Глава 65

Дождевые капли лениво стекают по лобовому стеклу. В едином ритме с ними неторопливо текут и мои мысли. За прошедшие две недели мы успели обсудить с Майком все детали нашего нового кокаинового бизнеса. Теперь остается, образно говоря, только выстрелить из стартового пистолета и рвануть вперед. Практически вся ответственность на данном этапе ложится на мои плечи. Просто потому, что без кокаина невозможно начать никакой кокаиновый бизнес. А поскольку кокаин принадлежит мне, точнее, у меня есть необходимая информация для того, чтобы найти тайник отца и забрать часть наркотика, то и ехать в Мексику пришлось мне.

Сидя в машине, припаркованной на одной из улиц Эль-Пасо, я снова и снова прокручиваю в голове этапы плана. В теории все выглядит достаточно просто: пересечь границу, раздобыть кокаин и вернуться. На практике я с трудом представляю, как буду перевозить в багажнике своей машины несколько килограммов порошка. Имеющие опыт в данной сфере приятели Майка дали мне советы и научили нескольким трюкам. Но будь все так легко, то чисто теоретически никого из них никогда не задерживали бы за хранение и распространение. В реальности же каждый из них имел срок, а некоторые даже не один.

Опустив стекло и подставив пылающее лицо под прохладные потоки ветра, я приказываю себе успокоиться и не паниковать раньше срока – для трясучки еще будет время. Я ведь пока не совершаю ничего не законного. Разумеется, преступное намерение – это уже, можно сказать, половина пути, пройденного по темной дорожке. Но суть в том, что о моих намерениях знаю лишь я и те, для кого общение с полицией – самый страшный смертный грех. В их глазах я совершу большее преступление, если отступлюсь от намеченной стратегии и трусливо забьюсь в угол. Рисковать глупо, но тех, кто рискует, в кругу гангстеров уважают больше. И если мне суждено войти в этот круг, значит, придется ставить на кон и собственную свободу, и жизнь.

Тем не менее меня не покидает горькое ощущение. Осознание того, сколь несправедливо устроен мир и какое своеобразное чувство юмора у судьбы. У Луизы есть платиновая карта, почти неограниченный кредит в банке и десятимиллионный счет, распоряжаться которым она сможет после достижения двадцати лет. Таково странное желание мистера Садиста, хоть я и не понимаю, зачем девочке нужен личный счет, если любые ее расходы безо всяких скандалов и замечаний оплачиваются Эдвардом. По словам Луизы, он даже не смотрит на выписки, считая: его дочь вправе позволить себе все что угодно. Ему безразлично, потратит она двадцать центов или двадцать тысяч долларов. Купит новое платье или остров в Атлантическом океане. Может быть, его гложет чувство вины, может, подталкивает родительская любовь, или же он просто ненормальный псих, который не умеет воспитывать детей. Как бы там ни было – результат один. Луиза купается в деньгах. Она не знает меры. Она готова жечь пачки банкнот в пепельнице и рвать их на клочки. Делать все, лишь бы прогнать скуку. В результате у девочки сложилось довольно странное представление о действительности. Луиза верит только в то, что можно купить. А еще верит, что купить можно все. Фраза о том, что любовь не покупается, вызвала у нее лишь злую усмешку. Тогда я бросила на стол последний козырь.

- Как же в таком случае твой отец? Он ведь любил Таню не за деньги и не ради выгоды.
Луиза презрительно улыбнулась. Ее взгляд лучше слов говорил о том, что я влезла в непроходимые дебри и рассуждаю о вещах, в которых ни хрена не разбираюсь. С другой стороны, я же видела сама, как Эдвард убивается по бывшей жене, вытягивая из прошлого давно мертвых призраков, и капля за каплей пьет отраву из чаши утрат. Конечно, иногда его поведение выглядит, как помешательство, но Эдвард не из тех, кто совершает что-то по глупости. Если он и помешался, то только от чувств, которым не сумел противостоять.

- Любовь – это только верхний слой торта. Ты себе не представляешь, какая там начинка и каков у нее вкус.
- А ты представляешь.

Она не потрудилась объяснить, что имела в виду, но с той минуты я часто стала задумываться. По сто раз в день задавала себе вопрос, а правда ли мистер Садист когда-то любил. Может быть, он играл в любовь? Что недоговаривает его сумасшедшая дочь? В любом случае я начала сомневаться, несмотря на то, что знаю, как опасно бывает идти тропой неуверенности, выложенной неясными намеками.
С одной стороны, меня окутывают сети, раскинутые маленьким чудовищем, с другой – я помню, как сорвался всегда спокойный и хладнокровный мистер Садист при упоминании жены. Он едва не убил меня за нанесенное Тане оскорбление. И это-то явно не было игрой. Напротив, чем бы оно ни являлось, стало первой затяжкой на полотне гладкой лжи.

