- Держи программку.
- Программку?
Каллен появляется передо мной с двумя фужерами искрящегося шампанского и какой-то брошюрой, причём брошюра зажата у него под мышкой правой руки. Полагаю, только так он мог принести её одновременно с напитками. Хотя зажать между губ тоже был бы вариант. Но тут приличная публика. Моё платье по сравнению с платьями некоторых женщин, прогуливающихся тут по залам со своими спутниками, недостаточно вечернее и модное.
- Программу аукциона. Он через час.
- Хочешь сказать, что через час толстосумы начнут сорить деньгами, а мне смотреть и слушать? Эти картины... - в ожидании Эдварда с шампанским я рассматривала не только посетительниц, но и произведения искусства. Пока у меня ещё не возникло ни желания, ни потребности подходить ближе и пристально вглядываться в мазки и очертания предметов и людей на картинах. Каллен изучает моё лицо с задумчивой гримасой, от которой волнительно продолжать. Я тяну на себя брошюру в смешанных чувствах и, решившись, переворачиваю страницу из бумаги явно высокого качества. Лоты расположены в том порядке, в котором будут продаваться. Вместе с указанием начальных цен. Согласно им, ни одна картина не стоит меньше миллиона. Только две оценены предварительно в миллион, а одна от миллиона девятьсот. Все остальные находятся в этом интервале. Но итоговая стоимость может и превысить указанные значения. Так бывает. Всё-таки я немного знаю об этом. - Дорогие. Давай только без обид.
- Ну я не могу обещать, что те, кого ты называешь толстосумами, не спустят миллиона три на картину, которая сейчас оценивается почти в два, но я не такой. Никаких обид. Пошли. Картины ждут.
Я иду за ним, но потом отделяюсь и ухожу немного дальше. Не всё же мне быть при Каллене. Особенно когда он придирчиво что-то рассматривает, и это затягивается на несколько минут. Ему явно интереснее, чем мне. Или просто в глубине души он совсем не прочь кто-то купить. Чёрт, а если он купит? Если ему очень понравится. Он же тоже богатый, у него есть деньги. Не так и важно, чьи они. Это его семья, он её часть. Я останавливаюсь перед картиной в жанре абстракционизма. Ничего не понятно. Кажется, на ней всё-таки изображены люди, но это словно детская мазня красками разных цветов. Согласно же брошюре, именно за неё предлагается заплатить почти два миллиона. Я допиваю шампанское одним глотком. Может, и не стоило соглашаться на выставку. Рискуя прослыть дурой перед тем, кого до недавних пор считала человеком ниже себя по статусу, а теперь узнала об обратном. Вся эта публика... Одежда не из масс-маркета, драгоценности на женщинах, дорогие часы у мужчин. Каллен подходит ко мне и сразу протягивает руку обхватить меня за талию. Мне вроде не хочется. Или всё-таки хочется? Я не могу понять. Да что со мной такое? Шампанское же вкусное. Рядом привлекательный мужчина. Подумаешь, мне не по карману картины. Я не поклонница живописи независимо от жанра.
- Что думаешь? Ты какая-то напряжённая.
- Да. Просто... - я не собираюсь отрицать. Рука Каллена сжимается у меня на боку, и я перевожу взгляд туда, прежде чем развернуться к Эдварду и словно найти точку опору в том, чтобы сосредоточиться на его глазах. - Я ничего не думаю. Или не думаю, что она стоит таких денег. И уж тем более больше.
- Частично она стоит. Остальное стоит имя. Имя это бренд. Это как с одеждой и ювелирными украшениями модных домов. Ты шикарна. Не обращай внимания на этих показушниц, которые надели на себя массу всего.
- Считаешь, что я им завидую?
- Заметь, я такого не говорил. Ты сама сказала, Изабелла, - Эдвард начинает склоняться ко мне, хотя мы почти одинакового роста. Теперь, когда на мне каблуки. - Но мой ответ «нет». Ты не завидуешь. Вот куда бы стала носить все эти побрякушки? На работу? И ответ, что ты придумала бы, не принимается.
- Видимо, никуда. Но побрякушки вряд ли правильное определение. Или ты называешь побрякушками и то, что дарит отец твоей матери?
- Он дарит ей только то, что она сама хотела бы от него получить. Но она не злоупотребляет.
- Ясно. Твоя мать... Она просто жена? Или она что-то делает?
- У неё есть работа. Не ради денег. Но она никогда не была просто женой и матерью. Пойдём, нам ещё много всего нужно посмотреть.
Незадолго до начала аукциона я отлучаюсь в туалет. Прежде я отдаю Каллену фужер шампанского, чтобы он покараулил напиток, и, подумав, почему бы и нет, быстро целую мужчину в щёку. Он медленно убирает руку от моего тела. Я ухожу в сторону уборной, там небольшое столпотворение из-за девушек, делающих совместное селфи в зеркале, но они как раз уже заканчивают. Я запираюсь в кабинке, делаю все свои дела и, дважды помыв руки с мылом, возвращаюсь в зал. Сначала я нигде не вижу Каллена, пока не сворачиваю в другую комнату с картинами. Эдвард прямо передо мной, точнее, на расстоянии, но напротив меня. Не один. С ним какая-то блондинка, или он с ней. Я без понятия, как на самом деле. Он приближается к ней с поцелуем, и поцелуй приходится в районе скулы. Мило. Блондинка красивая. И высокая даже без шпилек. У неё совсем небольшой каблук. Я беру полный фужер шампанского у мимо проходящего официанта. Где мой начатый напиток, теперь сказать трудно. Явно не у Каллена. Обе его руки пустые, правой он жестикулирует в воздухе, пока блондинка ему что-то говорит, а левую Эдвард прячет в карман. Она достаёт телефон и показывает экран Эдварду, листая. Он смотрит туда, по-моему, весьма сосредоточенно. Они переглядываются между собой, разговаривают ещё на протяжении примерно минуты прежде, чем блондинка уходит от Эдварда первой. Лишь тогда я направляюсь к нему. Он поворачивается на стук моих каблуков по полу.
- Изабелла. Как дела?
- Как дела в туалете? Это странный вопрос.
- Нет, не в туалете. Я имел в виду, как ты в целом. Тебя не было дольше, чем я ожидал. Ты хорошо себя чувствуешь?
- Эдвард. Если бы мне и сделалось плохо, я бы не стала изображать перед тобой деву в беде и просить меня отвезти. Я чувствую себя, как и чувствовала. Нормально.
- Гордость не всегда приводит к чему-то хорошему, - заявляет Каллен, засовывая в карман и правую руку. - И если бы тебе сделалось плохо, хрена с два я бы позволил тебе уйти одной и ждать такси. Я не так воспитан.
- Допустим. А где моё шампанское? Я не о том, что у меня в руке.
- Я тоже уходил в туалет. Оставил его у раковин, но потом его там уже не оказалось.
Меня тянет сказать, что ему нельзя доверить даже такую малость. Я даже открываю рот, но передумываю. Уже нет никакой разницы. У меня уже есть новое шампанское. Каллену не хватило бы рук держать при себе предыдущее и одновременно спустить штаны, а потом и надеть обратно. Он устремляется ко мне и, выдержав мгновение, обхватывает запястье моей левой руки. По телу проходит тепло, хотя здесь и так не холодно. Я смотрю на Каллена в его выразительные близко посаженные глаза.
- Что?
- Я не понимаю, ты сейчас злишься или нет? Обычно я понимаю, но сейчас нет.
- Считаешь меня сумасшедшей, которая способна злиться из-за шампанского там, где быстро принесут другое? Вообще-то я почти не пью, Каллен. Это исключение.
- И не посещаешь такие мероприятия.
- И это тоже, - соглашаюсь я, вдыхая и смотря немного в сторону, видя там ту самую блондинку. - Но это не равно тому, что я замкнутая и сижу где-то в своём мирке, как в коконе.
- Вы точно не замкнутая, мисс Свон. Пойдём. До начала аукциона три минуты.
Аукцион длится на протяжении почти двух часов. Долго, шумно и суетливо. Вот как всё это проходит. Не хотела бы я быть распорядителем. Попробуй уследить за всеми, кто поднимает таблички, показывая, что предлагает цену выше. В том числе и за людьми, присланными сюда присутствовать вместо кого-то и слушающими указания по телефону. В зале есть и такие, как парни, так и девушки. Одна из них девица Каллена. Она непрерывно находится с кем-то на связи и периодически поднимает голову на распорядителя, кивая и повышая сумму. Да и чёрт бы с этим, если бы Каллен не смотрел на блондинку снова и снова. Зачем касаться моей ноги и наблюдать при этом за другой женщиной? И зачем в таком случае вообще надо было приглашать меня с собой, когда тебя интересует кто-то ещё? За кого он меня принимает? Я отодвигаю свою ногу в момент продажи той картины, о которой я осталась невысокого мнения, за два миллиона восемьсот тысяч долларов. Почти три миллиона за полотно, не стоящее по моему мнению и миллиона. И неважно, что там заявлено в буклете. Для меня всё это настоящее безумие. Её приобретает как раз та девица, точнее, тот, кто платит и руководил всем по телефону. Каллен так и смотрит на неё. Достаточно. С меня хватит. Я не его круга, что очевидно, но обращаться со мной так, вести себя подобным образом... Мы лишь развлекаемся. Как я согласилась, так могу всё и бросить. Прекратить это. Да хоть сейчас. Я встаю и, протиснувшись мимо ног соседей по ряду, ухожу из зала. Я не оборачиваюсь. Это трудно, но не настолько, чтобы я совсем не могла сдержать себя и противостоять странному инстинкту знать, остался ли Каллен там или пошёл за мной. Его поведение, то, как всё выглядит... Ему будто важно, что делает та женщина, он явно её знает, и как минимум у них есть что-то общее. То, что она показывала ему в своём телефоне, а он вникал и не вёл себя так, будто хочет избавиться от её присутствия. Когда хотят избавиться, ведут себя совершенно иначе. Кто она ему? Бывшая, с которой сохранились дружеские отношения? Только это и приходит на ум. Или, может быть, она связана с его отцом. Но вроде его родители вместе. Хотя иногда мужчины заводят любовниц, и сам факт наличия жены им никак не мешает. Если у Каллена-старшего есть кто-то на стороне, Каллен-младший может и не знать об этом и общаться с этой женщиной как раз-таки по незнанию. Или ему может быть всё равно. А мне какая разница? Меня это не касается. Я двигаюсь дальше по направлению к выходу из здания, когда Каллен окликает меня по имени. И, между прочим, довольно громко. Отчётливо и спокойно.
- Изабелла. Ты не остановишься поговорить?
Я слышу его шаги, потому что он приближается, а я наоборот, по-моему, замедляюсь. Так или иначе он вышел за мной, не остался сидеть в том зале, и мне как бы приятно. Но только без всяких как бы. Просто приятно. Да мне очень приятно, чёрт побери. Чёрт. Если бы ему было важнее остаться там, то логично предположить, что он не должен был выходить. Я останавливаюсь и сразу разворачиваюсь к нему. Он замирает слишком близко от меня, словно ожидал, что за мной придётся ещё идти и идти, его галстук сбился набекрень, но выглядит Каллен спокойно, нет никаких признаков учащённого дыхания или чего-то в этом роде. Я моргаю, и это немного отвлекает от мысли, что я вроде хочу, чтобы он завязал мне глаза своим же галстуком, прежде чем взять прямо так и заставить меня зависеть лишь от ощущений и предвкушения того, как он коснётся, где и когда.
- Слушаю.
- Что слушаешь?
- Тебя и всё, что ты намерен мне сказать. Или ты передумал?
- Давай без этого официоза, Изабелла, - прямо говорит Каллен. По голосу это явно не просьба. Это не кажется и приказом. Скорее пожеланием, высказанным твёрдо и без раздумий. - Я не могу объяснить всего, но...
- Тогда объясни, что можешь, или я уйду одна.
- Мы пришли сюда вместе, Изабелла.
- Или ты привёл меня с собой подобно собаке, я уже даже не знаю.
- Я нигде не вижу поводка, - Каллен делает смелый шаг ко мне, прикасается к моей руке, что держит клатч, и поглаживает кожу над костяшками большим пальцем. - Ты права, мы пришли сюда вместе. Вместе и уйдём. Это помощница моего отца. Он просил меня поприсутствовать. Но я пригласил тебя не просто за компанию. Я пригласил, потому что хотел быть здесь с тобой. Но я ещё должен посмотреть картину.
- Картину... - я повторяю, и так меня осеняет. Это отец Каллена купил то полотно. Это он настолько сильно его хотел, что довёл стоимость почти до трёх миллионов, лишь бы никому не уступить. - Ты её заберёшь?
- Нет. Её заберёт Меган. Я только просмотрю бумаги. Мне она не нужна. Ни картина, ни Меган. Подожди меня. Максимум десять минут. Пятнадцать, не больше. И потом я отвезу тебя, куда скажешь. Домой или ко мне.
Ждать его? Когда я кого-то ждала? Да никогда. Ни сама по себе, ни с ужином для мужчины, накрытом на столе к его приходу с работы. Ждать... Это ни черта не моё. Именно ждать где-то у двери или просто сидеть, не будучи способной ничем заниматься, кроме как считать время до звонка в дверь. Или ждать мужчину, пока он не освободится. Но, как ни странно, сейчас я не против подождать ещё немного. Пятнадцать минут. Всего-то один раз. Что тут такого? Да ничего. Это быстро. Наверное. Это вроде даже мило. То, что он собирается всё проверить для отца. Помощь эта, конечно, специфическая, но это их дела, я в них лезть не собираюсь.
- Ладно. Я подожду.
- Не ревнуй, хоть это тебе и идёт.
Чёрт. Он понял. А я что, и правда, ревную? Да с чего бы? Мы же только начали всё это. Это несерьёзно. А я серьёзная. Я не буду переживать из-за того, что не стоит того. Но у нас... У нас охрененный секс. Лучше у меня никогда не было. Значит, может, это и стоит того. Прежде чем уйти, Каллен проводит левой рукой по моему подбородку, чуть прихватывая кожу. Я разворачиваюсь и достаю телефон. Ну что мне ещё делать? У меня установлена одна единственная игра. Комбинировать шарики по цветам, наблюдать, как они удаляются, и набирать очки. Всё проще простого. И она расслабляет. Иногда я играю и в поезде. Когда есть время, и когда надо выпустить пар. В основном мне требуется из-за Каллена, в связи с его очередной выходкой. Сейчас же мне просто нужно занять себя. Пока он отсутствует. Вряд ли он что-то там натворит. Не те обстоятельства, не то место. И здесь он сын своего отца. Не мой подчинённый. И, вероятно, теперь у меня существуют иные способы выпускать пар. С Калленом. Я удаляю очередные шарики, когда мимо меня на выход проходят другие посетители. Видимо, теперь всё окончательно закончилось. На меня смотрят, и я отхожу в укромный уголок. При появлении Каллена там же, где я недавно стояла, забавно видеть, как он озирается, но не в моём направлении. Я вообще не уверена, что меня видно оттуда. Он опускает руку в карман с энергией, напоминающей мне о его прикосновениях и погружении пальцев меж моих ног. Эдвард извлекает телефон и касается экрана. Две-три секунды спустя Каллен подносит сотовый к уху. В свою очередь мой сотовый издаёт вибрацию из клатча. Я отодвигаюсь подальше вдоль стены и отвечаю, не теряя Каллена из виду.
- Алло.
- Ты всё-таки ушла? Ты сказала, что подождёшь. Ты уже далеко?
- Не очень.
- И насколько именно не очень? По-моему, мне тоже следует выдвинуть хотя бы одно условие. Ты согласна лишь на классику без всяких экспериментов, и я их тоже не жажду, но игры и тем более мне не нужны. Ты скажешь, где ты...
- Повернись направо. Я здесь.
- Ну идём сюда, - говорит Каллен, когда двигается вокруг собственной оси. - Поедем по домам. Или в какой-то конкретный дом. К кому-нибудь из нас. Но полагаю, что вряд ли к тебе.
Я опускаю трубку, разъединившись, и подхожу к Эдварду. Он засовывает телефон в карман, и даже от столь повседневнего жеста веет сексуальностью и мужественным характером. Я уже хочу в кровать. Хочу уже много минут. Может, и с той минуты, когда Каллен обхватил мне колено в том зале. Я хочу в кровать Каллена или просто с Калленом. Может быть, и в свою. Сегодня? Нет, наверное, нет. Он словно пленяет мой взор. Его галстук, глаза, тело, сильные руки.
- Поехали. Куда будет быстрее? К тебе или ко мне?
- Ко мне.
- Значит, у меня в другой раз.
Каллен притягивает меня за руку и почти тащит за собой до самой машины. Но в неё я сажусь сама, разве что он открывает пассажирскую дверь, прежде чем обойти автомобиль спереди. Мы доезжаем действительно быстро, всё время проходит в тишине, нарушаемой лишь тихим шумом мотора под капотом, но она не смущает меня. Не беспокоит и не вызывает тревожность из-за того, что молчать как будто плохо. Я различаю несколько зданий, которые уже видела. Чем ближе дом Каллена, тем чаще. По-моему, остаётся не больше пары кварталов до его кондоминиума, когда он вынужден остановиться на красный сигнал светофора. Я готова застонать от раздражения непредвиденной задержкой и чуть двигаюсь на сидении, платье елозит по кожаной обивке, и, о Господи, я представляю, как будет сексуально ощутить Каллена кожа к коже в первый раз. Если мы будем достаточно терпеливы, то сможем раздеться полностью и испытать всё, как древние люди, у которых не было ничего, что мы теперь называем одеждой. Я смотрю на светофор, как если бы существовала возможность воздействовать на него и переключить свет с красного на зелёный. К звуку двигателя примешивается новый звук, и, переведя взгляд, я вижу правую руку Эдварда, скользящую по рулю, чтобы оставить его и дотянуться до задней части моей шеи.
- Потерпи ещё немного, Изабелла, - я чувствую его прикосновение не просто на коже. Оно отдаётся гораздо глубже, чем прикосновение любого другого человека, например, моих родителей или тех, с кем я когда-то общалась. Я невольно вспоминаю бывших, но не могу вспомнить их касания, какими они были. Ощущались ли они словно костями или нет. Тогда я была моложе. Ещё более занятой карьерой. Я могла и не думать об этом совсем. А теперь... В этой тишине, где есть только он и я, и мы продолжаем ждать... - Как ты хочешь?
- А как хочешь ты? - его нога слегка вздрагивает, когда я протягиваю руку и касаюсь бедра близко от ширинки. - Как ты любишь?
