Глава 16
Battle

БИ2 и НС Тише, тише

Колдовству, как известно, стоит только начаться,
а там его уже не остановишь.
М. Булгаков

Под утро потеплело. Она не спала, а просто лежала в кровати, завернувшись в плед. Смотрела, как за окном всё ярче проступала, четко очерченная алым, полоса рассвета. В голове у Тони было совершенно пусто, мысли, нагромождение которых вечером, казалось, невозможно выдержать, к утру улеглись, улетучились, стёрлись. На стене часы мерно вытикивали время, отмеряя расстояние «к нему» - «от него». Ей вдруг показалось, что тонкая кромка неба искривилась в кровавую усмешку, и в ту же секунду снова продолжила «течь» по нему ровной линией. Она сходит с ума? Она сама загнала себя в угол и теперь медленно, но неотвратимо сходит с ума… «нужен тот, кто был с тобой…» Нужен? Правда, нужен или эта просто игра такая?
Тони поднялась с кровати, в комнатке было не холодно, хотя камин давно уже погас. Она прошла на кухню и, порывшись в шкафчике, отыскала банку растворимого кофе.

В этот раз ей пришлось снять домик в деревне, потому что все номера в гостинице были заняты. Да и этот домик нашёлся с большим трудом – перед праздниками люди стремились покинуть слякотную столицу и выбраться на природу. Замок был закрыт для посетителей на несколько дней – обновлялись некоторые экспонаты, и всё украшалось к Рождеству. Тони предстояло включиться в работу на последнем этапе – закончить цветочные композиции и сделать наброски дизайна драпировок для верхних спален. Цветочно-еловые композиции были почти готовы, они были выполнены в красно-синих тонах и смотрелись, при всей этой удивительной какофонии цвета, на редкость гармонично.

Снег валил пухлыми шматками и нанизывался на пики веток, оседал на всем какими-то мохнатыми лоскутками, превращая все вокруг в сказку, пусть временную, но такую уютную, что казалось – волшебство вечно. Зима, она такая… зима.
В замок доставили очередную партию цветов днём, цветы примялись при перевозке, а некоторые и вовсе были сильно повреждены. Толстый стебель хризантемы плохо поддавался ножницам, и Тони достала нож. Одно неверное движение, и кровь бусиной скопилась на порезе, поблёскивая краснотой в свете лампы. Девушка потянулась за сумкой, чтобы взять пластырь, а красная бусина, проложив дорожку по ладони, успела спрыгнуть на доски паркета и впитаться в щель между ними.
- Вот же, чёрт! – Тони, взяв палец в рот, попыталась остановить кровь. Занимаясь собой, девушка и не заметила, что по небольшой комнатке подсобки словно бы прошелестел вздох.
Провозившись с композициями дольше, чем обычно, Тони собиралась уходить. Охранник оставил ей ключи от задней двери на тумбе в комнате, где она работала, но девушка не находила их.
Через три дня она уедет и оставит все свои пустые мысли здесь, она решила так. Она была растеряна, она никогда ещё не была так не уверена в себе, так близка к тому, чего хотела и так далека оттого, чтобы это получить. Её учили, что глаза не врут никогда – теперь ей казалось, что она знает, что это значит. Его глаза не врали ей, когда они прощались на крыльце отеля. А может быть, люди придумали это, чтобы верить в то, во что им хочется верить? Ложь надёжней… может быть…
А может быть стоит сказать ему всё, что на сердце, и гори потом оно всё огнём! Только зачем ему все это? А ей?

