Белла
“Боль — это боль, как ее ты не назови.
Это страх. Там, где страх, места нет любви”
Агата Кристи
Шли дни. Они летели, чертовы дни. Они были пропитаны болью и ненавистью. Они были страшны. Страх сковал мое тело. Чарли работал днем, и вечером я всегда боялась ляпнуть какую-нибудь хрень, чтобы потом не расплачиваться. Но я все-таки сболтнула. Я намекнула Чарли одним вечером, что я чувствую себя в аду, когда дома. Я смогла выдержать полные презрения глаза. Но не смогла оставаться спокойной, когда он меня гневно пинал. Мне было больно не только внешне, но и душевно. В моем сердце по отношению к Чарли не оставалось любви. Я не могла терпеть больше, нужно было бежать. Но куда бежать? Я чувствовала, что все это тупиковый путь. Бежать бесполезно, отсюда не выбраться. У нас не было денег, Чарли не хотел, чтобы я работала, и если он говорил, что не хотел – это означало одно: я крепко схлопотаю.
Но помимо всего этого дерьма, были хоть какие-то хорошие моменты, что являлось удивительным и необычным. Эдвард. Мы вместе с ним ходили на тренинги всю эту неделю, и я была рада, что нашелся человек, который призирает это дерьмо также как и я. Мы шептались с ним довольно часто на занятиях, за что неоднократно получали выговоры. Место рядом со мной прочно закрепилось за Эдвардом, и вдвоем нам легче было противостоять нападениям мисс Джонс, она только отчаянно вздыхала, но я знала, что однажды она все-таки позвонит отцу, и тогда мне будет БОЛЬНО. Но я все-таки ничего не знала об Эдварде, как и он обо мне. Конечно, Каллен иногда подходил ко мне на парковке, иногда мы с ним курили вместе во время ланча, но мы не продвинулись дальше в наших отношениях со времен первой встречи. Мы все также оставались “партнерами по курению”. Мне почему-то казалось, что мы могли бы стать друзьями, у него тоже были жесткие хреновы проблемы.
Ночью я проснулась и даже сама не поняла почему. В доме стояла глушащая тишина. Это было страшно до предела. Я стала прислушиваться к стене, разделяющую мою комнату с комнатой Анжелы. Была мрачная, жуткая, глушащая тишина. Она всегда сопела, когда спала или похрапывала. Немедленно мои глаза налились кровью. Страх пропитал каждую клеточку мозга, и я как ошпаренная понеслась в соседнюю комнату. Все вокруг кричало: “Ты дура, Белла, нельзя оставлять Анж одну после вчерашних приключений с гребаным отцом!”. Дверь в ее комнату было открыта настежь, я заглянула внутрь. Там был отец. Он стоял, прислонив подушку к лицу Анж. ЧЕРТ, КАКОГО ХРЕНА ОН ЭТО ДЕЛАЛ? Я боялась, от ужаса я прикусила до крови губу. Я ни за что не могла в это поверить. Мое сердце стучало у висков. Единственное что я слышала – неистовый пульс в горле и стук сердца в висках. Я взяла хрустальную вазу матери и со всей дури стукнула по голове Чарли. Он упал тут же. Из его головы полилась кровь. Я наклонилась и пощупала его пульс. Живой, но в отключке. Я не намерена оставаться в этом гребаном доме, даже и часа. Анжела, слава богу, тоже была жива. Холодный пот оказался у меня на лбу. Мои руки дрожали. Я взяла сумку и стала быстро собирать вещи. Анжелы и мои. Сестра плакала, а я с остервенением кидала все в дорожную сумку. Из своих накопленных денег обнаружилось двести долларов. Я нервно вздохнула. Моя память понятия не имела, где хранит Чарли деньги, он всегда скрывал от нас это. Времени не было, чтобы искать заначку. Из холодильника я брала еду на некоторое время. Сыр, молоко, хлопья, хлеб – все я кидала в свою сумку. Взяла две тарелки и кинула в сумку. Делала я все настолько быстро, что потратила минут десять, прежде чем Чарли очнулся. Я была у выхода и держала Анж за руку, когда почувствовала острую боль, до слез пробирающую меня, боль была в руке, сильная. Я боялась оглянуться на рану, потому что знала – ничего хорошего там я не найду. Чарли пырнул мою руку ножом для хлеба. Я испугалась так сильно, что в глазах потемнело от ненависти к нему. Он был всяким: злым, очень злым, гневным, невменяемым, но таким он не был никогда. Никогда в своей жизни. Это все было похоже на чертов фильм ужасов, который я впервые посмотрела в четвертом классе, но тогда это был один страх, легкий испуг по сравнению с тем, что я чувствовала сейчас. Животный ужас, ненависть, боль. Я боялась не за себя, а за Анжелу, я боялась, что он просто возьмет и зарежет ее. Животное, сатана, дьявол мелькнул у Чарли в глазах, он ухмылялся довольной улыбкой. Он гребаный больной! Он знал, я не буду кричать, я просто промолчу. Я не могла звонить в полицию, мне никто не поверит, все считали Чарли самым любящим в мире отцом, меня, скорее всего, закатают в психушку, потому что он распускал про меня слух, что я не совсем здорова. Мою руку жгло, и я почувствовала мерзкий запах крови. Но за все то время, пока мысли бешеным галопом, прошло не больше пяти секунд. Тогда я подняла Анжелу на руки и побежала к машине, игнорируя боль в руке и тяжесть рюкзака. Машина завелась громко и резко, разрушая тишину гребаной улицы. Чарли кричал нам в след маты, он ругался на всю улицу, заставляя меня сжиматься внутри от страха.
Самое страшное, это то, что я не знала, что делать дальше. Было всего четыре, и Анж не хотела спать. Она была так напугана, что просто не закрывала глаза. Я молилась, чтобы она заснула, потому что я не могла перевязывать руку при ней. Я никогда не пользовалась пластырями, бинтом и прочими, потому что чаще всего не замечала царапин, вот и сейчас мне хотелось убедить Анжелу, что это были всего лишь царапины, а не ножевое ранение.
- Хочешь есть? – спросила я, пытаясь показаться спокойной и легкомысленной.
Она слабо кивнула, а я достала хлеб, сыр и масло, пытаясь сварганить бутерброд, при этом, улыбаясь во все лицо, хотя мне и не хотелось. Я протянула ей еду. Мы стояли на обочине, рядом с какой-то гостиницей и я понятия не имела, что делать еще три часа, поэтому я включила радио, и мы слушали радостные возгласы ведущей. Я уже говорила, как чертовски это смахивает на гребаный фильм в жанре хоррор? Мне было плевать на Чарли и его гребаные чувства, мне было плевать, на то, что он ощущал и почему сделал это. МНЕ. ПЛЕВАТЬ. Но мне было не все равно, что с нами будет. Я судорожно размышляла, кто может мне помочь и где можно заночевать следующую ночь, прежде чем я найду работу. Эллис не пойдет… ее предки считают меня чокнутой больной, они съедят меня заживо… Эммет тоже отпадает. Он живет в общежитии с каким-то извращенцем, не думаю, что нам там будет безопасно. Знакомых в Форксе у меня было немного, и все они знали Чарли. Они все, черт, ЛЮБИЛИ Чарли.
Моя голова слегка кружилась, а щеки горели. Я предполагала, что это все из-за нервов и молилась о том, чтобы не заболеть. Нет, с чего бы мне заболеть? Ах, Белла, ты идиотка … ну конечно, я ничего не ем, курю как паровоз, хожу в одной толстовке, когда на улице холодно. Конечно же, я ни в коем случае не должна была заболеть. Казалось, сарказм сквозит через меня. Это был гребаный день. Я немного задремала, пытаясь игнорировать боль в руке, но ничего не выходило. Проснулась я, когда было уже светло, а радио ведущая во всю глотку радовалась, что время уже семь сорок пять. Анжела не спала. Я могла бы понять ее, но не хотела. Я хотела, чтобы она заснула уже, чтобы перевязать рану, в противном случае мне придется сделать это на парковке в школе.
