Страх потери не должен приходить, когда риск потерять дорогое существо становится как никогда реален. Когда слышишь звук захлопнувшейся двери или когда видишь удаляющуюся спину. Почему не всегда получается ценить тут любовь, которая рядом, нужно всего лишь только протянуть руку, и можешь окунуться в неё, получая самое главное в жизни – взаимность? Почему порой любовь сильно зависима от разных факторов, таких, как прошлое, которое мешает и просто не должно иметь право на существование, когда речь идет о любви. И почему это прошлое, словно камень, привязанный к шее, не позволяет вдохнуть полной грудью и любить каждую секунду, не позволяет стереть, словно ластиком, страдания другого от твоего безразличия, ведь в голову не залезешь, и прошептать «люблю тебя и буду с тобой, что бы не случилось» не сможешь, тем самым навсегда избавив того, кто с тобой рядом, от страшной муки. Эсми не могла этого сделать, полностью оказавшись в плену у этого самого прошлого, у этого самого камня. Она видела его страдания, видела взгляд, из которого исчез блеск, и они стали черными, как ночь, видела и не могла переступить через себя, хоть и давно простила. Ей казалось, что она не сможет сделать Карлайла счастливым, не сможет ответить на его «люблю», так как это должно быть. Безоглядно, не думая ни о чем, отдавая себя и всю свою любовь, видя перед собой только любимые глаза янтарного цвета. Слишком часто нежелание, сдернуть со своей шеи этот камень и попытаться двигаться вперед, которое может быть неосознанным, приводит к концу, и вот ты видишь, как твоё счастье уходит собирать вещи.
Она слушала его, не перебивая, как он и просил, находясь в каком-то полугипнотическом состоянии от его слов, и словно наблюдая за всем со стороны. Какая злая ирония. Ведь она прекрасно понимала, что рано или поздно такой момент произойдет. Он устанет. Не выдержит. И каждый день Эсми ждала этого разговора. Именно разговора, который закончится хоть какой-то ясностью, послужит тем толчком, когда уже будет невозможно дальше тянут, и придется делать выбор: прошлое или он. Она ждала всего, но не его ухода, который оглушил её, лишая возможности протестовать, кричать, что это станет ошибкой, когда она сама же установила для них такие рамки общения, окончательно запутавшись в самой себе и своих чувствах. Ледяной ужас и страх сковал все её существо. Ужас от того, что она больше его не увидит, пронзил сознание, и внутри все сжалось от боли, словно и не было этих десяти лет. Тогда она отчаянно хотела, чтобы он вернулся, а теперь отчаянно хотела, чтобы он не уходил, понимая, что на этот раз потеря будет в тысячу раз больнее. Без него она не сможет, и дело тут вовсе не в помощи. Эсми смотрела перед собой и ничего не видела, не слышала, только лишь слова о его уходе, которые тяжелым молотом стучали в ушах. Чего она хотела? На что надеялась? Карлайл любит её, а она изо всех сил гнала от себя эту мысль, хотя тоже любила его каждой клеточкой своего тела, которая помнила тот поцелуй в лесу, потому что в тот момент она пережила самые яркие ощущения, а их может испытать только тот, кто по-настоящему любит. И это огромное чувство оказалось сильнее времени, сильнее ненависти, которую Эсми поначалу испытывала к нему, оказалось сильнее всего. И все же не таким сильным, что бы рискнуть. А может, дело было в другом? Может, она не хотела пытаться, потому что не хотела причинять еще одну боль ему? Ведь если Эсми не сможет любить его, не вспоминая каждую секунду о том, что благодаря бессмертию, которое он ей дал, теперь самый ужасный момент её прошлого будет с ней вечно, она будет мучить его, словно говоря, что он не имел права так поступать с ней. Но ведь сейчас он тоже мучается. Значит, хватит делать вид, что все в порядке, создавать иллюзию нормальной жизни, в которой все на своих местах, прекрасно зная, что это не так. Карлайл это знал, поэтому и не выдержал этой пытки. И Эсми знала, что должны они быть рядом, а не в разных концах комнаты. Должны смотреть друг другу в глаза, излучая любовь, тепло и преданность, держать друг друга за руки и, расставаясь на минуту, прощаться будто навсегда. Знала… Но теперь, судя по всему, уже слишком поздно.
Губы Карлайла коснулись её ладоней, и в ту же секунду он исчез. За все это время, которое Эсми жила в этом доме, Карлайл уходил наверно тысячу раз. И всегда возвращался. Но сейчас она поняла, что если он переступит порог, то уже не вернется никогда. И пусть воспоминания о самой тяжелой потере до сих пор хранились в её памяти, эта потеря станет такой же ужасной, её не сможет восполнить даже Эдвард. Осознавать, что теперь рядом не будет Карлайла, что она не сможет украдкой любоваться его лицом, гибкостью его тела, вдыхать его запах, да просто находиться с ним в одной комнате, оказалось сродни той агонии, в которой плавилось её тело, когда она думала, что находилась в аду. А ведь их вечность могла бы быть наполнена той любовью, о которой никто никогда не слышал и даже не догадывался о её существовании. Нет! Второй раз она его не отпустит.
Эсми встала с дивана и решительно пошла за ним. Она не даст ему уйти. Сегодня она, наконец, скажет ему все то, что хранилось в её мертвом сердце эти долгие годы, и в её словах не будет никаких «но», никакой неуверенности, жаль только, чтобы понять это, потребовалось так много времени и сил. Но что значит время по сравнению с вечностью, которая у них впереди? Теперь Эсми будет смотреть вперед и не просто на него, а в одном с ним направлении, находясь рядом и делая каждую секунду его бессмертия счастливой, доказывая, что в каждой этой секунде он любим ею. И если ей суждено было стать вампиром, чтобы любить его, то она безоговорочно принимает это. Раз и навсегда. И пусть прошлое всегда будет её неотъемлемой частью, напоминая о себе лишь грустью в глазах, но оно больше не помешает ей воплотить в реальность свою мечту. Чувствовать всегда и везде любовь Карлайла и дарить ему свою, которую по силе можно вряд ли сравнить с любой стихией.
Словно вернувшись на десять лет назад, она снова стояла перед закрытой дверью. И внезапно ею овладел страх, что сейчас она её откроет, а там пусто, как и тогда. Эсми закрыла глаза, пытаясь справиться с непрошенной паникой, и тут же их открыла. Что ж, даже если это и будет так, она побежит за ним, а если не получится догнать, она будет искать его до тех пор, пока не найдет, следуя за родным запахом меда и липы, оставаясь верной его идее, и зная, что не подведет его. Она нажала на ручку и вошла в комнату. Карлайл был там. Эсми улыбнулась от облегчения и, закрыв дверь, облокотилась на неё, задумавшись на секунду, глядя на своего единственного. Совсем скоро она сможет обнять его, чтобы потом не выпускать из своих объятий, но сейчас нужно было не дать ему уйти, ведь от того, что она скажет, зависит его окончательное решение. Если бы Эсми была уверена, что таких, как они, слышит Бог, то, наверное, сейчас бы произнесла молитву, горячо прося Господа, чтобы Карлайл ей поверил и остался, ведь слишком долго она держала его на расстоянии, всякий раз сдерживаясь, чтобы не причинить боль ему, самоуверенно считая, что так будет лучше. Он был в нескольких шагах от неё, и это расстояние станет последним между ними.
Отойдя от двери и легко покрыв пространство между ними, она подошла к своей мечте из прошлого, к своему запретному желанию настоящего, к своему Ангелу её бессмертного будущего. Обняв его за талию и прижавшись к его напряженной спине, Эсми произнесла те слова, в которых заключалось все её желание быть рядом с ним.
- Не уходи, - она потерлась щекой о его рубашку, с наслаждением вдыхая исходивший от него опьяняющий аромат. – Ты подарил мне вечность, но зачем она мне, если я не смогу разделить её с тем, кого люблю. Без тебя она мне не нужна, Карлайл. Или забери её или возьми меня с собой.
Часть 34. Без тебя, я никто.