Тони вышла в холл второго этажа и продолжала поиски ключей у лестницы, здесь, в тайном карманчике их иногда оставляли горничные. Было тихо, совершенно тихо, но толстый гобелен, висящий на стене, слегка качнулся, словно от дуновения. Тони вздохнула, сунув руки в задние карманы джинсов, и медленно огляделась – было тихо, на специальных подставках горели рабочие лампы, но света они давали немного и делали все вокруг чуть более таинственным. На темно-синем фоне ночи стекла окон отражали стену с гобеленами, огромную вазу с цветами, что было весьма сюрреалистично, учитывая время года, старинный массивный комод, саму Тони и… девушку в белом. Высокая, с распущенными волосами, она словно что-то шептала, и Тони расслышала этот шёпот:
- Пришла… Иди ко мне…

Тони летела вниз по лестнице с такой скоростью, что почти не касалась ногами ступенек. Она слышала и видела. И ей стало страшно.
Она молотила в дверь заднего входа так, что, казалось, содрогался весь замок. Наконец, снаружи раздалось недовольное бормотание Джона:
- Опять потеряла ключи? Ну не ломись ты так, открываю уже!
- Извините, я не нашла, извините… - и девушка бросилась прочь, натягивая на плечи чудом захваченную на ходу куртку.

В ее доме, в деревне, в маленькой комнатке-гостиной горел камин, растопленный заботливой хозяйкой. На улице холодало, однако руки девушки тряслись не от холода. Пальцы совершенно не слушались, когда она отыскивала маленький кусочек бумаги, набирала номер, тыча в сенсорный экран телефона… Гудки дозвона и снова: «Абонент вне зоны… попробуйте позднее…» Она не могла ждать, не могла позднее, ей нужно сейчас. Сейчас!

Он так и не ответил. Конечно, незнакомый номер, и вообще, вечер субботы – самое клубное время. В сущности, кто ей обещал что-либо? Кто обязан являться по первому зову? Тони положила телефон на маленький круглый столик, так, чтобы его было видно и с маленькой кухоньки и из спальни, и села в большое мягкое кресло, подтянула колени к груди. Она вся съёжилась так, как в детстве, когда бывало страшно, и вдруг поняла, что чувствовала Алиса, падая в кроличью нору.

Что сказала эта девушка? Идти к ней? Получается, она ждёт? Завтра снова работать и послезавтра, приду так и так… Но она сказала так, будто ждала… Жалко её… одинокая она. Может, она ангел?

Тони просидела в кресле почти до самой полуночи, телефон оставался безмолвным.
Немного придя в себя, девушка переоделась в любимую пушистую пижаму с пингвином на кофте, надела вязаные носки, налила большую кружку кофе с молоком и села на кровать. Напиток был горячим, и постепенно нервная пружина в животе Тони ослабла, а ещё через полчаса девушка уснула, свернувшись калачиком под одеялом.
Ей снился Паскаль. Во сне она не видела его лица, но точно знала, что это его руки обнимают её, надёжно защищая ото всех бед.
Телефон разразился звонком рано утром, разбивая вдребезги хрусталинки сновидений.

***
Француаза приехала в Шенонсо по распоряжению матушки, слуги не осмелились перечить слову бывшей хозяйки, которая передала с дочерью распоряжения для дворецкого и прислуги. Диана не стала торопить дочь приехать к ней в Анэ – ещё успеет, напротив, она намеренно послала дочь в Шенонсо, так как точно знала – именно там её Фроу сможет побродить по местам детства, расслабляясь и одновременно прощаясь с ними.

В замке было очень спокойно. Вопреки тому, что тут происходило не так давно – все было убрано, в главных комнатах были растоплены камины, слуги готовы были подать обед по первому требованию господ. Жизнь здесь продолжала течь в прежнем неспешном ритме. И Француаза была этому рада. Ей хотелось забыться, хотелось хоть ненадолго отодвинуть в памяти все скорбные события, хотя бы попытаться один день не вспоминать казнь и хотя бы одну ночь поспать, не вспоминая, как смотрел на неё Робер, стоя на эшафоте. Этого его взгляда она не забудет никогда…

