В Сиэтле снова шел дождь. Обычно я не очень любил сырость, но сейчас дождь странным образом перекликался с бурей в моей душе, так что я не горевал из-за погоды.
Я стоял перед окном в своем офисе на двадцать первом этаже новостройки в Даунтауне и безразлично смотрел, как тонкие струи дождя стекают по стеклу.
На город опускались сумерки.
Погасшие окна в офисах вокруг. Свет фонарей на мокром асфальте. Бурное и хаотичное движение пешеходов и машин на дорогах. Люди шли куда-то, спешили домой, к женам и дочерям, к любовницам и подругам, а я никуда не шел, потому что меня никто не ждал. И от этого мне вдруг стало так тоскливо, что я даже поморщился от такой совершенно несвойственной мне сентиментальности.
С моих губ сорвалось тихое ругательство, и я, прикрыв глаза, прижался лбом к холодному стеклу.
Это она сделала со мной. Моя бывшая жена.
Превратила меня в невротика. Второй раз прошлась по моей жизни, как асфальтовый каток, делая вид, что ничего не случилось.
Неужели еще вчера я был рядом с ней в солнечном Лос-Анджелесе? Смотрел на нее, чувствовал ее тепло и запах? Методично строил планы и был уверен, что судьба сыграла мне на руку и у меня есть все козыри? Разве это было только вчера? Почему-то мне казалось, что своим возвращением в Сиэтл я перечеркнул все, что было до этого, и удалил от себя недавние события на расстояние тысячи световых лет.
Я открыл глаза и вгляделся в свое неясное отражение в окне. Жалкое зрелище.
Устало вздохнув, я вынужден был признаться самому себе, что ни одна женщина не могла сравниться с Беллой по степени воздействия на меня. Ни одна, ни до, ни после нашего знакомства. Она появилась в моей жизни много лет назад внезапно и непрошено, когда я наслаждался всеми преимуществами, которые дают старшекласснику смазливая внешность и деньги отца, и перевернула все с ног на голову.
В тот момент, когда я впервые увидел ее, я понял, что пропал. В 11 классе у меня, как у любого семнадцатилетнего подростка играли гормоны, и я, конечно, постоянно испытывал сексуальное влечение к девушкам, но такого всеобъемлющего, примитивного, животного желания, которое взыграло во мне при взгляде на наивную невинную Беллу – никогда.
Конечно, она была хороша. Красива, естественна, чиста. Она не была секс-бомбой, на каких я западал в то время, но было в ней что-то другое – таинственное, притягательное и манящее, что зацепило меня на крючок куда прочнее, чем большая грудь и томный взгляд. И в постели, несмотря на то, что она была совершено неопытна, а я почему-то жутко нервничал и постоянно лажал, все у нас получилось полнее по эмоциям, богаче по ощущениям, глубже по чувствам. Наверное, тогда я впервые понял разницу между сексом и занятием любовью.
Я понимаю, да и всегда понимал, что наша семейная жизнь началась не так, как мы этого хотели бы. Но я никогда не жалел, что у нас появилась Ренесми. Я сам был зеленым юнцом и ни я, ни Белла вообще не знали, что делать с ребенком, но понимание, что мы ответственны за маленького человека сблизило нас, позволило перешагнуть сразу через несколько ступеней в отношениях и связало невидимой ниточкой, которая не разорвалась до сих пор, не смотря на проведенные в разлуке пять лет.
Пять лет… У меня в голове не укладывалось, что прошло столько времени. Когда она ушла от меня, это стало для меня шоком. Первые несколько дней я был уверен, что она вернется, как делала это неоднократно. И я ждал. Потом негодовал, потом впал в бешенство, на смену которому пришла ярость. Дни шли за днями, недели превратились в месяц, а потом я получил документы на развод. Наверное, я никогда в жизни не чувствовал такой обиды, слабости, никчемности и несостоятельности как мужчина, муж и отец, как тогда. Я смотрел на бумажки, в которых черным по белому было написано о намерении Беллы развестись со мной оставив у себя Ренесми и думал, что я мог бы отобрать у нее дочь. Что я мог бы задушить ее своими руками, довести до безумия, вызвать на откровенный разговор. Убедить, что развод – это не выход, наконец. Но я не сделал ничего из этого. Будто что-то сломалось во мне. Что-то ушло. Поэтому я достал из заначки сигарету и зажигалку. Сполз на пол у самой двери и как следует затянулся, впервые за много лет ощущая на языке пряный вкус табака.