Я подвезла Анжелу и, улыбнувшись, пожелала ей всего хорошего, таким образом, пытаясь показать, что все тип-топ. А сама глубоко вздохнула от боли, но нет, нельзя выпускать слабость наружу иначе мне крышка. Пока я ехала к школе, терпела изо всех сил, стараясь не расплакаться.
На парковку я въехала в бессознательном состоянии. Я стянула с себя толстовку и расплылась по сидению, когда в дверь на пассажирское место рядом со мной открылась, и в нее заглянул Эдвард.
- Привет, - он улыбнулся и сел рядом.
В последние три или четыре дня он так стал делать. Как ни странно, меня это ничуть не раздражало, вот и сейчас я чувствовала благодарность, что он здесь.
- Привет, - сказала я вымучено и отвернулась, - подай мне, пожалуйста, аптечку, она в бардачке.
Я почувствовала его взгляд на своей спине, но он подчинился. Я повернулась.
- Белла, - он был ошарашен, - что у тебя с рукой?
- Представляешь, - хихикнула я наиграно, - я сегодня резала хлеб и уронила нож, а потом сама же и упала на него.
Он взял мое лицо и его глаза ожесточились.
- Не ври мне, Белла, - сказал он жестко, - что случилось, - потом он снова с ужасом на меня посмотрел, - Белла! Ты вся горишь!
Он прикоснулся к моему лбу губами, от чего у меня возникло странное, неизведанное чувство внутри, хотя он всего лишь измерял мою температуру.
- Тебе срочно надо домой, - сказал он, - я могу отвезти тебя.
- У меня больше нет дома, он в аду, - я несла всякий бред, у меня, вероятно, была горячка.
- Белз, - сказал он, и я вздрогнула, так называла меня только мать, - Белла, - повторил он снова, - ты больна и у тебя все руки в синяках, ты имеешь ножевое ранение, я отвезу тебя к себе.
- Нет! – запротестовала я, - нет, Эдвард, мы не так близко знакомы с тобой, чтобы ты держал меня у себя в таком состоянии. Тем более, как отнесутся твои родители? – мой голос не был твердым, как я хотела, он был сухим и хриплым.
- Родители уехали, - сказал он, - они уехали в Нью-Йорк по делам на пару недель. Где бы ты переболела тогда, раз твой дом в аду?
- В машине.
- Чертова Белла Свон, не перечь мне. Где твои вещи?
Я указала на заднее сидение, потому что у меня врятли были силы, чтобы сказать что-нибудь. Я закрыла глаза и завела машину, когда услышала:
- О НЕТ, НЕТ И ЕЩЕ РАЗ НЕТ, - сказал Эдвард, - мы поедем на вольво.
Я хотела сопротивляться, но у меня действительно не было сил. Эдвард отнес мои вещи в машину. Я только открыла глаза, как с моей стороны дверь распахнулась, и он, подняв меня на руки, отнес к серебристой машине.
- Я не могу жить у тебя, я не одна, у меня сестра.
Он посмотрел на меня взглядом а-ля “Какая хренова разница?”
- Я боюсь быть тебе обузой.
- Ты не обуза, тем более, мне нужно о ком-то заботиться.
И что он подразумевал под этим? Но я не спрашивала, сил моих не было. Я закрыла глаза, но не заснула.
- Спасибо, ты спас мне жизнь, - еле слышно проговорила я и впала в бессознательное состояние, переставая контролировать себя и свои мысли.
Проснулась я от того, что Эдвард слегка потряс меня.
