- Мы слишком много думаем и слишком мало чувствуем. Таков наш мир, в котором мы сейчас живём, но больше, чем в организованности, слаженности, укладе и следовании заведённому распорядку и инструкциям, мы нуждаемся в гуманности. В том, чтобы остановиться, когда это необходимо, не пройти мимо чужого неблагополучия и помочь. Больше ума и мудрости нам нужна доброта, отзывчивость, любовь и деликатность. Без этих качеств жизнь просто станет жестокой и грубой, и всё будет потеряно. На протяжении последних пары лет я внимательно наблюдал за вашей деятельностью, и мне нравится то, насколько она открыта, и то, как велико её положительное влияние на судьбы детей и подростков, попавших в сложную жизненную ситуацию, по всему миру. Кто-то наверняка скажет, что всех всё равно не спасти, что вытянуть из пропасти без исключения каждого абсолютно невозможно, но это не значит, что нужно опустить руки и перестать пытаться. Я знаю, что если объединять усилия, то даже самая, казалось бы, небольшая сумма сможет помочь добиться многого и позволит проделать фантастическую работу, благодаря которой чья-то жизнь гарантированно изменится в гораздо лучшую сторону, и несказанно счастлив присоединиться к вам уже в качестве посла. Вместе нам под силу реально поддержать ещё большее количество людей по всему земному шару, в какой бы его точке они не находились, и теперь, когда я и сам скоро стану отцом, для меня это особенно важно. Случись что, я бы хотел, чтобы неравнодушные и отзывчивые люди, каких, я уверен, большинство, не оставили моего ребёнка один на один с его бедой, и все дети вокруг заслуживают того же самого. Независимо от происхождения, статуса и благосостояния, они всегда самый незащищённый слой населения, и потому нашей задачей было, есть и будет опекать их и служить им опорой, чтобы они знали, что могут на нас рассчитывать, и росли с примером перед глазами, с пониманием того, что будут должны относиться к своим детям точно также. Я с нетерпением жду, когда мы с вами выступим одной командой, способствуя усилению информированности мирового сообщества и увеличению его вовлечённости в том числе и на региональных уровнях, и заранее благодарю всех неравнодушных за их пожертвования на благое дело. А теперь слово главе организации.

Я заканчиваю свою речь, делаю глубокий вдох и под взрыв аплодисментов начинаю двигаться к лестнице, чтобы спуститься в зал и вернуться за столик к Тане, когда, бросив случайный взгляд на собравшихся здесь людей, обнаруживаю одного единственного человека, не присоединившегося к всеобщей восторженности моими словами. На самом деле он даже не сидит, а стремительно уходит, но даже со спины Беллу я узнаю когда и где угодно. Но что это вообще такое? Какого чёрта, узнав, что я подтвердил своё появление на сегодняшнем вечере, несколько часами ранее она умолчала о том, что тоже сюда приедет? И как ей удалось пройти без приглашения? Моё распространяется на двоих человек, и в устной форме подразумевалось, что вторым будет она, и, когда-то являясь парой, мы так и собирались прийти.

Вот же дьявол. Её влияние настолько велико, обширно и глубоко, что, когда сегодня она меня откровенно застыдила, я затолкал свою гордость куда подальше и буквально рванул на арену задолго до общего сбора, чтобы размяться в одиночку и без прессинга со стороны, и в дальнейшем объяснился с командой целиком, чтобы ею мы и стали, и по итогу это принесло успех с преимуществом в незначительные, но триумфальные пять очков, но у этой женщины всегда только чёртова полуправда. Просто достало. И что теперь прикажите мне делать?



Утром того же дня.

«Ты дома?»

«Да».

«Есть разговор».

«Ты в порядке?»

«Да. Это другое».

«Так бери такси и приезжай»

«Я уже».

В этот момент и раздаётся стук в дверь, а не звонок, как обычно, хотя я готов поклясться, что он функционирует, и с телефоном в руке, встав с дивана, я преодолеваю путь до входной двери и, отперев её, оказываюсь лицом к лицу с Беллой в, наверное, ставшем её универсальной одеждой сером костюме и тех же белых кроссовках на высокой толстой подошве и с текстильным клатчем в руках.

