Глава 1. Роуз. 13 сентября.
Мама однажды дала мне хороший совет.
Она сказала, что прежде чем найти идеальные туфли, иногда приходится иметь дело с мозолями. Она говорила не в буквальном смысле конечно, потому что на самом деле ей совершенно наплевать и на туфли, и на поиск этих так называемых идеальных туфель. Это метафора жизни, хотя я и сомневаюсь, что существует идеальная жизнь. Но в любом случае. Мама говорила не в прямом смысле. Она просто имела в виду, что прежде чем получить что-то хорошее, приходится перетерпеть плохое. Мозоли.
И боже мой, у меня сейчас просто огромное количество мозолей.
Прошел год после школы, и я уже должна становиться богатой и независимой, так? Не так. У меня даже нет работы, не то, что независимости и богатства. Все, чего я смогла добиться после Хогвартса – лишь перейти в другую школу. И да, я понимаю – чтобы стать целителем, я должна провести три года, занимаясь учебой, но это не значит, что мне должно это нравиться. И мне это не нравится, кстати. Я думаю, это полное говно, потому что люди здесь просто выпендрежники, а считают, что просто великолепны. Но это не так, конечно же. На самом деле они вообще не настолько уж и умные, и это пугает, если подумать – ведь эти люди будут отвечать в будущем за спасение чужих жизней. Я не утверждаю, что они тупые на самом деле, но точно не такие великие, как себе воображают. Я имею в виду, да, я понимаю, чтобы сюда попасть, нужно иметь по крайней мере шесть ПАУК, и что? У меня восемь. Но я же не бегаю, похваляясь этим на всю округу, как большинство здесь.
И, ого, как же они меня терпеть не могут.
Не все. У меня есть несколько приятелей, но определенно не столько, как в школе. Там у меня было много друзей, а теперь я окружена людьми, которые чересчур высокого мнения о себе и почему-то считают, что быть милым с дочерью министра магии – непрогрессивно и тому подобная фигня. Я не знаю и не притворяюсь, что понимаю их логику. Это смешно, если вы меня спросите. Дело не в том, что им не нравится моя мать, потому что почти все ее обожают. Но как оказалось, я избалованная богатенькая девочка, которая ничего не знает о настоящем мире. И нет сомнений в том, что я попала в Академию Целительства только благодаря своему имени и связям матери. По крайней мере такую историю вы услышите, если поспрашиваете людей вокруг. Это глупо, конечно, потому что я более чем заслужила свое место здесь. На самом деле я скорее всего самая квалифицированная в классе. Но всем на это плевать; они предпочитают распространять ложь и болтать всякую дрянь о том, почему я здесь оказалась.
И ставка на эту карту про «избалованную богатенькую девочку» настолько банальна, что это даже грустно.
Да, у моих родителей есть деньги. Да, они знамениты. Да, моя мама – чертов министр. И что? Никто из этих людей и понятия не имеет о том, как ведутся дела у нас дома, или о том, как меня вырастили. Я не была чрезмерно избалованной (ну, может быть чуть-чуть, но кто считает?), и точно не получала все на блюдечке. Я умею стирать, готовить, гладить, даже знаю, как почистить туалет. Более того, я могу все это делать и по-магловски, что значит намного больше, чем эти идиоты могут здесь придумать. Глупо, что они говорят об этом, хотя большинство из них тоже вышло из богатых семей. Но я думаю, то, что их родители не так пристально разглядываются публикой, как мои, они считают оправданием своей ненависти ко мне.
Как бы то ни было. Мне плевать.
Я просто буду делать свою работу, закончу учебу и, возможно, устроюсь на хорошее место в больницу. Только хреново, что мне предстоит оставаться здесь еще два года, но такова жизнь, полагаю. Правда я хотела бы зарабатывать деньги. Мне не нравится, когда мои друзья говорят о своих зарплатах. Они все уже работают на настоящих работах, и признаюсь – мне немного завидно. Мама говорит, что я не должна об этом думать, потому что, когда я закончу школу, то буду зарабатывать больше, чем многие из них, и тогда мне не будет так завидно. Надеюсь, она права. Конечно мама еще сказала, что я не должна волноваться о деньгах, потому что на свете есть вещи важнее, чем деньги и зарплата, но легко это говорить, когда она зарабатывает сотни тысяч галеонов в год – почему бы и нет? Не знаю, может я и не должна так волноваться об этом. В конце концов, на деньги счастья не купишь, верно? Многие из богатейших людей, которых я знаю – самые несчастные, так что, думаю, какой-то смысл в этом есть.
Но здесь нет ничего другого, что могло бы сделать меня счастливой. Как я уже говорила, у меня есть несколько друзей, но я не назвала бы их очень близкими и все такое. Все мои лучшие друзья уже по-настоящему работают, и я по ним ужасно скучаю. Сейчас немного легче (потому что становится все привычнее), но было ужасно странно, когда я только начинала. Быть далеко от друзей просто ужасно, и в первый месяц я скучала по дому так сильно, как никогда за семь лет в Хогвартсе.
А еще у меня есть парень, и от этого все только хуже.
Я скучаю по нему больше, чем по кому-либо, несмотря на то, что у нас постоянно то разрывы, то примирения. Сейчас мы снова вместе, и это хорошо, но я уверена, что мы скоро снова порвем. Мы никогда не расстаемся по-серьезному. Я даже не знаю, зачем мы делаем это по большей части, наверное просто скучаем или еще что-то. Так все остается интересным, потому что мириться – это всегда ужасно весело. А чтобы помириться, нужно расстаться, ведь так? Мы ни с кем не встречаемся, когда расстаемся, обычно потому, что знаем – все это закончится через несколько дней. Я однажды сходила на свидание с другим парнем и даже поцеловалась. Это было самым долгим нашим расставанием, потому что Скорпиус по-настоящему на меня за это разозлился. Так что я больше никого не целую.
Скорпиус Малфой. Это мой парень. Мы встречаемся уже довольно долго – ну, уже несколько лет. Мне было пятнадцать, когда мы начали, а сейчас мне девятнадцать. Это долго для подростка, по крайней мере, я так думаю. Никто из моих друзей не встречался ни с кем столько. Некоторые говорят, что это не считается, потому что мы так часто «расставались», но все равно. Мы не расставались по-серьезному. Если бы мы серьезно расстались, я бы знала. Этого еще не происходило. Те, кто так говорят, просто завидуют.
Он действительно хороший, Скорпиус. И очень, очень, очень милый. Он профессиональный игрок в квиддич, и это круто, хотя я почти не видела его матчей. Скорпиус играет за Татсхилл, а я далеко, в Ирландии. Это действительно большое расстояние, когда ты по кому-то скучаешь. Не то чтобы мы совсем отрезаны друг от друга – раз уж мы оба можем аппарировать и все такое – но все равно тяжело. Только найти время, которое устраивает нас обоих уже трудно, не говоря о пересечении границ – это просто ужас. Но мы справимся. У него как раз будет межсезонье летом, во время моих экзаменов, конечно, но это все равно замечательно. Он любит то, что делает, и только это имеет значение. Скорпиус играет всего год, так что он еще не большая звезда или кто-то вроде, но так, наверное, даже лучше. Мой кузен – звезда квиддича, поэтому я видела, что это делает с людьми, а потому рада, что Скорпиус пока не достиг этой точки. Конечно, находятся люди, которые могут сказать нелицеприятные вещи насчет его выбора профессии – например мой отец, но это неудивительно, потому что папа всегда найдет, что бы такого сказать обо всем, что делает Скорпиус. Это глупо, учитывая, как он любит квиддич и как тяжко трудился всю жизнь, пытаясь привить эту любовь моим братьям и мне. Но когда Скорпиус получил предложение, папа состроил рожу и прорычал что-то о том, что нельзя встречаться с квиддичными профессионалами, потому что они «тупые мерзкие ублюдки, все, до единого». Мама лишь закатила глаза и издала громкий раздраженный вздох. Я не спросила, что это – не хочу знать.
Скорпиус – хороший и нормальный, и он очень мил со мной. Говорит мне, что любит, и в самом деле имеет это в виду, это по-настоящему чудесно. И я полностью ему доверяю и знаю, что Скорпиус никогда мне не врет. И он мой лучший друг. Так что это здорово, правда. Я просто хочу, чтобы он был хоть немного ближе. Так, чтобы я видела его постоянно, а не только во время редких быстрых визитов на выходных, которые, к тому же, не так уж часто и случаются.
Так что вот такая моя жизнь – вся в мозолях.
Другая дерьмовая часть – это то, что наши уроки начинаются в семь нахер тридцать. Нет, я не совсем сова, но и не обожаю просыпаться на гребаном восходе. Серьезно, я не понимаю смысла занятий в семь тридцать. С чего они решили, что мы будем способны усвоить знания в столь ранний час? И чтобы быть там в это время, я должна проснуться не позднее шести, если хочу вымыться и позавтракать. Я думала, что опоздаю сегодня, и почти паниковала, но на самом деле оказалось, что я пришла одной из первых. И это мне нравится.
Честно, я действительно заинтересована в учебе. Я искренне люблю учиться, и занятия вправду интересные. Не могу дождаться, когда начнется практика, и мы сможем приложить руку к работе (предполагается, что мы начнем практиковаться позже в этом семестре, и поэтому я очень рада). Единственное, что мне не нравится в академии – это другие студенты. Так что, когда я одна и у меня есть время посидеть в одиночестве и впитать какую-то информацию – я этим наслаждаюсь.
Это не продолжается долго, конечно, потому что я не настолько рано пришла. Спустя некоторое время класс начинает заполняться, и все разбиваются на свои группировки. Это так похоже на Хогвартс, что даже не верится, что я оттуда ушла. Единственная разница в том, что вместо того, чтобы быть в одной из этих группировок, я одна из тех, кто в одиночестве сидит над книгой и пытается делать вид, что никого не замечает. Конечно это ложь, потому что я еще как всех вижу, но это такая игра – притворяться, что не обращаю внимания. И у меня отлично получается, если я могу говорить за себя.
Наконец, в семь двадцать восемь появляется одна из моих подруг. Марибель проскальзывает на пустое место рядом со мной, растрепанная и запыхавшаяся как обычно. У нее привычка – появляться везде как раз за пару минут до назначенного срока и выползать из постели, не расчесывая волосы. Но это нормально, потому что она все равно умудряется выглядеть потрясающе. Я почти ненавижу ее за это, но она одна из немногих людей, которых я могу терпеть.
– Я проспала, – шепчет она, доставая учебники, пока профессор Лэнгли проходит в класс.
– Да ты что? – шепчу я в ответ. – Ни за что бы не догадалась.
Марибель – практически моя противоположность. Обычно опаздывает или почти опаздывает. Неорганизованная и беспорядочная. Умная, но не слишком озабочена учебой. И, что, наверное, больше всего раздражает – без усилий привлекательная. Она совершенно не в курсе своей внешности, что тоже злит. Марибель могла бы быть центром внимания и ужасно популярной, если бы хотела, но, вместо этого, она почти даже не замечает, что у нас нет друзей. Ей определенно плевать.
Многие здешние студенты учились вместе со мной в Хогвартсе, хотя лишь малая часть из них с моего курса. Большинство не попало сюда с первой попытки, так что есть несколько человек старше меня. Марибель – одна из тех, кто не учился в Хогвартсе. Она испанка вообще-то и училась в Бобатоне. И да, она говорит на трех языках, чему я тоже немного завидую, потому что сама не говорю ни на каком, кроме английского и еще немного на ломаном французском, которому меня пыталась научить кузина, когда мне было восемь. Проблема в том, что хоть она и наполовину француженка, в языках – полный ноль. Так что я едва могу хоть что-то сказать, а то, что удается, запутано из-за неправильного построения фраз и несогласованности.
Профессор Лэнгли посылает нам взгляд, который явно говорит «Заткнитесь», так что мы это и делаем. Затыкаемся, я имею в виду. Мы изучаем потенциально смертоносные проклятия, что просто замечательно на случай, если вы знаете, кого хотите хорошенько ранить или убить. Полагаю, это не то, что мы должны были вынести из этого урока, но это намного интереснее, чем записывать, как лечить травмы. Но я все равно конспектирую, потому что хоть и не нахожу это особенно интересным, есть шансы, что это попадется на экзаменах. А я решительно настроена быть лучшей в группе, хотя бы для того, чтобы взбесить кое-кого конкретного.
Конкретного вроде Лоры Эллис.
Лора – одна из тех, кто закончил Хогвартс вместе со мной. Она была Старостой Школы и все такое дерьмо, и не думаю, что это забыла, потому что до сих пор так и ходит с видом, будто правит всем миром. Она ненавидит меня с тех пор, как нам было по одиннадцать, и, к сожалению, я не преувеличиваю. Она всегда испытывала ко мне это, но у нее никогда не хватало яиц сказать мне все в лицо, пока мы не попали сюда. В Хогвартсе она лишь злобно смотрела, да закатывала глаза, да пыхтела и шипела рядом со мной, но с тех пор, как мы здесь, она превратилась в абсолютную мерзкую суку, цель жизни которой сделать меня несчастной.
И, к сожалению, у нее это отлично получается.
Так что вы можете представить, в каком я была восторге, когда профессор Лэнгли решил разбить нас на группы и назначил меня и Марибель в группу к Лоре и ее друзьям. Я пыталась не закатить глаза, потому что в последнее время осознанно решила стать более позитивным человеком и не быть такой саркастичной все время. Думаю, я хорошо справляюсь, но определенно есть моменты, когда я слетаю. Я по натуре саркастична, даже несколько стервозна, хочу этого или нет. Но я работаю над этим.
– О, как мило, что вы к нам присоединились, – с омерзительно фальшивой нежностью говорит Лора.
Я не отвечаю. Конечно мне приходится сильно прикусить язык, чтобы не сказать что-то грубое в ответ, но я делаю это. Потому что я слишком зрелая для этого. И еще потому, что профессор Лэнгли в зоне слышимости.
– Ты ведь, наверное, уже выполнила это задание, верно? – давит Лора. – Я знаю, как ты любишь быть впереди всех и вся.
Я даже не смотрю на нее. Просто начинаю раскладывать свои вещи перед собой. И да, я выполнила задание – закончила его на прошлой неделе, кстати, просто для практики. Так что нахер ее.
Мы приступаем к работе над проектом (это очень скучно, особенно во второй раз), и в итоге я отвлеклась и замечталась. Так случается часто в последнее время, и я неуверенна почему. Не то чтобы я легко отвлекалась, но сейчас я вечно уплываю в какие-то совсем тупые девичьи мысли. Определенно, это из-за недостатка внимания ко мне, уверена. Я все сильнее и сильнее скучаю по дому, и, мечтая, я часто словно обманываю себя, думая, что не так одинока и несчастна, как на самом деле. Это смешно конечно, потому что не то чтобы мне не с кем было поговорить, но здесь нет людей, которых я хочу видеть рядом, и вот почему все так плохо.
– Это тебя устраивает, Принцесса?
Я оглядываюсь, вырванная из своих мечтаний знакомым прозвищем. Некоторые начали звать меня «Принцессой» в ироничной манере. Из-за мамы конечно – еще один пункт, из-за которого можно меня ненавидеть. Это очень раздражает, тем более потому, что быстро прижилось. Было бы не так плохо, если бы эти люди не были столь злонамеренными. Смешно, потому что быть дочкой министра для меня не в новинку. Это продолжается уже три года, но, как я говорила, сейчас все не так, как в Хогвартсе. Например в Хогвартсе мне не хотелось постоянно выколоть себе глаза. Здесь же я думаю об этом чуть ли не по шесть раз на дню.
– Прошу прощения? – переспрашиваю я, не обращая внимания на то, что мой голос звучит как раз так же сварливо, как я себя ощущаю. – Я не прислушивалась к вашей бессмысленной болтовне, так что неуверена, на что вы ссылаетесь.
Лора усмехается и перебрасывает волосы. Джулия Тантем дарит мне такой же нелестный взгляд и отвечает:
– Мы собираемся разделить между собой лечебные эффекты, ранжируя их от малозаметных к заметным. Если это, конечно, устраивает тебя, – ее тон почти полностью совпадает с моим.
– Нормально, – пожимаю плечами я без особого интереса. – Я уже и так все сделала, так что моя часть закончена.
– О, конечно, – отвечает Джулия. – И я уверена, ты просто жаждешь увидеть наши, верно?
– Ну, мне придется, – говорю я, стараясь сохранить спокойное выражение лица. – В конце концов, я же не хочу, чтобы мы провалились, верно?
Марибель хихикает, но затыкается, когда Лора, Джулия и их друг Эрик злобно на нее пялятся. Мне немного жаль Марибель, потому что люди не стали бы ее так сильно ненавидеть, если бы она не была моей подругой. С другой стороны, она одна из тех немногих, которых я могу терпеть, поэтому эгоистично держу при себе, даже если это разрушает ее общественную жизнь.
К тому времени, как закончился урок, я просто вымотана – столько времени терпеть грязных сук и ублюдков, которые меня окружают. Мне понадобился весь мой самоконтроль, чтобы не начать испытывать проклятья, пройденные на уроке, на окружающих. Пришлось сидеть на руках – только поэтому я не схватила палочку и не начала палить заклинаниями из-под стола. Однажды я не смогу себя до конца проконтролировать.
И это будет потрясающий день.
Когда я прихожу домой, в моей квартире тепло – хорошая перемена после холодного сентябрьского воздуха снаружи. Слишком тихо; это меня немного беспокоит, потому что я достигла той точки, когда уже ненавижу тишину. Моя соседка, Лола, наверное куда-то вышла, потому что ее нигде не видно. Мы вообще-то хорошо ладим, но она очень, очень отличается от меня. Мы стали соседками в прошлом году и с тех пор ни разу не ссорились и не скандалили, а потому предпочли оставаться вместе весь оставшийся год. Это нормально, правда; просто Лола чересчур громогласная. И у нее полно парней, и при этом ни один из них не ее парень. Может раздражать, что разные мужчины шныряют по нашей квартире каждый день в любое время, но, думаю, могло быть и хуже. Она могла бы быть заносчивой стервой, которая меня ненавидит и все такое, так что, по крайней мере, она не такая.
Но это все-таки раздражает. Лола с многочисленными мальчиками, и я, у которой нет никого рядом. Иногда это почти заставляет меня желать какой-то свободы – пойти с кем-нибудь, с кем я хочу, на свидание, в любое время, когда я хочу. Иногда я думаю, что это лучше, чем постоянно ждать парня, которого вижу иногда реже, чем раз в месяц. Но потом я вспоминаю, почему поступаю так, и это придает мне терпения мириться с происходящим. Это будет стоить того. Я знаю, что случится. Все изменится в конце концов; нам просто придется смириться с этой ситуацией сейчас и ждать будущего. Потому что тогда все станет лучше. И я уверена, мы еще снова раз пятьдесят разойдемся и помиримся до этого, но ведь это только делает все интересней, разве нет?
И я его люблю. Очень. И да, может мне девятнадцать, и что? Если бы вы знали хоть половину того дерьма, через которое нам пришлось пройти и иметь дело, вы бы поняли, что юный возраст – меньшая из наших проблем. Я даже не могу пойти к нему домой на обед, а когда он оказывается в моем доме, обед превращается в полчаса неуютной тишины. Глупо, смешно, и раздражает. Но в любом случае, это явно вряд ли изменится в ближайшем будущем. У наших семей было полно времени, чтобы смириться со всем, но они продолжают вести себя как дети. Но все нормально. Это только еще больше скрепляет наши чувства, потому что, по крайней мере, мы знаем, что действительно должны серьезно к этому относиться, раз уж приходится терпеть вот такое дерьмо.
Я прохожу в свою спальню и не удивляюсь, когда, открыв дверь, вижу двух сов за окном. Я бросаю сумку и бегу, чтобы их впустить. Первая почти клюнула меня в руку, пока я снимала письмо с ее лапки – определенно, я не слишком быстро успела ее накормить. Узнаю мамин почерк, поэтому бросаю письмо на стол, чтобы дотянуться до второго. На этот раз я аккуратнее и бросаю сове корм, прежде чем взяться за письмо. Черт. Это от Ала. Ничего от Скорпиуса. Он не писал мне уже три дня. Я знаю, что он жив, только потому, что в статье об осеннем тренировочном сезоне в Ежедневном Пророке процитировали его мнение о том, как плохая погода повлияет на расписание. Знаю, что не должна вести себя так – это глупо и ограничено, а я не хочу быть такой девушкой. Но это тяжело, потому что я так по нему скучаю и просто хочу знать, что происходит в его жизни, раз уж редко вижу это своими глазами.
У меня нет настроения читать письма мамы и Ала, потому что они оба намного счастливее, чем я, в этот момент, поэтому оставляю оба письма на столе и вместо них беру утренний выпуск Пророка. У меня пока не было возможности пролистать его, и да, мне обычно наплевать, но почему-то ужасно скучно, из-за этого мне хочется почитать. В кои-то веки ничего о моей семье на первой странице. Это бывает невероятно редко, потому что на первой полосе всегда находится что-то о моей семье. Но не сегодня; вместо этого здесь большая статья о предстоящем квиддичном сезоне. Ну конечно. Похоже, все в этом чертовом мире крутится вокруг квиддича. Иногда я это ненавижу. Иногда мне хочется, чтобы его никогда не изобретали.
Но иногда я эгоистична.
Если бы вы спросили меня года два назад, каким я вижу свое будущее, наверное, я сказала бы, что буду счастлива среди своих друзей, готовясь заняться тем, что в итоге составит великолепную карьеру. И я, наверное, сказала бы вам, что мой парень будет рядом со мной намного чаще, чем сейчас, и что, если бы расстояние и причиняло некоторое неудобство, оно бы на самом деле не значило слишком много. Уверена, я тогда и подумать не могла, что меня будут ненавидеть и избегать, и что Скорпиус будет чересчур занят, занимаясь каким-то идиотским спортом и болтая с газетами, чтобы мне написать.
Моя жизнь – дерьмо.
Я действительно очень стараюсь оставаться позитивной и сконцентрироваться на том, по какой причине я здесь, но иногда это слишком сложно. Иногда я хочу прийти домой и прижаться к тому, кто меня любит, но его здесь нет. И иногда я сомневаюсь, а стоит ли все того. Я не так это себе представляла и не знаю, сколько еще смогу терпеть. Мне нужен кто-то здесь, хотя бы один человек. Но все, кого я люблю, в милях и милях от меня. А тот, которого я люблю больше всех, слишком занят, чтобы просто ответить на письмо. Но это того стоит, я знаю. Он этого стоит, и я просто должна потерпеть и пройти через эту часть моей жизни. После все станет намного легче. Просто обязано стать. В конце концов, я уверена, что хуже уже не будет.
Мне придется иметь дело с мозолями.
Так что я не буду злиться и расстраиваться, не позволю себе этого. Просто буду держать это в уме и продолжу оказывать поддержку, как и должна делать девушка в такой ситуации. Я хорошо умею умалчивать некоторые вещи, и это то, что я должна буду скрывать некоторое время. Все станет лучше в будущем; мне просто придется смириться со всем этим сейчас. Так что, думая об этом, я сажусь, беру перо и пергамент со столика у кровати и решаю написать письмо.
В конце концов, хоть кто-то из нас должен пытаться поддерживать контакт.