Глава 77

Хотелось бы мне считать себя высокоморальной девушкой с недостижимыми нравственными принципами. Но нет, я не могу этого сделать. Права Луиза, я черствое печенье. И слова Виктории не отдаются тревожным эхом в моей голове. Скорее, я воспринимаю их, как страшную сказку.

Познавательную историю из разряда "как поступают нехорошие парни". Как будто все это не имеет отношения ко мне. Как будто Эдвард не превратился в кровавого убийцу. Но в том-то и дело, что не превратился. Кровавый убийца не может превратиться в кровавого убийцу. Только поэтому образ Эдварда в моем сознании не претерпевает особых изменений. Я знала, что он чудовище.

Единственное, чего я хотела бы, это узнать его мотивы. Спасать свою жизнь в экстремальных обстоятельствах – это одно, а стрелять по людям, как по живым мишеням в тире, другое. Я не оправдываю расстрел мирных жителей и не прощаю мистеру Садисту кровь на его руках. Я просто воздерживаюсь делать выводы, не узнав всей правды и не сложив фрагменты воедино.

Перед тем как открыть дверцу машины, меня лишают возможности видеть. Никаких изящных черных лент и повязок на глаза. Мне на голову набрасывают полиэтиленовый пакет. Под черным пластиком душно. Кожа быстро становится липкой от пота. Воздух поступает через небольшое отверстие, сделанное на затылке. Пока я успеваю вдохнуть, он становится горячим и влажным. Моя голова словно попадает в тропики, а тело остается в блаженной прохладе салона, созданной климат-системой. Помимо всего прочего, это довольно унизительно. Болью отзывается израненная самооценка.

Возможно, Виктория так все и запланировала. Возможно, она считает меня девочкой, которая боится темноты в своем шкафу или в чулане. Но, возможно, я не девочка. Или просто не боюсь. Мое уставшее тело устало бояться. И не будь темнота столь удушающей, я с радостью откликнулось бы на нее, посылая стоп-сигналы нейронам. Кого-то нехватка кислорода лишает сознания, мне, напротив, помогает удержать восприятие реальности на поводке. Мне нет нужды говорить ему "к ноге". Оно привязано ко мне. К моей шее. Грубой льняной веревкой, натирающей кожу.

Мне трудно понять, насколько далеко. Даже зная, как долго. Около трех часов. Но я не могу быть уверенной в том, не возит ли меня Билл кругами. Поступает ли он так по приказу рыжей сволочи или просто хочет, чтобы я подольше мучилась в безвоздушном мини-космосе своего пакета. Задохнулась. Умерла от нетерпения. Вопреки его ожиданиям, когда останавливается машина, я все еще жива. Узел на шее ослабевает, и я стягиваю мешок. Увиденное дает мало ориентиров. Как далеко от этого места до виллы Виктории? Где я нахожусь и куда нужно бежать, для того чтобы спастись? Между высокими стволами сделана площадка. На сером бетоне, вылизанном ветром, горбами вспухают три ангара. Глядя на ржавое обыденное железо, на низкое солнце, опухшее от сна в облаках, я обретаю чувство реальности. До меня как будто только что доходит – все это не глюк. Не бред. Не сон. Я не лежу в больнице, и в мои вены не вливают галлоны лекарств с физраствором. Мой мозг не поврежден. Я стою под низким небом этой осени. Вокруг стонут старые ангары, а почти мертвые листья с остервенением, как свора бешеных собак, бросаются на меня.

Все, отсюда дальше некуда. Не существует никакого дальше. У моего «дальше» закончилось место для маневра. Вместе с «дальше» я приперта к расстрельной стенке. Надежда еще могла быть, когда в мой номер с окровавленным посланием пришла Луиза. Когда я набирала номер Виктории. И когда сидела за столом в ее кабинете, похожем на склеп и декорации к плохому спектаклю, созданные лишенным вкуса психом. Тогда еще можно было на что-то надеяться. Тогда, не сейчас. Вот это конец моего пути. Серый холодный бетон. Солнце, которому плевать. И бросающие в мою сторону сальные взгляды бандиты.

Плюнув на условности и крохи самоуважения, я прошу у Билла сигарету. Со словами "можешь оставить себе, крошка" он бросает мне пачку «Кента» и зажигалку. Кислотного оранжевого цвета пластик прыгает в моих ладонях как живой. Я умудряюсь обжечь себе кончик носа и подпалить край рукава.
- Волнуешься перед свиданием, детка? - полный злой насмешки голос Билла звучит у самого уха. Я хочу развернуться и дать ему в морду. И не делаю я этого не потому, что боюсь последствий или страшусь не справиться. А потому что мое тело все еще кажется высеченным из камня. Любые команды, которые посылает мозг, доходят по назначению с большим опозданием. Когда я оборачиваюсь, Билла уже нет рядом. Он стоит у входа в караулку, из которой выходят четверо охранников. Холодный безразличный ветер с дотошностью судебного протоколиста доносит до меня слова их разговора.

- Привез подарок за отличную службу?

- Придурки, еще не День благодарения.