- Привет.

- Привет. Я войду?

- С чего вдруг такой вопрос? - как будто я могу взять и её прогнать. Это даже ни капли несерьёзно. При всём том, что сказала Таня, как бы пытаясь вправить мне мозги, неделю назад, отключить чувства не так уж и просто, и когда-нибудь она, наверное, это поймёт. Не каждый способен вычеркнуть всё вот прямо сразу же и мгновенно. Воспоминания, ощущения и надежда проживут явно дольше, чем мой скоропалительно закончившийся брак.

- Вдруг ты никого не хочешь видеть.

- Тебя в этом списке нет. Так что я весь во внимании. Только запри за собой дверь. Тебе что-нибудь налить? - я прохожу на кухню и, направляясь сразу к холодильнику, достаю из него бутылку пива, но оно, разумеется, не для Беллы, а для меня. Она бросает в мою сторону странно критический взгляд, когда входит в помещение и усаживается на барный стул у разделочного островка в центре, но я просто снимаю крышку и делаю первый глоток. Всё равно хранить алкогольный целибат абсолютно незачем.

- Нет, я ничего не хочу. И ты бы тоже с этим заканчивал, ладно? Ещё нет и десяти утра.

- Ты мне не жена, чтобы указывать, - отвечаю я, садясь с другой стороны, чтобы нас разделяла столешница. Я всегда так сильно хочу видеть эту женщину и, пожалуй, просто хочу её, но мне не нужны излишние соблазны, когда она... не моя. Пространство вещь хорошая.

- Ты сам захотел, чтобы я перестала ею быть.

- У меня была причина, - причина, по которой теперь мы не вместе.

- Да, я помню. Но я здесь не ради того, чтобы это ворошить.

- Тебя ведь Чарли прислал, да? - она приехала не из-за нас... Разочарование бьёт меня буквально обухом по голове. Вследствие глупой веры, зародившейся ввиду сочетания слов в сообщениях. Как же мало мне было надо...

- Он дал тебе второй шанс, Эдвард.

- И забрал его.

- С его слов я поняла всё иначе.

- Потому что они правдивы, - из-за моей ладони, ударяющей по столу, бутылка чуть подпрыгивает вверх, разбрызгивая незначительное количество пива, но в значительной степени я концентрируюсь на том, как вздрагивает Белла. Должно быть, надо контролировать себя и свои инстинктивные реакции и больше думать о том, что она, возможно, испытывает, и не испугает ли её какое-либо моё действие. Иногда она кажется мне такой уязвимой и слабой, что от желания обнять и не отпускать внутри буквально всё зудит... Но воображаемое не всегда возникает в реальности. - А моя преподнесённая тебе версия была не совсем таковой, - всегда есть две точки зрения, два мнения, и одно из них по-любому ошибочно, в то время как другое истинно, и в данной ситуации правда не на моей стороне. Я могу признать и не собираюсь отрицать тот факт, что пропустил уже больше игр, чем те две, которыми Чарли мне угрожал, потому что хочу, чтобы меня попросили вернуться. И тренировки я по-прежнему не посещаю. И я дождался, чего хотел, когда, не выйдя на три игры, увидел два почти одинаково крупных домашних поражения со счётом 111:98 и 108:90 во встречах, состоявшихся с разницей в три дня. А уже сегодня вечером мы играем с Сакраменто Кингз, но это опять же будет без меня. Так даже лучше. Я отправлюсь на благотворительное мероприятие без спешки, суеты и накладок и приеду туда ровно к началу, а не через полтора часа, как это было бы из-за матча.

- Ты её скорректировал?

- Я просто опустил незначительные детали, - я рассказал ей всё на следующий же день в машине по пути на фотосессию, потому что Изабелла смотрела трансляцию и так и не увидела меня на площадке, и даже зачем-то пыталась связаться со мной тем же вечером, но я так и не ответил. Как-то не было настроения обсуждать проблемы прямо по горячим следам. Да и впоследствии его не возникло. Так и родилось укорочённое повествование без особых подробностей. А потом в процессе съёмки мы снова разругались. Хотя Белла выглядела особенно красиво, привлекательно и, я бы сказал, по-нежному воздушно, и последнее, чего мне хотелось, это возникновения конфликтной ситуации. Но я ничего дурного и не делал. Просто в какой-то момент не сдержал желание проявить заботу, видя, что она начинает выглядеть измотанной и плохо держащейся на ногах, а Изабелла бросила всё, устав, проголодавшись и рассердившись из-за перешедшего границы фотографа, но я всё понял, потому что иначе быть и не могло, уладил то, что она ушла досрочно, и... выкупил тот снимок, где нас формально двое, но трое, Белла смотрит на меня как-то особенно внимательно и без присущей ей обычной холодности, и моя рука в течение весомого по ощущениям времени касается её милого живота. - Суть от этого не сильно изменилась.

- Тогда что ты делаешь? Хочешь, чтобы перед тобой все извинились?

- Может быть, я просто, наконец, определился. Как ты, собственно, и хотела. Что, если Джаспер и Эммет правы, и все остальные, когда косо смотрят на меня, тоже?

- Правы в чём?

- В том, что вы... ты и ребёнок это всё, о чём я способен думать? Всё, в чём я нуждаюсь и чего отчаянно желаю?

- И к чёрту баскетбол? Так что ли, Каллен?

- Возможно, да.

- Нет, Эдвард, никаких «возможно». Он ещё даже не родился, а ты что, всерьёз уже готов отказаться от того, что тебя кормит, и чем ты занимался всю свою сознательную жизнь, и без чего ты её не смыслишь?

- А разве не ты говорила мне, что придётся чем-то жертвовать? И не полагается ли тебе теперь думать, что, может, однажды я пойму все твои поступки? - правда, я никогда не найду им оправдания, и чёрта с два это когда-либо произойдёт, но согласно нашему давнему разговору есть столько всяких вещей, которых я автоматически лишусь, едва мне на руки положат новорождённого ребёнка, так что здесь и сейчас Изабелла должна реально радоваться одной лишь вероятности того, что, возможно, когда-то в будущем я сочту, что она была права. Так почему я не вижу ликования на её лице?

- Я же не имела ввиду работу, которая для тебя словно религия, и то, что ты беззаветно любишь. И друзей я тоже не подразумевала, - я бы даже сказал, что она выглядит виноватой... в некотором смысле даже разлучницей... человеком, видящим в себе преграду, но никак не желающим ею быть, обрекающим меня на внушительные трудности и, невзирая на осознание, уже неспособным их ни предотвратить, ни остановить. Но я и не хочу, чтобы она делала это, что бы там ни находилось в её голове. - Не думаю, что они перестанут злиться, если ты и дальше будешь сидеть дома, как будто тебе всё равно, что им плохо. Отец вряд ли позвонит, но он будет рад примирению. Как, уверена, и все остальные.

- Сегодня я не могу. Я должен быть в другом месте.

- И где же это?

- На вечере благотворительной организации. Они официально объявят о нашем сотрудничестве. Я должен произнести речь.

- Я... помню. Но об этом известно давно. Как же ты собирался совмещать игру с собственным появлением в свете софитов?

- Как-то собирался, но не так давно передумал. Если браться за несколько дел одновременно, ни одно из них не будет выполнено, как должно. Так что я лучше выберу то, где меня никто не сможет заменить.

- Ну, теперь мне всё кристально ясно, - Изабелла забирает свой чёрный клатч с поверхности стола правыми пальцами с ухоженными и идеально ровными ногтями и, сдвинув волосы от накрашенных серо-голубыми тенями и тушью глаз другой рукой, слезает со стула, - Эдварда Каллена обидели, и он несёт свою боль, как флаг и знамя. Бедняжка хочет, чтобы его пожалели и стали умолять, но вот беда, вторая сторона такая же гордая и непримиримая, что и первая, и ни одна из них не готова идти на уступки, и плевать, что это наносит очевидный вред общему делу. Лучше ведь быть в состоянии холодной войны, чем простить, что вспыльчивый бывший тесть сгоряча назвал тебя щенком, хотя по сравнению с ним ты наверняка им и являешься, и, будучи рассудительнее и умнее, первым пойти на компромисс. Впрочем, разбирайтесь-ка вы сами. Вообще не понимаю, с чего он решил, что я идеальна в роли посланника, - ну, а у меня есть одна мыслишка, только о ней лучше даже не думать, не то что озвучивать вслух. - Пока, Эдвард.

- Белла?

- Что?

- Я выпил, - и неважно, что она не просила меня объясняться, со стороны мои слова, наверное, именно так и звучат. Как попытка оправдаться. Но только жалкая и унылая. - И в последний раз играл и тренировался десять дней назад, - ещё до того экстренного вылета обратно домой. В общем, здесь, дома, я откровенно расслабился, и, наверное, любого другого Чарли за это уже давно бы перестал терпеть. Стоит ему сообщить владельцу, хотя тот, может, уже и так заинтересовался, куда я пропал с паркета, или в таком случае просто отказаться прикрывать мою шкуру выдумкой о микро-травме, простуде или ещё какой-нибудь незначительной болячке, и всё, моя песенка будет спета. Наверное, щенку, и правда, предпочтительнее всё уладить, восстановить утерянные контакты и нити взаимодействия и тем самым не усугублять проблему.

- Не так уж и много. Совсем чуть-чуть. Если уберёшь бутылку обратно прямо сейчас, никто ничего не обнаружит. И вряд ли ты за это время успел растерять свой талант, - прямо после этих слов Белла уходит, а я убираю алкоголь с глаз долой и открываю телефонную книжку:

- Виктория.

- Да, Эдвард. Что я могу для тебя сделать?

- Позвони в Save the Children и скажи им, что я всё-таки задержусь часа на полтора, но свяжусь с ними, когда буду выезжать.

- Ты опять? Мы же договорились, что ты будешь вовремя, и я уже довела это до их сведения.

- У меня матч.

- Ты же сказал, что они легко обойдутся без тебя ещё один вечер, - они-то, может, и да, а я вряд ли, и в любом случае мне скорее дадут в глаз, чем встретят энтузиазмом моё подобное поведение. И будут абсолютно правы.

- Я соврал. Официально я никого ни о чём не спрашивал.

- Что вообще с тобой происходит? Я не понимаю, ты снова безработный, или что?

- Клянусь, ничего такого, о чём стоит беспокоиться. Это временные трудности. Я всё улажу, ясно?

- Последний раз, когда я слышала нечто подобное, ты нанимал телохранителя для Изабеллы. У меня одной некое чувство дежавю? - она точно зла, но, кажется, над этим преобладает тревога, и Виктория права, из-за меня у неё сейчас, вероятно, столько головной боли, сколько не было за весь предшествующий год, когда, во-первых, я жил в другом городе и в случае, если она не отвечала на телефон, не мог приехать лично в офис, а был вынужден ждать её звонка, а во-вторых, вёл вполне спокойный, счастливый и ничем не отягощённый образ жизни и не имел абсолютно никакой потребности регулярно что-то разруливать. Уверен, она скучает по тем временам так же, как и я, хотя причины делать это у нас, разумеется, различны.

- Расслабься. Я обещаю, больше никаких информационных бомб. Но звонок сделать придётся.

- Если я не умру от стыда в течение этого разговора, что, кстати, будет на твоей совести, с тебя нереально вкусная коробка шоколада. Не смей даже приближаться ко мне без неё.

- Есть, мэм.

- И лучше тебе реально разобраться со своим клубом. Даже Эдвард Каллен, каким бы фантастическим он ни был игроком, не найдёт себе места фактически в начале сезона. Это лишь возбудит подозрения, что у него полно непонятных проблем, если в профессиональном плане меньше, чем за полтора года, он уже во второй раз окажется на улице.

- Эдвард Каллен это знает и сделает всё от него зависящее, - в конце концов, ему ещё растить ребёнка. Который однажды пойдёт в колледж, а потом и захочет жениться. И терять заработок всё-таки не лучшая идея. Имеющихся накоплений пока ни за что не хватит для того, чтобы у малыша было всё самое лучшее, и чтобы вдвоём ни в чём нуждаться вплоть до той поры, когда он сам уверенно и прочно встанет на ноги.



- Если будут спрашивать, я скоро вернусь. Изабелла была здесь всё это время. А минуту назад встала и ушла, - шепчу я Тане, присев у нашего стола, чтобы не привлекать лишнего внимания, но чтобы она знала, куда я делся, и в случае чего могла сказать что-то адекватное и меня прикрыть. Хотя это и вряд ли пригодится, предупреждён значит вооружен.

- Но, Эдвард...

- Поверь, это не займёт много времени. Я быстро. Только найду ее.

- Ладно, - она кивает, но без особого восторга, а я иду стремительным шагом в сторону выхода на улицу, думая, что, может, эта женщина уже сто раз уехала, но Изабелла в своём закрытом изумрудно-зелёном платье с длинными рукавами обнаруживается лишь идущей к той части дороги, где такси будет удобней установиться и при этом не мешать остальным участникам движения, так что я догоняю её, разворачивая лицом к себе, и моя первая же фраза оказывается более злой и резкой, чем я хотел, чтобы она была:

- Ну, и что всё это значит? Утром ты ни хрена это не упомянула, а спустя несколько часов я вдруг вижу тебя уходящей из зала, в котором ты вообще не должна была находиться. Твоя чёртова закрытость просто бесит.

- Ну, а ты просто замечательно открыт, так что ли? - она вырывает свою левую руку и, крепче перехватывая серебристый клатч правой ладонью, в которой он изначально и находится, одновременно отступает от меня, - только среди фраз «сегодня я не могу» и «я должен быть в другом месте» я не услышала ни слова о том, что ты должен быть и будешь не один.

- И что? Я больше не обязан перед тобой отчитываться и посвящать тебя в каждый свой следующий шаг.

- Так вот как ты заговорил. Значит, ты не обязан, но тебе при этом всё позволено? Следить за мной, приставлять ко мне телохранителя и быть бесцеремонным?

- Господи Боже, мы же это уже уладили, - я начинаю неконтролируемо выходить из себя, и эти нервы... я дрожу не из-за чёртовой уличной прохлады, а потому, что они не знают выхода, ведь я так привык держать всё в себе, - всё, его нет. Ты, чёрт побери, свободна.

- Нет, я не свободна, - выкрикивает она, - потому что я подумала, что ты будешь один, и что, если я приду, мы будем как бы вместе, и в некотором смысле всё будет так, как и должно было быть, - я временно прекращаю ходить и метаться в пространстве, ведь мне крайне необходимо осмыслить всё это максимально спокойно... то, что она тоже помнит и вроде как тоже держится за намерения и воспоминания. Но она продолжает, и в своей голове я успеваю уложить критически мало: - Но ты всё разрушил.

- Я? А может, ты? Быть как бы вместе это не значит действительно быть вместе, и я не знаю, что необходимо тебе, но мне точно не нужно притворство. Я не хочу жить во лжи.

- А я хочу освободиться, Эдвард. Если бы я знала, какой будет твоя речь, я бы никогда не позволила тебе её произнести. О таких вещах надо предупреждать.

- Предупреждать о чём?

- О заявлениях, которые ты собираешься делать публично, когда они способны отразиться не только на тебе.

- Я сказал лишь то, что чувствовал, - то, что шло от души. Я не хотел и пытался задавить в себе некоторые слова, но они упрямо пролились на черновик, и я не смог ничего изменить. Просто не нашёл сил вычеркнуть их и сформулировать свои мысли без личного подхода. Да, вероятно, это очередная информационная бомба, хотя Виктории я гарантировал обратное, и в итоге мне понадобится больше одной коробочки конфет, но так уж и быть.

- Но такие люди, как мы, не имеют права говорить то, что чувствуют. Мы не должны распространяться об этом, иначе станем обычными и скучными. Между нами и простыми людьми должна быть дистанция. Особенно в твоём случае.

- Да я лучше буду неинтересным, чем изменю самому себе.