(от лица Карлайла )
Почему именно это решение? Почему именно уйти, ведь можно было жить так дальше. Просто терпеть, попытаться, наконец, вернуться к прежней жизни. Ведь находясь в одном доме с Эсми, я мог хотя бы слышать переливание колокольчиков, когда она говорила. Чувствовать какой-то жар во всем теле, когда она обращалась именно ко мне. Или же взлетать куда-то ввысь, когда мне удавалось к ней прикоснуться. Да, это было очень редко, но все же было, а сейчас, уходя, я лишался даже этой малой части. Но почему я не смог просто откинуть тот поцелуй, те чувства, что испытывал на протяжении всех этих десяти лет? Почему память играет такую злую шутку со мной? Ведь я был хозяином этой головы, этих мозгов, а не эмоции. А может быть, именно тело просто не хотело забывать эти нежные руки, что так притягивали к себе там, в лесу, когда я перешел эту черту, которая могла бы оставить нас друзьями? Я мог только гадать. Не задав вопроса, я не смог бы найти на него ответа. Как бы я не хотел, как бы мне не было плохо, а произнести вслух это я бы не смог. Даже просто слово «люблю», сказанное мною сейчас, могло означать что угодно для Эсми. Да, я просто боялся, что она неправильно меня поймет. Ведь я был виноват перед ней, виноват во всем, в каждом своем действии, в каждом слове и этим признанием мог сделать еще больнее, чем уже сделал.
Встав с колен, отпустив ее руки, я просто растворился, опять боясь, что не смогу сделать то, что сказал. Если бы я обернулся, вновь увидел Эсми, я не смог бы заставить себя уйти. Как же мне будет не хватать ее запаха! Если бы я мог хотя бы часть его взять с собой! Я надеялся, что именно здесь моя память не будет со мной играть, а навсегда сохранит в себе те мимолетные прикосновения, тот поцелуй, ту сладость спелой вишни и, конечно, ее запах, запах спелого апельсина и корицы. Я остановился, как только закрыл за собой двери. Опять, как десять лет назад, я хотел лишь упасть, подпирая спиной двери. Лучше уж бороться со своей Тварью, которая настойчивым шепотом требовала убить. Лучше с ней, чем с мертвым сердцем, что сейчас крошилось в пыль, оставляя после себя дорожку боли, она теперь всегда будет со мной. Но я лишь прикрыл глаза, опять погрузившись в тот туман, в котором жил на протяжении этих месяцев. А в нем, и правда, было намного легче, не было того тупого желания кинуться обратно в гостиную и умолять меня полюбить. Самому начать признаваться в любви и просить… просить, чтобы посмотрела на меня с той же любовь, с которой смотрела когда-то.
Пустая комната. Здесь остались только мои книги, которые я специально не стал брать с собой. Которые полюбила она. Я взял только одну с ее детским запахом, ту, что хранил отдельно от всех, ту, которую когда-то приносил ей в больницу, а потом, когда она отдала ее обратно, я боялся ее лишний раз открывать, чтобы запах Эсми, человеческий запах, не ушел в небытие. И именно она лежала сейчас в моей сумке с личными вещами отдельно от книг по медицине. Опять я не слышал ни звуков, ни шума, ни даже запаха, который доносился из открытого окна. Оболочка затянула меня всего, и именно так я собирался жить до момента, пока не доеду до Аро. А там только надежда, что он пойдет мне на встречу и убьет. Но я прожил долгое время и знал законы этого клана, я знал, как нарушить этот закон, чтобы мне грозила смерть. Смерть, которую я приму с удовольствием. Приму, еще раз вдохнув в себя любимый запах, и с ее образом перед глазами.
Почему жизнь была такой несправедливой? Я мог только догадываться, что же произошло в жизни Эсми после нашего расставания. Но почему-то где-то в глубине догадывался, что весь этот промежуток был не самым приятным. А чем я был лучше тех, кто толкнул ее на самоубийство? Чем я был лучше? Я был таким же убийцей…
Да… Прежде чем ехать к Аро, я найду ее родителей и все узнаю. Узнаю и подтвержу звание убийцы. Я уничтожу всех, кто толкнул ее на такой поступок! Кто заставил ее страдать… А главный убийца умрет последним. Я сжал кулаки от злости, что накатывала на меня волнами. Я никогда не чувствовал такой злости к кому-то, я никогда не ненавидел так кого-то, кроме себя. Эсми изменила меня. Она показала, что значит любить, а теперь я обнаружил в себе еще одно неведомое мне до этого чувство.
«Тебе было бы за меня стыдно. Я никогда не оправдывал твоих надежд. Если небеса существуют, и ты меня видишь, прости, что твой сын такой неприспособленный к жизни» Я стоял около своей кровати, любуясь небом через открытое окно. Небом, на котором не было солнца, также, как и в моей жизни все эти месяцы. Когда-нибудь узнаю, существует ли ад, в котором я буду гореть, и это когда-нибудь наступит уже очень скоро. Я даже не повернул голову, когда чуть слышно скрипнула дверь. Я просто этого не слышал, не слышал так же и тихих шагов, и ее дыхания. Я продолжал смотреть на небо, думая о том, как мне лучше уйти. Прохладный ветерок обдувал лицо, зазывая к себе. Еще бы минута, и я был бы готов выпрыгнуть в это окно, чтобы опять, не прощаясь, изчезнуть. Так было бы легче. Да, так было бы, наверное, легче только мне, но ведь я мог отвечать только за себя. Ведь женщина, которую я полюбил, отвергла меня.
Ее руки, те прикосновения, о которых я мечтал... Эсми обвила меня своими нежными руками, и я чувствовал через тонкую материю рубашки, как она прижалась ко мне. Из моего горла вырвался тихий стон, стон облегчения, ведь я не верил, что все это происходит в реальности. Не верил, хоть тело доказывало обратное, проводя через себя тысячи электрических зарядов, пробежавших по спине миллионами мурашек. Я не верил этому, пока не услышал любимый голос. Голос, от которого руки, сжатые в кулаки, безвольно разжались. Слова, которые я хотел слышать. «Кого люблю…» «Люблю…» Я буду твердить это про себя, чуть шевеля губами, как молитву, стоя перед Богом на коленях, прося здоровья своим родным и любимым людям. Почему я не умел плакать?
- Эсми, - прошептал тихо ее имя и развернулся, чтобы своими глазами увидеть, что я не в каком-то сказочном сне, - как же я могу забрать то, что подарил тебе? Вечность, в которой мне нет места без тебя… Я не знал, что так получится, прости. Когда десять лет назад мы повстречались, я должен был уйти сразу… но… но… - пытался смотреть в ее глаза, но пытаться и смотреть были разными вещами. Я медленно опустился на колени, обхватив Эсми за бедра, и прижался к ее ногам, - прости, я оказался слабее тебя. И просто не смогу больше сдерживать то, что во мне живет уже столько времени. Именно с твоим появлением я стал обладателем Ангела, который смог затмить голос Твари, живущей во мне… Я столько времени с ней боролся… Видимо, эта борьба убила во мне все человеческое, что я так не хотел терять. Эсми, - я оторвался от ее ног и поднял голову, чтобы все же встретиться с ее взглядом, в надежде увидеть там свет и любовь, как ребенок надеется, что в Новогоднюю ночь начнут происходить чудеса. - Эсми… Я люблю тебя всем тем, что еще продолжает жить во мне. Я люблю тебя, но никогда не попрошу в ответ такой же любви. Я ее никогда не заслужу… Я знаю это. Но ты бы сделал меня самым счастливым, если бы разрешила стать твоим навеки.
Глава 17.
Часть 35. Моя судьба.

Если бы она была человеком, её сердце скорей всего не выдержало ,s и разорвалось от переполняющих еt эмоций. Словно рухнула невидимая плотина, в которой еще пару минут назад образовались и поползли в разные стороны трещины, когда Карлайл сказал, что уходит. И вот сейчас сдерживаемая месяцами любовь хлынула потоком, наполняя Эсми до краев. Как же она любила его. Эти глаза, которые сейчас смотрели на неё, до конца не веря в происходящее, любила его губы, такие мягкие и нежные, любила каждую его черточку, идеально созданную природой. Так невозможно любить, когда весь мир, вся суть твоего существования сводится к тому, кто сейчас с тобой рядом, и ты знаешь, что не сможешь жить без своей половины, потому что это нереально, потому что невозможно существовать наполовину. Но Эсми любила именно так. Внутри у неё все пело и с дрожью вырывалось наружу. Такая дрожь бывает тогда, когда знаешь, что сейчас произойдет нечто чудесное, а именно начало всего самого святого для них. А именно – невидимая, но крепкая и прочная связь, над которой не будут властны ни время, ни обстоятельства.
Ей так много хотелось сказать. Просить прощения за свою нерешительность, а потом просто каждую секунду повторять, как же сильно она его любит, как он проник в неё и стал неотделимой частью, когда просто вошел в палату. И как потом она жила им, дышала им, засыпала и просыпалась, говоря «спокойной ночи» или «доброго утра», и все это время бережно хранила в памяти каждую мелочь, связанную с ним. Так невозможно любить. И все-таки она любила. Теперь уже окрыленная тем, что в её распоряжении целая вечность, чтобы каждый миг дарить ему это прекрасное чувство, которое он заслужил, постепенно стирая весь ад последних месяцев, где он находился по её вине.
Он встал перед ней на колени, и все её существо наполнила нежность, смешанная с болью. Как же он был измучен её холодностью. «Я согрею тебя. Ты больше никогда-никогда не испытаешь подобное. Я клянусь тебе, родной мой». Пальцы запутались в его волосах, и словно шелк заструился между ними. Эсми гладила его голову, перебирая пряди, словно старалась ответить на его взгляд, в котором сквозила неуверенность, будто происходящее может оказаться миражом, словно показывая, что это реально, она реальна. Каждое его слово острыми иглами впивались в неё. Но это была боль, которая очень скоро сменится на сладкое чувство, когда ты принадлежишь кому-то всем телом и знаешь об этом. Она давала ему выговориться, уже зная, что скажет сама. Как же много она потеряла и как же много приобретала сейчас. Беззвучно плача внутри, Эсми тоже опустилась перед ним на колени, беря его лицо в свои ладони.
- Если бы ты ушел тогда, то навсегда забрал бы с собой мою возможность испытать настоящую любовь. Помнишь, мы когда-то говорили о слабости? О том, что никогда не нужно опускать руки? Помнишь? - её голос срывался от выплескивающихся эмоций, от того, что слова и чувства, наконец, ощутив волю, избавившись от тяжести камня, рвались наружу, словно обгоняя друг друга и боясь, что больше им не дадут такой возможности.
- Так вот, это я оказалась слабой. И только благодаря тебе поняла это. Только благодаря тебе. Мне страшно подумать, сколько бы еще продолжалась эта слабость, которая приносила нам одни муки, ведь я каждую минуту хотела быть той женщиной, о которой тогда говорила, потому что рядом со мной есть мужчина и ради него хочется встречать новый день, с ним хочется разделить свое существование, - Эсми приблизила своё лицо к его лицу, погладив щеку. - Моя любовь уже давно твоя, как и я сама. Прости меня за мою слабость. Теперь у меня есть, ради чего быть сильной.
Последние слова она произнесла, почти касаясь его своими губами и в туже секунду даря свой поцелуй. Свободный от тяжести прошлого и наполненный надеждой на будущее, и всеми эмоциями, которые метались в ней, ища выхода и, наконец, найдя его.
Кто может с уверенностью сказать, что такое счастье, и дать единое определение этому состоянию? Наверное, никто. Потому что для всех оно разное, с разным смыслом, вкусом и запахом. Для Эсми счастье заключалось в глазах янтарного цвета, в которые снова вернулся блеск, в смехе, который она теперь часто слышала. Для неё было счастьем выбегать из дома и нестись, обгоняя ветер ему навстречу, когда Карлайл возвращался с работы, чтобы затем крепко обнять его, словно они не виделись годами, потому что Эсми стала ненавидеть часы, проведенные без него. А с началом нового дня провожать его, уже начиная дико скучать, когда он даже не переступил порог. Иногда казалось, что счастье прочно поселилось в этом доме, став полноправным членом семьи, приведя с собой уверенность в том, что так теперь будет всегда.