- Я тебе покажу.
Светофор наконец переключается, и мы быстро достигаем места назначения, сворачивая в паркинг. После короткой поездки на лифте и нескольких метров, пройденных по коридору этажа, Каллен открывает мне дверь квартиры. Я вхожу первой и сразу поворачиваюсь к нему одновременно с поворотом ключа в замке. Между нами лишь один шаг, настолько короткий, что Эдварду хватает и секунды, чтобы достигнуть меня. Он избавляется от ботинок, не глядя, потому что смотрит только на меня. Его руки хватают за платье с боков резко и агрессивно, но эта агрессия лишь заводит и пробуждает. Я подаюсь к нему с не меньшей нетерпеливостью, моя грудь сталкивается с его, и Каллен толкает меня в сторону гостиной. Его галстук уже ослаблен, что манит развязать его совсем. Я подчиняюсь зову изнутри, выпуская клатч из рук, и тот бесшумно куда-то приземляется. Вздох Каллен пробирает меня до дрожи, и это только начало. Всё превращается в хаос. Так быстро, что я не могу понять, как это происходит. Не могу понять, что происходит сначала, а что потом, чуть позже. Сначала мы целуемся, и я стягиваю пиджак с плеч, или я скидываю его ещё до ощущения губ Каллена на своих? Он комкает ткань моего платья ниже талии, напирая, надавливая и давая мне почувствовать себя, свою твёрдость и длину. Я не могу так. Вернее, не смогу так очень долго. Я его хочу. Внутри. Мне недостаточно толчков через одежду. Ноги начинают дрожать, когда он пробирается языком между моих губ и проводит им по моим зубам. Это так приятно. Так интимно. Как и сам поцелуй. Каллен углубляет его, но ему будто всё мало. Мне мало. Его нос упирается в мой, его открытые глаза словно искорки света в превалирующей темноте, к которой я привыкаю и издаю несдержанный стон, когда Эдвард прижимает меня собой к спинке дивана, смещаясь в поцелуе вниз по моей шее. Дыхание влажно касается кожи. Я отклоняю голову, чтобы предоставить больший доступ. Мне этого хочется. Каллен выдыхает снова и снова. Я нуждаюсь в том, чтобы он стал ближе. Как угодно.
- Эдвард.
- Наконец ты назвала меня по имени.
- Я называла и раньше.
- Но не в такой момент.
Я молча соглашаюсь с прозвучавшими словами. Он двигается прочь, а я не хочу. Нет. Я хватаю его за руку, но поздно. Он уже разворачивает меня спиной, его ладони опускаются мне на запястья и быстро скользят к бретелям. Локти, плечи, впадины у ключиц. Всё действительно стремительно. И он может... Он может вот-вот... Он расстёгивает молнию на платье. Она сбоку. Слева. Звук такой чёткий в тишине. Ноги дрожат ещё больше. Я не знаю, куда деть руки, но знаю, что не могу держать их просто опущенными. Я дотягиваюсь до штанины Каллена, когда он рвано, с силой дёргает за бретели. Сейчас. Он тянет платье к лопаткам и останавливается. Мне известна причина этого. Он увидел. Что он думает? Что в его голове? Я оборачиваюсь на него. Здесь так темно. И он учащённо дышит. Я слышу и смутно вижу. По груди под рубашкой, которая то натягивается, то опадает. Его губы двигаются одна по другой, пока верхние зубы не упираются в нижнюю губу. Я точно могу сказать, что для него это неожиданно. Очень. Но он смотрит на мои татуировки не так, будто ему противно. Моему бывшему они не особо и нравились, и я изучила всё о том, каким становилось выражение его лица, когда он видел их. Так вот, у Каллена нормальное выражение лица. Такое же, каким и было пару минут назад. Может быть, он и не против.
- Ты что-нибудь скажешь?
- Хочу тебя трахнуть.
Вот и всё, что он говорит. Он срывает с меня трусики, стягивает свои брюки вместе с нижним бельём и, подтянув к себе, проникает мощным толчком. Я цепляюсь за спинку дивана, когда Каллен подаётся назад, но едва-едва. Он скользит правой рукой точно по моим татуировкам. Медленное прикосновение, от которого между ног всё наполняется жаром. Новый толчок, ещё более глубокий, чем первый. Эдвард прижимается ко мне, его нос и губы оказываются рядом с моим ухом, и я почти обездвижена, зажатая между диваном и телом Каллена. Он находит резинку чулка на моей левой ноге и словно оставляет след из мурашек, когда шепчет, одновременно оттягивая капрон пальцами.
- Ты хочешь меня больше, когда злишься или ревнуешь? - его голос творит со мной что-то, чего я не могла и представить. Я чувствую себя уязвимой. Я чувствую, что... Не уверена, что ещё. Я подаюсь назад, потому что хочу двигаться, потому что хочу напомнить, кто я есть, но Эдвард держит так крепко, что я не могу. Он не позволяет мне и только убирает руку со спины, разворачивая моё лицо к себе. - До меня у тебя не было несколько месяцев.
- Ты так уверен? - со стоном слегка отпихиваю его от себя я. Он поддаётся всего на мгновение. Потом жадно целует, и рука мужчины опускается на мою грудь. На сосок, прикрытый накладкой. Всего секунда, и её уже там нет. Я вздрагиваю, теперь ладонь потирает неприкрытую кожу, избавляя от незначительной боли и наполняя болью иного рода. Желание всё возрастает и становится таким сильным, что его можно сравнить с нею. - Эдвард...
- Уверен. Это всё твое тело. Его язык.
- Язык моего тела, значит?
- Я могу кончить через пару минут, и ты можешь кончить со мной, а можем... Чёрт. Это телефон, - сотовый звонит где-то в брюках Каллена. Он же не станет доставать его сейчас? Он упирается в меня членом совсем глубоко и, вот же херня, реально ищет карман. Невозможно, чтобы он хотел ответить. Мы же заняты. Каллен достаёт мобильник, смотрит на экран и после взгляда на меня прижимает сотовый плечом к уху. Шикарно. - Отец, - отец? О Боже. Его отец-толстосум. Вдруг Эдвард делает нечто, из-за чего я закашливаюсь. Он выходит и входит, и вновь выходит, прежде чем увеличить темп, и между тем продолжает говорить. - Да, я посмотрел. Да, - он прикрывает мне рот правой рукой, левую же сильнее стискивает на моём бедре, и мне становится труднее дышать. Я дышу в его ладонь шумно, чувствую испарину на лбу и дрожь Каллена. Он вот-вот кончит. Не верится, что он по-прежнему способен обращаться к собеседнику отчётливым, хоть и взбудораженным голосом. - Главное, чтобы она нравилась тебе, отец. Ты её выбрал, значит, наверное, это так.
Наконец Каллен сбивается в темпе. Рваный, безумный толчок запускает словно горячую волну, проходящую по моему телу от места соприкосновения, и, обернувшись, я вижу, насколько сильно Эдвард прикусывает губу. Теперь действительно сильно. Я не знаю, как он сможет сказать отцу что-то ещё. У меня бы точно не вышло. Он отнимает руку от моего рта и, дотянувшись до телефона, жмёт на кнопку на корпусе, прежде чем отбросить прочь. Туда же, где на диване находится мой клатч. Я едва вдыхаю полной грудью, как Каллен сдёргивает накладку и со второго соска, и стискивает оба полушария. Я содрогаюсь, когда, проникая ещё, он изливается в меня. Я не могу стоять. Я не могла бы, если бы он не удерживал, обхватив за бока. Платье болтается где-то на уровне талии. Я полуобнажена и удовлетворена. Теперь одинаково трудно и дышать, и просто держать глаза открытыми. Я моргаю, но это бессмысленно. Голова будто кружится, и я словно не здесь, словно вне своего тела, отделилась от него и парю. Мне так чертовски понравилось. Всё, что Каллен делал со мной, при этом разговаривая с отцом. Это такое безумие. Вот именно, что безумие. Я никогда не совершала ничего безумного. И то, что теперь я стала участницей чего-то подобного, как будто пугает меня.
- Мне нужно...
- Не так быстро, Изабелла, - возражает Эдвард из-за спины. Он по-прежнему во мне, его руки тоже на мне, только правая перемещается к моей шее спереди и обхватывает столь плотно, что ладонью он наверняка может ощутить, как я сглатываю. Что ему ещё нужно? Мы же уже закончили. Во всех смыслах. - Расскажи мне о том, что чувствуешь. Тебе понравилось?
- На самом деле бывало и получше, - говорю я не потому, что это правда, а просто потому, что хочется так сказать. Наверное, просто из принципа. Или чтобы не забывал, кто есть кто. Кто я до того, как он сказал про деньги и завлёк на выставку с аукционом, и кто он без них. Хотя вряд ли он когда-то останется без них. - Ты был...
- И с кем же было получше и когда? До татуировок? Ты потом их сделала?
- Ты много на себя берёшь. Отойди.
Он выскальзывает, но что-то от него остаётся внутри. Его жидкость. Что естественно, когда не используешь презерватив. Так глупо. Так неосмотрительно. А вдруг у Каллена что-то с интимным здоровьем. Я настолько спокойна по поводу нежелательной беременности, что о другом просто забыла подумать. Иначе это и не назвать. Я забыла и даже не вспомнила. Ни после первого раза, ни между первым и вторым, и всеми последующими. Если что, он уже мог мне что-то передать.
- Не больше, чем я уже взял. Мы спим вместе. И я буквально только что был в тебе. Ты можешь не трудиться, пытаясь надеть платье обратно. Мы всё равно скоро пойдём в кровать. Да и твои накладки вряд ли ещё пригодны.
- Каллен.
- Мне больше нравится, когда ты называешь меня по имени. Расскажешь мне о татуировках, когда ляжем в постель?
Я поворачиваюсь к нему, игнорируя все его слова и натягивая бретели на плечи. Я думаю о доме. Здесь мне не в чем спать. И за редкими исключениями я предпочитаю ночевать в собственной кровати. Исключение было сделано мною прошлой ночью. По-моему, достаточно. И мы уже закончили. Что ещё мне тут делать? А ему есть чем заняться. Позвонить отцу, например. Поговорить о той картине. Или ещё о чём-то, о чём они разговаривают между собой. Без понятия, о чём общаются отцы и дети, когда у взрослого поколения свой бизнес, а дети не просто дети, а ещё и наследники. У Каллена есть как минимум сестра. Может, она даже появится тут позже. Или нет, потому что знает, что он дома.
- За кого ты меня принимаешь? Расставание это просто расставание. Не конец света. Я не бегу в тату-салон набивать на коже тату, лишь бы не удариться в депрессию.
- Можешь вести себя так, будто у тебя нет ни единой слабости, - на моих глазах, выждав мгновение, Каллен прячет член и натягивает штаны, но не застёгивает, и потому ремень просто болтается. - От этого ты не перестанешь мне нравиться. Я дам тебе свою майку, чтобы спать.
- Она мне не понадобится. Я собираюсь домой.
- Почему?
- На это нет никакой особенной причины, - я созерцаю то, как выпячивается нижняя губа Эдварда. Он что, не рад тому, что я уеду, и он сможет делать всё, что захочется? Тут всё так прибрано. Стало даже чище, чем было вчера. А без меня можно будет раскидывать носки и всякое такое. Должен же он быть хотя бы малость неряшливым. В основном все мужчины такие. - Я предпочитаю ночевать в своей кровати. И ещё я хотела бы, чтобы ты проверился. Ну и принёс мне справку. Я подумала...
- Справку о заболеваниях, передающихся половым путём? Ты думала об этом, когда мы трахались?
- Не тогда, Эдвард.
- Но ты думала, Изабелла. Не так и важно, когда именно. А теперь хочешь свалить на такси.
- Ты тоже думал не только обо мне, когда отвечал на звонок, - не хуже него повышаю голос я. Это ново для меня. Как бы то ни было, в действительности он никогда не доводил меня настолько, чтобы я начинала орать. - Если тебя так оскорбляет моя просьба, то...
- Меня оскорбляет не твоя просьба, Изабелла, а то, как и когда ты её выражаешь. Я проверяюсь время от времени, и мне нечего скрывать.
- Если у тебя ничего нет, то в чём проблема? Что тебе не нравится в том, как я выражаю свои мысли?
- О, да твои мысли просто прекрасны, - Каллен совершает шаг в мою сторону и сразу после него ещё один и смотрит не то на мой подбородок, не то в направлении груди. Я не уверена, потому что стоит расстоянию уменьшиться, как всё вокруг сливается между собой, темнота комнаты и силуэт, и глаза вообще меркнут где-то во мраке. Несмотря на всю ту же сократившуюся дистанцию. Соски вновь твердеют и заостряются, и я чувствую это в их соприкосновении с тканью при каждом моём возбуждённом вдохе. - Да я, блять, в восторге от них. Ты такая уверенная, что сама вся здорова, но давай я скажу тебе одну вещь. Ты можешь просто не знать, так что хватит строить из себя вот это всё и требовать что-то от меня, как будто только я вызываю вопросы.
- Но не у меня на заднем сидении тачки валяются вещи, точно принадлежащие противоположному полу.
- Это вещи моей сестры, Изабелла. Она переодевалась прямо на ходу, когда я её подвозил.
- Не ори на меня.
- Ты орёшь, значит, и я имею право. Оставь работу на работе. Здесь ты не моя начальница. Мы говорим о нас. Если не устраивает, так ты знаешь, где здесь выход.
Я слышу всё, что он говорит, различаю, с какой именно тональностью он цедит слово за словом, и эта тональность, поверьте, далека от спокойного расположения духа. Не спокоен он, нисколько. В ногах ниже колен обосновывается странно-приятный тремор, когда я наклоняюсь за клатчем к сидению дивана. Мне отлично слышен вздох Каллена. Может, он смотрит на мою задницу. Она у меня не как у модели, но довольно привлекательная. Я-то знаю, она хороша. Я выпрямляюсь и оборачиваюсь. Эдвард держит руки в карманах, отчего они немного оттопырены. Он всё ещё близко. И, по-моему, уже менее злой. Не то чтобы его ярость оказалась пугающей для меня. Я его не боюсь.
- Хорошо. Счастливо оставаться и звонить отцу.
- Ты сдашь анализы?
- Я не собираюсь тратить на это ни один из двух оставшихся мне выходных.
- Это должен сделать я, но не ты? Так я понимаю?
- Я не говорила, что ты должен. Можешь забыть, Эдвард, и всё. Найти себе кого-то, кому будет плевать на своё здоровье даже без презерватива. Мы переспали так несколько раз, и ответственности я с себя не снимаю, но...
- Но теперь вешаешь всё на меня. Только потому, что я влез тебе под кожу, и у тебя не хватило духу...
- Я не желаю это обсуждать.
- Да и я тоже. Нам нужно остыть. Отдельно друг от друга.
Остыть? Не верится, что он имеет в виду в том числе и меня. Это он всё начал, когда я просто попросила провериться. В глубине души я вряд ли считаю, что у него что-то есть, несмотря на всех девушек, которые у него предположительно были. Возможно, даже десятки. В совокупности за всю жизнь. Хотя он мог подцепить столько и в течение нескольких месяцев, что работает здесь. Для него это было бы просто. И я представляю его в компании отца или где-то ещё. Его жизнь не ограничивается станциями и платформами. Может быть, и у него есть ассистентка, которая помогает ему не только с деловыми вопросами. Но хоть я и не думаю, что он весь такой безответственный, гораздо хуже будет выглядеть, если забрать свои слова обратно. Я не собираюсь их забирать. А что я собираюсь? Сказать, что тогда всё? Не хочу я так говорить. У нас... Секс с ним, вероятно, лучший в данный момент моей жизни. Я не хочу от него отказываться. От секса. Но и от Каллена, получается, тоже.
- А потом?
- А потом моя справка в обмен на твою. Вот как всё будет.
- Пока, Эдвард.
Он моргает, а я просто прохожу мимо в направлении входной двери. В Лос-Анджелесе желательно иметь свою машину, но таковой у меня нет. Я только коплю, а пока пользуюсь услугами знакомого водителя. Никаких такси с мужчинами за рулём, которых я вижу впервые. Майкл не всегда может приехать, но сегодня мне везёт. Мы никогда не общаемся по пути. Обычно меня требуется доставить домой с вокзала или наоборот на вокзал, и тогда всё понятно. Сегодняшний же вечер является исключением из правил, однако Майкл всё так же просто отвозит меня и уезжает. Без вопросов, кто живёт в доме, из которого я вышла. Оказавшись у себя, первым делом я иду принять душ. В том числе и в надежде прочистить мысли, а не только вымыть тело. Я использую гель, от которого слегка пощипывает между ног. Это не больно, просто, может быть, прямо сейчас я чувствительна больше обычного. Скорее всего, Каллену, и правда, нужна моя справка. Вряд ли он сказал так чисто ради крепкого словца. И что мне теперь делать? То есть я знаю, что, сдавать кровь, и у меня даже нет оснований что-то у себя подозревать. До Каллена у меня, и правда, не было несколько месяцев, а когда было, это происходило не без презерватива. С первыми встречными я не настолько безрассудна, как с ним. Я забираюсь в кровать, надев пижаму и устанавливая телефон на зарядку. У меня нет намерений лезть в него ещё этим вечером. Я собираюсь продолжить читать детектив и беру книгу в руки. Магнитной закладки нет, хотя я была уверена, что оставляла её на нужной странице. Но, видимо, это не так. Я сама вспоминаю, где остановилась. Посреди главы. Примерно. Я дочитываю до конца листа, до запятой в предложении, когда на тумбочке вибрирует сотовый. Что там ещё? Я дотягиваюсь до него и отвечаю, не глядя. Надо бы покончить со всем этим поскорее. Наверняка это мама. Мы ещё не разговаривали после того, как я приехала.
- Да, мам. Как дела?
- Это не твоя мама. Но здорово слышать, что ты жива.
Каллен. Снова он. Его голос звучит насмехающимся. Мы же уже попрощались. До какого-то дня. Не знаю, до какого. Но я точно не предполагала услышать его снова сегодня. Лучше бы это была мама с её повторяющимся разговором про желание стать бабушкой внука или внучки, без разницы, и о том, что присутствие отца ребёнка даже необязательно. Что потом можно и без него. Что я достаточно независима, чтобы справиться за двоих. И что со мной всё равно сложно было бы разделять опеку. Всё это, вероятно, правда, но ребёнок... маленькое кричащее существо, требующее тебя всю, из-за которого ты ещё раньше потолстеешь и наверняка обзаведёшься растяжками... Я даже не знаю, хочу ли я.
- Жива.
- И не написала.
- А ты волновался?
- Представь себе. Отчего ты так удивлена? Ты мне нравишься, и я думаю о тебе. Надо бы нам обменяться геопозицией друг друга. Будем знать, кто где находится.
- Чего? - чушь какая-то. Сначала справка, позже предоставление информации о местонахождении, а потом меня попросят предоставить дубликат ключей для свободного доступа в мою квартиру? Ну да, конечно. - Ты что, пригубил коньяк или виски, когда я ушла?
- Нет.
- Я не позволю за мной шпионить, Каллен.
- Это было бы взаимно. Но раз нет, значит, нет.
- Конечно, нет, - медленно говорю я. Почему я говорю так? Потому что особо не знаю, о чём нам общаться? Но я образованная, я читаю книги, у меня не пустая голова. - Итак.
- Итак.
- Я без понятия, о чём разговаривают люди в отношениях без обязательств.
- Поэтому ты такая мнительная прямо сейчас? О том же, о чём и при обязательствах. Я не занят составлением списка запретных для тебя тем. Можем продолжить разговор про предков. Мы уже его начали, но матерей ещё не коснулись, - голос по ту сторону трубки звучит влекуще и вкрадчиво. Я перемещаю ноги под одеялом и чуть откидываю его с себя. Становится словно душно, хотя в квартире вообще-то комфортно. Система охлаждения работает исправно. - Моя мать пожарный инспектор. А твоя?
- Журналист. Когда-то она писала внештатно для одной газеты в Вашингтоне, и они пару раз направляли её от издания на пресс-конференцию в Белый дом, когда президентом был Трамп.
- Это неожиданно. Ты победила.
- Мы не соревновались, Эдвард. Лично я точно нет. Если ты о том, у кого мама круче, и на чьей работе интереснее.
- Ладно, - произносит Каллен. - Что ты делала до того, как я позвонил?
- Собиралась читать. Ты мне, так сказать, мешаешь.
- Откровенно. Если это правда, - слышу я без заминки звучащий голос. - Повторяя что-то слишком часто, можно в это поверить. Ты хочешь поверить в то, что говоришь мне, что для тебя важнее книга, чем наш совместный досуг?
- Нет. Но технически я не считаю наш разговор совместным досугом. Я бы не стала читать при тебе, наверное, но тебя здесь нет и, видимо, не будет некоторое время, и я хотела бы воспользоваться этим временем с пользой для себя.
- Со мной ты тоже извлекаешь пользу для себя. Поэтому в твоих же интересах озаботиться справкой, Изабелла. До тех пор меня действительно не будет там, где тебе нужно.
- Но и меня не будет на тебе или под тобой, ты помнишь?
- У нас всё прощё, - сразу и отвечает он. - Мы можем...
- Заниматься самоудовлетворением не равно тому, чтобы быть с женщиной.
- Ты тоже им занимаешься?
Я тихо сжимаю ноги. Не хочу, чтобы Каллен что-то услышал и подумал что-то не то. Ведь я не делаю ничего такого, я просто прикасаюсь рукой к ноге, а не засовываю ладонь под резинку пижамных шорт и далее обычных хлопковых трусов. Нечего тут слушать. Но Каллен так вдыхает, как будто прислушивается. За исключением его дыхания не слышно больше ничего.
- Да. Случается. Но я не так, чтобы это люблю. А у тебя? Как часто ты...
- Случается. Сейчас нет.
- Ещё бы ты делал это сейчас.
- Мог бы и делать. Слушая твой голос, проще что-то представлять.
- Ты... - я начинаю и прерываюсь. - Ты уже представлял меня? Ты думал обо мне при прикосновениях к себе?
- Было дело. Только пойми правильно. Впервые я не то чтобы этого желал. Это просто произошло. Я подумал о тебе, словно увидел тебя наяву в комнате, ну и всё. Наверное, я всё-таки желал тебя уже тогда.
- Когда?
- Пару месяцев назад. Или, может быть, три.
- Мы знакомы четыре.
- Мило, что ты считаешь, - в своём репертуаре выдаёт Каллен. Его тягучий голос сводит к нулю все мои мысли, что я вовсе не возбуждаюсь, просто разговаривая с ним и теперь слушая о том, как он дотрагивался до себя, как проводил рукой вверх-вниз по члену, видимо, прямо в кровати и как фантазировал обо мне. Фантазировать в течение нескольких месяцев... Если это правда, то я даже не знаю, что и чувствовать. - Помнишь конкретный день, когда увидела меня впервые?
- В твой первый рабочий день естественно.
- Второго апреля.
- Я не помню.
- Так и не должна. Это мой первый рабочий день, не твой. Твоя первая мысль обо мне?
- Лучше бы он был женщиной. Мы более чистоплотны и чаще не можем пройти мимо пыли.
- Да ну, не обобщай. Не все вы такие. И то, что я мужчина, сейчас лучше для тебя.
- Ты можешь думать о чём-то, кроме секса?
- Могу. Я думаю об иных вещах большую часть жизни. Если учитывать первые абсолютно лишённые мыслей о сексе годы. Лет пятнадцать или шестнадцать. Мне трудно точно вспомнить. Но конкретно сейчас твой голос звучит слишком соблазнительно для того, чтобы мне было так уж легко оборвать те мысли, что тебе не слишком и угодны.
- Я не говорила, что они мне неугодны, - мой голос становится грубее, и я чувствую не до конца понятное желание защищаться. - Значит, ты лишился девственности в пятнадцать?
- В девятнадцать. Я думал о всяком примерно с пятнадцати, но у меня не было девушки в школе. Им нравились другие. Я был толстоват в некоторых местах.
- Да неужели? Не верю.
- Но это так. У меня был живот подростка, который не против есть гамбургеры каждый день. А в университете я как-то увлёкся баскетболом и стал спортивнее, и тогда появилась подружка. А когда это произошло у тебя?
- В семнадцать. Я не ела гамбургеры каждый день. Хотя мой первый парень был бы не против. После меня он встречался с пухленькой, а дальше не знаю.
- Интригующе, - Эдвард явно шевелится в кровати или там, где он находится. Стул, кресло или диван. - Знаешь, я тоже люблю, когда есть, за что ухватить девушку. Но в разумных пределах. Если девушка больше, чем просто пухленькая, то я... Я сомневаюсь, что она смогла бы заинтересовать меня. Но к тебе это не относится. И в то же время ты достаточно округлая во всех нужных местах.
- Эдвард.
- Ты возбуждаешься от моих слов?
- Нет.
- Ты врёшь. Прежде, чем попытаешься доказать обратное, скажу тебе, что я знаю, какой у тебя голос, когда ты возбуждена, и сейчас он именно такой.
- И какой же он?
Мне хочется узнать, услышать, и чтобы он сказал. Ему есть, что сказать. Вне всяких сомнений. Он уже начал говорить. И каким-то шестым чувством я понимаю, что он хочет закончить. И в то же время ему нравится дразнить. Меня или всех женщин, что у него были. Но в данном случае именно меня.
- Просящий, Изабелла.
- Увидимся завтра? - спрашиваю я. Чего тянуть кота за хвост. Я уже типа жалею, что уехала. Нет, я бы всё равно уехала, но это чувство... От его ощущения сердце бьётся словно прямо в горле. - Утром или днём.
- Это можно. Буду утром. Но не слишком рано. У меня есть дело, которое необходимо сделать.
- Ладно.
- Ты не спросишь об этом?
- А ты хочешь, чтобы я спрашивала? Думаю, нам стоит разделять секс и личную жизнь друг друга. Не говорить про неё много.
- Можно и так, - мирно говорит Каллен, и мне кажется, он может кивать прямо сейчас. - Тем более, что мне особо нечего рассказывать. Спокойной ночи, Изабелла.
- Спокойной ночи, Эдвард.
Я кладу трубку и вновь вставляю зарядное устройство в разъём телефона. После разговора с Калленом очень хочется пить. Физическое напряжение начинает немного спадать, пока я направляюсь на кухню за соком. Люблю пить его холодным. Он всегда в холодильнике. Как открытые пачки, если таковые остаются недопитыми в ночь, так и закрытые, которые составляют запас. Предпочитаю я мультифруктовые. Но в основном в холодильнике фактически пусто. Я не любитель готовить, да и когда мне этим заниматься. Последнее, чего хочется вне работы, это стоять у плиты, создавая какие-то изыски или экспериментируя с новыми рецептами. Мы живём в двадцать первом веке. Прогресс хорош уже одним лишь тем, что к нашим услугам множество заведений, способных осуществить и доставку готовой продукции, будь то пицца или даже блюда из крутого ресторана. Если есть деньги, почему бы и нет. У меня они есть, и я не жалуюсь на достаток. Выпив стакан, я наливаю ещё половину, чтобы взять в спальню. Моя нынешняя книга по большей части нудная, отчего она даётся мне труднее, чем бывает с другими. Я не собираюсь бросать её, не дочитав, но этим вечером меня хватает только на две главы и ещё четыре страницы сверху. Я ожидаю заснуть сразу после отключения лампы и удобного размещения на подушке. У меня нет проблем со сном. То есть не было прежде. А сейчас я лежу под одеялом и моргаю, глядя в чёртов потолок, который едва различаю. Мне вроде хочется коснуться себя. Но я, правда, не искусна в этом. Да и у Каллена точно вышло бы лучше. Он как будто лучше знает моё тело. Лучше, чем даже я сама. По ощущениям мне требуется никак не меньше получаса, чтобы наконец заснуть. Утром я просыпаюсь с одеялом, сбившимся в кучу в моих ногах. Чёрт. Ну и жара. Майка так плотно облепила грудь, а спина вся мокрая. Я двигаюсь и чувствую влагу и внутри, между ног. Это что-то... Это что-то отличное от нормы. Я заснула возбуждённой, но остаться такой и наутро... Я вижу время на электронных часах на тумбочке слева. Что? 9:45? Лишний час сверху. Организм обычно будит меня не позже 8:40. Ох, Боже. Надо вставать. Пойти в душ. На случай, если Каллен вот-вот появится. Я не знаю, когда именно он приедет. А может, этого и не будет. От него ничего. Я кратко проверяю телефон, прежде чем отключить зарядное устройство. После душа, ещё будучи в полотенце, я решаю набрать родителей. Завтра мне снова на работу, и если не звонят они, то, как хорошая дочь, это могу сделать я. Мама отвечает на домашний, а с сотовым у неё снова проблемы. Сразу включается автоответчик. Значит, снова разряжен, а она и не в курсе. Одно и то же почти каждый раз. Как она ещё только остаётся журналистом, если допускает, чтобы сотовый лежал где-то выключенным из-за севшего аккумулятора?
- Белла. Почему ты звонишь на домашний?
- Угадай с трёх раз, мама. Думаю, тебе было проще задать вопросы Трампу, а твоей тогдашней газете получить аккредитацию, чем мне связаться с тобой с первой попытки и по-сотовому.
- А что с моим сотовым? Ох ты ж чёрт. Он снова сдох.
- Именно, - отвечаю я, двигаясь к кофеварке, чтобы заменить капсулу. Я не ем в первой половине дня, но без кофе не могу. - Мы же вроде договаривались, что ты создашь себе напоминание.
- Я создала. Оно в телефоне. Который...
- Ну всё ясно. Заряди его. Я завтра уезжаю.
- Разумеется, - говорит мама. - Я про твой отъезд. У меня это записано в памяти. В голове. И без напоминаний. Как дела?
- Нормально. Я была занята эти дни, - кофеварка начинает шуметь, и я отхожу от неё на несколько шагов. - Ничего такого, просто закрутилась.
- И это тоже не странно. Ты как твой отец.
- Где он?
- В суде или в конторе. Как всегда. Разве за ним уследишь. Люди не хотят жить спокойно. Штрафы, драки, ссоры.
- Зато отец всегда будет обеспечен работой.
- А что на твоей работе? - интересуется мама слегка отвлечённо. Либо включает телефон или ищет зарядку, либо её внимание привлекло что-то ещё. - Я знаю, ты вряд ли заводишь там отношения, но ты и в городе всё время предоставлена сама себе. Когда у тебя в последний раз был секс? Секс как минимум важен для твоего здоровья, и при поцелуях вырабатывается дофамин. На поверхности губ находятся сотни нервных окончаний.
- Дофамин вырабатывается, только когда любишь.
- Но чувствовать себя желанной всё равно повышает его уровень и снижает вероятность депрессии. В твоей жизни много стресса. Секс может быть неплохим решением, чтобы минимизировать его пагубное влияние.
- Ну хватит, мама. Я могу разобраться сама, и не все женщины занимаются сексом, чтобы расслабиться. Кто-то ходит и в зал колотить грушу.
- Только не ты, Белла. Ты повредишь костяшки пальцев, и всё будет видно. У тебя с детства трудный характер, но если его не выпячивать, то и для тебя отыщется свой человек.
- Ничего я не выпячиваю, - я почти кричу в трубку. - И, если что, мы живём в эпоху служб эскорта. За деньги всем будет плевать на мой характер. Не то чтобы я собираюсь платить, но...
- И слава Богу. У отца случился бы инфаркт от одной лишь высказанной тобою мысли.
- Ты преувеличиваешь. Отец не настолько слаб здоровьем, - кофеварка заканчивает наливать мне полную чашку, и становится тихо. Я подхожу к устройству забрать её, переместив телефон в левую руку. Пахнет вкусно, от чашки исходит пар, но кофе ещё горячий. Я ставлю его на обеденный стол. - И что такого, даже если бы я платила за секс?
- Это личное, Белла. Отношения и деньги нельзя смешивать. Ничем хорошим это не заканчивается. Даже с любовником можно быть счастливее, если вести себя нормально и делиться чем-то, рассказывать о том, как прошёл день, например.
- Вести себя нормально это как? Держать свой характер при себе?
- Хотя бы в какой-то степени, Белла. Послушай, у меня тут куча пропущенных звонков. Придётся разобраться с ними. Извини, пожалуйста.
- Это ожидаемо. Я не в обиде. Передай папе привет.
- Ты можешь набрать его и сама.
- Да, но не хотелось бы отвлекать его от забегов между судебными заседаниями и встреч с новыми клиентами. Просто передай привет. Я позвоню завтра. Пока, мама.
- Пока, Белла. Помни о моих словах.
Я отключаюсь и, поскольку кофе всё ещё горячий, иду надеть что-то вместо полотенца. Джинсовые шорты и длинную рубашку обычного белого цвета. Только я застёгиваю нижнюю пуговицу, как в квартире раздаётся звонок. Я иду открыть Каллену. Отчего-то я даже не сомневаюсь, что это он. И это так. Он стоит по сторону порога в джинсах и белой футболке с какой-то эмблемой. Музыкальная группа? Я слушаю разное, но не проводя часы за изучением логотипов. Если это вообще группа. А не просто что-то, что было куплено в первом попавшемся магазине. Эдвард выглядит Эдвардом, но не таким Эдвардом, как накануне. И даже не Эдвардом с работы. Он как мужчина, обитающий в соседней квартире.
- Привет.
- Привет. Как делишки, Изабелла?
- Заходи. Я не хочу говорить через порог.
- Круто.
Он проходит, задевая меня не рукой, но потоком воздуха просто от близости. Каллен снимает ботинки и направляется на кухню. Я иду за ним. Его шаги длиннее, чем мои, и, будучи отстающей, я невольно опускаю глаза к его заднице или ногам. Пока Эдвард не разворачивается лицом ко мне, я так и смотрю без необходимости отводить взгляд. Эдвард обходит стол, мгновение, и он протягивает руку к ручке моей чашки с кофе. Я не успеваю сказать и слова. Каллен пригубляет напиток после судорожного вдоха. Потом следует ещё один вдох, когда Эдвард малость отводит чашку ото рта, облизывая губы. Сначала верхнюю, потом нижнюю. Я борюсь с желанием засунуть руки в задние карманы шорт.
- Ну как, вкусно?
- Знаешь, очень даже. Спасибо.
- Я варила не тебе, Эдвард. Но наслаждайся. В остальном я не кухарка.
- Я усвоил это, ещё наблюдая, как в ресторане обсуждают, кто на этот раз понесёт еду Изабелле Свон, и затевают карточную игру, чтобы составить график. Маловероятно, что где-то тут у тебя запрятан фартук с пятнами от растительного масла. С моей стороны это не намёк, что ты какая-то не такая.
- Я могу это понять. А что же до разговоров, то я в курсе них. Мне не обидно.
Я направляюсь сделать ещё чашку кофе. В холодильнике у меня хранится лишь преимущественно заморозка, но в верхнем отделении я нахожу открытую пачку печенья с шоколадной прослойкой. Всего четыре штуки. Я даю Каллену, точнее, кладу на стол рядом с ним на случай, если он ещё не ел. Хотя, если так, вряд ли его достаточно насытит какое-то там печенье. Может, заказать пиццу? Или пончики из заведения на углу? Ну нет, наверняка он должен был поесть. До всех своих неизвестных дел или между ними.
- Ты всегда этого хотела? Или в детстве ты мечтала о другом?
- Ты о работе в поезде?
- О ней, - отвечает Каллен, я отворачиваюсь от кофеварки после замены капсулы, оглядываюсь на него и вижу не то, как он садится на стул, хотя ножки различимо шаркнули по полу, а то, как он ставит чашку. Сомневаюсь, что он допил. Но допивать после него нет желания. Не потому, что я брезгливая. Просто теперь это его кофе. Если так и останется, то потом просто вылью в раковину. - У меня не было каких-то особенных желаний по поводу будущего в детстве, но что насчёт тебя?
- Всегда. Мне нравилось ездить. В машине, а автобусе, в пригородных поездах. Везде. Но в машине и в автобусе можно быть только водителем, да и сильно далеко, как и в пригородном поезде, на них не уедешь, а мне хотелось ездить подальше. Видеть больше. Не только ближайшие к месту проживания места.
- На самолёте можно было бы увидеть и другие страны. У тебя классная фигура, длинные и ровные ноги, и аппетитная грудь. Не девяносто, но почти. Стать стюардессой было бы легче лёгкого.
- Как раз-таки этого я и никогда не хотела. У меня и с координацией в поезде-то не всё просто, а уж в воздухе… Это был бы сущий кошмар.
Всё время, что я говорю и отвечаю, Эдвард следует в мою сторону. Я напрягаюсь под его взглядом, потому что глубоко внутри становится нервно и от его медлительной походки. Отчего он так непонятно двигается? Я сглатываю, когда он подходит очень близко, просто смотря, не прикасаясь, и его грудь на таком маленьком расстоянии кажется очень мощной из-за сочетания с логотипом на футболке точно по центру грудной клетки. Губы словно пересыхают, чем дольше я не отрываю взгляда от Каллена, и он тоже не уступает мне. Срабатывает кофеварка, просто замолкая и выдав всё, что могла. Я не уверена, кто первым нарушает это затишье. Может быть, я, а может быть, и Каллен. Но это точно он с неоспоримой силой вжимает меня в стол, как раз засовывая обе руки мне в задние карманы и стискивая мою задницу прямо так. Это то, как он ведёт себя, прежде чем поцеловать, сразу захватить власть и контроль и нажать губами, чтобы я впустила его ещё. Я впускаю и проникаю руками под его майку. К теплу и волоскам в нижней части живота. Эдвард возбуждается, но только я касаюсь его ширинки, успевая лишь едва приложить руку, просто чтобы почувствовать, как он создаёт расстояние между нами. В чём дело?
- Нужно остановиться.
Он говорит это, несмотря на то, что двигает руками у меня в карманах. И не похоже, что на самом деле он хочет останавливаться. Он смотрит на меня, вдыхает и выдыхает, и выглядит так, как будто охотно бы продолжил. Я пользуюсь этим и прижимаю себя к нему.
- И сейчас ты тоже так думаешь?
- Мы договорились. Без справки ничего не будет.
- Прям-таки и ничего? Для чего тогда ты здесь?
Эдвард вытаскивает руки, медленно отходит и тянется за чем-то в передний карман джинсов. Достаёт Эдвард какой-то лист, сложенный несколько раз, и протягивает мне. Заявление об увольнении? Сама мысль смешна. Нанимала его не я. Но чем чёрт не шутит. Может, он и решил уволиться, как только признался мне, кто он на самом деле. Или решил в ночи. Я беру бумагу и разворачиваю. Никакое это не заявление. Каллен принёс мне свою справку. Там указано всё. От полного имени и пола до даты рождения с непосредственно результатом в таблице. Кроме того, содержатся данные и о том, кто проводил анализ, и когда выдана справка. Сегодня в 9:14. Кровь была взята шесть дней назад. Это тоже отражено на бумаге. Чёрным жирным шрифтом. Результат отрицательный. У Каллена ничего нет. Эдвард чист. И он сдавал кровь не ради меня и не потому, что я заговорила про справку. Дело не во мне. И мне это вроде нравится. Что он такой ответственный сам по себе. Не из-за какой-то женщины.
- Ты молчишь.
- Я знаю.
- Что означает твоё молчание?
- Что, похоже, ты всерьёз и обладаешь определённой способностью...
- Сдерживаться. Да, обладаю. Я не считаю себя животным, у которого есть только инстинкты.
- И чем ты в таком случае подразумевал, что мы займёмся вместо секса, когда твоим делом, очевидно, было съездить за этой справкой?
- Посмотрим фильм. Посмотрим сериал. Поедим. Снова посмотрим фильм. Может быть, ты спросишь у меня, какое бельё тебе взять с собой в поездку, и я помогу тебе определиться. Ещё только утро, и мы даже могли бы съездить в лабораторию, чтобы ты сдала кровь. Ты же ещё ничего не пила, не ела. Некоторым потом типа нужна поддержка.
- После чего?
- После сдачи крови, разумеется.
- По-моему, я должна кое о чём тебе напомнить, - на несколько секунд я отвожу взгляд от Эдварда. Я беру чашку с кофе и, немного подув, отпиваю совсем маленький глоток, который даже не чувствуется толком в горле, но теперь мне точно нечего делать в лаборатории. - У меня татуировки на спине. Где татуировки, там и кровь.
- Кровь на спине. Не думаю, что ты видела.
- Но знала, что она будет, и чувствовала. У меня нет боязни крови, Эдвард.
- А кто ухаживал за ним первое время? Они же на спине. Как ты...
- Как я дотягивалась? Да никак на самом деле. Перебиралась ненадолго к родителям. И мама наносила мне мазь.
- Заботливая мама. И как отнеслись к татуировкам родители? Поговаривают, что отцы особенно против такого.
- Я не спрашивала разрешения, - я моргаю и морщусь, представляя себя интересующейся у родни, как они относятся к татуировкам и не будут ли против, если я набью несколько тату в течение определённого времени. В возрасте моложе восемнадцати мне, конечно, пришлось бы и спрашивать, и идти в салон с кем-то из родителей, но я захотела, когда мне было сильно за двадцать. - Просто не скрывала, что хочу и решилась, и что потом надумала ещё. Это моё тело. Родители достаточно современны, чтобы принимать такую позицию, даже если она не нравится им на все сто при тех или иных обстоятельствах.
- Я тоже достаточно современен для того, чтобы верить в возможность побывать в комнате у женщины и без подписей на брачном свидетельстве.
Я ставлю кофе на стол и приближаюсь к Каллену. Он наклоняет голову к моей голове, я протягиваю руку обхватить его за майку и тяну ткань на себя.
- Пошли.
- Ну идём.
Ещё по пути Каллен успевает пощупать меня за задницу. Оказываясь в комнате, я сразу забираюсь на кровать. Я ожидаю, что Эдвард подойдёт ко мне, что мы сможем сделать хоть что-то и без проникновения, но он как будто больше заинтересован дизайном. Каллен ступает по деревянному полу по направлению к стене из серых деревянных панелей за изголовьем. На ней у меня висят две картины в обычных рамках чёрного цвета, хотя технически это не картины. Это не пейзаж и не натюрморт, и даже не абстракция. Это просто дешёвка из магазина.
- Крестик и нолик? Необычно. Полагаю, нет смысла спрашивать, почему ты их выбрала.
- Нет. И правда. Я просто их выбрала. Они вписывались, и это всё, что мне было нужно.
- И сколько такое стоит?
- Пятьдесят долларов за обе.
- А стул, стол и тумбочка?
- Это будет подороже, - отвечаю я. Эдвард переступает с ноги на ногу и опускается на пол передо мной, обхватывая мою лодыжку. Я перевожу дыхание после невольного прерывистого вдоха. - Но не настолько дорого, как картины с аукционов.
- Я бы не хотел об этом говорить.
- Наверное, я знаю.
Рука Эдварда двигается вверх. Медленно, изучающе, давая прочувствовать всё, каждый миг прикосновения. Температура тела как будто подскакивает верх, пульс разгоняется и стучит в том числе и в висках. Я с такой резкостью протягиваю руку к мужской футболке, что шокирую сама себя, и пульс как последовательность оглушающих ударов. Рука устремляется выше, пока пальцы не достигают кожи там, где у меня на бедре только начинаются шорты.
- Ты тёплая. У тебя тёплая кожа. Мне кажется, я могу обжечь о тебя язык.
Каллен приподнимается на коленях. Да ну всё к чёрту. Я целую его, и он опрокидывает меня на спину, забираясь на кровать, когда я достаточно отодвигаюсь от края. По-хозяйски, иначе это и не назвать, рука Каллена сжимается на моей ягодице, и он прижимает меня к паху интенсивным движением. Я изгибаюсь, раздвигая ноги, и пользуюсь мгновением, как только Эдвард прикусывает мою губу.
- Что у тебя за майка? Что на ней? - натужно вдыхая и горячо выдыхая рядом с моим ртом, Каллен и не собирается давать мне ответ. Он вновь прикасается губами, проводит языком, прежде чем проникнуть им дальше и зацепить мои зубы внизу. Я шевелюсь и немного нажимаю на его грудь рукой. - Это группа?
- Группа. Nine Inch Nails, - группа. Как я и думала. Хорошо, что у этих букв есть смысл. Я забрасываю ногу ему на бедро. Эдвард обхватывает её, надавливает кончиками пальцев и стонет в мой рот. Мне нравится этот стон. Он отдаётся прямо внутри меня, скользит вниз по горлу, и это так прекрасно. Теснота кое-что усложняет, но, изловчившись, я достигаю рукой ширинки. Ремня нет. Только замок и пуговица. Я хороша в том, чтобы расстёгивать ширинки. Но только я тяну за молнию, как Каллен перехватывает мою руку точно там же. - Белла. Ты же не забыла, что нам нельзя?
- Я... Я тебе не Белла. Не называй меня так.
- И почему не называть? Я рассказываю о майке, расскажи и ты мне о татуировках и не запрещай что-то просто так.
- Я запрещаю не просто так.
- Вот как. И почему же тогда? - настойчиво спрашивает Каллен, но ещё более настойчиво его касание, которым он вопреки изначальным словам надавливает своей рукой на мою руку поверх собственной твёрдости. - Я не идиот. Если думаешь, что я назову тебя не мисс Свон или не Изабеллой, пока мы на работе, и кто-то услышит твоё имя только для друзей и близких. Это же оно, верно? Имя только для друзей и близких?
- Оно самое.
- Так мы достаточно близки, Изабелла. Разве не похоже?
- Но только физически. Не эмоционально.
- Давай чем-нибудь займёмся, чтобы это исправить, - Каллен скатывается с меня на кровать. Он прислоняет ногу к моей обнажённой ступне, тогда как на нём носки. Серые, не совсем новые, с видимыми катышками, которые хочется обработать. Я не имею в виду, что займусь этим сама, достав из ящика машинку для их удаления. Скорее чтобы он сам занялся этим на досуге. Они как будто меня раздражают. Не неприятны, а просто раздражают. - Помню твои слова о совместном просмотре фильма, но на случай, если ты передумала, я предпочитаю не широко разрекламированные ленты.
- А что плохого в широко разрекламированных лентах, что они тебе не угодили?
- Вероятно, в некоторых из них и нет ничего плохого. Просто я думаю, что именно в малоизвестных фильмах, которые не претендуют на заоблачные сборы и всякие награды, режиссёру предоставляется больше возможности выразить себя, нежели когда приходится нести ответственность за каждый доллар перед крупными шишками из производственной компании.
- Странно слышать это от человека вроде тебя.
- Если ты намекаешь на то, что я требую от кого-то отчёта, куда делись деньги, и за что он получает свою зарплату, если по обязанностям у него завал, то я не мой отец, Белла, - говорит Каллен, тарабаня пальцами по животу, немного смотря на меня. - Это он занимается финансовыми документами. Его компания, его документы.
Он всё-таки назвал меня Беллой, именно так, как я сказала меня не называть. Чувствую ли я, что это проблема? Да вроде нет. Мне не прямо-таки всё равно, но нельзя сказать, что я против. Я сажусь и слезаю с кровати, а Эдвард так и валяется на моей кровати. Слишком расслабленный для того, кто здесь впервые. Он выглядит так, будто был у меня уже не раз. Побочный эффект зашкаливающей уверенности в себе?
- Пошли.
- Куда?
- Смотреть Netflix. Есть у меня один фильм, который я всё собираюсь посмотреть, но пока ещё не добралась. И он не разрекламированный везде и всюду.
- А название у этого фильма есть?
Каллен спрашивает, дразнящим образом растягивая слова. Ещё он чуть поднимается на локтях, отчего у Эдварда выпячивается живот, но не становится от этого толстым, отнюдь. Там только мышцы, не жир. Нечему превращаться во что-то сильно толстое. Именно в области живота нечему. Вот ниже есть. Но не сейчас. Видимо, пока я не решу всё со справкой. Браво мне.
- «Прорваться в НБА».
- Это про баскетбол, Изабелла.
- Ты знаешь, хорошо.
- Я слышал. Тебе интересно про спорт?
- Мои спортивные успехи ограничиваются перемещением по поезду, и иногда я хожу в зал ради беговой дорожки, но смотреть фильмы про спорт бывает увлекательно. Мне не нужно самой быть баскетболисткой.
- Точно. Ну идём.
Мы располагаемся перед моим телевизором. Каллен оказывается не особо разговорчивым в том, что касается обсуждения фильма по горячим следам. Меня обычно тянет комментировать увиденное, и со стороны это зачастую как мешающая другим болтовня, но при Каллене я словно онемела и даже сижу не так, как сидела бы при более близких людях. При близких я закидываю ноги на диван или скрещиваю их также на сидении, и при этом все помещаются, и всем комфортно. Я у себя дома, я могла бы сделать так и сейчас, сесть, как мне нравится, и уверена, что Каллену было бы по-прежнему удобно. Хоть его комфорт мне и не принципиален, диван длинный и вместительный, и Эдвард сидит с другого краю, даже не рядом со мной, чтобы я могла его стеснить. Но я всё равно словно изображаю приличную женщину, сидя тут тихо и почти не двигаясь, когда спустя почти час замечаю, что мой сосед по дивану намеревается встать. Каллен характерно упирается правой рукой в подлокотник, прежде чем символически оттолкнуться и занять вертикальное положение, с вопросом в глазах поворачиваясь ко мне. Что, решил уйти? Стало скучно? Может, ему, и правда, наскучило пялиться в экран и знать, что секса в виде вознаграждения за все муки всё равно не видать.
- Уходишь?
- Только в туалет и обратно. Где он у тебя?
- О. В конце коридора. Предпоследняя дверь.
- Поставишь фильм на паузу?
- Очевидно, что мне придётся, ведь с твоим... с твоими потребностями так не сделать.
Каллен уходит из гостиной. Надеюсь, он ничего там не сломает и не кинет потом полотенце просто на пол. Я не сказала, какое полотенце для рук брать. Если он возьмёт моё, то я не притронусь к нему до тех пор, пока не постираю. В подростковом возрасте у меня была чувствительная кожа. Прыщи появлялись чаще, чем у моих ровесниц, и с тех пор я всё это и ненавижу. И в гостях стараюсь пользоваться полотенцами, которыми до меня никто не вытирался. Каллена нет довольно долго. Я успеваю подогреть чайник, налить себе чай и ещё залезть в холодильник, чтобы увидеть всю ту же пустоту внутри, а Каллен по-прежнему в туалете. Что можно делать столь продолжительное время? Хотя он ушёл с телефоном. То есть можно делать много чего. Читать новости, переписываться, зависнуть в социальных сетях. Я иду к ванной, чтобы узнать, всё ли с ним в порядке. Просто чтобы знать, не становится ли он трупом в моей квартире. Через дверь не слышно ничего, что напоминало бы звук воды, смываемой в унитазе или льющейся из крана, но слышно голос Эдварда, потому что он эхом отскакивает от стен.
- Нет, я не дома, но ночевать буду у себя. И ты можешь приехать, если хочешь. Точнее, я бы этого даже хотел. Есть дело, - говорит кому-то Каллен. - Да, наверное, можешь остаться и на ночь. Приготовишь мне утром что-нибудь. Я люблю твою ватрушку. Нет, не больше тебя, но примерно одинаково. Пока, кексик.
И кто такая эта кексик? Вторая девушка? Или она первая, а второй являюсь я? Я бы не хотела, чтобы меня называли так. А ей, может, нравится. Какой-то девушке, которая, видимо, неплохо готовит, если Каллен ел её ватрушку и хочет ещё. Если речь действительно о блюде, а не про то, что он маскирует названием выпечки. Я бы сожгла всё к чертям. Даже отыскав рецепт в интернете, у меня бы наверняка ничего не вышло. С пропорциями ингредиентов или с расчётом времени, в течение которого надо готовить. Я стою с чаем, совершая глоток, когда дверь отпирают изнутри. Эдвард выходит оттуда и застёгивает ширинку на ходу. Под ней мелькает что-то синее. Наверное, сегодня у него синие трусы. До того я видела серые и белые. Белые в поезде, а серые после выставки. Чувствую себя безумной, что запомнила. Как какая-то фетишистка.
- Что тут делаешь?
- Прикидывала шансы на то, что сантехника могла восстать против тебя.
- Подслушивала?
- Нет, просто слушала.
- Ревнуешь?
- К кому? Я даже не знаю, о ком мы говорим. И в любом случае ревность это не про меня, - я отворачиваюсь. - Кого ты встретил раньше? Меня или её?
- Её. У неё грудь побольше, но вообще я не должен обращать внимание на грудь девушки, которую я нянчил крохой двадцать семь лет назад. Она была крохой тогда, но сейчас она взрослая, и я не намерен убирать за ней тот бардак, что она оставляет на заднем сидении моей машины.
- Ты... ты о сестре? Ты называешь свою сестру кексиком?
- Я не говорю, что ей нравится, но в младенчестве, когда она родилась, а мне было два, волосы у неё торчали так, что это напоминало завитки крема на кексах, - Эдвард подходит и правой рукой упирается в стену на уровне моего плеча. - Я сказал всё сестре, не какой-то второй подружке, понимаешь? Когда я с кем-то, то я только с этим человеком. В данном случае с тобой.
- Ладно. Если ты закончил со всеми процедурами, то пойдём досматривать фильм.
- Я закончил. И даже помыл руки по всем заветам взрослых, что это обязательно нужно делать.
- Говоришь не как взрослый.
- Говорю, как хочу, Изабелла.
Пока мы возвращаемся в гостиную, Каллен дотягивается до шлёвки на моих шортах. Я чуть не спотыкаюсь, когда он так внезапно обхватывает её, потянув меня на себя и на секунду прижавшись спиной. Но только на секунду. Потом он позволяет мне идти. Сердце бьётся часто, и я неторопливо вдыхаю для восстановления его нормального ритма. Это требует времени. Я опускаюсь на диван с бокалом в руке, поглаживая ободок и поворачиваясь посмотреть, как в этот раз Каллен размещается чуть ближе ко мне.
- Я почти профан в готовке. Но в холодильнике есть несколько яиц. Что делать с ними, я уж точно знаю. Ты хочешь?
- Я и не сомневался.
- В чём?
- И в том, что ты почти профан, и в том, что при этом яйца могут тебе покориться, - Эдвард опускает руку себе на бедро поблизости от внутренней стороны. Я вдыхаю и выдыхаю. Мы как будто на одной волне. Это хорошо, когда двое вместе-вместе, но мы вместе не так. Так почему мне нравится, что он подкалывает меня и подкалывает правильно? - Хорошо, что ты решила поесть. Это правильно. А есть что-то ещё, кроме яиц?
- Есть соус и остатки курицы. Если найдёшь что ещё, то всё твоё.
Мгновение, и Каллен поднимается вновь. Он точно держит путь на кухню. Я не настолько нервна, чтобы идти за ним прямо сразу. Я спокойно допиваю чай и только потом тоже встаю. То, в каком виде Эдвард предстаёт передо мной, кажется, чревато катастрофой. Сочетание его, фартука и венчика... Такое увидишь не каждый день.
Источник: https://twilightrussia.ru/forum/37-38754 |