«Почему ты в больнице? Что-то случилось? И почему молчала, я ведь в курсе, что это была ты!»

В пятый раз перечитываю сообщение. Внутри меня бушует целый фонтан эмоций: радость, облегчение, злость, обида, разочарование. Они сменяют друг друга так быстро, что я не успеваю ничего толком понять. Да и не надо, когда пишет человек, которого давно уже похоронила.

«Почему ты не написала раньше? И, кстати, что ты делала в больнице?!»

Каждые несколько секунд проверяю телефон, боясь пропустить ответ. Но не через минуту, не через десять его не приходит. А вдруг что-то случилось? Я ей не вовремя написала? Нет, что за глупости?

Тру пальцами виски, пытаясь понять причину, по которой меня так быстро вычислили. Так, рассуждаем логически. Первая причина — это то, что мой номер все-таки мог высветиться. А вторая, что, конечно, маловероятно, — это камеры. От такой мысли меня передергивает, и я, оторвав взгляд от противоположной стены, начинаю осторожно высматривать камеры, которых, к моему облегчению, не оказывается. Тихий сигнал уведомляет о новом сообщении.

«Белла, Белла... Ты же помнишь нашу ссору (нет, на тебя я зла не держу). Так чему же ты удивляешься?
Я бы в этом городе никогда в жизни не появилась бы, но обстоятельства сложились иначе. Но раз меня сюда забросила Судьба нелегкая, то решила заглянуть к вам на огонек. Честно? Я не надеялась на теплый приём. А тут меня и вовсе на пороге встретила Анна, сказав, что ты себя плохо чувствуешь. Ох, мне она-то могла не рассказывать сказки. Только я хотела пройти в дом, как зазвонил мой мобильник. Звонили из городской больницы: на моего парня устроили охоту с ружьем. Хм, даже не знаю на кого и подумать! И тут еще в больнице меня не захотели к нему пускать! Уж извини, но мне кажется, что это дело рук Эдварда. А с ним, как ты уже знаешь, у меня разговор короткий!»

После прочтения последней фразы телефон едва не выпадает у меня из рук. Мне показалось, будто отправитель письма стоял прямо передо мной. Все-таки даже обещания, данные в простом сообщении, члены семейства Каллен всегда выполняют — чего я на данный момент и опасаюсь. Тяжело вздыхаю и откидываюсь на спинку кресла.

Тишину в кабинете нарушают лишь мое неровное дыхание и мерное тиканье часов на стене. Тик-так. Внутри меня словно зияет огромная дыра, высосавшая все силы и эмоции. Нет, страх и волнение за жизнь Эдварда, обида на Розали и опять-таки страх, что она претворит в жизнь свои возможные планы, все еще не дают мне сомкнуть глаз. Но за последнее время я настолько устала не только физически, но и морально, что удивляюсь, как до сих пор еще могу что-то чувствовать. Тик-так. Нервно стучу пальцами по подлокотнику кресла.

Когда я добиралась в больницу, мне хотелось, чтобы время замедлило свой ход, но сейчас ожидание убивает. Тик-так. Шестое чувство мне подсказывает, что настал момент молиться.

Господи, пожалуйста, я прошу тебя, пускай операция пройдет успешно. Я сделаю что угодно для этого... Я буду ходить в церковь...

Тик-так. Закрываю глаза и пытаюсь представить себе то будущее, к которому я всегда стремилась с момента свадьбы. Безоблачное небо, солнышко светит ярко и дарит свое тепло, птички весело щебечут, прыгая с ветки на ветку. Уютный дом на берегу реки, что подарили нам родители. На открытой просторной террасе сидим мы с Эдвардом, а рядом играют наши дети.

Тик-так. Суровая реальность внезапно обрушивается на меня, когда послышались торопливые шаги из коридора, сменяемые голосами. Хочется узнать в чем дело, но я не могу даже встать с кресла — настолько истощен мой организм. Поэтому приходится мучиться, оставаясь в неизвестности. Тик-так. Вжимаюсь в кожаную обивку, словно это спасет меня, и это все окажется неправдой. Да, я сплю. Но скоро этот сон закончится, и я проснусь у себя на балконе от солнечных лучей, светящих мне прямо в лицо.

Тик-так. Смотрю в белый потолок, будто там решение всех моих проблем. Нижняя губа предательски дрожит, и я всхлипываю. От бессилия хочу кричать, но мужественно подавляю очередную волну истерики. Сердце, на удивление, бьется ровно. Глазами что-то ищу, сама не знаю что именно, пока не натыкаюсь на часы. Прошло всего полтора часа с того момента, как ушел доктор Редвуд. Я не знаю, чего мне хочется больше: смеяться или рыдать — я на грани безумия...