Тихо напевая себе под нос, Эсми в который раз делала перестановку в гостиной, стараясь придать ей уют. Чувство умиротворения, не покидающее её с тех самых пор, когда они с Карлайлом, наконец, перестали ходить по кругу и смогли осуществить самое главное желание обоих, помогало ей в стремлении окружить комфортом и заботой двух дорогих ей мужчин. Открыв в себе талант художника, Эсми уже переделала другие комнаты, и вот теперь пришла очередь гостиной, в которой они чаще всего проводили время, просто беседуя, что-то обсуждая. Гостиная стала любимым её местом в этом доме. Хотя ей было везде хорошо, если там был Карлайл. В такие моменты Эсми крепче прижималась к нему, переплетая их пальцы и чувствуя себя по-настоящему счастливой, ведь рядом с ней была её семья. И хоть она вряд ли могла сойти за мать Эдварду, но все равно он стал ей сыном, а она для него приёмной матерью.
На секунду задумавшись, она передвинула кресло ближе к дивану, напротив кресла поставила еще одно, а затем поместила в центр небольшой журнальный столик. Отойдя в сторону, она окинула все это критическим взглядом и посмотрела наверх. Сегодня Карлайл был дома и работал в кабинете. Эсми решила ему не мешать, но так вдруг захотелось обнять его. Это желание вытеснило все остальные мысли. Ничего не случится, если она ненадолго его отвлечет. Все-таки причина более чем веская. Эсми мгновенно оказалась перед дверью кабинета и, постучавшись, вошла. Каждый раз при взгляде в его глаза в ней поднимался жар, который лишал способности думать, а иногда даже видеть. В такие моменты перед глазами все играло яркими красками, а от него хотелось требовать большего, намного большего, чем просто прикосновения и поцелуи. Так проходили дни, которые сменяли недели и месяцы, но Эсми не ждала чего-то еще. Странно, но она чувствовала, что рано или поздно такой момент настанет, и он будет великолепен. А пока она просто наслаждалась его близостью, и это было намного больше и важнее. Улыбнувшись и прогнав наваждение, Эсми обошла стол и села к нему на колени, обняв за шею.
- Мистер Каллен, уже ровно три часа и пятнадцать минут как я не имею возможности вас видеть. Это просто возмутительно, - она посмотрела на него своими смеющимися глазами, крепко обняла и прошептала, уткнувшись в шею, – и я соскучилась.
Часть 36. Соединение душ и не только.
(от лица Карлайла )
Как же я жил столько времени без этой женщины? Как я мог судить о полноте жизни, не испытав всех этих чувств, что сейчас поселились внутри меня? Как я мог учить Эдварда доброте или же состраданию, когда сам только несколько минут назад думал о мести? Опять вопросы, которые возникали из ниоткуда. В такой момент, когда я хотел полностью окунуться в мир, который могла подарить мне только Эсми, я пытался найти какие-то ответы. Зачем? Ведь сейчас, когда я стоял перед ней на коленях, я мог спокойно наслаждаться ее запахом, ее прикосновениями, забыв обо всех вопросах, что успел задать себе за эти месяцы. Зачем мне теперь нужны все эти ответы, когда вот оно, то, что я так хотел. То, ради чего задавал все эти вопросы, надеясь, что, если смогу ответить, то моя мечта исполнится. Наверное, так дети ждут наступления своего дня рождения, того праздника, когда исполняются все заветные мечты и желания. Или же как подросток ждет наступления своего совершеннолетия, чтобы уже всему взрослому миру показать, что он может выступать с ними на равных, а не стоять где-то за углом, наблюдая за их взрослыми играми.
Ее пальцы, которые путались в прядях моих волос, вызвали легкую улыбку, что тронула лишь глаза. Глаза, в которых уже полгода была одна бездна, пучина, в которой любовь-корабль даже в штиль пошел бы ко дну. Я один раз, всего раз, вздохнул, слегка покачнувшись. Я, как наркоман, который, наконец, получил желанную дозу, мог сейчас чувствовать неописуемое удовольствие, оно пронзало все тело. Ни один момент из моей человеческой жизни, когда я был близок с женщиной, не приносил столько блаженства. Сейчас мне было уже все равно, что будет дальше. Где-то глубоко страх, который жил вместе со мной все эти месяцы, подавал слабые признаки жизни. Тот туман, что окутывал меня и помогал не сойти с ума, помогал не делать опрометчивых поступков, развеялся, и комната перед глазами опять приобрела яркие краски. Цвета, которых я не видел уже очень давно.