Меж тем дни шли и шли, потихоньку приближалось время Рождества. Все было как раньше – слуги украшали комнаты и залы, кухарка отсылала новые распоряжения в деревню, и вот уже готова вяленая говядина, дюжина головок сыра и прочая праздничная снедь. Пряники и кексы готовились в последние предпраздничные дни, но корица, которую только что привели из лавки кондитера, пахла так, что, казалось, даже белки из соседнего леса одурели от предвкушения – они взбирались на ветки, ближние к замку, а самые смелые прыгали прямо по карнизам в поисках лакомств. Фроу выходила утром и кормила их, и зверьки привыкли к этому ритуалу – они осмелели настолько, что садились девушке на плечи и маленькими лапками брали орешки прямо с рук у Фроу.

Луи тоже был здесь. Его никто не искал – ни тайные ищейки королевы, ни служители Бастилии. Это было весьма странно, но объяснимо – он стал неинтересен Её Величеству, у неё теперь была другая цель, выбраны иные жертвы.
Луи выполнял свои прежние обязанности конюха, на глаза миледи не показывался. Парень тоже прекрасно помнил день казни Ламарка и то, как смотрела Француаза на герцога. Ему все было понятно без лишних слов и объяснений. По приезде он почти не покидал конюшни, старался быть наедине с самим собой, но это ему практически не удавалось. К нему зачастила Маритта – деревенская девушка, дочь самого бедного крестьянина Жиля Бюжо. Она давно любила парня – сколько себя помнила, но совершенно ни на что не надеялась, зная, кому отдано сердце Луи. А сейчас все изменилось – конечно, в поместье и в деревне не было ни одного человека, да что там, даже собаки, кто не знал бы о событиях последнего месяца. Так она и ходила к парню, то за советом – как помочь кобыле, чтобы не хромала, то принести ему свежего хлеба, то, не найдя повода, просто приходила и помогала ему убирать за лошадьми. Маритте казалось, что удача на её стороне и Луи будет с ней.
Все приходит к тому, кто умеет ждать.

Робер ехал верхом, давалось ему это нелегко. Покалеченная рука плохо держала поводья, и лошадь, не чувствуя приказов наездника, то шла, то переходила на рысь.
Он ехал в Шенонсо. Бесполезно прокатившись в Анэ, он теперь направлялся туда, откуда все начиналось, и от этого ему было ещё тяжелее на душе.
После казни в нем лопнули не только мышцы - ещё что-то. Нет, он не был сломлен, но точно знал – прежним ему не стать. Он стал чувствовать какую-то незримую силу, которая существовала вовне и которая была сильнее его. Эта сила была в руках вездесущей Медичи. О нет, он не боялся, за себя он не боялся, но вот Фроу… Он точно знал, что должен уберечь её любой ценой. Решение пришло само собой под мерное цоканье копыт. Оно было уничтожающим, безысходным, уродливым в своей правоте, и Ламарк принял его, внутренне содрогнувшись от горечи. Поводья выскользнули у него из рук, и конь остановился. Где-то неподалёку из густых зарослей осоки выпорхнула куропатка и, тяжело хлопая крыльями, полетела прочь. Вдали виднелись крыши деревенских домов, а за деревней рукой подать до Шенонсо. Ещё какой-то час, и все будет кончено. Для него иного выхода нет.
- Милорд, как сообщить о Вас Её Светлости?
- Она занята?
- Да, милорд, Её Светлость с горничными готовят гостевую спальню.
- Спальню? Но ведь она не знала… - начал было Робер, и осёкся.
- Да, спальню. К Рождеству ожидаются гости.
- Гости? Здесь? Но ведь замок официально закрыт для гостей.
- Да-да, закрыт, милорд, но ведь сами знаете, кто сможет ослушаться Её Светлость леди Диану? Милорд, так как доложить о вас?
- Никак, я сам найду миледи.