Тик-так. Тик-так. Тик-так. Каждая секунда неумолимо приближает меня к чему-то страшному.
Я понимаю, насколько я морально слабая. Я — тряпка, бесхребетная, рохля, не могу взять себя в руки, не могу покончить со своим ежедневным мучением. Почему я до сих пор не развелась с Эдвардом? Любовь? Кажется, он мне доказал, что ее не существует. Страсть? Она угасла. Но что же тогда за чувство, что до сих пор терзает мое сердце и душу? Не оно ли показывает мою слабость?

Мне никогда не стать такой же, как они: такой же жизнерадостной, как Элис, несгибаемой под тяжестью проблем, как Розали, целеустремленной, как Эдвард. Скорее всего, все дело в семье, в которой они выросли. От своего отца они переняли манеру скрываться за маской безразличия. Мне бы так...

Так, все. Надо отбросить все лишнее из головы, но у меня это, естественно, не получается. Внезапно дверь в кабинет открывается, и я резко оборачиваюсь в надежде увидеть доктора Редвуда. Но меня ожидало разочарование: в дверях стоял мой личный телохранитель — Феликс. Спрашивать, что он здесь забыл, смысла нет. Во-первых, его «объект» покинул дом. А, во-вторых, по пакету в руках можно догадаться, что его кто-то отправил ко мне с чистой одеждой. Вполне возможно, что этим «кто-то» оказалась Розали.

Феликс тихо здоровается со мной и, подойдя ближе, протягивает мне пакет. Желания, да и сил разговаривать с кем-либо нет, поэтому я киваю в знак приветствия и забираю вещи. Как только телохранитель выходит, я сразу откидываю пакет подальше из своего поля зрения.

За последние два часа я успела изучить обстановку в кабинете очень подробно: на столе, помимо стационарного телефона, лампы и нескольких тетрадей, стоят две статуэтки и одна маленькая фоторамка, вероятно, с фотографией жены или кого-то из детей, а также расположена небольшая вазочка с разноцветными леденцами. На противоположной стене я насчитала три небольших трещины вдоль окна, выходящего на прибольничный парк, а еще сумела разглядеть старательно затертое пятно. За поиском глазами новых мелочей я не замечаю, как проваливаюсь в беспокойный сон.

...Ночь окутала наш спокойный городок, принося с собой первый снег. Первые снежинки падали с неба, кружась в одном, только им известном, ритме вальса. Лунный свет с трудом пробивался сквозь тучи. Сказочная картина.
Я стояла на балконе, облокотившись на мраморный парапет, и ловила руками снежинки, радуясь своему занятию, как маленький ребенок. Внезапно всю идиллию нарушает крик с первого этажа:
— Убирайся!
— Эдвард, все совсем не так. Выслушай меня! — слезно умоляла девушка.

Я тихо спустилась по лестнице и подошла к двери, ведущей в гостиную. Сквозь матовое стекло плохо видно, но всё же я могу различить силуэты. Эдвард стоял возле окна, не обращая внимания на Розали, которая стояла перед ним на коленях. Понурив голову, она что-то тихо говорила.

— Нет, — в голосе любимого слышалось отвращение. — Хоть кровь у нас и одна, но ты мне больше не сестра, — холодно проговорил он.
— Да? Ну, тогда всего хорошего, — с напускным спокойствием сказала она, поднимаясь с пола, будто не было прошлых пяти минут. — Ты еще пожалеешь об этом! — яростно проговорила Розали. Я удивилась таким резким перепадам в ее настроении. Разве одна ссора может так изменить человека?...

Я просыпаюсь от того, что кто-то положил мне руку на плечо. Не открывая глаз, я сижу так еще секунд пять, пытаясь прийти в себя после сна. Почему именно тот день мне вспомнился? Я долго пыталась забыть те события, испытывая вину перед Эдвардом и Розали. Может быть, если бы я вмешалась в их перепалку, то сейчас было бы все по-другому?

Наконец, открываю глаза и вижу перед собой Розали. Что она здесь делает, и как она меня нашла? Каллен сидит в соседнем со мной кресле, положив ногу на ногу, и внимательно меня рассматривает. Я бросаю быстрый взгляд на часы. Благодаря сну я впала в забытье на пятнадцать минут. Уже что-то.

