Я выскочила из этой комнаты с синими стенами, ставшими вмиг холодными и колючими, буквально слетела по ступеням вниз и распахнула двери на веранду. Мне нужен воздух. Не моим легким, способным обходиться без кислорода, ведь сердце больше не нуждается в работе, а моей душе. Мне нужно проветрить себя изнутри.

Может, это поможет быстрее выпустить горечь, обиду, боль, разочарование. Я знала, что если закричу, то станет легче. Но не делала этого, потому что также понимала, что за облегчением придет пустота. А я боялась пустоты даже больше, чем боли.

Ведь боль – это чувство. А пустота – это…никак.

Я бросила нервный взгляд на картину, уже законченную. Я хотела подарить ее Эдварду. Несколько месяцев я рисовала ее, стараясь для этого невыносимого человека. И тут же перестала дышать. Уходя сегодня утром в школу, я накрыла ее легкой материей, чтобы он не увидел ее раньше времени. Тогда Эдварда уже не было дома. Но сейчас серая ткань аккуратно лежала на плетеном стуле. Значит, он видел ее.

Но не мог же Эдвард уйти из-за картины?

Я нарисовала Элис. Воспроизвела свою зарисовку в больших размерах и раскрасила ее масляными красками. Мне нравилась эта работа. Она получилось очень красочной и живой, что ли. Элис Витлок мягко улыбалась с холста, синий фон позади красиво оттенял ее темно-каштановые локоны…. И глаза, золотисто-карие. Как у меня. Как могли бы быть и у Эдварда.

Опустив глаза, я увидела записку, заткнутую за баночкой с желтой краской, стоящей на полочке мольберта.

В горле почему-то пересохло, когда я поняла, что только один человек мог ее оставить. Эдвард никогда не писал мне писем, не считая тех записок на уроке матанализа, когда мы впервые встретились.

Неслушающимися руками я развернула обычный тетрадный листок, исписанный мелким убористым подчерком.

« Белла,
Долго думал, как мне к тебе обратиться в письме. Не смейся, это правда. Почему-то это показалось важным.
Я не умею говорить откровенно и не умею достойно извиняться. Вообще мне кажется, что вся жизнь прошла как-то мимо.

Картина удивительна. Когда я увидел ее, Элис на твоей картине, то меня поразило то, с какой точностью ты смогла предать ее всю – милую, добрую, проницательную Элис. Она совсем не изменилась. Наверное, я все еще люблю ее, ты права.

Это самое длинное письмо в моей жизни. Не знаю, рассказывала ли тебе Элис, но я отвечал ей пустыми конвертами. Не потому, что хотел таким образом показать, что я не хочу с ней разговаривать, а потому, что не знал, что ей сказать. Когда ты не понимаешь себя, как ты можешь ответить другому на вопрос, что с тобой происходит?
Но ты единственный человек, кто так упорно старался мне помочь. И я не могу понять, почему. Ведь я не заслуживаю твоей помощи, хотя, признаю, мне она необходима. Это так унизительно, говорить тебе сейчас об этом. Я думал, что помощь нужна только нищим или немощным людям. Я чувствую себя немощным. Отвратительное чувство.

Любой другой бы человек, вампир, оборотень, прочая нечисть – давно бы отступил на твоем месте. Так отступили мои родители, Элис и Кейси Брэндон, девочка из моего детства. Но ты упорно продолжала идти дальше, как бы остро я не ранил тебя, словами или поступками. И меня безумно раздражает, что я не могу понять тебя.

Ты ведь не святая, Белла? Правда же? А иначе мне придется вспомнить давно забытое чувство стыда. Святые не могут пить кровь, пусть даже животных.

А раз ты не святая, то, прости, как минимум очень больная девушка, раз смогла…испытывать что-то к такому отродью, как я.

Полагаю, ты уже разгадала мотивы всех моих поступков, мой ход мыслей, жизненные принципы, так сказать, «козыри в рукаве». Поэтому защититься и скрыться я больше не могу. Это тоже пугает. Иногда я думал, что Аро попросил тебя не просто «присмотреть за мной», но и еще дал четкий план действий. Я считал тебя кем-то вроде шпиона, работающего на Волтури и выведывающего мои слабые стороны.

Но когда я прочитал твои мысли, в тот день, когда ты рассталась с Ричардом, я понял, как ошибался. И знаешь, что было первым, что я почувствовал? Эйфория. Радость. Почти счастье. Ведь, несмотря на «сгнившую душу», как говорила моя любимая Элис, я смог вызвать в тебе такие сильные чувства. Такие сильные положительные чувства. Это даже было что-то вроде гордости. Понимаю, это не то, что бы ты хотела услышать.

Я понял, что все твои попытки и старания искренние. И присмотрелся к тебе повнимательней. Еще внимательней.

И осознал, что высасываю из тебя твой неповторимый свет. Ты все потухала и потухала, отдавая мне все, что могла. Но я не мог…насытиться тобою. Это было так волшебно, так нужно и так прекрасно. Забирать тебя. От Ричарда Мэлтона, от окружающих, от твоих любимых картин, от тебя самой. Я чувствовал себя Богом, царем, кукловодом, имеющим в распоряжении огромную ценность, которая досталась не кому-нибудь, а именно мне.

Но потом я заметил, что ты стала почти такая же мертвая, как я. Я имею в виду, света в тебе больше не было. Я не чувствовал его, будто твои лампочки доброты перегорели. Я понял, как много для тебя значил это простак Ричард. Как много для тебя значат мои слова и поступки.

Я никогда не забуду тот день на лесной поляне. «День красок и чувств». Ты будто бы прочла мои мысли насчет того, что мне тяжело говорить о своих эмоциях, проблемах. И дала мне краски и чистый лист бумаги. Лучи солнца так красиво переливались в твоих блестящих волосах и дарили россыпь бриллиантов твоей коже, что ты была похожа на настоящую фею. Поэтому, наверное, я нарисовал тебя. Рисунок получился корявым, я не рисовал уже несколько десятков лет.

Я впервые начал чувствовать тепло, впервые за…возможно, всю мою жизнь. Тепло и уют всегда были для меня роскошью. Только когда мы с Элис были маленькими детьми, вдвоем играли на нашей лужайке, я ощущал нечто подобное. Да, именно тогда. Я хотел бы в глубине души остаться навсегда тем маленьким мальчиком.

Когда я узнал твою историю, (в основном, из твоих мыслей, когда ты еще не научилась контролировать их при мне), я был поражен. Ты, совсем одна, брошенная в темном переулке каким-то вампиром-кочевником, смогла найти в себе силу воли, - да что там! – силы хотя бы на то, чтобы просто думать…. Я возненавидел тебя. Своим появлением, своим существованием ты доказывала, что мой отец, так или иначе, как бы он до этого не поступил, был прав насчет попытки сохранить остатки человечности и жить нормально. Каждый раз, когда я смотрел на тебя, я видел его лицо и вспоминал, что именно я убил его. Поспособствовал убийству, не важно. Я чувствовал вину перед отцом, которого всегда люто ненавидел. Эта ненависть давал мне сил, уверенности в себе, стимул для дальнейшего существования даже. Мысль о том, что я прав.

Но вот возникла ты, и мой привычный мир рухнул.

Я недооценил старину Аро. Этот дряхлый старик несказанно хитер, предугадал все шаги наперед. Откуда он так много знал о тебе?

Итак, я ненавидел тебя, ненавидел себя, ненавидел всех вокруг. Злить и раздражать тебя казалось отельным развлечением. Видеть мою власть над тобой. Но как я был слеп…

Ты все равно оказалась сильнее. Из нашей схватки ты вышла победительницей, хоть мне и удалось порядочно потрепать твои нервы. У тебя остались твои идеалы, принципы, убеждения. У меня же не осталось ничего. Я неправильно прожил всю свою жизнь. Я не совершил ни единого доброго дела. Я чудовище, и сам виноват в том, что стал таким.

Поэтому я ненавижу тебя еще больше. Прощай. Выпей шампанского за свою победу.

А я отправляюсь в Италию к старине Аро. Нужно сделать комплимент его стратегическим способностям и попросить об одной бесценной услуге – уничтожить мое бренное тело и то, что осталось от моей души. Finite la comedian. Я ухожу со сцены.

P.S. Я оставляю тебе нож отца и мои любимые сигареты. Это единственные вещи, которые удерживали меня от того, чтобы покончить с собой. Они словно напоминали мне о человеческой сущности, по которой я так скучаю. Можешь делать с ними все, что захочешь. Глупо, но я поклялся себе, что как только в пачке не останется ни одной сигареты, и желания на то, чтобы пойти купить новую не появится, то пора заканчивать свое гребанное существование. Так я договорился с собой.