Робер поднялся по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Он слышал её голос. Она смеялась. Что-то говорила слугам, и они смеялись все вместе. Дверь в комнату была открыта нараспашку, и он остановился в шаге от дверного проёма, прижался спиной к стене и стал слушать, стараясь не упустить ни единого звука её голоса. А девушки-горничные застилали кровать свежими простынями и дурачились, изображая то хромого викария, то скупого бакалейщика, наматывая на себя снятое с матраца бельё.

В какой-то миг Робер не смог больше ждать и, сделав тот самый шаг, застыл на пороге комнаты. В секунду все только что так тщательно выверенные решения улетучились, как дым.
Она была одета в старенькое застиранное платье, которое служило ей нарядом для уборки, волосы не были заколоты или уложены, напротив, они были просто распущены, а для того, чтобы не лезли в глаза, Фроу надела беленький чепец, что носили горничные – ведь никто же не видит. Верхние пуговички на платье были расстёгнуты, открывая шею. Она была такая домашняя и необычайно нежная, что у него потемнело в глазах.
Горничные первые увидели герцога и притихли.
- А если надеть это, как чалму, то получится… - продолжила было Фроу и обернулась. В дверях стоял Робер. Она мечтала увидеть его, но почти не надеялась, и вот - он здесь. Улыбка медленно сползла с её губ:
- Милорд?
- Доброго вечера. Леди Француаза, извините, что помешал вам.
- О, нет, милорд, вы совершенно не… - она спохватилась, что волосы её совершенно не прибраны, да и платье совершенно неподобающим образом расстёгнуто, о том, что оно не подходило для встречи столь высокого гостя, и говорить не приходилось. – Вы не помешали, милорд.
Робер продолжал стоять в дверях и смотреть на неё. Девушки-горничные выпорхнули из спальни, многозначительно переглядываясь и тихонько хихикая. Пауза затянулась до неловкости.
- Милорд, не желаете ли отдохнуть с дороги, а потом отужинать? – робко предложила девушка.
- Благодарю, - только и смог ответить Робер.

Вышколенный камердинер уже ждал герцога в его комнате, он помог Роберу сменить запылившуюся рубашку, почистил камзол и туфли. Пора было спускаться вниз, но милорд не торопился. Он был настолько сбит с толку, настолько не ожидал силы воздействия на него одного только её вида, что вся заготовленная дома тактика поведения рухнула. Он не знал, будет ли Француаза с ним отстраненно любезна или, напротив, будет держаться открыто, как тогда, в зале Её Величества.

***
Эдвард приехал. Она совершенно не надеялась на это, а он приехал. Ей даже знать не хотелось, был ли он занят, бросил ли он ради нее все свои дела – он приехал и все, остальное не важно.
Они вышли на окраину деревни, здесь располагались конюшни и пара старинных амбаров. Последние были огорожены, как это было принято в старину, толстыми брусами, уложенными горизонтально. Тони быстро влезла на ограждение и уселась на верхнем брусе.
- Ну, влезай, отсюда видно тишину, - сказала девушка Эду. Она замерзла, но виду не подавала, интуитивно чувствуя, что надо дорожить моментом.
Эд вскарабкался вслед, присел рядом и осмотрелся – округу всю запорошило снегом, и, насколько хватало глаз, простиралась тихая, мягкая и абсолютная в своей красоте зима.
Тишина была прекрасна, как и Тони – на её длинные ресницы присела одинокая снежинка, Эд, увидев это, не удержался и подул на лицо девушки – снежинка растаяла. Оба уставились друг на друга с немым вопросом в глазах. Первым не выдержал Эдвард, он решил, что, возможно, спасение в болтовне.
Он что-то спрашивал и, не дождавшись ответа, тут же продолжал что-то говорить дальше. Он шутил, слегка угловато, слегка нелепо, но от этого становился ещё более уютным и домашним, а она слушала его голос, просто слушала – сердцем, умом, телом, душой. Слушала, чтобы запомнить, чтобы не забывать. Ей нравилось смотреть, как двигаются его губы, слегка обнажая передние зубы, нравилось, что его дыхание совсем близко, нравилось, как лучиками разбегается его улыбка в уголках глаз, нравилось, как у ворота футболки виднелись волоски, нравилось, как сильно отросшие волосы на виске закудрявились и изогнулись, смешно обхватывая ухо. Нравилось ощущение момента, когда нет «правильно-неправильно», а есть только – хорошо. Нравилось, что прошлое забылось, отринулось, отпустили свои щупальца «надо» и «должна». Нравилось, что «здесь и сейчас» – торжествовали, смаковали секунды и упивались чистотой момента. Нравилось, как он, замолчав, выдохнул, а ей захотелось втянуть в себя его выдох, забрать себе хотя бы такую часть его. Нравилось, как на длинной шее дернулся кадык, а под скулой запульсировала какая-то чувствительная жилка. Он смолк и стал просто всматриваться вдаль, где на горизонте виднелись поля, прикрытые снегом, а она даже не заметила, что он молчит. Когда тишина стала оглушающей, он вдруг сказал:
- Прекрати!