— Я гляжу, ты без меня совсем себя запустила, — недовольно хмыкает она.
— А ты прям цветешь, — колко замечаю я.
— Честно, думала, что ты умнее, но, видимо, ошибалась, — кривится Розали. — Так, что ты делаешь в больнице в столь поздний час?
— Машина Эдварда сорвалась с моста, — на удивление ровным голосом проговариваю я, хотя сердце бьется в сумасшедшем ритме.
— О, — ее брови удивленно взлетают вверх. — Все так серьезно? — спрашивает мисс Каллен. Ей действительно это интересно?
— Он в реанимации.
— Ох, не завидую ему, — мне кажется, или она пытается сдержать улыбку? — Пойду, скажу Феликсу, чтобы купил вина. Выпьем, успокоимся, — проговаривает она. Может быть, я заблуждаюсь насчет Розали? Но все же я ее останавливаю:
— Розали, я просто хочу побыть одна, — сквозь фальшивую улыбку говорю я.
— Чтобы погоревать по моему братцу, вечно ходящему налево? — фыркает она.
— Определённо. А теперь уходи, — указываю на дверь.
— Ты посмотри, что с тобой стало! — Розали встает с кресла, и мне приходится поднять голову вверх, чтобы видеть ее лицо. Подпираю голову кулаком. — Сколько я тебя знаю? Полтора? Два года? Ты всегда была красивой и жизнерадостной девушкой, энергия так и била ключом! А сейчас передо мной не та Белла, которую я знала. Передо мной тридцатилетняя женщина с черными мешками под глазами и в испачканной чем-то розовым одежде, — как бы больно не было это признавать, но она права. От обиды слезы наворачиваются на глаза. Вот только на кого мне надо обижаться: на себя из-за того, что так запустила свой внешний вид, или на Розали, потому что она озвучила правду. — Когда ты последний раз смотрелась в зеркало? В прошлой жизни?! — с явным презрением в голосе она продолжает мне «рассказывать» правду. — Пойдем со мной, — Розали сменила гнев на милость? Я внимательно смотрю в ее глаза, ища хоть намек на очередной фарс. — Ты сможешь начать все с чистого листа, — на ее лице искренняя, как мне кажется, улыбка. Но вот я уже слушать дальше не хочу.

Морщусь от душевной боли, будто кто-то нож вонзил прямо в сердце. Пелена слез встает прямо перед глазами. Розали еще что-то говорит, но в один миг она замолкает, а затем произносит короткую фразу, расставившую все по своим местам:
— Ты боишься, — брезгливо морщится она. На мгновение мне кажется, будто передо мной стоит Эдвард, просто в женском обличии. В который раз удивляюсь, насколько близнецы могут быть похожи, что даже манера речи одинаковая.

Озарение приходит мгновенно: я боюсь отпустить Эдварда, боюсь, что, если я дам ему развод, увижу на обложке какого-нибудь глянцевого журнала с другой. Пока я борюсь с потоком новых мыслей, Розали уходит, напоследок громко хлопнув дверью.

Тихий стук вырывает меня из мыслей, и, пока я пытаюсь найти его источник, он только усиливается. Обвожу взглядом помещение и останавливаюсь на окне. Мелкие капли бьют в стекло, но из-за гробовой тишины, царящей в кабинете, звук дождя кажется громче в несколько раз. Заворожено всматриваюсь в стекающие капли воды, находя в них что-то магическое и успокаивающее.

Я не знаю, сколько так просидела, наблюдая за дождем, но за окном уже начинает светлеть. Тяжелые, налитые свинцом тучи начинают постепенно рассеиваться, уступая место тёмно-голубому небу. Но дождь еще моросит и, в пробивающихся сквозь тучи лучах, появляется едва видимая радуга. Через приоткрытое окно кабинет заполняет хвойный запах, перемешанный с запахом сырой земли и чем-то ещё.

Наконец, я слышу, как тихо открывается дверь. Я быстро оборачиваюсь и вижу доктора Редвуда. Он выглядит очень уставшим, впрочем я не удивлена, да и не то меня волнует. С глазами полными надежды смотрю на него.
— О, — удивленно говорит он, словно видит меня в первый раз. — Миссис Каллен, я думал, что вы еще спите, — он издевается? Как можно спать в такой ситуации?
— Все плохо? — дрожащим голосом спрашиваю врача, пока тот занимает свое место за столом.
— Есть две новости...
«Плохая и плохая», — смеется надо мной подсознание.
— Хорошая и плохая. Первая заключается в том, что мы смогли спасти вашего мужа, — облегченно выдыхаю, понимая, что все это время я не дышала.
— А плохая?
— Мы не знаем, когда он очнется, — я не сразу понимаю, что он имеет в виду, но когда осознание настигает меня, я с ужасом смотрю на доктора Редвуда.
— То есть как? — в моем голосе слышно плохо скрытое возмущение и упрек.
— Мистер Каллен в коме.