- Она, если честно, выглядит хреново. Из какой богадельни ты ее вытащил?

- Она для нашего клиента.

- Тогда ясно.

Дружный хохот накатывает волнами. Подставив им спину, снова пытаюсь поджечь кончик сигареты. Не такая простая задача, как кажется. Но самая простая, учитывая, через что мне предстоит пройти дальше.

- Может, отвезти тебя обратно, детка? Уже надышалась свежим воздухом? Учти, внутри он далеко не такой свежий.

Отбросив так и не прикуренную сигарету, иду к дальнему ангару. У входа стоит еще один бандит с автоматом, значит, выбранное мной направление верно. Меня никто не провожает, но я чувствую цепкие взгляды, ощущаю, как напряжен каждый палец, лежащий в этот миг на спусковом крючке. Здесь некуда бежать. Здесь нереально сбежать.

Чем ближе я подхожу, тем больше замечаю деталей. Мелкие выбоины в бетоне. Куски газет. Битый кирпич – твердый и хрупкий, как любые человеческие стремления. Поначалу мы все уверены, мы надеемся на результат. Но чем больше дней отделяют нас от истока, тем меньше остается в венах оптимизма. В конце концов оказывается достаточно несильного удара, чтобы разбить некогда несокрушимые стремления на куски. Обратить в гору ненужного мусора.

Вход в ангар перекрывает новая металлическая дверь. Перед тем как установить, ее покрасили красной краской, и теперь матовая поверхность бросает зловещие багровые блики, превращает золотой солнечный свет в тревожные красные сигналы. Стоп! Стой! Остановись! Опасно! Я мысленно говорю им всем, что для меня не осталось ничего безопасного. Здесь, в этой заднице, в этом укромном уголке, где Виктория прячет свои нелегальные грузы, меня слишком просто убить. Все равно что стереть с чертежа ластиком лишнюю линию. Меня уже нет. Пока я здесь, меня не существует для остального мира. Никто не знает, где я, и если я не вернусь, то и не узнает. А если вернусь, тем более никому не расскажу.

Под ногами испуганно шуршат листья. Я стараюсь наступать на них специально. Я поднимаю шум в этом мертвом царстве. Растираю хрупкий тлен подошвами. Топчу безжалостно. По крайней мере, их смерть перестает быть для меня бессмысленной. Их тихий шепот не дает заорать от страха. Их коричневые обезвоженные тела – последний заслон для паники в моей груди.
Я останавливаюсь перед охранником. Перед красной, как кусок сырого мяса, дверью. Несмотря на пронизывающий ветер, ее поверхность кажется теплой. Нежной, как выпавшие из свежевспоротого брюха кишки. Не говоря ни слова, я сжимаю ручку. Делаю вдох и, навалившись всем телом, толкаю.
У меня есть время. Полминуты. Минута, вряд ли больше. Пока перенесу через порог правую ногу. Левую. Пока тело привыкнет к новой обстановке. Рассчитываю варианты. Но ничего принципиально нового. Для того чтобы вывести новое решение, нужно хотя бы попытаться ввести в уравнение новые переменные. А не раскатывать мозги все теми же тяжелыми грузовиками сомнений и неопределенности.

Виски ломит от напряжения. Сердце захлебывается, и я не понимаю, почему бы ему не остановиться. Видимо, постарались надпочечники. Как трудолюбивые повара, они варят адреналин, превращая кровь в питательный суп. Над ними у меня еще меньше власти, чем над сердцем. Поэтому я не останавливаюсь. Если встану, не дойду. Если встану, система может дать сбой. Если встану, потеряю Эдварда.

То, что от него осталось. То, чем он стал. Во что превратили его совершенное сильное тело, и лучше забыть, каким он был. Он, как и я, не принадлежит прошлому. На этот раз мы не вернемся. Двери, которые мы делали вид, что закрыли, а на самом деле трусливо придерживали полуоткрытыми, навсегда захлопнула Виктория.

Сопровождаемая слабым, как моя вера в счастливое будущее, светом ламп, я иду вперед. Я не узнаю Эдварда. Не могу соотнести с кровавой грудой, лежащей у моих ног. Не могу вообразить. Не могу назвать по имени. Пазл в моей голове не сходится. Рядом с Эдвардом, направив автомат в пол, стоит охранник. Растерянно смотрю на его закрытое солнечными очками и платком лицо. Ищу поддержки. Ищу подтверждения своим опасениям. Пусть хотя бы этот подонок скажет мне, что куча мяса и костей на полу – это Эдвард. Что эта головоломка из ран, разорванных сухожилий и сломанных костей когда-то была мистером Садистом.

Я не смогу сказать в чем дело, но я как будто чувствую ауру Эдварда. Как бы глупо это ни звучало, его сила и власть тонким слоем тумана висит в воздухе. Я втягиваю ее носом, и знакомое ощущение разливается по телу, играя, как бензиновая пленка цветами на поверхности воды, оттенками чувств – от радости до отвращения. Но сила не имеет никакого отношения к человеку на полу. Более того, этот человек мертв. Передо мной труп.



Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr