Глава 10. Хьюго. 13 ноября

У моей сестры есть отвратительный талант заставлять людей верить в то, что не является правдой.
Нет, я не хочу звать ее лгуньей, но я не самый умный в своей семье и своим словарным запасом не напоминаю тезаурус на ножках. Так что я просто скажу это. Она лгунья. Сейчас Роуз не так ужасна, как была когда-то. Когда мы были маленькими, она колебалась на границе патологической лжи – выдумывала какие-то вещи просто для того, чтобы ей было что сказать. Я думаю, она лгала так много, что потеряла способность видеть, что правда, а что ложь. Сейчас мы старше, и теперь Роуз не так часто лжет о всяких глупостях, но все еще умудряется соврать то там, то сям. Конечно, я знаю ее всю жизнь, поэтому легко замечаю ложь и могу ее распознать. Другие с этим не справляются.
Другие, как мои родители.
Это странно, потому что они знают ее еще дольше, чем я, но я не уверен на самом деле, насколько они ей действительно верят, а насколько сами решают не слышать ложь. Они привыкли обращаться с ней, как с хрустальной, большей частью потому, что у нее случались приступы в прошлом, и она прямо слетала с катушек. С ней не случалось такого давно, и она сейчас не такая психованная, как раньше. Может, она выросла, может, тысячи галеонов, выброшенные на ее терапию, сработали, а может, она просто влюбилась… Не знаю, но Роуз явно не такая двинутая, какой когда-то была. И это хорошо, потому что это значит, что вы уже можете верить некоторым вещам, которые срываются с ее языка.
Но вне зависимости от этого, я хреновый врун. Я не смогу соврать, даже чтобы спасти свою жизнь. Каждый раз, когда я пытался солгать, я попадался и попадал в неприятности. И что еще хуже, иногда Роуз врала так хорошо, что я попадал в неприятности за то, что говорил правду. Это совсем не честно, но тот, кто сказал, что жизнь вообще нечестная, определенно говорил правду.
Так что я не знаю, что делать.
Я не знаю, как мне соврать, чтобы выбраться из этого. Я не знаю, что я вообще могу сделать, чтобы выбраться из этого. Как я мог быть таким идиотом? Я не готов иметь ребенка. Я не хочу ребенка. Я даже не хочу Марию, не то, что быть связанным с ней на всю жизнь. Так что я не знаю, что мне делать.
В первую очередь я не должен был позволять этому случиться. Я не знаю, о чем я даже думал, но, полагаю, алкоголь всегда заставляет плохие идеи казаться хорошими. Мне даже не нравится Мария, и я определенно не из тех парней, кто пользуется девчонками. Я думаю, что это неправильно, и все такое дерьмо напоминает мне о Джеймсе. И Джеймс, каким бы он ни был богатым и знаменитым, определенно не тот, с кого я беру пример. Так что я не знаю, почему я это сделал.
Мария хорошая. Она всегда была хорошей. Она немного тихая, и большинство ее даже не замечает, но она хорошая и довольно симпатичная, просто не очень популярная. Мария из тех девочек, которых легко затмить. В ней нет ничего потрясающего, поэтому она теряется среди многочисленных Лили, что носятся по школе. Не то чтобы тут было так много Лили, конечно, потому что Лили стала такой красивой, что это почти уродливо… Но Лили держит рынок популярности, и она аккуратно выбирает подруг, которые сидят рядом с ней, в ее королевской свите. Мария Мартинес никогда не была в этой свите. Но мне на это плевать. На самом деле, это самое привлекательное, что есть в Марии. Я не фанат подружек Лили, потому что большинство из них такие же мерзкие и заносчивые, как она сама – и я не нахожу это привлекательным.
Но меня никогда не привлекала Мария, поэтому я не понимаю, как именно я оказался в этом положении. Я был пьян, конечно, что уже глупо, потому что я знаю, что плохо владею собой, когда пьян. Мне вообще не следовало пить, потому что я хреново это переношу и справляюсь с этим, но все равно я это сделал. И отреагировал на это так же, как всегда (что плохо). Я все еще не знаю, почему я пошел в ванную префектов вместо того, чтобы воспользоваться одной из тех, что в башне, но я это сделал. И там я нашел Марию, которая чистила зубы над одной из раковин и напевала песенку, которую я не узнал. Я поздоровался, и мы немного поболтали. И как-то, я до сих пор не знаю как, мы оказались без одежды.
Вот так все и было.
Мы немного друг с другом говорили после этого, но мы нечасто общались и до того. Она не выглядела особенно расстроенной тем, что я в итоге не признался ей в любви, а мне было слишком стыдно, чтобы что-то сказать. Я на самом деле не так уж опытен, так что это было для меня несколько неловким. У меня по-настоящему была только одна девушка, и после Даниэлы у меня было не особо (под «не особо» я имею в виду «вообще») много девочек. Так что это было странно, и мне было нехорошо. Для нас было только лучше, что мы притворялись, будто ничего не случилось.
Но потом я начал замечать, как она быстро убегает с завтраков каждое утро. И когда я наконец признался Аманде, она заподозрила что-то и пошла за ней однажды. Мария убежала в туалет на первом этаже, где ее рвало целых пять минут, потом вышла оттуда, прополоскала рот и, наконец, ушла, будто ничего не случилось. Аманда пряталась в одной из кабинок и следила за ней все это время. Потом она вернулась на завтрак, рассказала мне все и сказала:
– Так что надеюсь, ты готов стать папочкой.
Аманда действительно поддерживала меня во время моего маленького кризиса. Она была со мной, просто она не была особо мила. Думаю, я не могу ее винить, особенно после того, как я втянул в это Лили. Аманда вроде как ненавидит Лили, и под «вроде как» я имею в виду, что она думает, что Лили – худший человек, который когда-либо ходил по планете. Я не виню ее на самом деле, наверное. В конце концов, Лили была действительно мерзкой по отношению к ней в прошлом. Хуже всего то, что они были лучшими подругами еще совсем недавно. Они всегда были отличными друзьями, даже еще до Хогвартса. На самом деле, я считал Аманду раздражающей, когда мы были детьми, и терпел ее только потому, что Лили считала ее классной. Но потом случился четвертый курс, и все это унесло ветром…

Лили абсолютно врет, когда рассказывает, как это случилось. Когда ее родители спросили, почему она не пригласила Аманду на лето, она сказала им, что та не хочет больше быть ее подругой. Она заставила их поверить, что Аманда так ей завидовала из-за ее парня, что сказала Лили, что не будет иметь с ней ничего общего, если та не начнет посвящать ей абсолютно все свое время. Она сказала, что Аманда повела себя с ней гадко и что она задела ее чувства. И хуже всего то, что ее родители ей поверили и больше не задавали вопросов.
На самом деле все произошло не так.
Да, у Лили появился парень в тот год, но это единственная правдивая часть этой истории. Лили завела себе парня и полностью на нем помешалась. С тем же успехом она могла вообще полностью прекратить жить отдельно от Джейкоба Киссинджера. Она ни с кем не говорила: ни с Амандой, ни со мной, ни с кем. Наконец, однажды, Аманде надоело, и она сказала ей что-то об этом. Лили совершенно спятила и начала орать на нее, говоря, что Аманда просто завидует и что она всегда ей завидовала. Она обвинила ее в том, что та старается ей подражать и что она на ней помешалась. Она сказала, что единственная причина, по которой она вообще была мила с ней – потому, что родители заставили ее и что на самом деле ей было ее просто жаль. И тогда Аманда назвала ее горделивой сукой. И вот и все.
С тех пор они стали врагами на веки.
Мне жаль Аманду, потому что у Лили столько власти, что все, что она говорит, тут же делается. Точка. И когда она решила, что Аманда – всего лишь жалкая подражательница, вся школа на это купилась. Аманда притворяется, что ей плевать, но я знаю, что это не так. Ее нервирует, что у нее нет столько друзей, как у Лили, и что люди так легко слушают Лили и иногда издеваются над ней. Они не так грубы с ней, как могли бы, конечно, потому что Невилл всегда рядом, и никто не хочет попасть в неприятности за то, что издевался над профессорской дочкой. Но вне зависимости от этого, Аманда притворяется, что ей плевать. У нее все еще есть я. Она мой лучший друг, и у нас есть рядом несколько человек, с которыми мы можем пообщаться. Меня это мало волнует, потому что я не люблю быть в центре внимания и предпочитаю держаться в тени, чем под прожекторами. И никто не обращается со мной плохо – они просто оставляют меня в покое и игнорируют, что меня устраивает. Лили никогда не настраивала против меня всю школу или что-то вроде того, хотя мы уже и не так близки, как были когда-то – совсем не так. Но для Аманды все иначе, и мне ее жаль.
Но у меня не было выбора, кроме как обратиться к Лили.
Лили – самый могущественный человек во всей школе. Она может получить все, что хочет, и может узнать что угодно о ком угодно. Так что очевидно, она идеальный кандидат, чтобы узнать, действительно ли Мария беременна. Я бы сам ее спросил, но я перепуган до усрачки. Я могу расплакаться или типа того. Если бы Роуз была здесь, я бы попросил ее, потому что она тоже могла бы это узнать, но ее здесь нет. Так что Лили – мой единственный вариант. Она не скажет, по крайней мере, я так думаю. Может, она больше не мой лучший друг, но, я думаю, она еще соблюдает хоть какую-то верность. В конце концов, я не сдавал ее за то, что она делала в последние годы, и, поверьте мне, если бы я захотел, Лили была бы наказана лет до сорока. Я никогда не говорил ее родителям, что на самом деле случилось с Амандой, хотя если честно, должен был бы, учитывая, что Аманда намного добрее ко мне, чем Лили… Но все равно, мы с Лили семья, а это ведь хоть как-то считается, верно?
Просто не знаю, что я буду делать, если это окажется правдой, и она действительно беременна. Уверен, пресса найдет, чем поживиться, что расстроит мою мать без меры. Она больше всего старается, чтобы семейные скандалы не попадали в заголовки, но иногда это легче сказать, чем сделать. У нас было не так много скандалов в последнее время, так что все становилось лучше. Иногда газеты все еще пишут о Роуз, и время от времени там появляются истории о них со Скорпиусом. Но их становится все меньше и меньше, возможно потому, что Роуз и Скорпиус совершенно не делают секрета из своих отношений, и они открыты и публичны в отношении этого. Я думаю, это становится старыми новостями, потому что очевидно, что они не просто трахаются из-за подросткового бунта. Они любят друг друга, и каждый (мой отец), кто думает иначе – сам себя дурачит. Они ссорятся пару раз в год и «расстаются» на несколько дней, но, думаю, они просто делают так все интереснее для себя. Роуз рядом с ним не такая, как с другими – рядом с ним она добрее, заботливее и вообще спокойнее, чем когда его нет. И он на ней помешан и боготворит уже годы. Я думал, что Роуз не понравится такая привязанность, но, как оказалось, я не прав, потому что она что угодно на свете сделает для него. Так что это уже скучные новости.
И не так уж много других скандалов, о которых могут писать газеты. Время от времени они выдумывают какие-то драмы в отношениях моих родителей, но это всегда неправда. А если и правда, то не серьезно. И из этого тоже не получится хороших новостей. Мои родители на самом деле очень стабильны, что разочаровывает всех журналистов. Уверен. Да, они ругаются все время обо всем, но, я уверен, они делали это с первого же дня своей встречи. Это ничего не значит. На самом деле, будет странно, если они не будут спорить. Я никогда не видел, чтобы они делали что-нибудь другое, так что я не знаю, насколько приятным будет, если они станут тошнотворно милыми друг с другом. Это точно будет ненормально. Я не думаю, что мои родители вообще умеют говорить друг с другом, не перебраниваясь и не найдя повода поспорить. Я думаю, это потому, что они воплощение фразы «противоположности притягиваются». Я даже сам этого не понимаю, но, как оказалось, есть что-то, что связало их вместе когда-то и связывает до сих пор. Но, полагаю, стабильный брак делает заголовки скучными.
Так что, из-за недостатка драм вокруг моей семьи в настоящее время, уверен, малейший намек на подростковую беременность приведет газеты в неистовство. Я уже могу представить заголовки, и в них ничего хорошего. Реакция моих родителей тоже не будет хорошей. Папа, вероятно, попытается меня убить, и, наверное, его не за что будет винить. Мама, скорее всего, просто будет плакать, что еще хуже, чем убийство. Они оба будут в шоке, конечно, потому что я не из тех, кто должен устраивать семье драмы. Это для Роуз. И когда-нибудь для Лэндона, уверен. А я тот, кто всегда на заднем плане и не делает ничего заметного. Я не делаю ничего потрясающего, но, в то же время, не делаю ничего разочаровывающего. Так что то, что я сделал их дедом и бабкой до сорока пяти, определенно повергнет их в шок. Просто подумайте… У моего ребенка будет дядя, которому шесть.
Я просто хочу, чтобы я уже знал.

Лили очень долго копается с тем, чтобы это узнать, и начинает действовать мне на нервы. Она говорит, что это трудно, потому что она не может просто подойти к Марии и спросить. И ведь не то чтобы – напомнила она многозначительно – что у нее есть друзья, связанные с Марией. Она говорит, эти вещи требуют времени, и она узнает довольно скоро. Мне нужно хоть раз в жизни потерпеть. Так она сказала.
Не похоже, чтобы Аманда так думала.
– Она собирается тебя наебать, ты ведь это понимаешь? – говорит она утром, пока мы ждем начала Защиты. Аманда даже не удосуживается поднять голову от каракулей, что малюет в книге.
– Она не будет меня наебывать, – отвечаю я, сохраняя тихий тон, чтобы не привлечь нежеланного внимания. Никто не замечает, так как все заняты подготовкой к уроку и болтовней с приятелями.
Аманда закатывает глаза, уверен, она считает меня наивным.
– Она слишком занята распространением слухов о своих бывших парнях, чтобы заняться чем-то хорошим.
Свежие новости о гомосексуальной ориентации Имона Фитцпатрика – все еще самая жаркая сплетня школы, хотя я и еще несколько человек подозреваем, что Лили все это выдумала, чтобы ему отомстить. И все же, никто не может доказать обратного. Все слепо этому верят, игнорируя тот факт, что нет ни одного человека в школе, который мог бы это подтвердить.
– Она говорит, что это займет время, потому что она пытается сообразить, как бы это узнать, не спрашивая ее.
– Ну, может, она и должна просто спросить ее.
– Я не хочу ставить ее в неловкое положение. Лили не из самых тактичных, она может спросить ее прямо посреди заполненного класса или вроде того.
Наконец Аманда поднимает голову и смотрит на меня так, будто я спятил.
– Лили – не что иное, как сука. Я не знаю, почему ты думаешь, что можешь ей доверять.
– Она моя кузина.
– Она – кузина, которая не говорит с тобой, пока ей что-нибудь не понадобится, и которая относится к тебе, как к собачонке, которой может командовать.
Я чувствую, как мои щеки начинают гореть, и смотрю на парту перед собой. Я думаю, Аманда не понимает, что, говоря такое, вовсе не помогает мне с моей самооценкой.
– Она это сделает, – тихо говорю я.
– Ага, а потом, возможно, расскажет твоим родителям и устроит тебе проблемы.
Она этого не сделает. Я лучше знаю.
– Я могу ей доверять.
Аманда ухмыляется мне, прежде чем снова вернуться к своим каракулям.
Помяни черта… Заявляется Лили со своей новой жертвой, Чарльзом Хановером. Он с Рейвенкло, и определенно это не его урок, но ему, как оказалось, наплевать, что он опоздает на свой. Лили устраивает спектакль с поцелуями, прежде чем он исчезает. Ему лучше бы поберечься, потому что иначе вся школа узнает, что у него три соска, или кривой пенис, или что-то в этом роде. Я клянусь, не понимаю, почему парни даже пытаются с ней пытаться…. В итоге они оказываются измученными и брошенными, а когда один из них имеет достаточно яиц, чтобы бросить ее, он тут же превращается в местного гея. Когда уходит Чарльз, Лили бесцеремонно падает на стул рядом с Лидией. Они тут же склоняют друг к другу головы и начинают о чем-то шептаться.
– Она довела Лидию до пищевого расстройства, ты это знаешь? – шипит мне Аманда несколько секунд спустя. Я понятия не имею, о чем она говорит, поэтому просто тупо смотрю на нее. – Она сказала ей, что та стала толстой, и теперь Лидия ничего не ест. Вчера она сорвалась и съела ужин, а потом провела всю ночь, вызывая рвоту в туалете. Там все это утро воняло полупереваренными сосисками и картошкой.
Мысль об этом вызвала тошноту у меня, и я не смог сдержать выражения отвращения на своем лице. Не хочу этому верить, но я слишком хорошо знаю, что это, скорее всего, правда. Лили всех обвиняет в полноте, а Лидия как раз из тех девчонок, кто может воспринять это близко к сердцу и начать морить себя голодом. Хуже всего то, что в Лидии вообще нет ничего толстого; на самом деле она довольно тощая, особенно для своего высокого роста. Но Лили именно настолько злобная. Так что я не удивляюсь новостям Аманды.
Я начинаю что-то говорить в ответ, но именно в этот момент появляется профессор Пандер. Он новенький в этом году, и пока что дерьмо полное. Он, похоже, не понимает, что мы семикурсники и уже изучили все эти дерьмовые заклятья и теории, которые он преподает малышам. Даже когда мы пытаемся напомнить ему, что мы все это знаем, он продолжает скармливать нам это. Говорит, никогда не вредно повторить. Проблема в том, что это не ему придется сдавать ПАУК через несколько месяцев, так что все эти «повторения» на него не повлияют. Тогда как нам пиздец. Обычно я не жалуюсь на персонал, но на этот раз я написал маме и рассказал об этом. Она сказала, что рассмотрит эту проблему, но пока ничего не было сделано.
– Все возьмите свои учебники, и мы начнем учить боггартов.
– Профессор, боггартов мы проходили на третьем курсе, – с громким вздохом сказал Эван. – Их даже нет в наших учебниках.
– Ох, фу ты, ну ты, – отклоняет это Пандерс. Он легонько машет рукой, заставляя нас всех внутренне стонать про себя. – Они на странице 216.
Я открываю книгу на этой странице и смотрю, говорит ли он правду. Там, посреди длинного, детального параграфа единственное предложение: «Теория была проверена на боггартах, но результаты немногое смогли показать». Так вот почему мы должны переучивать материал за третий курс? Этот человек – полный идиот.
Я сдаюсь и перестаю слушать, начиная разглядывать каракули Аманды на полях. Она все время рисует, но редко заканчивает. Обычно она просто что-то чертит в своих книгах, когда ей наскучивают лекции. Время от времени она рисует что-то более подробное на пергаменте, но это очень редко. Она довольно талантливая, и, я думаю, ей следует попытаться побольше поработать над рисованием. Я уверен, она могла бы быть довольно успешной в этой области. Она не любит говорить об этом, всегда краснеет и пожимает плечами, словно такое предположение ее смущает или типа того.
Пандерс продолжает бубнить и бубнить про то, что делают боггарты, где прячутся и вся такая херня. Никто его не слушает. Половина класса совершенно на него наплевала и разговаривает о своем. Лили спит и даже не пытается это скрыть. Рядом с ней Лидия открыла учебник по зельям и делает домашнюю. Весь этот урок – просто потеря времени.
Аманда все еще рисует, а я продолжаю смотреть. Она набрасывает что-то похожее на морское чудовище поверх страницы учебника. Явно уже бросила стараться уложиться в поля. Не виню ее, так как нам явно ничего не понадобится из этой книги. Мы все завалим ПАУК по Защите сами по себе, без помощи учебника.
– Хватит на меня смотреть, – наконец шипит она, и ее щеки немного розовеют.
– Извини, – бормочу я в ответ.
Я становлюсь все более беспокойным, и мне нечем отвлечься. Я такой уже давно, в основном потому, что не могу ничего поделать, только беспокоиться о том, действительно ли беременна Мария. Мне нужно это узнать, чтобы решить, что делать. Я не знаю, сколько у меня вариантов, если она беременна, но, по крайней мере, я могу начать соображать. Может, я напишу Роуз и попрошу придумать какое-нибудь вранье, которое сможет спасти мою жизнь – Империус или что-то вроде… Не знаю. Что-то. Мне просто нужен ответ.
Я снова смотрю туда, где Лили упала на свою парту с закрытыми глазами. Она точно не кажется озабоченной. И явно не торопится мне помогать. Может, Аманда права. Может, она собирается меня наебать.
Может, я должен спросить Марию сам.
Или, может, мне стоит самоубиться и избавить родителей от неприятностей.