Свозь пьяный туман я помню, как в те первые недели беспросветной тоски напивался до потери сознания. Как отец вытаскивал меня из прокуренных баров. Как мама заклеивала разбитые в кровь руки. Как Розали выслушивала мой сбивчивый пьяный бред и обнимала, а Эммет взвалил на себя огромную кучу работы, только чтобы довести до ума японский проект, который грозил нам всем разорением… Никогда я не был так близок к точке невозврата, как в те дни. Вряд ли я когда-нибудь смогу отблагодарить свою семью за то, что в тот момент они не дали мне окончательно опуститься. Что заставили жить, дышать, смотреть вокруг. Что впервые после долгой разлуки привезли ко мне дочь. Я провел с ней всего два дня, но когда Ренесми уехала обратно в свою новую жизнь, которую выстраивала ей в Лос-Анджелесе Белла, я понял, что не могу позволить себе и дальше быть похожим на хлам, если не ради себя, то ради своей дочери, ради своей семьи.
Я без всяких претензий и слов подписал документы на развод и вычеркнул Беллу из своей жизни. Но вместо того, чтобы забыть ее в объятиях какой-нибудь жгучей брюнетки или холеной блондинки, я неосознанно сравнивал их с ней. И сравнение всегда было не в их пользу. Это бесило меня. Заставляло менять женщин ночь за ночью. Но найти настоящего освобождения я так и не смог.
Сколько женщин было у меня? Наверное, сотня. Но, просыпаясь среди ночи, инстинктивно протягивая руку в надежде почувствовать тепло рядом, я натыкался на пустоту и холод. Постель рядом всегда оставалась пустой, потому что я никогда не оставался спать в чужой, а в свою после Беллы не допускал никого.
Со временем женщин стало меньше, я все реже опускался не то, что до флирта, но даже до банального разглядывания привлекательных незнакомок. Моя жизнь превратилась в нескончаемый поток деловых встреч, контрактов, проектов. И, надо сказать, я очень преуспел в этом, увеличив состояние Калленов в пять раз.
И вот теперь, пять лет спустя, Белла снова вошла в мою жизнь.
Не пробыв в моем доме и пары дней, она наложила на все вокруг свой отпечаток. Я знал, что с моей стороны было глупостью, ошибкой привозить ее в Сиэтл, в свой дом, потому что теперь и в этом новом месте все было пропитано ее запахом, ее незримым присутствием... Если честно, с того момента как она ушла от меня, я почти не жил в нашей старой квартире. Сначала перебивался в комнате над офисом, потом злоупотреблял гостеприимством Эммета и Розали, пока не снял номер в гостинице и жил там года четыре. Когда я увидел этот новый дом, я почувствовал, что это то, что мне надо. Купил его. А квартиру продал. Без сожалений и эмоций. И сразу стало легче дышать, потому что в старой квартире все вокруг напоминало мне о Белле. И вот теперь она отравила собой и мой новый дом. Мой диван, моя кровать, моя чашка с кофе – все пахло ею.
- Эдвард! – раздраженный голос Эммета ворвался в мои невеселые размышления. Я обернулся и увидел в дверях кабинета брата. – Ты вообще здесь?
Я заморгал. Во взгляде Эммета отчетливо читалось раздражение. Я отошел от окна, упал в кресло и потер шею, чувствуя напряжение, боль и усталость каждой мышцей. В последние несколько недель я так мало спал и так усиленно держал свои гормоны в узде, что сейчас чувствовал себя физически разбитым и больным.
- Прости, - я вздохнул. – Что я должен сделать?
Эммет возмущенно уставился на меня, будто я сказал что-то в высшей степени глупое.
- Для начала не бросать меня одного на деловых встречах. Не таращится в молчащий телефон, словно он вот-вот позвонит. И хоть раз в день отвечать на письма! – на одном дыхании выпалил он. – Ты хоть представляешь, что тут творится в последнее время?
- Я как раз собирался проверить почту, - сказал я примирительно, хотя знал, что переполненный электронный ящик – это последнее, что меня заботило в этот момент. – Садись, - я указал на кресло напротив.
- Уйма вопросов требует твоего участия, - пробормотал Эммет, плюхаясь в кресло. Его гнев ушел так же быстро, как и появился, а на смену ему пришла усталость. – Я, конечно, готов выручать тебя время от времени, но делать всю работу за нас двоих на протяжении двух недель я просто не в состоянии. Наш бизнес достиг других масштабов, и мы завязаны на таком большом количестве проектов, что один я не вывезу ни физически, ни морально. И Роуз разорвет меня, если я еще хоть раз притащусь домой после полуночи.
Я внимательно посмотрел на брата, отмечая красноту вокруг глаз, серый тон лица и вялость реакций. Этот образ был так не похож на дерзкого, бесшабашного, кипящего энергией Эммета, что я почувствовал укол совести, снова встал, запустил пятерню в волосы и выдохнул:
- Я знаю, прости Эммет. Эти две недели я ни о чем не мог думать.
Что случилось со мной? Раньше я жил работой. А теперь мне хотелось послать все к черту и уехать на необитаемый остров. Желательно, с Беллой, которую я, если она будет сопротивляться, привязал бы к кровати и никогда, никогда не выпускал из нее, забывшись в ней, растворившись в ее теплоте, утонув в ее запахе.
- Что, так крепко держит тебя? – задал Эммет вопрос со свойственной ему прямотой. Его глаза пытливо уставились на меня, а все тело подалось вперед в ожидании моего ответа.
Я даже не стал притворяться, что не понял, о чем говорит брат.
- Иногда мне хочется придушить ее, потому что она ведет себя не так, как я хочу. Это очень эгоистично, да?
- Учитывая, что вы в разводе и не общались пять лет, странно с твоей стороны хотеть от нее чего-то, - философски заметил Эммет, но в его глазах зажегся огонек понимания. – Разве только…
- Разве только «что»?
- Все еще любишь ее, да?
Люблю? Я хотел рассмеяться, но вместо этого моя усмешка напоминала звериный оскал. Я свирепо посмотрел на брата, но не произнес ни слова. Вместо этого я демонстративно вернулся к столу, щелкнул мышкой и уставился на экран, открыв первое попавшееся письмо из трех сотен непрочитанных.
Я думал Эммет за меня, но он ни черта не понимает!
Несколько секунд брат рассматривал меня со странным выражением на лице, потом покачал головой, усмехнулся и, прежде чем уйти, сказал:
- Ты в таком дерьме, братишка. Так уж и быть, вечерний брифинг по вашингтонскому проекту проведу без тебя. Утирай свои мужские сопли и дай знать, если я тебе понадоблюсь.
- Интересно, для чего?
- Ну, поплакать у меня на груди. Или напиться вместе до потери сознания, - весело отозвался он. И уже почти закрыв дверь, бросил: - Если честно, я предпочту второе – ненавижу рыдающих от разбитого сердца мужиков.
В сторону Эммета полетел тяжелый органайзер, но через долю секунды с глухим стуком упал на пол, не выстояв в сражении с уже закрытой дверью.
Никогда не думал, что Эммет может быть таким засранцем. Впрочем, конечно, думал. Но не ожидал такого предательства в мой адрес. И без его намеков было тошно.
Стараясь настроится на рабочий лад, за пару часов я ответил, наверное, на сотню писем. Но Белла не шла из моей головы. Мысли о ней преследовали меня неотступно, так что я не мог сосредоточится ни на чем другом. Все валилось из рук. И ответы на письма свелись к банальным отпискам.
«Что было бы, если бы она все же забеременела?»
Мысленно я много раз задавал себе этот вопрос, боясь признаться в ответе даже самому себе. Я хотел этого. Я хотел этого отчаянно и страстно, потому что с помощью этого ребенка я мог без потерь для себя и своей гордости вернуть Беллу в свою жизнь и сделать все, чтобы не позволить ей уйти из нее снова. Вернуть, не признавая ошибок прошлого. Вернуть, ничего не меняя. Вернуть туда, где было ее место. Я хотел этого ребенка, потому что он бы позволил мне не признаваться самому себе в своих чувствах и в том, что самую большую ошибку в своей жизни я допустил тогда, когда Белла ушла от меня, а я не пошел за ней. Из-за раненой гордости. Из-за обиды. Из-за уверенности, что она любит меня так сильно, что обязательно вернется.