Цвет янтаря я сейчас видел перед своими глазами. Цвет глаз моего Ангела, который расцвел, как тот единственный цветок в моём саду. Эсми… имя, которое я был готов твердить каждую секунду своей вечности. Мой цветочек, который был когда-то подарен глупому садоводу и погибал в неумелых руках. И который я сам чуть не погубил своей любовь. Любовью, просто переполняющей меня всего. Я не шевелился, как завороженный смотрел только в любимые глаза, слегка кивая на ее вопрос. Помню, я помню каждый день, проведенный с моей малышкой, помню каждый разговор, каждое слово. Помню, как боролся с жаждой, а потом заставлял себя уйти из ее палаты, потому что ее запах мне казался самым чудесным в мире. Я помню и никогда не смогу забыть эти ночи, проведенные в углу ее палаты. Когда я охранял ее сон, слушая, как тихо бьется ее сердечко, улыбался, когда она во сне звала меня.
Я медленно приподнял руку и кончиками пальцев коснулся ее щечки, когда-то по ней текли слезы. Слезы моей маленькой куколки. Я любовался ее лицом. Впервые за все время я мог это делать открыто, не скрывая своего восхищения, и в то же время я не пропускал ни единого слова сказанного, Эсми.
- Нет,- тихо прошептал я, второй рукой дотрагиваясь до ее губ. Всего на какие-то секунды я также слегка подался вперед, встречаясь с ее лицом, - в любви не бывает так, что виноват только один… И радость, и горе должны делить обе стороны… - она не дала мне закончить, да я и не хотел говорить еще какие-то слова. Наши губы слились, как тогда в лесу, только сейчас я не отпущу эту женщину. Моё солнышко вновь растопило лед в моей погибшей душе.
Жить, не жалея ни о чем. Каждый день открывать глаза и идти на работу с мыслью, что по возращению домой, тебя ждет любимая женщина, горячий ужин и спокойный вечер. Хотя можно было вычесть пробуждение, ведь мы не спали, а могли сутками напролет быть рядом, но зато я бы с удовольствием сказал, что дома меня ждет любимая жена и тихий семейный вечер. С тех пор как мы, наконец, перестали скрывать свои чувства, смогли открыто сказать «люблю», мы стали настоящей семьей. И в нашу пару как нельзя лучше вписывался Эдвард. Я видел, как Эсми стала относиться к моему приемному сыну. Если бы я мог в будущем подарить ей ребенка. Нашего родного, только моего и ее. Пожалуй, только эта мысль сейчас могла огорчить мои ожившие глаза, в которых опять появилось жидкое золото, его так любила Эсми. А еще маленькая ревность, которую я постоянно испытывал в отношении своего Ангела. Ведь когда мы прогуливались по вечернему городу, я видел восхищенные взгляды мужчин и слышал все, что говорили нам вслед. С каким же трудом я пытался не выдать своего гнева, когда слышал те вещи, которые мне не нравились. Что такое ревность? Эмоция, которая заглушает чувства, жажда собственности или же реальная боязнь потери ближнего? Думая над этим вопросом, я, к своему сожалению, понял, что все эти факторы присутствуют в этом чувстве. Хорошо это или плохо? Если не ревновать значит выражать своё безразличие, а если ревновать, могут сказать, что ты собственник... Всё слишком неоднозначно, все понимают по-разному. Чаще всего человек идет по самому простому пути. Из-за ревности можно убить… Но убить можно и из-за любви. Когда она застилает глаза, не давая поднять голову и разглядеть, где же тот свет, на который ты шел все это время.
Но я не считал Эсми своей собственностью, и почему-то именно сейчас, когда ощутил всю полноту той любви, что таилась во мне, той любви, которую дарила мне Эс, я не боялся ее потерять.