В Тони словно бросили снежок и попали прямо в лоб. Она понимала, чего он просит прекратить, и отвернулась.
Эд был небритый, уставший, он не спал почти двое суток, но сейчас все это стало неважно. Сейчас он чувствовал, что его удерживает на краю пропасти только собственная болтовня, потому что как только он замолчит и посмотрит на неё – дороги назад не будет. Он чувствовал, что Тони смотрит на него, не отрывая взгляда, смотрит и слушает так, как будто записывает себе на жёсткий диск сердца. И это было плохо…
Это было плохо для Паскаля.

- Повтори ещё раз, что тебе показалось? – переспросил Эд, когда они с девушкой отогревались в крошечной кофейне. Он потягивал пиво, а Тони согревалась кофе. Она снова пересказала слова сначала старухи на вокзале, а потом шепот в комнате.
- И чем я помогу? – поинтересовался парень, искренне недоумевая, что сможет сделать в этой ситуации.
- Ну, хотя бы поможешь мне войти на чердак, и расскажешь потом копам, что да как.
- Копам?
- Ага. Без них не обойдется, чувствую.
- О'кей, - только и ответил Эд, желая как можно быстрее оказаться в номере отеля. Но не потому, что невозможно устал. Ему требовалось гораздо большее расстояние, чем вытянутая рука, чтобы не коснуться её. На ней была неизменная черная водолазка, которая закрывала тело почти до самых ушей, но не было более сексуального наряда, на его взгляд. Её темно-каштановые волосы были перехвачены на затылке резинкой, однако резинка чуть съехала и выбившиеся пряди мягко обрамили лицо. Тони время от времени опускала глаза, разглядывая кофейную муть, но стоило ей поднять взгляд – он тут же отводил свой, словно шарахался, застигнутый врасплох. Хотя оба болтали, как ни в чем не бывало, нисколечко не выдавая внутреннего волнения. Это своего рода мастерство – чувствовать и не позволять другому узнать это.

- Ну что, пошли? – спросила девушка.
- Я знаю, где находится отель, - ответил Эд нарочито отстраненно.
- В отеле нет мест. Извини, я не сказала…
- Б***ь! – слетело с его губ настолько быстро, что он и сам растерялся. – Извини.
- Ничего…

Эдвард отвернулся, запустив в волосы обе пятерни и ероша себе волосы.
Комната оказалась милой, да и весь дом в целом был весьма приятным. И это раздражало его ещё больше. Казалось, всё против него и против здравого смыла. Но, чёрт возьми, как же это замечательно – просто видеть её.

пейзажи для колорита



Здравствуйте! Я прекрасно понимаю, что такое безобразно долгое отсутствие автора - свинство непростительное. Но все же, я прошу вас, не обижайтесь, пожалуйста! Селяви - она такая разная.
Читайте, пожалуйста, новую главу!

Предыдущая глава