Глава 8

Суббота

Гермиона никак не могла выбрать, что надеть, и это её бесило. В конце концов, она собирается на прогулку в парке с Драко Малфоем, а не на чай к английской королеве. Хотя, если подумать, из-за чая у королевы она бы так не нервничала. А если подумать ещё лучше, то с чего бы ей так нервничать? А если совсем углубиться в дебри размышлений, то она уж точно не боялась этой прогулки с Малфоем. Скорее, с нетерпением её ждала. Но, естественно, только потому, что это была чудеснейшая отговорка, чтобы не идти на квиддичный матч. У-у, наглая ложь. Признайся, Гермиона. Тебе нравится быть с ним.

— Вот черт, — пробормотала она.

Наконец она выбрала темные джинсы, блузку цвета зеленого яблока и кремовый жакет. Для конца сентября было удивительно тепло, но когда солнце сядет, станет прохладнее. Не то чтобы она собиралась гулять с ним до ночи, но все же... лучше быть готовой ко всему. Она стянула волосы в свободный узел и положила его свежевыстиранные шорты и футболку в сумку. В четверг вернуть их она забыла. Она была даже рада наконец от них избавиться... Только лишнее напоминание о недавнем смущающем открытии: ей нравилось быть с ним. Она наслаждалась их взаимными пикировками. Ей нравилось есть приготовленное им печенье. Ей нравилось выслушивать его высказывания о попытках устроить свою жизнь.

Но это же её и беспокоило. Он определенно страдал от, если можно так выразиться, сбивающих с толку воспоминаний о прошлой жизни в волшебном мире. Например, она была уверена, что те символы, которые он видел на экране — это руны. А летал он явно на метле. Что касается кошмара — о нем она старалась даже не думать.

Если бы были только сны, она бы не сильно тревожилась. В конце концов, это всего лишь сны, и сам он о них не слишком беспокоился. Но были и другие знаки: газетные фотографии, его употребление слова «хранитель» на прошлой неделе. Знаки были тревожными. Сам он, конечно, мог все списать на последствия травмы, но она-то знала, что происходит.

После возвращения от него в четверг она прошерстила все документы о Нарциссе, Панси и Блейзе в поисках малейшего упоминания о том, что и у них наблюдался подобный феномен. Но если так и было, в отчетах об этом не упоминалось. По документам все трое достаточно легко приспособились к новой жизни. Вообще судя по заметкам Дина «мистер Замбони встретил молодого человека по имени Пьетро и подумывает съехаться с ним. Более того: мистер Замбони описал свою потерю памяти как «дар», посланный ему, чтобы понять, как нужно ценить каждый прожитый день». Дин также добавил: «Несмотря на ниспосланное прозрение, он всё ещё ведет себя как высокомерный ублюдок».

Что касается Панси, Дин писал, что вначале она находила «одиночество довольно утомительным», но через пару недель завела тесную дружбу с обеспеченной семьей Бриджпортов, которые были её клиентами. Дин также отметил, что Тюльпан получает огромное удовольствие от своего хобби: разведения выставочных мопсов.

На этом предложении Гермиона подавилась тыквенным соком.

Дела Нарциссы по-прежнему шли в гору. Когда Дин спросил её о личной жизни, она ответила: «У меня банально нет на это времени, дорогуша». Но далее Дин добавил: «Мисс Мафлой, очевидно, не придала значения тому факту, что на прошлой неделе в её кухне я наблюдал, как обернутый одним лишь полотенцем мужчина пьет молоко прямо из пакета».

Итак, никто из них не страдал от воспоминаний о своей прошлой жизни, и все они к тому же были по-своему счастливы и считали себя нормальными. Почему же с Драко все пошло не так? Не связано ли это с его ранним пробуждением? Возможно, они сделали что-то не так? Да не может этого быть. Они приняли все необходимые меры предосторожности и четыре раза проверили каждую составляющую заклинания.

Может быть, они недооценили его силу воли?

Гермиона думала, что вполне могла бы просить Совет переналожить заклинание. Но что будет с ним? Что если он очнется, а в его голове — путаница его жизни в волшебном мире и жизни Дрейка Малфорда? Нет, риск слишком велик. Не время пока. Пока нужно просто попытаться помочь ему свыкнуться с новой жизнью. Раз это помогло Блейзу, Панси и Нарциссе. А что касается тревожных знаков... Гермиона должна просто принять их к сведению.

***

Легкий ветерок трепал верхушки деревьев. Гермиона ждала его у квартиры. Она прикрыла ладонью глаза и взглянула на совершенно чистое голубое небо — ни облачка.

— Потрясающая погода, правда?

Она чуть не подпрыгнула от неожиданности.

— Откуда ты взялся?— спросила она, обернувшись к нему. На нем была широкая белая футболка и голубые джинсы.

— Из дома, — ответил он, указывая назад. — Такое большое кирпичное здание прямо за моей спиной. Знаешь, там ещё есть дверь и окна. Теперь увидела? Подожди, дай отойду немного левее.

Гермиона закатила глаза.

— Похоже, это будет очень длинная прогулка.

— Ну знаешь, как говорят... время идет медленнее, когда ты гуляешь в парке с молодым симпатичным бухгалтером.

— Забавно. Никогда не слышала этой поговорки.

— Ну, наверное, читать тебе надо побольше.

Она изогнула бровь.

— Мистер Малфорд, меня можно справедливо обвинить во многом, но уверяю вас: обвинять меня в том, что я мало читаю — почти ересь.

— А что случилось с Дрейк-О?

Только не это.

— Я не буду называть тебя Дрейк-О. Зачем настаивать?

— Не знаю. Звучит более... по-свойски что-ли. Явно лучше чем Дрейк.

Они пошли вниз по дороге. Она никогда его не видела в повседневной одежде... по четвергам он всегда был в костюме. Это так Гермиона пыталась оправдать свой интерес к его сегодняшнему облику. Он просто отличался от того, к которому она привыкла. И конечно, то, как плотно сидит на его плечах футболка, и то, как выглядят его мускулистые руки без привычных рукавов рубашки — не имеет к этому никакого отношения.

— По-свойски? Нет. Точно нет. Поверь мне, Дрейк-О не звучит по-свойски.

— Дрейк звучит скучно.

— А Дрейк-О... просто...

— Ну что?

— Вселяет ужас.

— Сильно сказано. Не преувеличиваешь?

— А парк далеко? — спросила она, пытаясь сменить тему.

— Совсем рядом.

— Ты часто туда приходишь?

— Каждый день.

— Правда?

— Да. Иногда два раза в день. Во время обеденного перерыва и после работы. Если позволяет погода, конечно. Не каждый, подобно некоторым, способен наслаждаться прогулкой под проливным дождем.

— Я вовсе не наслаждалась прогулкой под проливным дождем, — фыркнула она. — Это просто был хороший повод изгадить твой коридор.

Он рассмеялся. Она тоже не смогла сдержать улыбки.

— Кстати, — добавила она, показывая на сумку. — Я принесла твою одежду.

— Ну наконец-то. А то я уж было начал думать, что ты решила её присвоить.

— И что бы я делала с огромной бесформенной футболкой и шортами, доходящими мне до колен?

— Да ладно, Грейнджер. То, что ты творила с моими вещами, пока они были у тебя — твоё личное дело, — двусмысленно ухмыльнулся он.

— Я не хочу даже думать, что ты там себе только что представил.

— Ну почему же, есть очень забавные варианты, — хохотнул он.

— Уверена, что ты жаждешь услышать от меня: «Что за варианты?», чтобы ты смог выдать свой выверенно пошлый ответ, но я не доставлю тебе этого удовольствия. Зато замечу, что вокруг нас подозрительно много зелени и предположу, что мы наконец пришли в парк.

— Твое предположение совершенно верно. Добро пожаловать в Нортгейтский парк.

— А тут мило.

Было и в самом деле мило. Её взгляд скользил по ярким красно-оранжевым вершинам древних дубов. Осеннее солнце мягко золотило устланные сочной травой пригорки. А в самом конце парка переливался в лучах маленький пруд.

— Парк совсем небольшой, но по нему проходит беговая дорожка, достаточно длинная.

— Ты бегаешь?

— Да. Это в своем роде моя вновь приобретенная привычка.

— А какие у тебя еще есть привычки?

— О нет, сегодня я тут задаю вопросы.

— Да у тебя даже записной книжки нет, — возразила она.

— Я буду записывать все сюда, — сказал он, указывая себе на лоб. Подул ветер, и непокорная прядь платиновых волос упала на лицо. Он откинул её назад. — Начнем, пожалуй. Вопрос первый. Тебе нравится твоя работа?

— Пожалуй. Если бы еще не надо было каждую неделю ходить к одному придурку.

— Боже, вот не повезло. И как только ты его выносишь?

— Ну даже не знаю, — сказала она, отводя в сторону выступающую ветку. — У него хватает ума задабривать меня выпечкой, поэтому я пока и не думаю просить о переводе.

— Ай! — вскрикнул он. Она повернулась и увидела, что спружинившая ветка хлестнула его по лицу. — Спасибо, блин, тебе большое, Грейнджер.

— Прости, — засмеялась она.

— Так мне и надо, раз позволил тебе идти впереди. Ты ведь даже не знаешь, куда мы идем!

— А куда мы идем? Мы просто гуляем по парку. Или без конкретного направления у тебя может наступить экзистенциальный кризис?

— К твоему сведению, — сказал он тоном Гермионы, — мы идем в определённое место. Вернемся к моим вопросам. Что у тебя за семья? Есть братья и сестры?

— Нет, — ответила она. — Только я. Когда я была маленькой, я очень хотела сестренку, но не смогла убедить родителей. Вместо сестренки они купили мне рыбку.

— Ну, зато тебе не нужно было делиться игрушками с рыбкой.

— Что не мешало мне делать это. Когда мне было шесть, я подумала, что рыбка выглядит очень одинокой и положила ей в аквариум книжку.

— Ну и чем все закончилось?

— Печально и для книжки и для рыбки.

— Увы.

— Увы и ах. Бедная Беатрикс Поттер.

— Так звали рыбку?

— Нет. Книжку. Иллюстрированное собрание сочинений Беатрикс Поттер.

— А рыбка? Как её звали?

— Мисс Рыбка.

— Оригинально.

— Её назвали мои родители. Они очень практичны. Оба дантисты.

— Понятно. Они на тебя не злились за то, что ты не продолжила семейное дело, а выбрала собственную дорогу?

— Что? Ах, ты о том, что я социальный работник. М-м, нет. Они меня во всем поддерживали.

— Это хорошо. А твои друзья. Какие они?

— Какие у меня друзья? Обычные... хорошие, заботливые, с ними весело, — сказала она.

— Ты с ними в школе познакомилась?

— Да, — она чувствовала, что разговор принимает опасный оборот.

— А какое мороженое тебе больше всего нравится?

— Клубничное, — ответила она, радуясь, что он закончил задавать личные вопросы. — Почему ты смеешься? Что смешного в клубничном мороженом?

— Не могу объяснить.

— Ладно. Странный ты.

— А какие твои любимые сладости?

— Шоколадные ля... лед. Шоколадный лед.

— В смысле, замороженный такой?

— Ага, — фух.

— Отвратительно.

— Сам спросил, — нервно рассмеялась она.

— А какое твое любимое время года?

— Зима.

— Ты с кем-нибудь встречаешься?

— Нет.

Вот черт! Ловко он его вставил среди прочих дурацких вопросов. И почему только она не соврала? Намного проще было бы дать ему понять, что она не свободна. Она взглянула на него. Он даже не пытался скрыть улыбку.

— А сколько тебе было, когда ты впервые поцеловалась?

— Тебе не кажется, что это личное? Я тебе подобных вопросов не задавала.

— Просто потому, что я не смог бы на них ответить, Грейнджер.

— Ну ладно. Мне было пятнадцать.

— А какой он был?

— Кто?

— Парень, с которым ты впервые поцеловалась.

— Виктор? Он... довольно милый. Спортсмен. Тугодум, но все же милый. Боже, ветер что-то разгулялся, — сказала она, безуспешно пытаясь заправить выбивающиеся пряди за уши. Вокруг них кружились листья.

— А мне нравится, — признался он.

— Мне тоже. Кажется, что мы внутри стеклянного снежного шара, только вместо снега — листья, — Боже, как же глупо это прозвучало. Она обернулась, приготовившись к неизбежной подначке, но он определенно не был настроен придираться.

— Ну вот мы и пришли.

— Куда? — она осмотрелась. — Ты имеешь в виду эту скамейку?

— Да. Это моя любимая скамейка, — он жестом пригласил её присесть.

— А, — она села.

Скамейка была довольно милой, но пока было непонятно, чем же она отличалась от других парковых скамеек. Хотя она должна была признать, отсюда открывался чудесный вид на пруд с утками. На болотистые берега время от времени набегали зеленовато-коричневые волны.

— Замечательное место.

— Да, — сказал он, присаживаясь рядом с ней. — Хотя пруд довольно грязный.

Она изучила воду. И в самом деле вода была покрыта довольно толстым слоем сине-зеленых водорослей.

— Я думаю, водоросли придают пруду ещё большее очарование.

— Как скажешь.

В дальнем конце пруда плавали два или три лебедя. Их белоснежные перья внизу были испачканы зелеными водорослями.

— Хотя, конечно, красота лебедей страдает.

Он рассмеялся.

— Зато уткам по барабану, — заметил он.

— Точно, — она облокотилась о спинку скамейки и еще раз посмотрела на воду. — Здесь хорошо, — тихо сказала она.

— Согласен.

— А ты не думаешь… — начала она.

— Ш-ш-ш, — прервал он её. — Никаких вопросов. Давай просто посидим. Так я могу представить, что просто сижу в парке с красивой девушкой. Что моя жизнь абсолютно нормальна.

У неё в животе что-то перевернулось. Он считает её красивой? Нет, наверное, он так сказал, просто чтобы заткнуть её. Каковы бы ни были его намерения, она подчинилась его желанию. Она смотрела, как утки лениво плавали кругами, изредка ныряя в поисках пищи, но краем глаза наблюдала за ним. Он выглядел довольным, почти счастливым, созерцая скользящих по водной поверхности птиц. И именно поэтому, как ни странно, она тоже была умиротворена, она была рада этому месту, была рада сидеть рядом и разделять этот момент тихого счастья с Драко Малфоем.

Резко подул ветер и она плотнее завернулась в жакет. Вокруг кругами летали листья. Она подняла руки, чтобы снова пригладить волосы.

— Грейнджер, зря стараешься. Это бесплодная борьба человека и стихии.

Она рассмеялась, но все же попыталась достать из волос застрявшие листья. Она была уже готова выдать в ответ какую-нибудь остроумную реплику, как позади них кто-то закричал тонким, радостным голосом:

— Утки! Утки! Утки!

Она обернулась и увидела малышку — может быть, два или три годика — тащившую за руку свою маму к пруду. В другой руке у неё болтался довольно потрепанный игрушечный кролик без одной ноги.

— Да, Оливия. Это утки. А что говорят утки?

— Утки! — она швырнула кролика в воздух. Кролик отскочил от другого ребенка, много младше, привязанного к груди матери. Младенец угукнул и махнул пухлой ручкой.

— Пожалуйста, не бросай Уибби в свою сестру, Оливия.

— Утки! — Оливия подобрала кролика и потянула маму поближе к пруду.

— Ладно, подойдем еще немного ближе. Но ненадолго. Тесс хочет кушать.

Драко поднялся и пошел к ребенку. Достал из кармана целлофановый пакет, в который был завернут небольшой кусочек хлеба.

— Хочешь покормить уток? — спросил он.

Девочка смотрела на него широко раскрытыми глазами. Взглянула на мать. Женщина посмотрела на Драко, потом не Гермиону и улыбнулась.

— Давай, Ливви. Возьми немного хлеба, — и выпустила руку малышки.

— Ну-ка, я тебе покажу, — сказал Драко. Он отломил небольшой кусочек хлеба и кинул его в пруд. Три утки устремились к нему, восторженно крякая. Самая быстрая схватила хлеб, остальные расстроено чистили перья.

— Утки!!!

— Давай, — сказал Драко. Он вложил остатки хлеба в свободную руку малышки. Она внимательно посмотрела на хлеб, все ещё не до конца уверенная в том, что ей нужно делать. — Кидай. Вот так, — он показал, как нужно кидать. Малышка кинула весь кусок в пруд и радостно рассмеялась, наблюдая как полдюжины уток мгновенно превратили его в ничто.

— Утки! Еще! Еще! Еще! — визжала она.

— Прости, но у меня был только один кусок, — и в доказательство протянул к ней пустые руки.

— Еще! Еще! Еще! — она уже начала злиться.

— Довольно, Оливия. Хватит! Скажи дяде спасибо за хлеб. Пойдем.

— Не пойду. Еще! — и в приступе бессильной ярости Оливия забросила кролика в воду. Никто не успел толком среагировать, как внезапный порыв ветра отбросил игрушку в центр пруда.

— Уиббиииииииии!! — заплакала малышка.

— Ох, Оливия, — произнесла мать.

— Ба-ба-ба-ба-ба? — добавила младшая, заволновавшись на материнской груди.

— Уиббиииииииии!! — повторила Оливия. Лицо стремительно краснело и уже почти сравнялось цветом со свежим помидором.

Гермиона начала рыться в сумке в поисках конфеты или игрушки — чего-нибудь, что могло бы отвлечь девочку от ее невосполнимой утраты. Но все, что она смогла найти: шариковая ручка, жевательная резинка без сахара и пара скрепок — не особенно подходило для расстроенной малышки. Она встала, чтобы обследовать ещё и карманы, но к ней уже подошел Драко.

— Не приглядишь за этим? — произнес он, положив на скамейку снятую обувь и носки.

— Что ты делаешь?

— А ты как думаешь, Грейнджер? Спасаю Уибби.

И вошел в покрытый зеленой мутью пруд. Очередной порыв ветра унес кролика ещё дальше. Драко вошел глубже, вода доходила ему уже до пояса. Дотянувшись до игрушки он вытащил её из пруда. Пруда, который чуть было не стал последним пристанищем горемычного кролика. Победоносно поднял его над головой. Оливия зашлась в восторженном визге.

Достигнув берега, он быстрым движением скрутил игрушку, выжимая мутную воду. И передал Оливии, которая с облегчением прижала кролика к груди.

— Уибби! Уибби! Уибби!

— Большое вам спасибо, — сказал мать. — Но, право, не стоило. Оливия, скажи спасибо дяде.

— Шпасибо, — застенчиво пробормотала девочка, смотря снизу вверх на Драко.

— Пожалуйста, — сказал он. — Береги малыша. Не думаю, что кролики любят купаться.

Оливия зарылась лицом в мамины юбки. Мать провела рукой по малышкиным волосам.

— Пойдем, милая. На сегодня с нас довольно впечатлений. Еще раз спасибо. Очень благородно с вашей стороны.

Как только женщина отошла, Гермиона внимательно взглянула на Драко. Весь низ белой футболки был в водорослях. Джинсы, само собой, промокли насквозь и липли к ногам как вторая кожа. Гермиона даже не знала, что её больше удивило: что Драко Малфой нырнул в грязный пруд, дабы спасти потрепанного игрушечного кролика; или что она находила этого самого, покрытого зеленой гадостью, Драко Малфоя невероятно сексуальным.

— Это было почти героически, — произнесла она, отводя от него взгляд и уставившись на пруд.

— Почти героически? — переспросил он, пытая выжать низ джинсов. — Я спас игрушку, а не ребенка.

— Дрейк, любой бы полез спасать ребенка. Но немногие бы полезли в пруд ради игрушки.

Он пожал плечами.

— Мои вещи у тебя с собой?

— Да, конечно! Как я сама не подумала, — она протянула ему одежду.

— Ну, наверное, потому, что не ты тут стоишь на ветру, с ног до головы покрытая птичьим дерьмом, — и снял футболку через голову.

Гермиона приложила героические усилия, чтобы не смотреть. Впрочем, один вид его голого торса, бледной кожи и крепких мускулов, свел все её усилия на нет.

— Ты ведь... э-э... не собираешься переодевать брюки в парке? — произнесла она, обретя наконец дар речи.

— Я спрячусь за дерево. Не хочу, чтобы меня арестовали за публичное совершение непристойного действия.

Он подмигнул ей и шагнул за дерево.

Чего это он ей подмигивает? Неужели заметил, какими глазами она на него смотрела? Конечно заметил, корила себя Гермиона. Нечего было так пялиться.

Он быстро вернулся, держа в руках комок одежды.

— Может, пойдем? А то я не особо в восторге от ощущения мокрых трусов, но боюсь, что если предложу пойти и вовсе без нижнего белья, ты покраснеешь ещё больше, и у тебя банально полопаются вены.

— И совсем я не покраснела! — возразила она. Хотя при упоминании о его нижнем белье тут же залилась краской.

Он саркастически хмыкнул, обуваясь.

— Как скажешь, Грейнджер.

Он сунул мокрую одежду в пакет, протянутый Гермионой, и зашнуровал ботинки.

По дороге назад её внезапно осенило.

— А ты всегда носишь с собой кусок хлеба?

— Нет. Только чтобы оставить после себя след из хлебных крошек в случае прогулки по дремучему лесу. Или, — веско добавил он, — когда иду к пруду с утками.

— Но почему ты тогда не стал сразу кормить уток?

— Ты была со мной.

— А... ты не хотел, что я помешала твоему с ними единению?

— Ага.

— Что?

— Шучу я. Обычно я сразу начинаю их кормить. Когда я только начинал ходить к пруду, то старался немного подождать, потому что в 75% случаев подходил ребенок и выражал горячее желание кинуть уточкам кусок хлеба. Но очень скоро я понял, что родители не в восторге от того, что их драгоценные чада берут хлеб у незнакомого мужчины, бесцельно шатающегося у пруда. Но поскольку ты была со мной, — сказал он, переложив пакет из одной руки в другую, — была вероятность, что мать решит, что я не извращенец, пытающийся совратить её малышку, а милый молодой человек, пришедший на пруд с девушкой.

— А, — было все, что Гермиона смогла произнести. Думать о том, как каждый день Драко сидел здесь в одиночестве, избегая излишне осторожных родителей, было грустно.

Оставшуюся часть пути они прошли в молчании. Время от времени он останавливался и, ёрзая, пытался поправить прилипшие трусы; а она то хихикала, то вежливо делала вид, что не замечает.

— Который час? — спросил он, когда они подошли к его дому.

— Около двух, — ответила она.

— У тебя в волосах листья.

Она нахмурилась и тряхнула волосами.

— А ты покрыт зеленой болотной пеной.

— Ничья, — рассмеялся он. — Есть хочешь?

Есть она и вправду хотела. Сегодня она успела только позавтракать. Но, если она скажет «да», это будет означать, что она согласилась поесть с ним. Чего она не хотела.

— Да, пожалуй, — ответила она. Черт бы побрал её язык! Она не хотела этого говорить.

— Вверх по улице есть одно местечко с приличной кухней. Не хочешь попробовать?

— Дрейк... я просто... это не...

— Знаю я, знаю... это непрофессионально. Но сейчас суббота, а не четверг. И это всего лишь обеденный перекус, а не романтический ужин. И если ты настаиваешь, я даже не буду платить за твою еду.

— Я... я не знаю.

— Слушай, мне нужно подняться в квартиру, быстренько принять душ и переодеться. Пошли со мной? Пока я буду приводить себя в порядок, ты подумаешь. За это время ты успеешь найти достойную отмазку. Если ты откажешься, я не буду настаивать, обещаю.

— Ладно, — вздохнула она.

***

Естественно, придумывать отмазку она была не способна.

Зато ей, кажется, удалось не слишком на него пялиться, когда он вышел из ванны в одном полотенце и прошествовал в спальню. Она на него, конечно, взглянула, как бы между прочим, но не пялилась, совсем.

***

Он прав. Кухня здесь была отличная. Достаточно острая, чтобы в носу защипало, но не до такой степени, когда ничего кроме огненной остроты не чувствуешь. Само заведение выглядело не слишком презентабельно, но народу здесь было достаточно, учитывая, что сейчас середина дня.

— Часто ты сюда приходишь? — спросила она.

— Не слишком оригинальный вопрос для поддержания беседы на первом свидании, — сказал он, делая глоток воды.

Она закатила глаза и отправила в рот полную вилку риса.

— Но да, я часто сюда прихожу, когда не хочу готовить.

— А что ты предпочитаешь готовить?

— Все. Слушай, ты не возражаешь, если мы сейчас коротенько кое-что обсудим?

— В смысле?

— У меня есть вопрос к моему социальному работнику.

— А, — она промокнула губы салфеткой и немного выпрямилась. — Слушаю.

— Помнишь, ты меня спрашивала о странностях и несоответствиях?

— Да, — ответила она. Сердце её забилось быстрее.

— А почему ты спрашивала?

— Потому что у тебя была травма головы, — быстро ответила она.

— А что именно со мной случилось? Что они со мной сделали?

— Я точно не знаю, — она тщательно подбирала слова. — У меня нет доступа к документам полиции.

— Почему у меня не осталось шрамов?

— Наверное, потому что тебе попались хорошие врачи.

— Хм, — казалось, такой ответ его не устроил. — Просто странно, что все личные воспоминания стерлись, но я помню кучу всего другого. Например, все песни из альбома Биттлс. Почему я помню каждое гребаное слово из «Элеанор Ригби», но не имею ни малейшего понятия, как выглядит лицо моей матери?

— Я не знаю, Дрейк. С этим я тебе помочь не могу.

— А чем на хер вообще ты мне можешь помочь, мисс Грейнджер?

— Возможно, ничем, — спокойно ответила она.

— Охренительно, — он с силой опустил стакан с водой на стол.

Несколько минут они сидели, уставившись в тарелки. Гермиона кругами водила вилкой.

— Прости, — сказал он. — Не хотел испортить тебе день.

Ей почудилось, или только что Драко Малфой перед ней извинился?

— Я... э-э-э... не беспокойся, — сказала она. — Я знаю, как тебе тяжело.

— Странно все это, Грейнджер. Я прочёл уйму литературы по вопросам нарушения памяти и травмам головного мозга, но то, что происходит со мной — ненормально.

— В таких вещах вообще нет ничего нормального, Дрейк. Мозг каждого человека уникален.

Он вздохнул.

— А почему ты вообще спросил? — мягко произнесла она. — Ты заметил... что-то странное?

Он ничего не ответил. Челюсти крепко сжаты, пальцы отбивают ритм на поверхности стола.

— Что случилось?

Он закрыл глаза.

— Расскажи мне.

— Только обещай мне кое-что, — сказал он, открывая глаза и смотря на неё в упор.

— Что?

— Что не будешь смеяться.

— Обещаю.

— Если ты рассмеешься, я...

— Я не буду смеяться, — сказала она. Очень серьезным голосом.

— Ладно, — он глубоко вздохнул и посмотрел вниз. — Вчера я двадцать минут пытался открыть дверь.

— Э-э... ключи сломались?

— Нет, я их даже не доставал.

— Не понимаю, — сказала она. Хотя понимала. Но очень хотела не понимать.

— По какой-то причине я был уверен, убежден: для того, чтобы открыть дверь, нужно произнести пароль. И начал нести какой-то бред, и каждый раз, когда я не угадывал, расстраивался все больше и больше. А потом, так же неожиданно, я вдруг вспомнил, что нужно использовать ключи. Достал из кармана ключи, открыл дверь, зашел внутрь и попытался забыть о том, что произошло.

— Но не забыл.

— Нет, — он снова посмотрел на неё. Совершенно потерянным взглядом. — Спасибо, что не рассмеялась.

— Дрейк...

— Я думал, что рассказывать тебе подобное будет глупо. Поклялся, что ни за что не расскажу. Но мне стало легче.

— Я всегда тебя выслушаю, — она накрыла его ладонь своей. Ладонь была холодная, ощутимо выпирали костяшки пальцев. — И всегда буду относиться к тебе серьезно.

— Я тебе верю, Гермиона, — и посмотрел на её руку. Она хотела отдернуть её, но не стала, услышав следующий вопрос. — Думаешь, я схожу с ума?

— Нет, Дрейк.

— А мне кажется, что вполне.

— Ты не сходишь с ума, — она сжала его руку. — Ты справишься. Нужно немного подождать.

Он не ответил, но сжал её руку в ответ.

***

Пока они шли обратно в квартиру, Гермиона думала. Размышляла то о психическом состоянии Драко, то отчаянно пыталась понять, что пошло не так с Рескрипсо.

Когда они пришли, она обернулась к нему, не зная, что сказать.

— Было приятно провести с тобой день, Гермиона, — заговорил он первым.

— Мне тоже, — улыбнулась она ему.

Они замолчали. В какой-то момент взгляд Гермионы остановился на его губах и она задумалась: какие они на вкус? Испугавшись этой мысли, она оторвала взгляд от его губ и посмотрела ему в глаза; и поняла, что он тоже смотрит на её губы. «О Боже, — подумала Гермиона. — Мы что, собираемся поцеловаться?»

Нет. Только не это.

— Мне... мне нужно идти, — произнесла она, сглатывая.

— Ну, если ты настаиваешь, — вздохнул он.

— Я... увидимся в четверг.

— Точно. Записную книжку не забудь, — произнес он спокойно, без яда.

— Не забуду, — она пошла вниз по улице.

— Грейнджер?

— Да? — она обернулась к нему.

— Может, повторим?

— Я не уверена, что это хорошая идея, Дрейк.

— Пожалуйста?

— Дрейк, ты мой клиент. Это просто... я не могу.

— А могу я тебя уволить?

— Что, прости?

— Могу я тебя уволить? — повторил он. — Попросить другого социального работника? Чтобы мы могли это повторить?

— Они спросят, почему ты хочешь сменить социального работника. Я не хочу потерять эту работу, Дрейк.

Это была не совсем правда. Но она и вправду не хотела объяснять, почему к Драко нужно назначить другого человека. И что более важно, она не хотела, чтобы ещё кто-то с ним работал. Это только всё еще больше усложнит.

— Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, — признал он. — Но, Грейнджер? Видеть тебя, говорить с тобой — это не дает мне окончательно сойти с ума.

— Дрейк...

— Позволь мне приготовить тебе ужин.

— Что?

— В четверг. Вместо чая, позволь мне приготовить тебе ужин.

— Нет.

— Просто ужин.

— Это неправильно.

Он глубоко вздохнул. Выпустил почти весь воздух из легких.

— Ладно. Я понимаю.

— В субботу, — произнесла она, тут же сожалея о сказанном.

— Что? — его голос был на две октавы выше обычного.

— В следующую субботу. Мы можем поужинать.

— Ты уверена?

— Нет. Поэтому лучше не спрашивай.

— Ладно.

— Но ты мне кое-что должен пообещать, — сказала она.

— Ты снова хочешь пять вопросов?

— Нет. У тебя на работе организуют встречи всем коллективом? Совместные походы в бар, к примеру?

— Да, — он прищурился. — А что?

— Я хочу, чтобы ты пошел.

— Ни за что.

— Таковы мои условия.

— А может лучше десять вопросов?

— Нет.

— А ты пойдешь со мной? Это в «Спаркис». Тут за углом.

— Нет.

Он закатил глаза.

— Ладно. Но в субботу ты останешься на десерт.

— Хорошо.

— И, — мстительно добавил он, — в четверг ты сможешь задать только три вопроса. И я не обещаю не быть сволочью.

— Более того: я буду готова к тому, что ты будешь сволочью.

— Ну это-то я перенесу, — и растянул губы в улыбке.

Нужно срочно уходить, опять в голову лезут мысли о его губах.

— Всего хорошего, мистер Малфорд.

— И вам того же, мисс Грейнджер.