- Вставай, Белз.
И тут меня словно накрыло волной вдохновения. Как всегда не в самый нужный момент и не в самое нужное время. Я судорожно запоминала строчки, которые пришли мне в голову, прежде чем открыть глаза.
- Мы приехали, - сказал он, - Я занес твои вещи, ты сможешь дойти сама?
- Да, я вздремнула немного и мне определенно лучше.
Он кивнул, и я на негнущихся ногах пошла в его дом. Он был восхитительным. Нет, дом вовсе не был шикарным, он был скромным, но я, определенно, чувствовала вкус в каждой вещи. Эдвард усадил меня на небольшой коричневый замшевый диван и ушел. Я откинулась на спинку и закрыла глаза. Строчки вертелись в моем мозгу и складывались в причудливые слова. Эдвард вернулся и положил передо мной одежду.
- Переодевайся, я взял ее у тебя в сумке. Я в кухню.
Он вышел. А я посмотрела на ту одежду, что он мне принес.
- Мать твою! Эдвард Каллен, клянусь, ты озабоченный придурок.
Передо мной лежала черная майка и короткие шорты, в которых я спала. Быстро переодевшись, я сунула в себя носки, и все еще истекая кровью, направилась на кухню. Эдвард сказал, чтобы я села на стул. Он склонился над моей рукой и стал старательно очищать мою рану. Я, завороженная, смотрела, как его длинные пальцы бегают по руке, как разогревают мою, казалось бы, уже давно остывшую кровь. Мое дыхание участилось, и я почувствовала, как все мое тело жжется в огне. Я испугалась этих чувств, но продолжала ощущать это, наблюдая за хитрыми телодвижениями. Его руки ловко обматывали бинтом мое предплечье. Я стала задыхаться.
- Все хорошо? – он поднял свое лицо на меня, - ты стала еще краснее.
Он опять прикоснулся своими губами к моему лбу. О… Fuck.
- У тебя чертова температура! Опять, - воскликнул он громче.
- Не ори ты так. Я просто простудилась.
- Ок. Я сделаю тебе горячий шоколад, он поможет.
- У тебя есть ручка?
- Да, - сказал он, пританцовывая под какую-то свою музыку, - на столике, где стоит телефон, а твоя сумка на втором этаже в самой последней комнате.
Я кивнула. Ручку я нашла быстро, а вот комнату мне пришлось поискать. Сначала я обнаружила, что на втором этаже два коридора, потом я пригляделась и поняла, что у второго нет окна. Черт, я чувствовала себя во дворце. Комната Эдварда (насколько я успела понять, потому что на двери была табличка “Эдвард”) была милой и уютной. На кровати был зеленый клетчатый плед, а на столе тускло горела лампочка. Вещи стояли на своих местах. Кое-где стены были заляпаны краской, а в некоторых местах были небольшие наброски прямо на стенах. Я ухмыльнулась. Быстро схватив блокнот-черновик опять поплелась вниз.
Эдвард уже сидел и что-то пил. Вид его был безмятежный и отсутствующий. Он пялился в окно. Я села напротив, и огромными глотками пила шоколад. Если вы пробовали хоть раз шоколад, то вы знаете, как это противно пить его огромными глотками.
Я судорожно писала:
Закипая в венах,
Утоляя жажду,
Прикасаюсь нежно,
Я к губам отважно,
Убираю слезы,
Ускоряя время,
Страстно прикасаюсь
К телу я безмерно
Повторяю снова
Быстро,
Резко,
Больно.
Посылая импульс,
Умирая тихо,
Забирая нежность,
Повторяю снова,
Ускоряя темпы,
Грязно прикасаясь,
Новые моменты,
Снова наслаждаюсь. Я выдохнула. Эмоции лились через край. Казалось, я, и правда все это прочувствовала. В кого я превратилась? Пишу грязные стихи про Эдварда, а он сидит прямо передо мной. Я почувствовала смущение впервые за несколько лет, я опять покраснела.
