Машина, которую отец одолжил у соседнего фермера, подскочила на грунтовой дороге, и всех сидящих в ней сильно тряхнуло. У Эсми потемнело в глазах от невыносимой боли, и она застонала.
– Ну, вот чего тебя понесло на это дерево? - в который раз спрашивала мать, стараясь не смотреть на посиневшую ногу дочери. Эсми ничего не ответила. Просто потому, что побоялась открыть рот, чтобы не закричать во весь голос от боли. Почему нельзя просто понять, что она любит это дерево в саду? Любит сидеть на его толстых ветках, свесив ноги, как героиня из одной ее самой любимой книги. Любит прижиматься щекой к толстому стволу, чувствуя его шершавую кору. Она любит смотреть на листву, сквозь которую пробивается солнце, отбрасывая тени на её руки и голые коленки. Не то, чтобы она искала уединения. Нет. Эсми всегда была открыта для людей и общения. Просто здесь ей было спокойно, здесь она могла помечтать, представив себя какой-нибудь героиней прочитанных ею книг, и не слышать реплики отца об отсутствующем взгляде.
– Тебе ведь уже шестнадцать, Эсми, - девушка прижалась лбом к стеклу. Еще секунда, и она начнет умолять отца ехать быстрее. Но тот и так гнал машину, как мог, видя в зеркале дальнего вида измученное лицо дочери, залитое слезами.
«Мама, помолчи. Я прошу тебя,» - но она никогда не произнесет этого вслух, потому что знает, что все эти фразы, пропитанные нервозностью, лишь оттого, что миссис Платт до смерти испугалась за дочь.
– Я спилю это дерево к чертовой матери, чтоб ты не пропадала на нем сутками, - для Эсми эти слова прозвучали так, будто ей предложили немедленно отрезать ногу или руку.
– Нет, папа, не надо. Я больше не полезу туда, обещаю, - придя в ужас и понимая, что её отец вполне на такое способен, Эсми нашла в себе силы разомкнуть побелевшие губы. Она действительно больше не полезет туда, потому что верила всем сердцем, что в каждом цветке, кустарнике, дереве живет чья либо душа. Это ей когда-то давно, рассказала их старенькая соседка, к которой Эсми приходила по воскресеньям, чтобы помочь чем то или просто поболтать. Поэтому она не любила срезанные цветы. В увядшем виде они вселяли в неё тоску, и она не могла смотреть на них, помня, какими красивыми они были, когда росли на клумбе. Она больше не полезет на это дерево. Машина въехала в город, когда Эсми стало казаться, что они никогда до него не доберутся. Осталось потерпеть еще чуть-чуть. И вот уже автомобиль подъезжает к главному входу городской больницы. Отец на руках занес её в холл. Каждый его шаг отдавался острой болью в ноге, но Эсми терпела. Ради матери, которая и так была белее снега от волнения, теребя в трясущихся руках платок. И ради своего дерева.
Кабинет ужасно пах лекарствами. Или, может, это ей кажется? Она уже ничего не понимала и не видела вокруг. Боль стучала в висках и раскаленным огнем жгла ногу. Внезапно дверь открылась, и сердце Эсми непроизвольно сжалось, чего раньше с ней никогда не было. Как такое возможно? Неужели такие мужчины существуют не только в книгах? Эсми росла в окружении друзей отца и матери, у некоторых из них были сыновья. Грубые, без мечты, без стремлений, единственной радостью которых было пиво по пятницам в местном баре. И Эсми была убеждена, что это и есть сущность всех особей мужского пола, потому что дальше фермы и школы она не видела жизни. Но её душа тянулась к совершенно другому. Она не хотела такого существования, которое вела её мать, и стыдилась собственных мыслей, потому что её учили уважать родителей и никогда не думать о них плохо. Но как они все отличались от героев из её книг. Как они все отличались от стоящего перед ней мужчины. Может, и любовь такая существует, которая делает сердца одним целым и вселяет в них желание умереть на день раньше, чтоб ни дня не жить без любимого человека? Такая любовь, о которой Эсми мечтала, как только осознала значение этого слова. Не просто жить с мужем и рожать ему детей. А раствориться в любимом. Дышать им, любя на каждом вдохе и выдохе. И задохнуться, если его не будет рядом. Жить ради него, разделив его судьбу, и в каждом прожитом мгновении благодарить Всевышнего за такой подарок. Она во все глаза смотрела на доктора, забыв о сломанной ноге и пораженная его красотой, которая подействовала на неё словно анестезия. «Он, словно Ангел,» - промелькнуло в затуманенном болью сознании.
Часть 2. Ещё один день вечности.
(от лица Карлайла )
Как только первые лучи солнца озарили землю, я вышел из своего дома, где был вынужден, проводить все свое свободное время. Иногда проклиная, что человеческие силы весьма скудны, временами радуясь одиночеству. Ну, а временами просто прячась от мира. Да, мой самоконтроль уже был на приличном уровне. Но и похвастаться, что я перестал ощущать жажду, этот огонь в горле, работая среди людей, не мог. Как же временами я боялся, что просто сорвусь. Убью - открою себя. Хотя первое для меня было намного страшней. Ведь я еще в свои первые дни пообещал не подчиняться внутренней Твари, что сжигала меня изнутри. Сжигала, требуя крови… требуя убийств, требуя, требуя, пытаясь пробиться через стены, которые я построил внутри себя. Стены, которые с трудом устояли во время пребывания у Волтури. Именно тогда я оказался на грани.
Точнее, то время, которое я провел в замке Волтури, были отдельной главой моей жизни. Главой книги, которую я удачно перевернул, уехав. Почему именно в Новый Свет? Возможно, из-за того, что от Италии Америку отделял целый океан. И именно здесь я мог ощущать себя более свободно и не чувствовать на себе каждый день чей-либо присмотр. Да и здесь врачи были нужны с такой же необходимостью, как и в Европе. Доктор Каллен, именно так меня теперь звали.
День. Ничем не приметный. Ничем не отличающийся от дней, которые я уже успел прожить на этом свете. Я шел по коридору больницы, все еще думая о прошлом, так как о будущем я не смел задумываться. Спасало, пожалуй, лишь то, что работы всегда было достаточно. И именно помощь людям делала меня хоть немного сильнее. Помощь, которая позволяла мне с каждым днем все больше и больше утверждаться в своей вере.
Я замер на полпути. Сегодня, на удивление, была солнечная погода. Хотя, когда я вышел из дома, с неба лил, практически не переставая, дождь. А тут вдруг выглянуло солнце. Видимо, решив за столько дней порадовать жителей Эшленда.
Надо быть осторожней. Стараться не подходить слишком близко к окнам. Господи, идиотизм! И как я должен осматривать пациентов? Ведь практически каждая кровать расположена именно у окна! Я свел брови, так и продолжая стоять на месте. Мой взгляд сейчас был направлен на луч, который пробежал по коридору и замер солнечным зайчиком на стене.
«Ничего страшного. Задернешь занавески, и все. А, пациенту объяснишь, что просто болят глаза от яркого света. Не делай из этого трагедию.» Одна бровь медленно поползла кверху, когда я заметил на себе чей-то любопытный взгляд. Сейчас я всем видом показывал, что не понимаю причину интереса. Хоть уже давно привык, что люди, хоть и боятся подходить слишком близко, но наблюдают, им ведь никто не запрещает. И многим было абсолютно плевать на то, что это просто некультурно. Сколько мне еще надо будет проработать в этой больнице, чтобы на меня стали меньше обращать внимания? Ох, временами я безумно жалею, что вампиризм дает красоту. Я хоть и бурчал про себя, но мое лицо озарила улыбка. Осторожная. Ведь мои зубы были довольно опасны для всего живого на этом свете. Пусть по мне нельзя было сказать, что я самый опасный и смертоносный хищник на этой земле, белоснежный оскал мог внушать ужас. Еще мгновение, и девушка, слегка хихикнув, скрылась за дверями одного из кабинетов. Лишь услышав щелчок, я сделал шаг навстречу лучу. Я замер всего на мгновение, увидев свое отражение в стекле и тот блеск, который мгновенно появился от попадания на кожу капли солнца. Если бы это можно было показать людям, объяснить, не раскрывая тайны. Опять тихий вздох, и я уже уверенными шагами направился в свой кабинет.
Я практически дошел, когда меня окликнула медсестра, дежурившая сегодня:
- Доктор Каллен, можно вас на пару минут? - звонкий голос и цоканье каблучков по полу заставили меня опять остановиться и обернутся, - там девочку привезли с переломом. Не могли бы вы ее осмотреть? - она виновато опустила глаза и договорила, - простите, я не дождалась вашего согласия и отправила ее с родителями в ваш кабинет.
- Ничего страшного, Мари, давай карту, - я опять улыбнулся, только теперь губы коснулась чуть снисходительная улыбка. Я бы в любом случае не отказал, даже если бы мне пришлось самому идти встречать свою новую пациентку. Да к тому же, я только что закончил обход, и опять появилось совершенно не нужное свободное время.
– Держи, отнеси в регистратуру. А потом приходи в мой кабинет. Возможно, мне понадобится твоя помощь, если там и правда перелом, - отдав все карты, что были в руках, я уже более быстрым шагом пошел к лестнице на второй этаж.
Открыв дверь, я, как обычно, быстро поправил халат, и вдруг впал в какой-то ступор. Открытое окно, и порыв ветра до моего носа донес три разных запаха. Но один из них я ощутил сильнее всего. Именно он полоснул по горлу, как раскаленная сталь. Я вынужден был просто перестать дышать. И даже пару раз быстро встряхнул головой, но только так, чтобы этого не заметили люди. Переведя взгляд на кушетку, откуда шел этот аромат, я понял, что это и есть моя пациентка:
- Здравствуйте, я доктор Каллен, - голос слегка сел, но стоило мне чуть откашляться, как я заговорил своим обычным баритоном, - разрешите? - чуть отодвинул женщину, которая сейчас просто мешала мне подступиться к кушетке и начать осмотр. – Ну, и как же ты умудрилась сломать ногу? - ладони сомкнулись, и я, прежде чем коснуться ноги девушки, потер их друг о друга. Прекрасно зная, что это бесполезно, мои прикосновение все равно будет ледяным.
Господи, помоги. Не хочу ее пугать, но от нее так чудесно пахнет, что я с диким трудом сдерживаю рык, освобождающий эту Тварь! Плотно сжав губы, я прикоснулся к ноге девушки, быстро прощупывая ее голень.
- Мистер Платт, у вашей дочери перелом. Необходима госпитализация, – сообщил серьезным голосом, поворачивая голову к мужчине, что стоял практически за спиной. По дороге мне удалось заглянуть в медицинскую карту девушки и посмотреть ее данные, - но для этого мне нужно ваше разрешение. Ты только не бойся, - я опять повернулся к пациентке и открыто ей улыбнулся, - через месяц будешь опять бегать, даже лучше прежнего.