Боже, Белла была права, называя меня эгоистом. Но на самом деле, я был хуже, гораздо хуже.
Я был не только эгоистом. Я был трусом. Всю свою жизнь я презирал мужиков, которые не могут адекватно оценить ситуацию и пасуют перед трудностями. И вот я – один из них. Из-за боязни быть отвергнутым, из-за глупой гордости я потерял свою жену. Один раз. И второй, кажется, уже тоже.
Так какого черта я сижу сейчас здесь в Сиэтле, отвечая на письма, до которых мне нет дела, и собираясь на завтрашний прием, который принесет мне очередной миллион долларов, уже мне не нужный? Какого черта я в Сиэтле, когда моя женщина в Лос-Анджелесе, взращивает свою неприязнь ко мне, возводит вокруг своего сердца все новые бастионы, через которые мне будет все сложнее пробиться?
Я должен был, должен был исправить все.
Я позвонил Эммету и без всякой прелюдии сказал, что ему придется самому отдуваться на завтрашнем приеме в администрации, но пообещал через несколько дней взяться за ум и включиться в работу. Не беспокоя секретаршу, которая давно ушла домой, я сам купил билет и зарегистрировался на ближайший рейс. Порадовался, что не оставил дома паспорт.
Часть меня понимала, что я веду себя как безумный, но мне было все равно. Я слишком долго вел себя так, как велела гордость. Настало время слушать свое сердце.
У меня оставалось несколько свободных часов, и я поехал к Татьяне. Не то, что она могла как-то повлиять на мои действия, но я чувствовал, что мне нужно было разобраться во всем до конца. Если Белла действительно ушла от меня уверенная, что у меня роман с Татьяной, а та поддерживала эту иллюзию, я должен был знать.
- Ты действительно говорила Белле, что мы любовники? – спросил я ее прямо, сидя в уютной гостиной в ее просторной квартире в фешенебельном районе Сиэтла. – Правда, что в ночь, когда она потеряла ребенка, она звонила в офис уже из больницы и просила передать мне, что ждет меня?
Сначала Татьяна сделала удивленный вид. Потом в глазах появился вызов. А потом, совершенно неожиданно для меня, она заплакала. На мой взгляд вполне искренне, но в моей душе не возникло ни тени жалости.
- Ты должен был быть моим, - зло всхлипнула она. – Так было предначертано. Я любила тебя. Наши родители хотели, чтобы мы были вместе. Мы с тобой хотели этого, пока не появилась она.
- Я никогда не хотел этого, - сиплым от шока голосом произнес я. – Мы с тобой спали. Но я никогда, слышишь, никогда не собирался женится на тебе.
- Ты бы женился. Обязательно. Если бы эта сука не забеременела, ты бы рано или поздно устал от нее, - бросила она, яростно вытирая слезы. – А нас с детства связывало слишком многое.
Я посмотрел на нее, будто видя в первый раз. Как, черт возьми, я так долго был слеп, принимая за чистую монету все, что говорила и делала эта женщина?
- Ты хоть понимаешь, что было со мной, когда Белла ушла и увезла с собой Ренесми? – спросил я, даже не пытаясь скрыть своего отвращения. – Или ты настолько жестока, что тебе было наплевать на меня? Ты говоришь, что всегда любила меня. Но любящие люди не ведут себя так, Татьяна. Ты понятия не имеешь что такое любовь.
Когда я вышел из ее квартиры, внутри меня была пустота. Я даже не злился. Я просто не понимал, как я мог просмотреть то, что творилось у меня под носом. При этом, я отдавал себе отчет в том, что было бы глупо с моей стороны винить во всем только Татьяну. В расставании с женой в первую очередь виновным был я сам. И только на себя я мог возложить ответственность за бесцельно потерянные годы.
В самолет я сел уже под утро, в почти болезненном нетерпении, и все время обдумывал, что скажу Белле. Проигрывал в голове разговор, подбирал слова, которые должны будут быть произнесены. Представлял ее реакцию. Но как только самолет взлетел, напряжение последних дней и усталость взяли свое и я заснул.
В Лос-Анджелесе я взял такси. Было раннее утро, дороги были свободными, солнце только-только начинало припекать, и я надеялся застать жену дома до того, как она уедет на работу.
Дверь мне открыла Ренесми, уже одетая в школьную форму. И хотя я не предупреждал о своем приезде, дочь ничуть не удивилась, увидев меня на пороге. Она без слов обняла меня и не отпускала чуть дольше, чем обычно, будто понимая, зачем я пришел.
- Мне пора в школу, - шепнула она, снимая с вешалки тонкую ветровку и закидывая за спину рюкзак. – Мама в спальне. Удачи.
К прикрытой двери комнаты Беллы я шел крадучись, чувствуя, как потеют ладони и сердце неистово стучит в груди, будто отбойный молоток. Хотел постучать, но не сделал этого. Вместо этого медленно распахнул дверь и заглянул внутрь.
Белла сидела на краешке кровати спиной ко мне, с зеркалом в одной руке и умело подводила глаза. На ней был уютный белый халат, волосы были все еще влажными после душа, а голые ноги были вытянуты так, что я смог оценить и их длину, и гладкость кожи, и даже изысканную форму маленьких босых ступней.
За какие-то секунды я вобрал в себя весь ее образ, чувствуя, как сладко заныло сердце. И вдруг отчетливо понял, что мое место здесь, рядом с ней. И нигде больше. И если это не любовь, то я даже не знаю, что это было.
- Кто приходил? – спросила Белла оборачиваясь и вдруг застыла, осеклась на полуслове, когда вместо дочери увидела меня.
Она сразу будто бы подобралась, подтянула к себе ноги, выпрямила спину и вздернула подбородок. На ее лицо опустилась маска отчуждения, губы скривились в холодной усмешке, а глаза недобро сверкнули, хотя за долю секунды до всех этих метаморфоз, до того, как она осознала происходящее, ее глаза вспыхнули отчаянной радостью и теплом, и одно только это придало мне силы двигаться дальше.
- Кажется, ты говорил, что тебя не будет два дня, - бросила она, вставая, складывая руки на груди и этим жестом будто отгораживаясь от меня.
- Кажется, ты советовала мне вообще не приезжать.
Я прошел дальше в комнату, с интересом оглядываясь вокруг, отмечая какие-то детали, вроде фотографии пятимесячной Ренесми в рамке на столе и сексуальной шелковой комбинации на подушке.
- Давай поговорим, - предложил я, останавливаясь перед Беллой. Разглядывая ее, изучая, радуясь тому, что она рядом, на расстоянии вытянутой руки, но в то же время негодуя, что я не могу приблизиться к ней еще ближе. Что по своей глупости я лишился законного права обнимать ее, целовать ее и требовать от нее чего-то.
- Не о чем нам говорить, - устало ответила она. – Мне через двадцать минут выходить на работу. Не понимаю, зачем ты приехал. Да еще в такое время.
- Не мог ждать дольше, - честно признался я. И мне показалось, что мой ответ удивил ее.
Какое-то время она молчала, видимо прикидывая, как побыстрее выставить меня из дома. А я любовался ее вызывающей позой, чудесными глазами, в которых сверкал огонь, маленьким вздернутым подбородком и сочными сладкими губами, вкус которых сводил меня с ума.
- Что тебе нужно? – требовательно спросила она, наконец, понимая, что силой ей меня не одолеть, и остается только дать мне выговорится побыстрее.
- Ты, - быстро ответил я. – Я говорил тебе, что мы должны разобраться в наших отношениях. И для себя я понял, что наше расставание пять лет назад было ошибкой. Что ты нужна мне… А я нужен тебе.
Белла вытаращила на меня глаза, ее губы скривились в саркастической усмешке:
- Ну и ну, а ты не теряешь времени зря. Уже и за меня все решил, - она смерила меня презрительным взглядом. – Только ты просчитался, Эдвард. Ты мне не нужен. У меня своя прекрасная жизнь, в которой для тебя нет места. Я давно пережила и тебя и наш развод. Советую тебе сделать то же самое.
Помимо воли мои губы дрогнули и уголки приподнялись в улыбке.
- Отрицание не делает вещи менее реальными, Белла.
- И что это должно означать?
- Ты сколько угодно можешь отрицать чувства, которые сохранились между нами, но это не сделает их менее реальными, понимаешь? – понизив голос до шепота, сказал я.
- Ты сколько угодно можешь пытаться воскресить чувства, которые были между нами, но это не отменит реальность, в которой мы чужие люди, понимаешь? – саркастически парировала она.
- Воскресить? – переспросил я. – О, Боже, Белла. Мне незачем их воскрешать, потому что они здесь, между нами, разве ты не чувствуешь?
Сделав шаг по направлению к ней, я остановился всего в нескольких сантиметрах. И хотя наши тела нигде не соприкасались, я чувствовал ее тепло и нежность, и легкую дрожь, которая сотрясала ее тело. Я протянул руку и ласково дотронулся до жилки, которая билась у нее на шее.
- Видишь? – шепнул я.
- Что ты хочешь от меня Эдвард? – срывающимся голосом произнесла Белла. – Наказать меня сейчас, пять лет спустя, за то, что я имела наглость и смелость бросить тебя? За то, что я приняла единственно верное решение, которое помогло мне выжить?
- Неужели ты действительно считаешь, что я здесь, чтобы взять реванш? Какого ж ты мнения обо мне, если думаешь, что я руководствуюсь только попранной гордостью?
- Я не знаю, чем ты руководствуешься, - устало сказала она, будто эта перепалка отняла у нее последние силы. – Я давно перестала понимать твои мотивы и поступки.
Несмотря на демонстративную холодность, в ее глазах тлело пламя желания. Я знал, что стоит мне приблизиться, потянуться, поцеловать, как она с горячностью ответит мне. Но я не мог поступить так с ней. С собой. Я хотел, чтобы она пришла ко мне сама, по своей воле, сделав осознанный шаг. И все же, потребность обнять ее была такой сильной, что у меня начали чесаться ладошки. Поэтому я спрятал руки в карманы, обошел ее и встал перед окном, невидящим взглядом уставившись на картинку за стеклом.
Эммет как-то говорил мне, что страсть может сжечь тебя без остатка. Во время бурной молодости они с Розали устраивали такие концерты, что сбегались все соседи, и расходились сотню раз, так что я ему верил. Она без стеснения быть услышанными другими людьми высказывали друг другу в лицо все претензии. Между ними никогда не было недомолвок. Они бурно выясняли отношения и не менее бурно мирились. Мы с Белой были другими – никогда не выставляли эмоции напоказ, всегда скрывали чувства, мирились в постели, а не на словах, сексуальным удовлетворением заглушая тоску по настоящей духовной близости, которой у нас не было никогда. И я не мог, не мог позволить себе поступить так и сейчас.
- Я был у Татьяны, - тихо сказал я.
- Меня не касается, - бросила Белла после секундного колебания.
- Конечно, касается, - я обернулся и встретился с ней взглядом. – Я говорил тебе уже и скажу снова: я не спал с ней с тех пор, как мы с тобой познакомились. Не спал. Точка. Но теперь я знаю наверняка, что она говорила тебе обратное. Я должен извиниться перед тобой.
- И это должно меня утешить? Ты опоздал на пять лет.
- Белла, это не должно тебя утешить. Я пришел не утешать тебя, - в раздражении ответил я, проклиная ее несговорчивость и желание противостоять каждому моему слову. – Я пришел доказать тебе, что несмотря ни на что, у нас с тобой есть будущее. Я пришел, чтобы мы проговорили с тобой все наши претензии к друг другу и могли начать заново. С чистого листа.
- И с чего ты взял, что мне это интересно? – с издёвкой в голосе спросила она. – Последний раз, когда я была у врача, он не выявил у меня тяги к садомазохизму.
Отвернувшись от меня, она демонстративно прошла к гардеробу. Сняла с плечиков тонкий пиджак, достала с полки джинсы и топ, всеми своими действиями говоря: «Извини, мне нет до тебя дела».
- Зато у тебя явная тяга к побегам. Вместо того, чтобы сесть и попытаться поговорить, ты снова убегаешь.
- Я ведь уже сделала это однажды и это было лучшее решение в моей жизни. Так почему бы не повторить? – спросила она, направляясь в ванную комнату и в сердцах хлопая дверью.
Из нее она вышла через минуту уже полностью одетая, яростно расчесывая щеткой все еще влажные волосы.
Эта женщина была непостижима! После того, как она буквально таяла в моих объятиях три вечера назад, сегодня она обрывала любые мои попытки наладить наши отношения.
- Я ждал, что ты вернешься, - сказал я, после секундного колебания, надеясь, что, перейдя к нашим проблемам, я смогу добиться признаний и от нее тоже. - До того, как ты прислала документы на развод, я верил, что ты одумаешься и вернешься.
- Я одумаюсь? – словно не веря повторила она. Рука ее замерла в воздухе с щеткой, и из горла вырвался истерический смешок. – Я просто поражаюсь тебе, Эдвард. Ты действительно думал, что я бы приползла к тебе после всего, что было? После всего, что ты сделал?
- А что ты хотела от меня?
- Для начала, чтобы ты через месяц после моего ухода не начал шляться по бабам! – яростно выкрикнула она. – Я не успела даже свыкнуться с потерей ребенка и мужа, как ты уже красовался на журнальных фотографиях с тощей блондинкой! И после этого ты серьезно думал, что я вернусь? Да если у меня и оставались какие-то иллюзии насчет тебя и нашего брака, то своим поведением ты напрочь лишил меня их. Как только я ушла, ты просто заменил меня на одну из своих красоток. Ничего не скажешь, прекрасный способ продемонстрировать жене, что она для тебя что-то значит.
- Но ты сама ушла от меня! Поэтому, ты не имеешь права обвинять меня в измене. Особенно, если учесть, что я впервые лег с кем-то в постель уже после того, как мы развелись.
- Долго же тебе пришлось терпеть, - ядовито произнесла она, в сердцах бросая расческу на столик. – Надеюсь, она удовлетворила все твои потребности.
- Я бы предпочел, чтобы их удовлетворяла ты, но тебя рядом не было. Ты ушла от меня, лишив не только жены, но и дочери. Что я, по-твоему, должен был делать?
Белла побледнела. Ее грудь тяжело вздымалась, будто ей не хватало воздуха, а дыхание было резким и прерывистым.
- Какое-то время я верила, хотела, чтобы ты приехал в Лос-Анджелес и забрал нас домой, - наконец произнесла она. – Но я быстро пришла в себя и поняла, что мой поступок просто облегчил тебе жизнь и ты скорее отправишь нас еще дальше, скажем на Аляску, чем приедешь и заберёшь домой.
Я подошел к ней, чувствуя растущий ком в горле. Одну руку я положил ей на плечо, второй поднял подбородок так, чтобы наши глаза встретились. И медленно, но твердо произнес.
- Больше всего на свете я жалею, что не приехал за тобой и Ренесми в Лос-Анджелес. Если бы я мог повернуть время вспять, в самолете, который увез тебя из Сиэтла было бы на одного пассажира меньше. И мы бы никогда не развелись.
Она вздрогнула. В ее глазах впервые за сегодняшний день мелькнула тень печали и нежности. И это уже было маленькой победой, но все же, когда она заговорила, ее голос звучал все также бескомпромиссно.
- Не понимаю, зачем мы вообще обсуждаем это сейчас.
- Потому что, может быть, если мы наконец выскажем друг другу все обиды, претензии и недомолвки, мы сможем двинуться дальше.
- Я этого не хочу.
- Конечно, хочешь.
Я медленно наклонился к ней, будто раздумывая, хотя на самом деле все внутри меня горело от нетерпения и, чтобы выждать эту секунду, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю.
- И зачем только я ждал так долго? – с улыбкой спросил я, чувствуя тепло ее дыхания на своих губах.
Она вырвалась, будто очнулась ото сна, и с размаху врезала мне пощечину, так что у меня на мгновение потемнело в глазах. Но не усела она поднять руку еще раз, как я остановил ее, перехватив запястье в сантиметрах от своего лица.
- Хочется подраться, Белла?
- Да!
- Ну, давай, - я разжал пальцы и скрестил руки на груди, вызывающе глядя на нее, предлагая выпустить пар.
Наши глаза встретились.
- Я тебя ненавижу, - выдавила она. – Как ты смеешь приходить ко мне сейчас, спустя пять лет и говорить мне, как ты хочешь все исправить? Пять. Долбанных. Лет. Я убью тебя!
И следующее, что я почувствовал, это ощутимый удар ее кулачком под дых. Еще мгновение и Белла налетела на меня, осыпая болезненными ударами, без разбора молотя по любой части тела, до которой она дотягивалась.