Стоит только появиться на горизонте одной лишь Таниной тени, как Эдвард выпадает из стальной брони и можно легко наносить удары по его ранимой мягкой сердцевине. Иными словами, он, конечно, похож на огромный стальной сундук, но замок у сундука примитивный. Один неосторожный поворот ключа – и можно легко выпустить наружу запертых внутри демонов.

Положив руки на руль, смотрю на пустую улицу. Напор ливня стихает, но я продолжаю сидеть в машине. Просто я и сама не знаю, чего хочу. Главная моя цель – отомстить Эдварду, но иногда мне его жаль. Кажется, что я смотрю сквозь трещины в стенах, которыми он себя окружил, и вижу спрятавшегося за холодными камнями маленького обиженного мальчика. Ему больно и он стремится причинить боль другим. А ведь должен знать, что боль не делится, только умножается. Что-то пошло в его судьбе не так. Небольшой сдвиг, нарушивший и психику, и нормальное течение жизни. Что-то же заставило его покинуть спокойное прямое русло и окунуться с головой в бурлящий поток. Но даже узнай я, что это было, вряд ли смогу помочь и вернуть Эдварда обратно – в скучную, но безопасную повседневность. Ему понравилось ломать себя и других. Это его наркотик, помимо кокаина, который он вдыхает.

В конечном счете мне стоит определиться. Или я лью слезы по загубленной жизни мистера Садиста, или объявляю ему войну до гроба. Первый вариант проще. Насколько легче просто сесть и пережевывать одни и те же сопли. И не нужно будет рисковать жизнью. Да узнай мамочка, что ее тихая и послушная Белла забралась в Эль-Пасо, то поседела бы раньше срока. Она всегда считала Техас бандитским логовом, а уж Эль-Пасо и подавно довел бы ее до истерики. Этот небольшой городишко на границе мог бы стать для Рене олицетворением зла. Что касаемо Сьюдад-Хуареса, куда я сейчас направляюсь, то он всегда являлся центром насилия не только в страшных снах моей матери. Он был им на самом деле. Убийства, убийства, насилие, наркотики, еще раз убийства и насилие. Если верить гуглу, то с начала двухтысячных ситуация немного улучшилась, но в данном случае "немного" – это действительно немного. Сьюдад-Хуарес по-прежнему остается не самым лучшим местом, которое может выбрать для воскресной поездки белая одинокая девушка. Существует невообразимое множество способов умереть, едва выйдя на улицу, или распрощаться с жизнью в какой-нибудь сомнительной гостинице. Гораздо меньше шансов вернуться в Штаты без убытков для здоровья.
Но так уж распорядился Чарли. Насколько Хуарес не подходит для отдыха, настолько он идеален для того, чтобы спрятать тонну – другую наркотика. По местным меркам в этом, наверное, нет ничего противозаконного. Необычного уж точно. В городе, где каждый, так или иначе, связан с наркобизнесом, кокаин встречается чаще, чем снег.

На пропускном пункте заспанный военный весьма поверхностно осматривает мою машину. Бросает сонный взгляд в документы и машет рукой, давая знак проезжать. Похоже, никого не тревожит возможность перевозки на ту сторону стволов, наркотиков и холодного оружия. Возможно, даже власти понимают, что без обозначенного перечня соваться на мексиканскую сторону опасно. Если бы еще обратная дорога была столь же легкой.

