Глава 30. Разбитая скорлупа
Сумасшедшая пробежка к дому заняла минут десять. Я бежала изо всех сил, словно за спиной у меня выросли крылья, не обращая внимания ни на ветер, ни на моросящий дождь, ни на песок, буквально засасывающий в свою пучину мои ноги. Я бежала от ужаса, от темноты и страха, которые кричали позади и накатывали на меня, вырвавшись из тесных прутьев недавнего прошлого, двигаясь куда быстрее, чем я могла бежать…
Родители на остров еще не вернулись – я поняла это, как только подбежала на достаточно близкое расстояние к дому, чтобы заметить темные окна и закрытую дверь. И это был, пожалуй, первый раз за все это время после известных событий, когда я пожалела о том, что я в одиночестве. Мне нужен был кто-то. Кто-то, за кого я могла спрятаться, за кем могла затаиться, кому я могла позволить заслонить меня, только чтобы Дэниэл не настиг меня, снова превратив мою жизнь в ад.
Я не боялась увидеть его, нет. Я не боялась простить его. Не боялась снова полюбить. Я боялась оживить боль и темноту, боялась воскресить призраков былого счастья, но самое главное, боялась разворошить ту страшную бездонную пропасть, от падения в которую я едва-едва удержалась. И я была готова бежать так быстро и так долго, как только могла, чтобы не допустить всего этого. Так быстро и так долго… Быстро и долго…
Дом Эсми был погружен во мрак, и эта наполненная тишиной темнота сразу прониклась моим страхом. Добравшись до гостиной, как будто это могло бы защитить меня, я первым делом включила свет. Затем ураганом метнулась по дому, закрывая двери и окна. Потом вернулась в зал, в ту самую единственную комнату в центре дома, где не было ни одного окна, и, свернувшись калачиком, устроилась на диване в ожидании, пока по коже перестанут бегать мурашки, а сердце забьется ровнее. Я чувствовала такую беспомощность и беззащитность, полную тщетность своих жалких попыток спастись, потому что если Дэниэл захочет, ему ничего не стоит разбить меня снова, теперь окончательно… Это была его манера жизни – манера упрямого и эгоцентричного человека, который признавал только свои желания и нужды. Когда-то он захотел меня, потом перехотел, а теперь я вдруг понадобилась ему вновь и он, не думая о моем состоянии, снова готов вмешаться в мою жизнь. А вместе с ним, с его голосом, с его лицом вернется кошмар, я в этом не сомневалась. А я не могла этого допустить.
Чувствуя себя совершенно измученной, как будто бы Дэниэл уже рядом и темнота неумолимо наступает, я закрыла глаза и уткнулась лбом в согнутые в коленях ноги.
Дела? Боже. Какие у него еще могут быть ко мне дела?
Боль и только боль. Он ведь не оставил мне ничего, кроме боли. Он принес в мою жизнь страсть, эмоции, открытия и какую-то безудержность жизни, но когда ушел, не оставил ничего. Отнял даже то, что было до него…
Поняв, что окончательно теряю способность соображать, я провела рукой по волосам.
Только бы удержаться, только бы снова не пропасть, повторяла я про себя, надеясь, что эти слова помогут мне не свихнуться под тяжестью этого нового всеобъемлющего страха.
С какой-то обреченностью, я думала, как скоро Эдвард услышит свистопляску моих мыслей и поймет, что мне нужна защита и помощь? Успеют ли он и мама? Будут ли быстрее Дэниэла?
Да, он не написал мне, что уже в пути, он не намекнул, на какое время наметил нашу встречу, но я уже просчитывала в голове все возможные сюжеты…
Он запросто мог бы объявиться сейчас. Эффект неожиданности, мое одиночество и незащищенность – все идеально для него, чтобы он не надумал в отношении меня.
Я вздохнула, чувствуя, что сердце не успокаивается, а кажется наоборот все сильнее и сильнее барабанит в груди. Боже, как я жалела, что малодушно оставила телефон на песке, абсолютно сумасшедше опасаясь, что Дэниэл каким-то образом достанет меня через трубку. Я могла бы позвонить маме и папе… Могла бы попросить их вернуться скорее…
Тишина вокруг меня была устрашающей. Тихий шорох дождя был единственным звуком, если не считать стука моего сердца и вздохов. Я хотела было включить телевизор, но потом передумала – если Дэниэл придет, я должна услышать об этом заранее…
Так я и сидела. Обхватив себя руками, вслушиваясь в тишину и молясь.
Господи, я не хочу чтобы ОН возвращался, даже на мгновение… Я не хочу больше видеть его… Не хочу страдать… Не хочу знать ничего, что связано с ним… Больше не хочу, не могу, не выдержу…
Когда послышался легкий скрип открывающейся входной двери, мои нервы были на пределе и я даже обрадовалась, что ЭТО наконец случилось. Кто бы ни пришел, выносить агонистичное ожидание было выше моих сил…
Я сделала глубокий вдох, до отказа наполнив легкие воздухом. Потом выдохнула. Во рту пересохло, и я облизала губы. Где-то в желудке неприятно заныло. Я резко подняла голову, но не встала с дивана. Я только уставилась на дверь, ожидая, когда кто-то войдет в нее…
И когда одинокая фигура, наконец, появилась в дверном проеме, я едва не заплакала от облегчения. Это не был Дэниэл.
- Боже, Ренесми, что происходит? – взволнованно пробормотал Эдвард, в ту же секунду оказываясь рядом со мной. То, что он был один, не удивило меня – он считался самым быстрым в нашей семье.
- Это он, – выдохнула я, дрожащим от напряжения голосом, отчаянно цепляясь руками за плечи отца. – Я зачем-то снова нужна ему, пап. Не допусти этого, пожалуйста. Не позволяй ему добраться до меня. Не позволяй…
- Шшшш, - Эдвард притянул меня к себе так, что я оказалась в его объятиях, а моя голова теперь покоилась на его груди. Он ласково начал гладить меня по волосам, пытаясь прекратить зарождающуюся внутри меня истерику. – Никто не обидит тебя, Ренесми. Больше мы никому не позволим этого.
- Но он снова хочет видеть меня, пап, - запинающимся голосом произнесла я. – Он снова хочет заставить меня страдать.
- Малышка, успокойся.
- Ты не понимаешь… Не понимаешь, какой он теперь сильный… Он ведь смог одолеть даже Вольтури, - сухо всхлипывая лепетала я. - Если он снова захочет меня… О Боже, он снова уничтожит меня…
- Ренесми! – сказал Эдвард тверже, слегка встряхивая меня. – Послушай меня…
- Пап, пожалуйста, спрячь меня от него, - прервала я его. – Что угодно, только бы он не добрался до меня…
- Ренесми! – это был тихий обеспокоенный голос мамы, присоединившейся к нам, когда я, погруженная в свои страхи, даже не заметила ее появления. – Дэниэл далеко. Он даже не собирается…
- Он думает, что у нас с ним еще остались дела! – выкрикнула я. Мое тело содрогалось, голос был свистящим от напряжения и боязни новой боли.
Эдвард и Белла же казались обеспокоенными, расстроенными и потрясенными в одно и то же время.
- Я не слышу его мыслей, Ренесми, - тихо произнес папа, стараясь образумить меня. – Он не рядом с нами. Даже ни на одном континенте, иначе…
- Как будто ты не знаешь, на что он способен! - снова прервала я его. – Он запросто может не позволить тебе читать его мысли!
- Только не тогда, когда папа под моим щитом, - осторожно возразила Белла.
- Вы не понимаете… - я замотала головой, чувствуя себя вновь одинокой и потерянной, беззащитной перед Дэниэлом. Осознавая, что родители почему-то мне не верят, не хотят верить…
- Я звонил Элис, - сказал Эдвард. – Ее видения непостоянны и обрывочны, когда дело касается Дэниэла, но она уверена, что он даже не думает возвращаться.
- Вы не понимаете, - снова упрямо произнесла я. – Вы не знаете его, как я… Я знаю, я чувствую, что он снова хочет видеть меня… Это его смс…
Как только я упомянула смс, папа напрягся, а мама нахмурилась.
- Какое смс? – шепотом спросила Белла.
- Он прислал мне смс.
Эдвард встал. Его лицо стало сосредоточенным, когда он видимо прочитал в моей голове воспоминания о том самом сообщении…
- Мне нужно найти твой телефон, - сказал он и вышел, оставив нас с мамой наедине. Но у самой двери он еще раз обернулся и спокойно и уверенно добавил: - Никто и ничто больше не заставит тебя страдать, Ренесми. Я этого не допущу.
Его слова не успокоили меня. Не изгнали опасения. Наоборот, вся комната вдруг стала вращаться перед моими глазами, весь мир стал вращаться, и только мама была единственным, что еще удерживало меня на месте, поэтому я ухватилась за нее. Пока Эдвард отсутствовал, я ни на секунду не отпускала от себя Беллу. Я забилась в ее объятия, не позволяя ей встать или даже пошевелиться. Наверное, было бы разумнее, позволить маме быть свободной – тогда она могла бы защитить меня, если Дэниэл вдруг появится, но снова остаться одной, без ощущения чьих-то рук на своих плечах казалось мне страшнее всего.
Папа вернулся минут через пять, не больше. В его руках был мой маленький красный любимый телефончик. Я протянула было к нему руку, но потом отдернула, будто бы обожглась. Я не могла коснуться его. Смс-ка, мне казалось, могла прожечь меня насквозь.
- Он не работает, - констатировал Эдвард. – Песок и дождь сделали свое дело.
Я закусила губу.
- Но я поставил сим-карту в свой телефон, - продолжил Эдвард. – Я только не знаю…
Код защиты тут же всплыл в моей памяти и папа сразу же набрал его на своем телефоне. Послышалась приветственная мелодия, все затаили дыхание…
Папа что-то нажимал на своем телефоне, исследуя содержимое памяти моей карты. Его лицо ничего не выражало. Рука мамы легла мне на плечо, пытаясь напомнить мне, что она рядом.
- Мы могли бы узнать по номеру телефона, откуда было отправлено…, - тихо сказала Белла, ласково гладя мое плечо.
- Нет смс, - только и произнес Эдвард. – Ничего, что пришло бы сегодня… Или вчера… Последняя смс от Розали пришла еще в субботу.
- Это не правда! – воскликнула я. – Не правда!
Эдвард подал мне телефон, с выражением крайней озабоченности на лице. Я увидела, как он переглянулся с мамой.
Они думают, что я сошла с ума…
Трясущимися руками я взяла в руки телефон, только чтобы убедиться в том, что папа говорил правду. Ни следа смс от Дэниэла… Ни следа того, от чего я бежала… Ни следа того, чего я так боялась…
Я механически положила телефон на диван рядом со мной, все еще под впечатлением чего-то, чему я не могла найти никакого объяснения. А в следующее мгновение, мои губы затряслись, и я прижала к ним ладонь, только чтобы сдержать сдавленный крик…
О Боже, Боже, Боже…
Я сошла с ума…
Меня снова затрясло, будто бы в лихорадке. Я зажмурилась и спрятала лицо в ладонях.
Почему? Почему это снова случилось со мной? Я ведь была уже почти здорова. Почти снова жива. Почти готова к новой жизни…
Я услышала сдавленное проклятие Эдварда и тихий вздох мамы.
Почему? Почему я снова заставляю их проходить через все это? Разве они еще недостаточно вынесли из-за меня? Почему? Почему…
Прохладные ласковые руки обхватили меня и притянули к груди. Я не сопротивлялась. Не отвергла, как раньше, предложенное мне утешение. Вместо этого, я уткнулась носом в сладко пахнущую ванилью и морским бризом кофту Беллы, и затаилась.
- Эдвард, - тихонько прошептала мама. – Пожалуйста, пойди, приготовь для Ренесми что-нибудь поесть.
Не знаю почему, но папа согласился. Странно, только и подумала я, раньше он всего предпочитал быть тем, кому доставалась эта роль – роль моего исповедника и опоры…
- Когда мы с папой были еще совсем молоды…- тихо начала Белла.
Даже несмотря на весь трагизм моей жизненной ситуации, я не могла не усмехнуться. «Когда мы были молоды…»? Да они и сейчас как подростки…!
- Так вот, когда я была совсем молода и смертна, - поправила себя мама. – Эдвард оставил меня…
Я тут же напряглась. То далекое расставание мамы и папы никто и никогда не хотел обсуждать. Когда я несколько раз пыталась узнать о нем и его причинах у Эдварда, Беллы, Розали и Эсми, они плавно, но неумолимо уходили от этой темы. И вот теперь, мама сама готова рассказать о том далеком и болезненном времени.
– Это случилось через год, после нашего знакомства, - тихо продолжила Белла, успокаивающе перебирая мои волосы. – Тогда уже у меня не оставалось никаких сомнений, что я люблю его. Да что там, люблю. Я боготворила его. Я готова была сделать для него что угодно. Мне кажется, попроси он меня тогда спрыгнуть со скалы или убить, я бы не раздумывая ни секунды, сделала и то, и другое. Он был центром моего существования. Я просыпалась по утрам, только чтобы увидеть его. Я засыпала, только чтобы увидеть его снова в моих снах. Я дышала, чтобы чувствовать его запах. Я слушала, чтобы слышать его голос. Я видела, чтобы видеть его лицо…
На минуту мама замолчала, а я не сделала ни единой попытки заставить ее говорить вновь. Я знала, что это еще не конец, и Белле просто нужно собраться с мыслями. Потом она вздохнула, поцеловала меня в макушку и продолжила:
- Когда он ушел, я думала, что умру. И, как бы высокопарно это ни звучало, я действительно умерла. На несколько месяцев я буквально выпала из жизни. У меня даже сейчас нет четкого представления, как я выжила тогда. Что я делала, как спала, когда ела… Я была как растение, за которым бережно ухаживал Чарли. Я помню только, что день за днем, ночь за ночью, я сидела и ждала, сидела и смотрела, сидела и думала. Эдвард не покидал меня ни на секунду. Я усаживалась в кресле, прямо напротив окна, и специально оставляла открытой форточку, чтобы было прохладно. Я представляла, будто бы это его прохлада и он рядом со мной, там позади. Я вставляла в плеер записи Вивальди или Шопена, которых так любил Эдвард, и представляла, что он слушает их вместе со мной, только ничего не говорит. Он не покидал меня по ночам. Не было ни одного сна, в который бы он не вторгался, ни одной мечты, в которой бы он не оказался. Иногда, я могла бы поклясться, что видела его. Я могла бы поклясться, что слышала его. Я могла бы поклясться, что чувствовала его прикосновение…
Я вздрогнула. Слова мамы были такими откровенно-личными, и в то же время такими знакомыми. Если бы не голос, принадлежащий Белле, я могла бы поклясться, что это говорила я сама, вырывая эти признания из своего собственного сердца.
- Даже несмотря на то, что в тот момент я была уверена, что Эдвард не вернется, я продолжала убеждать себя, что он рядом со мной, - сказала Белла. - Я могла смотреть на свои руки и вспоминать, как он целовал мои пальцы. Я могла теребить кончики волос и думать об ощущениях, когда их теребили его пальцы. И я могла смотреть на телефон и ждать, когда он позвонит. Могла даже снять трубку, закрыть глаза и вместо гудков услышать его голос. Я могла. И я слышала…
Белла снова прекратила свое повествование и на этот раз я слегка отстранилась от нее и заглянула ей в глаза.
- Ты уверена, что это смс… Что это не игра воображения? – осторожно, опасаясь меня обидеть, прошептала Белла.
- Я не знаю, - выдохнула я. – Боже, я не знаю.
- Когда кто-то очень дорогой покидает нас, разум иногда выделывает совершенно неподвластные логическому объяснению вещи, - Белла грустно посмотрела на меня и легонько поцеловала в лоб. – Я видела Эдварда, когда совершала что-то опасное для жизни. Например, ездила на мотоцикле или самолично приставала к шайке хулиганов. Я боялась, и этот страх, этот выброс адреналина непостижимым образом воскресал в воображении его образ. Причем образ не того Эдварда, которого я уже видела. Нет, нового Эдварда, который говорил мне вещи, которые раньше никогда не произносил. Я думала… Я думала, что может быть в тот момент, когда ты увидела смс, ты тоже боялась… Не знаю, может быть просто испугалась, что осталась одна на острове. И ты нашла такой выход и оправдание своему страху, как смс от того, кто причинил тебе самые большие страдания...
Я снова зажмурилась, чувствуя, как слова мамы, такие логичные и в чем-то правильные, разъедают меня изнутри…
О Боже, что я делаю с самой собой, если это действительно так?
– Ни я, ни папа не чувствуем его, дочка, - тихо сказала Белла, снова прижимая меня к своей груди.
И тут меня опять затрясло, так же, как тогда, когда я сидела здесь одна, потерянная и одинокая. Но теперь я была не одна, доказательством чего явилась негромко и чуть растерянно произнесенная фраза о том, что я могу поплакать, если мне хочется.
Я не плакала… Я не плакала уже очень давно. С тех пор, как мы покинули Вольтерру.
Во-первых, я поклялась себе, что Дэниэл больше никогда не станет причиной моих слез. Во-вторых, я боялась плакать. Боялась, потому что знала - стоит мне уронить лишь одну слезинку и тогда придется выплакивать все до конца. До самого конца самой себя. И я честно, не была уверена, что смогу перенести еще и это.
И даже сейчас, когда искушение поплакать было очень сильно, я не решилась. Я стиснула зубы, собрала всю волю в кулак, но с моих глаз не скатилось ни слезинки. Вместо этого, я просто прилипла к маме, покорно позволяя ей обнимать себя, принимая поддержку и комфорт, которых мне так не хватало.
- Больше нельзя оставаться в своей скорлупе, Ренесми, - сказала Белла, поняв, что плакать я не намерена. - Пусть мы приехали сюда под действием какого-то импульса, но теперь, когда мы здесь, я вижу, и ты видишь тоже, что это самое подходящее место оставить свои страхи и больные фантазии в прошлом, и снова начинать жить. Ведь твой кокон защищает тебя не только от боли, но и от всех радостей…
Сказав это, мама еще крепче прижала меня к себе.
Я не возражала.
Мы просидели так, наверное час или два, а может быть, всего несколько минут – время тогда не имело никакого значения. Потом в комнату вернулся Эдвард. Он поднял меня на руки и отнес в мою спальню. Там мама переодела меня в ночную рубашку, а потом передо мной поставили поднос с едой. Уже сонная и снова совершенно измученная, я послушно съела все, что приготовил папа. Когда тарелки опустели, поднос волшебным образом исчез, и я опустилась на мягкую подушку.
- Мы будем здесь, в твоей комнате, - тихо сказал Эдвард. – Ничего не бойся. Спи.
И я действительно заснула, утомленная переживаниями вечера.

Это было предрассветное время. Я поняла это по зарождающейся на горизонте тоненькой полоске света, уходящей вниз в океан. Я улыбнулась, потому что любила это время суток. Закрыв глаза, я подставила лицо небу, чувствуя приятную прохладу поцелуев ветра на своих щеках.
Странно, но когда я вновь распахнула ресницы, был уже день. Солнце стояло в зените, и лучи слегка обжигали лицо. Я нахмурилась и огляделась по сторонам. Океан исчез. Всякая растительность тоже. Вокруг меня был только желтый песок и уходящая вверх черная скала, усыпанная острыми камнями.
Внезапный громкий каркающий звук напугал меня так, что я поежилась. Подняв глаза к небу и сощурившись от яркого солнца, я смогла различить в облаках огромную черную птицу. Какое-то неприятное ощущение закралось в мою грудь, заставив меня снова вздрогнуть.
Я сделала шаг вперед, потому что стоять здесь, посреди пустыни было не очень благоразумно, и тут же мой шаг отозвался легким шипением позади. Я оглянулась. Все выглядело как прежде. Пожав плечами, я снова пошла вперед. Шум стал сильнее. Какое-то время я не обращала на него внимания, но когда он стал совсем невыносимым, закладывая уши, будто бы я в самолете, мне пришлось вновь обернуться.
Я ахнула, осознав, что означал этот шум. Позади меня разверзлась огромная темная дыра, и песок сползал в нее, как только я делала шаг. Я замерла, думая, что мне теперь делать. Идти вперед? Но тогда весь песок осыпется в черную дыру, и судя по скорости, с которой он это делает, я не успею убежать, и меня тоже засосет в пучину. Стоять? Но так стоять можно вечно. Попытаться добежать до скалы, до нее ведь совсем близко, и укрыться на ней? Она такая старая и такая явно непоколебимая, что никакая дыра не сможет ее поглотить… Только ведь камни такие острые… Только ведь верхушка так высоко…
Пока я размышляла, шум вдруг вновь возобновился, и я увидела, как песок теперь целыми кусками уходит под землю. Выбора не оставалось. Я начала бежать к скале. Шум стал таким громким, будто надо мной летел вертолет. Я оглянулась назад и закричала от ужаса – края песка крошились, уходя в пропасть буквально в метре от меня…
Я бежала что есть мочи, но скала по-прежнему оставалась недостижимой. Каждый раз, когда мне казалось, что спасение близко, она снова удалялась от меня, а черная дыра оказывалась все ближе. Бормоча про себя молитву, я продолжала бежать, пока черная дыра не настигла меня…
Я рухнула в ее бездонное чрево, но успела ухватиться за самый край суши. Я пыталась подтянуться, чтобы вырваться из нее, но каждый раз края крошились, обваливаясь под пальцами, и я соскальзывала обратно, рыдая от боли, страха и разочарования, и снова летела вниз, царапая края дыры ногтями, стараясь уцепиться хоть за что-то, чтобы удержаться, остановить это падение и начать новый мучительный подъем.
Я собрала все свои силы, сосредоточила все волевые запасы на одной единственной цели – спастись. Я упорно карабкалась вверх, не желая смиряться со своей участью, но все было тщетно. И когда мне показалось, что надежды больше нет и на всю свою оставшуюся жизнь я обречена карабкаться по этим крошащимся краям пропасти, я вдруг увидела перед собой черный отвес скалы. Его края были острыми, как бритва, но это не испугало меня. С появившимися неведомо откуда силами, я ринулась к нему. Я карабкалась, подтягивалась, снова карабкалась. И когда мои пальцы ухватились за гранитный кусок холодной скалы, истошный вопль радости вырвался из моей груди.
Но пропасть не намерена была отпускать меня так просто, я поняла это, по усилившемуся шуму и шипению проваливающегося песка. Я почувствовала, как налились свинцовой тяжестью мои ноги, как что-то неумолимо потянуло вниз, но я не сдалась. Только не на этот раз, мелькнуло в моей голове.
Я заставила себя снова подтянуться вверх и ту же вскрикнула от боли, когда острые камни впились в ладони, и я почувствовала теплые струйки крови, стекающие по моим рукам. Я сжала зубы, и снова подтянулась… А потом снова и снова, пока пропасть не перестала гудеть под ногами. Но даже когда спасение казалось очевидным, я с каким-то маниакальным упорством продолжала свое восхождение вверх. Словно это внезапно стало важным, самым важным в моей жизни. И я карабкалась вверх по отвесным склонам, я ранила руки, разрывала в лохмотья одежду, задыхалась от пыли, но не остановилась…
И когда я, наконец, достигла вершины, то смогла подняться на трясущиеся ноги и посмотреть вниз. Дыра осталась глубоко внизу, а вверху было голубое, безоблачное небо. И я протянула к нему израненные руки, чувствуя, как под благословенными жаркими лучиками затягиваются раны. И я подняла к нему лицо. И теплые соленые слезы закапали из глаз…

- Ренесми, дочка, просыпайся, - я услышала родной обеспокоенный голос и прохладные руки на своих плечах. – Это просто сон, просыпайся…
Я открыла глаза. По обе стороны от меня сидели Эдвард и Белла. На их лицах снова была тревога за меня и боль, и я в который раз почувствовала свою вину. Но в то же время, я почувствовала, какое-то странное облегчение, свободу в сердце и легкость в теле. Я посмотрела на свои руки, но они были целы и невредимы. Я осмотрела свою рубашку – она тоже была чиста и даже не надорвана. И, наконец, я прикоснулась к своим щекам. Они были мокрыми.
И засмеялась, а потом вдруг всхлипнула. И слезы полились снова, а я не могла прекратить улыбаться. И я вдруг ощутила, что я на вершине. Что темнота осталась внизу, где ей и место, а впереди меня только свет…
И я упала в объятия мамы и папы, и я плакала, и смеялась, и просила у них прощения. Я бессвязно бормотала, что они лучшие в мире, что я сожалею обо всех своих поступках, что я хочу сделать так, чтобы они больше никогда не волновались за меня…
И что я люблю их. Снова и снова.
И что я прошу у них прощения, Снова и снова.
И когда папа хрипло, от нахлынувших на него эмоций, произнес, что они любят меня и все понимают, я заплакала пуще прежнего. Но эти слезы были не наказанием, они приносили облегчение и очищение. И еще прощение.
Прощение родителей непутевой дочери.
Прощение непутевой дочери для самой себя.