перемещаясь в темный полумрак ненавистной комнаты. За мгновение все переменилось: вместо родного и дорогого моему сердцу вампира передо мной стоял Атоний, больно прижимающий к себе костлявыми пальцами, грубо впивающимися в кожу.
Его омерзительные губы жадно обследовали мой рот, заставляя тело задрожать от отвращения.
Мои собственные губы – холодные и безучастные – покорно принимали его атаки, не препятствуя, но и не отзываясь на ненавистные прикосновения.

Дождавшись, пока ослабеет напор чужих губ, я медленно отстранилась, не открывая глаз.

– Я не люблю тебя. Как никогда не любила. – сухие слова ледяными глыбами падали на влажную землю, а я все боялась посмотреть на Эдварда.
Я понимала, что если не сумела заставить поверить этим поцелуем, то уже ничто в мире не сможет его переубедить.

Спустя долгое мгновение тишины, в которой были слышны лишь завывания ветра и шум тревожно замершего сада, я осмелела и все-таки приоткрыла глаза, отчаянно боясь того, что увижу.

Эдвард отстраненно стоял передо мною, и в его глазах плескалась глухая боль – жалкий отголосок того беспощадного пламени, в котором сейчас горела его душа.

И хотя осознание того, что он все-таки поверил, должно было принести мне долгожданное облегчение, вместо этого я ощутила леденящую душу боль.

Это было страшно – наблюдать, как его душа медленно покрывается льдом, и знать, что это необратимо.

Последние секунды, когда у меня еще было время, чтобы, не выдержав, признаться, отбросить притворную маску и заставить его оттаять, закончились в тот момент, когда вампир невыносимо медленно перевел взгляд на меня и произнес глухим голосом:

– Ты просила верить тебе. И я верил, я ждал, надеялся, что ты однажды придешь ко мне и наконец, раскроешь свою боль. А на самом деле… – на секунду его голос надломился от ничем не прикрытой тоски и боли, но совсем скоро слепая, всепоглощающая ярость взяла над ней верх, и следующие слова прозвучали совсем иначе:

– Уходи. Я больше не желаю выносить твое присутствие рядом – его глаза обжигали ледяным холодом, а презрения, сочившегося сквозь едкие слова, хватило бы для того, чтобы дотла спалить раскинувшийся вокруг нас сад.

Но мне в этот момент было уже все равно – словно маленький камушек, стремительно покатившийся с горы, я отдалась всецело на милость судьбы, моля только об одном – чтобы мне хватило силы отвернуться и уйти, не оглядываясь.
Если я обернусь хотя бы один раз, то уже не смогу сдержать рвущиеся признания, обрекая Эдварда на новую войну.

Медленно, словно каждый шаг давался мне невыносимым трудом, я направилась к лестнице, ведущей в сад, и в этот момент мне вдогонку прозвучали прощальные слова, каждое из которых ранило сильнее, чем все скопленные обиды, вместе взятые:

– Если это была месть за все те поступки, что я когда-то совершил, то знай: она тебе удалась. – не выдержав, я все-таки обернулась, мгновенно пожалев об этом: капли холодного дождя стекали по словно высеченному из камня мужскому лицу, но пламя ненависти, пылающее в пронзительно-черных от жажды глазах, не способно было затушить и море воды.

Я понимала и принимала его чувства – но в глубине души каждую секунду что-то умирало под пылающим взглядом любимых глаз.

Я знала, что эта картина навсегда врежется мне в память: косые струи дождя отчаянно хлещут по земле, мгновенно превращая садовую тропинку в кипучую реку, несущуюся бурным потоком вдоль зеленых кустов куда-то к стенам, а в душе моей бегут реки слез, мчатся, не в силах вырваться наружу, но отчаянно желая слиться с дождем, стать его частью.

Я медленно повернулась спиной, не в силах дальше смотреть в полные горечи и ярости глаза Эдварда, и просто пошла вперед, не задумываясь, куда приведет меня тропа.

Все свои сомнения, чувства, страхи я перевязала тугим узлом, все мои чувства сейчас напоминали натянутую струну – один неверный жест, взгляд, слово – и она с громким звонким стоном порвется, выпуская наружу лавину тоски.

А дождь все изливал на землю нескончаемые потоки слез. Как я ему завидовала сейчас – что бы я сама не отдала в эту минуту, чтобы только иметь возможность дать волю скопившимся в горле глухим рыданиям, чтобы выплакать, выпустить наружу всю свою боль, затаившуюся на сердце.

Ноги насквозь промокли, мгновенно набухшая от тяжелых дождевых капель одежда тянула к земле – но мне было все равно. Даже если бы внезапно сейчас передо мной разверзлась земля – я бы и на это не обратила внимания, продолжая безучастно брести по размытым лесным тропинкам, мысленно вновь и вновь вспоминая сцену в саду.

Он так легко поверил – и это после стольких признаний, что я ему повторяла раз за разом, после стольких долгих ночей, где каждое мое движение, каждый мой жест буквально кричал «люблю» – и осознание поразительной легкости его отречения от веры в мою любовь грозило свести меня с ума.

Не в силах справиться с разом навалившимися гнетущими мыслями, я внезапно резко остановилась, только для того, чтобы в следующее мгновение побежать.
Просто вперед, не задумываясь ни о чем – туда, где меня, наконец, оставят в покое мучительные воспоминания.

Могло ли существовать на земле подобное место – я не знала.

И просто продолжала лететь по мокрой земле, оставляя за спиной растерзанные обломки моих робких надежд на счастье…