Я вздохнул, любуясь верхушками деревьев, и улыбнулся, слыша, как в гостиной опять передвигается мебель. Который раз Эсми уже переставляла мебель в нашем доме? В тысячный? Я тихо рассмеялся, представив, как мы вдвоем таскаем тяжеленную мебель, будучи людьми. А ведь я бы не смог ей отказать, и каждый раз бы делал все, что она бы не сказала. Но сейчас я решил не мешать своей будущей жене. Да, именно жене. Ведь я только сегодня утром, возвращаясь с ночного дежурства, забрал кольца, которые заказывал ювелиру. Сейчас, все еще улыбаясь, развернулся к столу, заваленному бумагами, и чертыхнулся про себя, сетуя на то, что взялся курировать нового врача. Из-за этого мне приходилось теперь больше времени проводить в клинике, когда я лучше бы побыл вместе с Эсми.
Ей не нужно было стучаться, она бы никогда не смогла мне помешать, и Эс отлично об этом знала. Но все равно я услышал два тихий стука, а потом скрип двери. Я поднял голову, опять расплывшись в улыбке, увидев на пороге кабинета моего Ангела. Я лишь откинулся в кресле, давая любимой сесть ко мне на колени. Рука мгновенно обвила ее талию, притягивая женщину ближе.
- Уже три часа шестнадцать минут как вы меня не целовали, мисс Плат, - я упорно не хотел принимать факт, что Эсми уже давно не носила свою девичью фамилию. Для меня просто не существовало такого понятия, как ее бывший муж. Я очень долго не мог принять то, что эту женщину абсолютно никто не ищет. Ни ее родители, ни братья, ни муж… Как можно было оказаться никому не нужной в такой большой семье? А ведь я видел, как ее любила мать.
Я слегка нахмурился, изображая недовольство, и только для того, чтобы скрыть истинную злость. Еще секунда, и я мягко коснулся своими губами ее носика, переходя цепочкой поцелуев к губам. Опять от этих легких прикосновений по всему телу пошел жар. Как же я хотел эту женщину. Как я хотел не просто целовать ее губы, но слиться с ней полностью, всем телом, всей своей сущностью. И с каждым днем терпеть, не переступая той границы, которую теперь уже я сам начертил, становилось все тяжелее. Каждый день, ночью, когда мы просто лежали, обнявшись, я вдыхал ее аромат и, отвечая на ее различные вопросы, хотел, чтобы эта ночь когда-нибудь закончилась совсем иначе.
«Ты не дотронешься до нее, Каллен! До момента, пока она не станет тебе женой, ты не имеешь на это права!» Каждый раз одна и та же мысль, когда я уже был готов переступить через эту черту. Каждый раз мне не давало это сделать моё воспитание и уважение к любимой женщине. И, что самое главное, мне было абсолютно все равно, что она уже имела близость с мужчиной, что у нее был уже ребенок, мне было на это абсолютно плевать.
Я отстранился от ее губ, слегка облизав свои и на мгновение прикрывая глаза от удовольствия и от отставшего складного привкуса.
- Эсми, - я встал, усаживая ее в кресло, - я хотел бы сейчас кое-что у тебя спросить… - Я быстро скользнул во внутренний карман своего пиджака, что висел на спинке кресла, и опустился на одно колено, - по всем правилам я должен был бы отыскать твоих родителей и сначала попросить твоей руки у них, - я кашлянул, чуть замявшись и опустив глаза в пол. Если бы я мог, то сейчас покраснел бы от макушки до пяток. Почему-то я не думал, что будет так сложно. - Но мы ведь неправильная пара. Я даже не знаю, есть ли еще вампиры, которые официально могли соединить свой союз. Эсми, я хотел бы, чтобы вы стали моей женой, - я убрал даже малую улыбку со своего лица, передавая им всю серьезность своих намерений, так же, как и голосом. И опять, если Эсми скажет мне «нет», я попытаюсь все понять, не задавая лишних вопросов. Но сейчас я разжал свою руку, открывая маленькую коробочку, в которой хранилось два обручальных кольца со специальной надписью на внутренней стороне.