- Но ты уже это сделал, Эдвард, - бескомпромиссно и твёрдо заявляет она, буквально заставляя меня заледенеть изнутри и ощутить, как все внутренности сковывает болью и отчаянием от того, как холоден её взгляд, лишённый всяческого тепла и даже малейших крупиц нежности, - твоя речь наверняка произвела необходимый эффект, но ты просто жалок. На твоём месте я бы уже давно перестала себя уважать. Не знаю, как ты ещё себя выносишь. Я помню тебя не таким... Я любила другого человека, - да и я, видимо, тоже. Мы оба видели друг в друге не тех, кем являемся на самом деле. И потому, женившись, совершили ошибку. В чём-то даже непоправимую. - Ты сказал там верную вещь, ты станешь отцом, но я как не собиралась становиться матерью, так и остаюсь верна своим словам. Так что давай составим какую-нибудь бумагу, которую я смогу подписать, - и тут моё терпение резко лопается, и я становлюсь официально злым. Наверное, так всегда и бывает, когда масса ощущений, проблем и переживаний наваливается на тебя, как снежный ком, и тот всё увеличивается и растёт, основательно придавливая своим весом, но однажды ты вырываешься из плена, делаешь первый за долгое время глубокий вдох и...

- Как же ты меня достала.

- Что?

- Что слышала. Господи, какой же я идиот, - я с нажимом провожу руками по лицу, даже не в силах на неё посмотреть и высказать ей всё буквально в глаза, но главное это, наконец, выговориться. Она здесь не единственная, кто желает свободы. И я ей её дам, но только чуть позже. Через каких-то пять минут. Наверное, это невеликая цена. - Причина, которая у меня была... Она ведь не была, а всё ещё есть. А я почти забыл об этом, - как же Эммет и Джаспер были правы. Не ослеплёнными в отличие от меня и не дураками, честно и глупо думающими, что что-то изменилось. Что мы с Изабеллой вновь будем счастливы. Вот почему я здесь. Потому что никого не слушал, а меня лишь отвергали снова и снова, но я всё убеждал себя, что она вот-вот впустит меня... Что захочет нас, как я. Что это непременно произойдёт не сегодня, так завтра. Что она никак не может быть полностью самовлюблённой, равнодушной и безразличной. Что моя одержимая беготня рано или поздно увенчается успехом. - Но знаешь, мы бы смогли с нею жить, вместе жить с тем, что ты сделала, ну, по крайней мере, попытаться, если бы ты... просто извинилась... да хотя бы признала, что совершила преступление, даже без извинений, - но ты просто чертова эгоистка, как была ею, так и осталась, и не делаешь ничего, что могло бы всё исправить, хотя это и вряд ли возможно, и из-за тебя я снова унижен так, как никогда в жизни не был. Будто меня окунули в грязь и помои. - Но даже на такую малость ты совершенно не способна. А я... я больше не могу. С меня хватит.

- Чего не можешь?

- Ждать тебя, Изабелла... Усердно позволять тебе думать, что я по-прежнему настолько в гневе и бешенстве, что мне реально нужен лишь этот ребёнок, только чтобы ты не дай Бог вдруг не почувствовала себя загнанной в угол из-за того, что я нуждаюсь в гораздо большем. Ставить твоё благополучие превыше своего, невзирая на всю поселившуюся внутри меня боль. Но ты настолько одержима желанием просто исторгнуть из себя этого ребёнка, нашего ребёнка, чтобы его больше не было в твоём теле, как уже нет и первого малыша, что я... ненавижу это. В нормальных парах это самое счастливое время в их жизнях, даже если временами трудное и несчастное, но ты всё... буквально извратила. Так, что если однажды кто-то вдруг забеременеет от меня и будет при этом излучать самую настоящую радость, я посчитаю, что эта гипотетическая женщина, наверное, просто под наркотическим кайфом. Но и это, пожалуй, не самое худшее. Весь ужас в том, что я тебя не ненавижу. Я старался, правда, старался это почувствовать, хотя бы чуть-чуть и на долю мгновения хоть раз, но гораздо сильнее старался продолжать тебя любить, что, впрочем, и без стараний мне отлично удалось. А тебе нужна лишь чёртова бумага. И чтобы никто не знал, что у тебя внутри. Ладно, ты её получишь. Мой адвокат свяжется с тобой в ближайшие дни. А я в свою очередь приложу максимум усилий, чтобы не досаждать тебе своими вопросами. Теперь же я должен вернуться обратно. Прощай, Изабелла.

Предыдущая глава || Следующая глава