То, что лучшим событием недели для Гарри стала пьянка с Драко Малфоем, многое говорило о том, каково ему нынче в Хогвартсе. Другими событиями были дикая головная боль наутро, Джинни, которая вежливо, но твердо отказывалась с ним разговаривать, и Рон, несколько дней почти не открывавший рта. К концу недели Гарри стал предвкушать, как поболтает с портретом Колина, и пересел к шерстикурсникам просто для того, чтобы было с кем перекинуться словом.

Он был так занят, стараясь помириться с Роном и Джинни, что совсем выпустил Малфоя из виду. Но потом кто-то (или что-то) чуть не уничтожил портрет Крэбба. Когда утром Гарри спустился к завтраку, от холста остались лохмотья, а рама была рассечена пополам. Малфой дрожащими руками накладывал восстанавливающие заклятья.

Гарри вернулся за картой Мародеров.

Когда он снова спустился вниз, Малфой уже ушел завтракать. Он более или менее привел раму в порядок, но холстом была вынуждена заняться мадам Помфри, потому что лечение волшебных портретов — очень непростой процесс.

— Ты уверен, что поблизости никого не было? — спросил Гарри Колина. — Кто мог бы повредить портрет Крэбба?

Колин закусил нижнюю губу и потряс головой.

— Нет. Когда это случается, портреты спят.

— То есть как, спят? — уточнил Гарри. — Ты что, спишь стоя, как Толстая Дама?

— У портретов постарше на картинах бывают стулья или кресла, — пояснил Колин. — На том, что висит в кабинете травоведения, имеется пустой стул, и я обычно сплю там, если место еще не занято.

— Бред какой-то! — сказал Гарри.

Колин пожал плечами.

— Жаль, что у нас нет кроватей или чего-то вроде. Но портреты как-то обходились без них веками, может, и мы приспособимся.

Голос у него был не слишком уверенный.

Гарри вошел в Большой зал, глубоко вздохнул, подошел к слизеринскому столу и велел первокурсникам, сидящим вокруг Малфоя, сдвинуться. Те уставились на него, а затем, толкаясь, стали пересаживаться. Вдоль стола прокатилась черно-зеленая волна.

Малфой не сводил с Гарри глаз. Тот развернул карту, постучал по ней и сказал: «Торжественно клянусь, что замышляю шалость». На карте стали проступать значки, и Гарри увидел, как медленно открывается рот Малфоя. Когда на схеме Большого зала появилась последняя надпись крохотными буквочками: «Г. Поттер и Д. Малфой», тот поднял глаз и посмотрел на Гарри, причем лицо его выражало примерно дюжину разных чувств.

— Это многое объясняет, — холодно заметил он.

— Ты еще поплачь, — посоветовал ему Гарри.

Губы Малфоя дернулись, но привычного злобного взгляда не последовало. Он вернулся к карте и принялся ее рассматривать.

— Похоже, невероятно сложная магия. Но все-таки поправить ее можно.

— Она не может быть слишком сложной — эту карту придумали школьники.

Малфой поднял глаза:

— Кто придумал?

Гарри рассказал. Тот слушал с каменным лицом, пока Гарри не упомянул Петтигрю.

— Они были друзьями.

Малфой кивнул, не сводя с него глаз, и снова вернулся к карте.

— Она, видимо, привязана к чарам Основателей. А сверху наложены поисковые заклятия на всех ведьм и колдунов, которые в школе.

Он постучал по центру карты, там, где значились имена «Поттер» и «Малфой», и пробормотал заклинание. Место очистилось и на нем проступили буквы:

«Гарри Поттер: 18 лет, будущий аврор, герой и вообще славный парень».

«Драко Малфой: 18 лет, пария, не такой полный придурок, как раньше».

Гарри изо всех сил старался не рассмеяться. Малфой нахмурился, скулы у него порозовели.

— Для вечеринки — самое то, Малфой!

Малфой стал еще мрачнее.

— Сам видел, — начал он, торопливо стирая слова, — что карту можно изменить. Я могу поработать, чтобы она начала показывать портреты.

— Мысль недурна, — признал Гарри. — Тебе помочь?

Малфой весь напрягся, как в тот день, когда они пили вместе.

— Я разбираюсь в чарах, — сказал он.

— Ладно, — сказал Гарри.

Малфой помолчал и добавил:

— Она мне на некоторое время понадобится.

Тон был такой ровный и спокойный, что Гарри мог бы ему поверить, если бы не голос, задрожавший в конце фразы, и не упертые в стол ладони, изо всех сил прижимавшие карту.

— Бери.

Гарри пожал плечами, надеясь, что выглядит естественно.

— Только осторожнее. Я ее берегу для Тедди.

— Для кого?

— Для твоего племянника, — сказал Гарри и осекся. Вполне возможно, что Малфой и не подозревает о существовании Тедди.

— А, — спокойно заметил тот. — Внук тетки Андромеды.

— Я решил, что карта перейдет к сыну Ремуса. Когда тот подрастет и сможет ее использовать.

Малфой обвел пальцем край карты.

— Его назвали в честь деда. А я — его крестный.

Малфой поморщился:

— Это я слышал.

Он приподнялся:

— Я буду осторожен.

Гарри не понял, о чем он — о карте или поисках Крэбба. Малфой повернулся, чтобы идти, хотя почти не прикоснулся к еде. Гарри потянулся, чтобы его задержать, и тот застыл с его рукой на плече.

Гарри подался вперед, вынул у Малфоя из ладони пергамент и слегка постучал по нему палочкой.

— Шалость удалась, — сказал он, и листок снова стал чистым.

Он свернул его и вручил Малфою, который закатил глаза и пошел из зала.

— Милости просим! — весело крикнул Гарри ему вслед и вернулся к завтраку.

— Вы будете это есть? — спросила первокурсница, указывая на его круассан. Белобрысая девочка в очках смотрела на его тарелку так, как будто охотно прикончила бы весь его завтрак, если бы только он разрешил.

— Я его сберегал специально для тебя, — ответил Гарри. Она расплылась в улыбке и устроилась с ним рядом. Когда он уходил, слизеринские первокурсники уже не тряслись на дальнем конце стола, и он выяснил, что в первый же день Малфой пригрозил наложить на них «Инкарцерос», если они вздумают к нему приставать.

— Это он шутил, — солгал Гарри, который только что доел паточную коврижку Малфоя и был настроен великодушно.

В ответ на их неверящие взгляды он во всех подробностях рассказал, как Малфоя превратили в хорька, и в отличном настроении отправился на занятия.

* * *
Октябрь, как всегда, тянулся бесконечно. Устоявшуюся череду учебных занятий, домашних заданий и перерывов еду нарушали только выходки учеников. Большинство черпало вдохновение в каталоге, но несколько человек приложили собственный ум.

В результате в теплицах два дня шел снег, и профессор Спраут на находила себе места от беспокойства за драконьи лилии и корни мандрагоры. Невилла отпустили практически со всех занятий, чтобы он помогал ей накладывать согревающие чары, и переставлять горшки с растениями в безопасные места.

Потом разом опустел кабинет маггловедения — исчезло все: парты, свитки, школьная доска, учебники и маггловские учебные пособия (степлер, свеча зажигания и гладильная доска). Их разыскивали всю среду, и в конце концов нашли (за исключением свечи зажигания) в трубе Хагридова камина. Свечу, по общему мнению, могли принять за украшение, так что какая-то ничего не подозревающая школьница носила ее на шее как амулет.

Несколько человек начали проводить по субботам квиддичные матчи, которые быстро приобрели популярность. К Гарри обратились с просьбой быть капитаном, и он уже почти согласился, когда узнал, что Рон сказал «нет», и что его зовут на место Джинни. Он не стал бы играть без Рона и обижать Джинни, но ему все равно хотелось поучаствовать. Ведь речь шла о квиддиче! Гарри слишком хорошо помнил, сколько времени прошло с тех пор, как он играл в последний раз. Но потом он окольными путями узнал, что Малфою никто ничего не предлагал. Он не мог объяснить, почему ему стало так противно. Не то, что бы из Малфоя получился приличный капитан! Просто он вдруг осознал, как сильно все изменилось, и насколько далеко ушло былое школьное соперничество.

Когда Рон узнал, что Гарри помогает Малфою, он прочитал ему нотацию в лучшей Гермиониной манере. Поэтому было особенно приятно сообщить ему, что это была идея Гермионы. За этим последовал лихорадочный обмен посланиями, пока замученная сова не принесла Рону записку с подчеркнутыми Гермионой словами: «Перестань валять дурака!»

Тогда Рон рассказал обо всем Джинни, которая, по его словам, спокойно закрыла учебник и отправилась на поиски Гарри. Тот был в библиотеке.

Она постучала его по плечу:

— Ты что, и правда отдал карту Драко Малфою?

Гарри непонимающе посмотрел на нее.

— Ну, ту самую, с помощью которой я, как ты заявил, тебя выслеживала.

— А…, — начал Гарри. — Послушай, дело в том…

Она подняла руку и он замолчал.

— Раз ты доверяешь такие секретные вещи Малфою, а не мне, Гарри, то, видно, ты знаешь его лучше, чем я, — сказала она, повернулась и ушла.

Рон сказал, что ему еще повезло, что обошлось без Летучемышиного сглаза, и Гарри был склонен с ним согласиться. Рон все еще дулся на него за то, что Гарри не особо старался помириться с Джинни. Но когда к середине семестра ее стали видеть с Таддеушем Макмилланом, младшим братом Эрни, Рон почти успокоился и только время от времени за едой кидал на Гарри оскорбленные взгляды.

Гарри пару раз попытался поговорить с Джинни, но как-то не мог найти случая сделать это наедине.

— Я еще не готова об этом говорить, Гарри, — сказала она ему в конце концов, и Гарри обнаружил, что он тоже, так что он бросил свои попытки.

Он снова разыскал ее после того, как увидел с Таддеушем. На этот раз она, вздохнув, протянула ему руку. Она печально смотрела на него, словно уже успела забыть, каково это — быть в него влюбленной. Он подумал (и подумал не в первый раз), что, может, это потому, что он так и не сумел ей показать, каково это — быть влюбленным в нее.

— Я хотела, чтобы ты узнал раньше всех. Просто тебя стало трудно найти.

Она неловко замолчала, но Гарри и сам мог дополнить несказанное.

— Прости меня, — сказал он.

Она покачала головой, и сильнее сжала его руку.

— Я не хотела на тебя давить. И тогда, и сейчас. Прости меня.

Гарри хотел ответить, объяснить, что она никогда не давила, но слова застряли в горле. В конце концов он кивнул, а потом она ушла, оставила его, ни разу не оглянувшись.

Совы продолжали приносить заказы из хохмазина. Через десять дней во время обеда половина слизеринских первокурсников превратилась в рыжих в серебристую полоску кошек. Одна из них (Малфой наотрез отказался сказать, кто, и Гарри так и остался в неведении) с довольным видом забралась на колени к Малфою и промурлыкала весь обед. Малфой сидел прямой, как доска, и хмурился все сильнее, так что под конец его нос стал походить на смятую простыню.

В общем, неделя прошла недурно.

— Я нашел Крэбба, — сказал Малфой следующим вечером. Он поджидал Гарри у портрета Толстой Дамы, сжимая в руке карту.

— Точно нашел?

Малфой кивнул и протянул Гарри карту. Тот взял ее и развернул.

Он расстелил ее поверх портрета Толстой Дамы, которая фыркнула и со словами: «Только этого не хватало!» удалилась из рамы. В слабо освещенном коридоре было трудно разобрать крохотные надписи. Малфой засветил на конце палочки «Люмос» и поднял ее над плечом Гарри.

— У тебя получилось, — пробормотал тот, наблюдая, как на карте проступают названия портретов. Он увидел, как надпись «Толстая Дама» перемещается с холста на холст. Она уже была на полпути к Астрономической башне. — Здорово, Малфой.

— Смотри, — сказал Малфой, перегибаясь через плечо, и постучал по карте палочкой. Гарри прищурился и наконец увидел.

— Он в библиотеке?!

— В Запретной секции, — пояснил Малфой. — Там, где никого не бывает.

— Особенно после войны, — заметил Гарри. Теперь мадам Пинс требовала, чтобы допуск в Запретную секцию подписывали не только преподаватели, но и родители с опекунами.

— Меня она туда не пустит, — сказал Малфой. Его дыхание согревало шею Гарри.

Тот повернулся и обнаружил, что Малфой, чтобы освещать ему карту, придвинулся так близко, что стали видны веснушки на носу. Раньше Гарри никогда их не замечал. Интересно, почему? Предполагалось, что он выучил Малфоя вдоль и поперек. Ничего сложного в Малфое нет. И никогда не было.

— Похоже, тебе снова требуется помощь, — заметил Гарри.

— Ну, ну. Тот, кто тебя плохо знает, мог бы вообразить, что ты решил меня приручить.

— Ничего подобного. Я просто… — Гарри осекся и попытался вспомнить, что по этому поводу говорила Гермиона.

— Ты просто? — терпеливо повторил Малфой.

— Ну…

— Неважно. Если ты настолько стесняешься, я не буду настаивать, чтобы ты сознался.

— Нет! — торопливо поправился Гарри. — Это не так!

— Поттер…

Тон, каким Малфой это сказал, сделал бессмысленным любые возражения.

А потом Малфой ему улыбнулся. Улыбкой, полностью отличающейся от его обычной усмешки. Улыбкой, которую Гарри никогда раньше не видел на его лице.

— Я сейчас, — решительно заявил Гарри, и уничтожил все свои претензии на светскость, когда запнулся и провалился в освобожденную от холста дыру.

* * *
К моменту, когда они добрались до библиотеки, Гарри мог думать только о ночи в Выручай-комнате. Малфой старался держаться на расстоянии, но оба слишком выросли, чтобы спрятаться под мантией-невидимкой, не прижимаясь друг к другу, и как Малфой не вытягивал руки вдоль тела, каждое случайное прикосновение напоминало Гарри о том, как они в последний раз были так близко.

И напоминало о множестве других вещей, о которых он бы предпочел не думать. Например, о запуганном и сломленном Малфое, каким тот был весь прошлый год в Малфой-маноре. О том, как легко проступили на его коже порезы, когда они с Малфоем сражались, и как тот никогда не мог обыграть Гарри, не жульничая. О том, как он в поезде сломал Гарри нос — просто потому, что подвернулась возможность. О том, как Гарри мальчишкой лежал в кровати на Прайвет-драйв и мечтал о том, что он сделает с Малфоем.

В этих мечтах он никогда не рисковал жизнью ради Малфоя. Никогда не глядел в его глаза, выхватывая у него из руки палочку. Не проводил месяц за месяцем, используя эту палочку и думая о Малфое каждый раз, когда приходилось колдовать. Никогда он…

— Поттер, ты не мог бы подражать смертофальду, а не изображать флоббер-червя? — прошептал Малфой у него над ухом.

Они, как обнаружил Гарри, практически топтались на месте. Он ускорил шаг.

— Не надо было пускать тебя под мантию — шел бы следом, и все, — пробурчал Гарри. — И потом, никто не знает, как быстро двигаются смертофальды.

— Те, кого они переварили, знают, — жизнерадостно ответил Малфой. — К твоему сведению, с тех пор, как я с тобой познакомился, я на каждое Рождество просил подарить мне такую тварь. Самое большое разочарование моего детства — то, что я ни разу не нашел ее под елкой. Или, правильнее, ни разу не не-нашел.

— Тебе хотелось иметь тварь, которую невозможно увидеть и которая, возможно, вообще не существует? — уточнил Гарри.

— Прости, если я ошибаюсь, но мы с тобой слоняемся по замку под мантией-невидимкой?

— Я не слоняюсь, — проворчал Гарри, не в силах скрыть веселье в голосе, и всю оставшуюся дорогу до библиотеки он, даже не видя, чувствовал улыбку Малфоя.

Библиотеку почти привели в порядок, хотя повсюду зияли пустые полки, и от этого помещение казалось еще просторнее, чем обычно. Все еще под мантией они с Малфоем проскользнули в Запретную секцию. Убедившись, что шкафы их надежно прикрывают, Малфой выбрался из-под мантии, и Гарри откинул ее на плечи, остро осознав, насколько горячим было чужое тело.

Малфой остановился, разглядывая Гарри с головы до пят. Гарри знал, что он вспоминает встречу у Визжащей Хижины и голову, маячившую среди комков грязи.

Он усмехнулся.

— Сколько лет я ломал себе голову, а все так просто, — пробормотал Малфой, с завистью глядя на мантию.

— Ладно тебе, — ответил Гарри. Малфой показал ему палец и двинулся вперед. Гарри пошел следом.

Они нашли Крэбба в самой глубине Запретной секции, куда кто-то засунул нелепую картину под названием «Натюрморт с метлами». Рядом была полка с надписью: «Являющие чары — Язвительные Ведьмы». Крэбб сидел на низенькой квиддичной скамейке спиной к раме. Картина изображала кладовку, в которой, кроме скамейки, имелись две метлы, какие-то рейки и груда полотенец. Их Крэбб, судя по всему, использовал вместо одеял. В длину холст был уже, чем в ширину, и написан снизу, так что голова Крэбба едва на него вмещалась. Были видны только широкие плечи съежившегося на коленях человека. Он смотрел в пустоту.

И выглядел ужасно заброшенным.

Гарри притаился за полками. Было поздно, но лампы в Запретной секции все еще горели. Малфой сделал шаг вперед, отбрасывая длинную тень на ряды книг.

— Крэбб, — прошипел Малфой.

Тот даже не пошевелился.

— Крэбб, — сказал Малфой немного громче.

Крэбб медленно повел плечами и разогнул свое большое неуклюжее тело. Еще мгновение, и на картине появилось его лицо.

— Драко, ты?

На мгновение Малфой лишился дара речи, как будто не продумал, что говорить, когда дойдет до дела. В конце концов он пожал плечами и сказал:

— Привет.

Крэбб кивнул. Гарри обратил внимание, что на портрете тот моложе, чем был, когда погиб. Должно быть, его рисовали с колдографии, сделанной до того, как Крэбб присоединился к Пожирателям смерти — до того, как его лицо превратилось в тяжелую маску убийцы. Он выглядел моложе и человечнее, чем Гарри его помнил.

— Послушай, — начал Малфой. — Я тут подумал, может, тебе вернуться на свой портрет? Тем более, остальные интересуются, куда ты пропал.

— Чушь, — сказал Крэбб. А вот голос у него остался тем же самым: на удивление мягким и приятным.

— Почему чушь? — спросил Малфой. Он сильно нервничал, то и дело переступал с ноги на ногу и заправлял волосы за уши. — Если ты вернешься, чтобы все убедились, что с тобой все в порядке, я уверен, что…

— Я тебе больше не подчиняюсь, — ответил Крэбб мягким упрямым тоном.

— Конечно, не подчиняешься, ты, придурок! — рявкнул Малфой. Видимо, многолетняя привычка командовать взяла верх над терпением. — Потому что ты — покойник!

Лицо Крэбба сморщилось, словно на него село что-то огромное.

— Я же здесь, верно? — тупо произнес он. — Как я могу быть покойником, когда я здесь?

— Есть разница. Ты задумывался, как ты вообще сюда попал? Ты же ненавидишь библиотеки. И что-то незаметно, чтобы ты читал.

Крэбб сморгнул и поглядел через плечо Малфоя, словно только сейчас осознал, что находится за пределами картины.

— Не понял, — пробормотал он. — Здесь тепло. Скамейка есть. Можно поспать.

У Малфоя отвисла челюсть.

— Ты на ней спишь? Каждую ночь?

Крэбб пожал плечами:

— Однажды заявился дракон и попытался съесть полотенца. Отогнал его метлами.

— Возвращайся, ты, полоумный, — сказал Малфой. — Ты же не можешь торчать тут вечно.

Крэбб вздохнул. Его лицо на мгновение скрылось с холста, так что Малфой был вынужден смотреть на его огромные колени. В какой-то момент Крэбб снял мантию со слизеринским гербом, чтобы использовать ее вместо подушки.

Потом голова Крэбба снова возникла на полотне, и тот тихо спросил:

— Драко, а мы выиграли войну?

Малфой не сумел сохранить контроль над лицом. Гарри под мантией напрягся.

— Нет, — откровенно заявил Малфой через мгновение. — Мы войну не выиграли. Ты ее проиграл, когда попытался убить Поттера и сгорел сам. Ты бы и меня с Гойлом с собой прихватил, если бы Поттер не…

Он осекся, отвел глаза, закусил нижнюю губу и уставился в пол. На нахмуренном лице Крэбба проступил злобный оскал, который почти сразу сменился надутым выражением, совсем как у ребенка.

— Я думал, Повелитель…

— Повелитель мертв, — сказал Малфой. — Все его шесть осколков. Или дюжина. Все кончено. Гойл в Азкабане, и наши родители тоже.

— Ничего себе!

— Но дементоров больше нет, — торопливо заметил Малфой. — С ними прилично обращаются.

— Ничего себе! — повторил Крэбб. Его голос перешел в хриплый монотонный бубнеж. Подумав, он спросил:

— Тогда ты что тут делаешь?

— Понятия не имею, — ответил Малфой.

— Не хочу якшаться с грязнокровками. Они все меня ненавидят.

— Наш Дом покинул школу, — сказал Малфой высоким ломким голосом. — Остались только ты и я. Если ты не вернешься, я… останусь только я.

— Но я же просто портрет, — ответил Крэбб.

— Не просто, — сказал Малфой. — Не просто.

Он несколько раз сморгнул и заправил волосы за уши. Гарри вдруг со всей ясностью осознал, что ему не стоило приходить. Надо было отдать Малфою мантию. Ему тут совсем не место.

— Я чуть тебя не убил, — заметил Крэбб своим ласковым тоном.

— Я знаю, что на самом деле ты не хотел. Ты не понимал, что это такое — Адское пламя.

Он сделал шаг вперед и положил ладонь на холст. Крэбб не пошевелился, так что ладонь Драко легла на пустое пространство между ним и двумя метлами, скрещенными в углу.

— Я обещаю: если ты вернешься, никто тебя не тронет.

Крэбб потер лоб. Его ручища то пропадала из вида, то возникала вновь.

— Ладно, — решился он наконец.

* * *
Хотя Гарри опасался, что его присутствие может отпугнуть Крэбба, он все-таки отправился вместе с Малфоем проследить, что тот благополучно добрался до первого этажа. Это заняло уйму времени: Крэбб плохо помнил дорогу, к тому же выяснилось, что портреты бродят собственными окольными путями. Гарри и Малфой помогали ему, справляясь с картой, но оказались среди портретов у главного входа только к полуночи.

На мгновение Гарри стало страшно, как бы холст Крэбба не был изрезан, но тот оказался в неприкосновенности, и Крэбб скользнул на него с видом путешественника, устраивающегося на незнакомом месте.

— Тут не на чем спать, — буркнул он.

Остальные портреты бодрствовали и следили за ними.

— Еще привыкнешь, — сказала Лиза Тёрпин. Она перешла в раму Крэбба и осторожно похлопала того по спине. — Рада тебя видеть, — сказала она. Крэбб смущенно посмотрел на нее.

Гарри оглядел другие портреты, чтобы понять, что они думают. У Колина был напряженный и настороженный вид. Фреду, похоже, было все равно, но Ай и Тиранэ последовали примеру Лизы и перебрались на портрет Крэбба, чтобы его приветствовать.

Гарри оглянулся на Малфоя, который не сводил с портретов глаз. Он явно переживал за Крэбба. Гарри вспомнилось, как первокурсник Драко протянул ему руку. Теперь Гарри не назвал бы его вид самодовольным.

Внезапно до него дошло, что больше у него нет повода общаться с Малфоем. Вероятно, он и видеть его будет только на занятиях, потому что тот не играет в квиддич, и теперь ему нет необходимости охранять портрет.

В ответ на приветствия портретов Крэбб сумел выдавить из себя что-то вроде «Привет!» и «Тут и там». Майкл Корнер подошел и опасливо ему улыбнулся, и Крэбб улыбнулся в ответ.

Малфой глянул на Гарри, вздрогнул, как будто что-то внезапно вспомнив, и сунул руку под мантию.

— Держи, — сказал он, протягивая Гарри карту.

Гарри поколебался. Он не был уверен, что будет правильно просто забрать карту и сделать вид, что ничего не случилось. Он поднял взгляд. Челка Малфоя падала тому на глаза. Гарри не мог понять, что тот чувствует, и не мог придумать ни одного повода, чтобы задержаться и не брать карту.

Поэтому он ее взял.

Он кивнул и засунул карту под собственную мантию. Малфой кивнул в ответ.

Гарри как раз заворачивал за угол, когда Малфой его окликнул. Гарри обернулся.

— Спасибо, — сказал Малфой. Тон был небрежный, но он изо всех сил избегал встречаться с Гарри глазами, как будто боялся, что ему причинят боль.

— Не за что, — ответил Гарри. — Спокойной ночи.

И он постарался взглянуть Малфою прямо в глаза. И постарался, чтобы Малфой это понял.