Подписи не было, да и не требовалось.

Вот, значит, к чему привели мои старания и мучения, вот какого результата я добилась. Я люблю его, а он меня ненавидит и собирается покончить с собой. Где я допустила ошибку?

Сжав в руке письмо, я вошла обратно в дом, огляделась по сторонам, словно ища подсказки у мебели, что делать дальше. Если бы это была голливудская мелодрама, то мне следовало бы помчаться следом за Эдвардом в Италию, попытаться спасти его. Но это реальная жизнь. Поэтому я буду пить шампанское и курить.

Наверное, вы сейчас думаете: «Ты что, сумасшедшая? Быстро поднимай свою задницу и спасай его!». Но знаете что? Я устала.

Понятия не имею, какие планы вынашивал Аро Волтури. Но мои планы рухнули. Ни разу в своем письме он не сказал, что хочет дальше питаться моим светом, что я нужна ему, что он хочет быть со мной. Это подразумевалось, и к концу письма я так хотела прочитать эти строки…. Но это же Эдвард Каллен, ребята! Он не напишет «Я люблю тебя!»

Моему обществу он предпочел смерть.

Быстро взлетев по ступенькам, я вновь ворвалась в его комнату, лишь для того, чтобы взять кинжал и пачку сигарет. Потом спустилась на кухню и достала из мини-бара бутылку шампанского, подумала и захватила еще хрустальный бокал. Вышла на крыльцо, села на ступеньки и, открыв бутылку, налила себе выпивки. Посмотри, Эдвард, я смиренно слушаюсь тебя. Я победительница? Ты ошибаешься. Я не уверена, что мне хватит сил не пойти вслед за тобой в мир иной.

Сделав глоток и не почувствовав абсолютно ничего, я взяла в свободную руку нож, покрутив его в пальцах. Если бы Эдвард был сейчас здесь, что бы я сказала ему?

Пошел снег. Мелкие снежинки самых разнообразных и неповторимых форм описывали в воздухе удивительные фигуры. Земля совсем серая, безжизненная, постепенно покрывалась белым сахаром. Многие люди любят снег, зиму. Я тоже любила. А сейчас стала ненавидеть, потому что эта декабрьская картина олицетворяла холод. А мне и так слишком холодно.

Если бы Эдвард был здесь сейчас, я бы посмотрела в его красные глаза, полные холодного презрения, и зло выплюнула, вложив всю свою ненависть к этому мерзкому существу без сердца и эмоций: «Ты самое отвратительное из всего, что я когда-либо встречала. Ты жалок. Если бы ты не был так омерзителен, я бы тебя даже пожалела. Хотя ты и этого не заслуживаешь». Он бы лишь усмехнулся на мои слова, лениво перекатывая в пальцах его любимый нож. «Как много звуков. Как мало смысла. Ты еще большая дура, чем я считал. Мы бы разошлись в разные стороны до самого вечера, а потом бы не выдержали и снова столкнулись где-нибудь в доме. Он не стал бы извиняться за грубость или брать слова обратно, я бы не стала обижаться или кричать на него. Он бы больно обхватил мои волосы, прижимая к себе в поцелуе, стараясь сделать еще больнее, а я бы гладила его по спине, зная, что мои ласки его бесят, так как приятны ему и дарят то тепло, в котором он так нуждается. Если бы Эдвард был здесь…

Отложив нож и поставив уже пустой бокал на ступеньки рядом со мной, я взяла пачку сигарет. Особо ни на что не надеясь, я открыла ее и, к своему удивлению, увидела, что там осталась еще одна сигарета. О, Эдвард, ты же не будешь против? Надо поискать зажигалку…

На ее поиски у меня ушло целых пятнадцать минут. Нет, это нормально, как вы считаете? Знаете, где он ее прятал? На кухонном полу! Что она там забыла, я понятия не имела.

Итак, взяв эту последнюю сигарету, я щелкнула зажигалкой и закурила, надеясь словить тот кайф, которой ловил Эдвард. Но это была его привычка, не моя. Поэтому удовольствия от этого я получила не больше, чем от бокала шампанского. Пустота внутри все нарастала, и ни никотин, ни алкоголь не могли разогнать ее. Я почти смирилась со своим поражением. Обхватив колени руками и опустив на них голову, я начала делать глубокие вдохи и выдохи, будто это могло как-то помочь. Я не знала, как долго я так просидела, сигарета почти догорела до фитиля, учитывая, что я сделала всего пару затяжек.

Внезапно я почувствовала какое-то изменение в воздухе. Это было неслышно для человеческих ушей, но необычайно четко для моих. Едва касаясь земли, кто-то шел прямо по направлению к дому. Я быстро подняла голову.

И у меня уже не было сил на то, чтобы радоваться или злиться. Я просто протянула ему сигарету.

- Спасибо, - улыбнулся он, опускаясь на ступеньки рядом со мной.

Я смотрела на него, не в силах оторвать взгляда. Под глазами залегли темные синяки, значит, на охоте он не был. Вещей с собой у него тоже не было. Планирует все-таки выполнить свой план?

Если я надеялась, что Эдвард ответит на мой мысленный вопрос, то я сильно ошибалась.

- Вернулся из-за своего драгоценного принципа? Осталась одна сигарета?

- Скорее, привычки, - ухмыльнулся он.

- И что дальше? Поедешь к старине Аро?

- А ты, я смотрю, последовала моему совету и вовсю празднуешь, - перевел он тему, кивнув на бутылку шампанского.

Я горько рассмеялась.

- Конечно! Не видишь, у меня тут настоящая вечеринка! Просто не нарадуюсь, знаешь ли.

Эдвард нахмурился и поднял кончиками пальцев мой подбородок.

- Значит, ты не рада, что я, наконец-то, решил убраться из твоей жизни и больше не портить ее?

- Слишком поздно, - глухо отозвалась я.

- Нет, - твердо произнес он, вставая, - никогда не поздно исправлять свои ошибки.

Я удивленно воззрилась на него.

- Разве нет? – смутился он.

- Твой уход ничего не исправит в моей жизни, а наоборот….- я замялась. Почему первой признание должна делать я?

- Наоборот…? – напомнил Эдвард.
Я посмотрела на него снизу вверх и почувствовала, что терять уже нечего.

- Наоборот, я не переживу, если ты уйдешь. На самом деле, это, - я обвела рукой мой скромный праздничный стол, - лишь прелюдия к действиям. Я бы отправилась в Италию за тобой и попросила бы убить и себя тоже.

Он снова сел рядом со мной, и на микроскопическую долю секунды его рука дернулась в мою сторону, будто он хотел обнять меня, но через мгновение Эдвард скрестил руки на груди. Я тяжело вздохнула

- Ты не должна умирать. Такие, как ты, должны жить.

- Такие, как я? – у меня вырвался короткий смешок, похожий на кашель.

- Да, - серьезно ответил он, посмотрев в мои глаза.

- Непохоже, что ты ненавидишь меня.

Он усмехнулся.

- Я испытываю к тебе не только ненависть.

- Тебе хорошо со мной? – с отчаянием в голосе спросила я, пристально глядя на него.

В этот момент Эдвард докурил сигарету.

- Мне пора, - безжизненно бросил он, поднимаясь со ступенек.

- Нет! – закричала я, вцепившись в его рукав. – Пожалуйста, останься. Тебе хорошо со мной? – тихо повторила я.

Он поморщился, и его лицо исказила гримаса боли.

- Хорошо ведь, правда? – уже шептала я.

- Я не имею права…. Я хочу сделать хоть что-то правильное в своей жизни, понимаешь? -зло прорычал Эдвард.

Я встала, так и не отпустив его руки.

- Правильно будет сейчас остаться. Мне нужно это.

- Чтобы ставить надо мной эксперименты? Чтобы сделать меня лучше? – саркастически спросил он, приподняв бровь.

- Нет, - покачала головой я, - чтобы чувствовать тебя рядом.

Эдвард растерялся, не зная, как себя повести. Я же крепко обняла его, обхватив руками за талию и положив голову ему на грудь. Через вечность, а, может, и мгновение, я почувствовала, как его руки тоже оплелись вокруг меня.

- Что же мы будем делать дальше? – прошептал Эдвард мне на ухо, поцеловав в висок.

Я счастливо улыбнулась.

- Пойдем за новой пачкой сигарет.

Жду вас в темке на форуме) Попрощаемся, хотя, скорее, договоримся о новой встрече? ;)