- Рука не болит? – спросил он.
- Нет, только голова кружится немного.
- Неудивительно, - хмыкнул он, - ты болеешь, не пойдешь сегодня никуда.
- А кто тогда заберет Анж? Мою сестру.
- Я заберу, как она выглядит?
Я глубоко вздохнула и достала фотографию из блокнота, подавая ему.
- А если она не поверит, что я от тебя?
- Скажи, что я знаю, это она разбила папину любимую кружку.
- Что? – он усмехнулся, - она переживала из-за этого?
Я смерила его злым взглядом.
- Не спрашивай, может, я сама когда-нибудь расскажу.
Он кивнул.
- Иди, спи Белз, тебе спать нужно.
Я кивнула. Он провел меня в свою комнату.
- Если я буду здесь, то где ты?
- Я на диване, - он указал на ветхий диван.
Я знала: лучше не спорить, да и сил никаких не осталось, я была истощена морально и физически.
Я провалилась в сон. Мне хотелось быть где-то, где я не знала бы, что такое предательство, где бы было все, так как я захочу: и стены из мармелада, и воздух сахарный, и шоколадно-молочные реки, и ветер, который разметал бы мои волосы. Память опять услужливо подсказывает: “А было бы все это…”. Я зарываюсь в ворох непослушных волос. Кто-то гладит меня по щеке, и я опять исчезаю. Солнечные ручьи, небесная поляна, свежее небо, все перепуталось, все было красочным и красивым. Я улыбаюсь, приближаясь к “пушистому” дереву. Оно расплывется, и я опять просыпаюсь, только в одиночестве. Опять запутываюсь в ворох своих волос. Слышу детский голос, радостный, счастливый, немного покалывает в области сердца, то ли от отчаянной боль, то ли от безумной радости. Девочка с рыжими волосами бежит и улыбается радостно.
Просыпаюсь и слышу стук сердца. Кто-то пристально смотрит на меня. Вокруг темно и пахнет сигаретами. Засыпаю, переворачиваясь на другой бок. Чувствую прикосновения, сладость губ, горечь поцелуев и желание, захлестнувшее меня, задыхаюсь, задыхаюсь в своих мечтах.
Я опять проснулась, но уже не могла заснуть. Вокруг было темно, и я чувствовала, что сильно вспотела, глаза налились кровью. Кто-то держал меня за руку. Эдвард. Он сидел на полу в неудобном положении на коленях. Давно ли он так сидел? Ведь, это очень больно. Я легко подергала его за руку.
- Эдвард, вставай.
Его волосы напоминали ворох соломы.
- Эдвард, - повторила я, - вставай.
Он слегка повернул голову.
- Эдвард… - к своему изумлению, я поняла, что могу только шептать, голос пропал.
- Да, - сказал он и простонал.
- Почему ты сидишь здесь, тебе же неудобно! Иди и поспи нормально, – шептала я.
- Анжеле снились плохие сны, она не могла спать в зале, я перенес ее сюда. Ты постоянно задыхалась во сне. Мне стало страшно, что тебе совсем станет плохо, и я сел рядом.
- Ложись, - сказала я и указала на место рядом с собой, - иначе с твоими коленками будет херня утром.
- Нет, я лучше здесь полежу.
- Эдвард, - зашипела я, - ложись, иначе я тебе устрою истерикотерапию.
Он лег рядом. Эдвард постоянно не знал, куда деть руки и ворочался, мешая спать. Я разнервничалась в край, потому что мне становилось хуже, а он мешал. Иногда он прекращал двигаться, но потом его тело затекало, и он без конца переворачивался. Тогда я обняла его, чтобы было удобнее, и мы пропали в снах…
От автора: Счастлива представить вам новую главу
Как вам стишок?
Надеюсь, не разочаровала
Не забываем комментировать