На ночь я останавливаюсь в небольшой и как кажется на первый взгляд тихой гостинице. Ее содержит немолодая супружеская пара. Выглядят они вполне мирно и жизнерадостно. Пусть меня не встречают сияющие фальшивые улыбки, но зато на лицах написано дружелюбие. Впрочем, не стоит исключать того, что эти люди просто радуются предстоящей прибыли и их радушие относится больше к деньгам, нежели ко мне. Как бы там ни было, хозяин сам провожает меня до номера и показывает более чем скромные апартаменты. Две комнаты, небольшая и не совсем чистая ванная. Плитка местами потрескалась или вообще отвалилась. На потолке – сложной формы желтые пятна, похожие на картинки из психологических тестов. Вместо ванной – душевая. А вместо душа сливное отверстие в полу и покрытая белым налетом занавеска, за которой вряд ли можно спрятаться во время мытья.
Выглядит все весьма уныло. Упав на застеленную выцветшим розовым покрывалом койку и вдохнув поднявшуюся в воздух пыль, я закрываю глаза. Чувство такое, будто каждый день я на еще одну ступеньку спускаюсь глубже в ад. Теплее при этом не становится, напротив, в сердце вползает пронзительный холод. Интересно, какой бы это был круг по версии Данте. Впрочем, если рассуждать здраво, пока все складывается не так уж плохо. Жесткий матрас и впившиеся в задницу пружины – не самое страшное из того, что случается с людьми в жизни. К чему-то подобному я даже была готова, и в целом мой план воплощается в реальность без отклонений.

Утро приходит вместе с разъяренным солнцем, и о вчерашней непогоде не напоминают даже лужи на асфальте. Дождь кажется выдумкой, невозможно представить, что в этой адской духовке возможны какие бы то ни было осадки. Сидя рядом со старым вентилятором и обливаясь потом, я пытаюсь затолкать в себя теплый кофе и порцию сухого завтрака без молока. Хлопья протяжно скрипят на зубах и застревают липким комом в горле. Но лучше поесть сейчас, пока есть возможность, несмотря на то, что и мой желудок, и пищевод придерживаются другого мнения.

Из гостиницы я отправляюсь по адресу, оставленному отцом. В маленький магазин на одной из небольших кривых улочек, где разом продается бытовая техника, запчасти для автомобилей и электроинструмент. А в углу еще и пыхтит древний холодильник с шипучкой.

Приятеля отца зовут Молли. Мне хватает ума не считать Молли женщиной. Я ожидаю увидеть какого-нибудь смазливого гея с накрашенными глазками или субтильного паренька с женственными чертами лица. К встрече с воплощением бога Аполлона я явно не готова. Взять хотя бы мою отвисшую челюсть, из которой – готова биться об заклад – капает слюна. Молли прекрасен, как только может быть прекрасен мужчина. Его тело имеет идеальные пропорции. Каждый изгиб и дюйм само совершенство. Золотистая кожа, к которой хочется прикоснуться. Волны пшеничных волос, свободно ниспадающие на плечи. Мысленно сравниваю его с Эдвардом. На первый взгляд, мистер Садист безнадежно проигрывает. Рядом с Молли он смотрелся бы не особо вдохновляюще. Имей я в момент встречи с мистером Садистом выбор, иными словами, стой в темном переулке еще и Молли, я бы выбрала Молли. Ко всему прочему от него не исходят волны темной угнетающей силы. Эдвард, возможно, и не обладает столь внушительными мускулами, но зато способен подавлять одним видом. В конечном счете сравнивать приятеля Чарли и мистера Садиста – это все равно что сравнивать кухонный тесак и стилет. Оба могут оказаться орудиями убийства, но кухонный тесак проще вообразить в мирных декорациях, стилет – практически невозможно. Если кто и догадается резать им на своей кухне булочки для гамбургеров, выглядеть это будет странно. Именно поэтому мне всегда нелегко было даже просто вообразить Эдварда среди обыденной обстановки, за какими-нибудь бытовыми делами. Как будто цель его существования лишь в смерти. И жить он может единственно, пока рядом льется кровь и звенит сталь. Человек войны, как и его дочь – девочка-война. Война всегда рядом с ними – за каждым шагом и поступком слышится ее шепот. Эдвард и Луиза окутаны запахом серы и трупного разложения.

Солнце, приносящее тепло и дающее энергию, и бледная болезненная луна, выматывающая душу, чей свет зовет в неизвестность, тревожат смутными обещаниями сердце и разум. Впрочем, не стоит надеяться на то, что характер Молли соответствует его яркой привлекательной внешности. Как-никак, а этот человек был связан с моим отцом и наркоторговлей. Молли никакое не солнце и не святой, но, судя по всему, он хотя бы не псих.

Ободренная ходом собственных мыслей, я улыбаюсь. На неземном лице Молли расцветает ответная улыбка.

- Вот и дочка Чарли приехала. Неужели я дождался? - в его голосе звучит незнакомый акцент. При этом он делает едва заметные паузы, как будто иногда забывая подходящие слова. Ясно, что английский – это неродной язык Молли, но он неплохо научился на нем изъясняться. Гораздо лучше, чем могу объясняться я сама, стоя в опасной близости от такого красавчика.



Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr