Двое мужчин сидели в креслах напротив солидного стола в одном из наиболее представительных офисов Косого переулка, когда один из них спросил:

— Зачем мы снова здесь? Эту информацию можно было узнать и самим.

Второй возразил:

— Но ведь Корнер — гений и отлично знает это. Он может выведать что угодно о ком угодно когда угодно и где угодно. Если уж у него не получится выяснить, кто автор той книги, где был найден отрывок о Томасе Коннеле, значит, это никому не под силу. Он успешно выполнил для меня несколько щепетильных заказов. И я уже отправил ему данные совой.

— Просто мне это не нравится, — упрямился первый посетитель. — Не нравится мне вовлекать в дела змеёнышей посторонних людей.

Второй попытался его успокоить:

— Вовсе не обязательно рассказывать, что дело касается клуба змеёнышей. Однако Корнер не дурак и понимает, что оно связано с Грейнджер. Я уже нанимал его, когда мы не были уверены, умирает она или нет… как раз чтобы прояснить этот вопрос. В конечном итоге, кроме друзей Гермиона доверила свою тайну только нам, но ему всё же удалось каким-то образом разузнать детали. Он всегда в курсе всего. Эти бывшие райвенкловцы охренительно великолепны во всём, за что берутся.

Чуть нахмурившись, первый повторил:

— И всё-таки мне это не нравится.

Второй с кривой усмешкой заявил:

— Знаешь что, Флинт? Ты начинаешь всё больше и больше походить на Пьюси, и я не уверен, что это нравится мне!

Выслушав подобное заявление Маркус Флинт нахмурился ещё сильней.

— А ты иногда ведёшь себя так, что всё больше и больше напоминаешь Малфоя, и, проклятье, я уверен, что мне это чертовски не нравится!

Взяв со стола привезённую из библиотеки Мэнора книгу, Блейз принялся листать страницы и спокойно ответил:

— Надо полагать, это было оскорбление, Флинт? Тогда ты промахнулся, потому что я считаю твои слова комплиментом. И использовать Корнера для выполнения нашей очередной задачи из нового списка Грейнджер — это всего лишь разумное со всех сторон решение. Потому что в нашем распоряжении не так уж много времени… Да что там, совсем мало его осталось.

Он положил тяжёлый фолиант на прежнее место и встал только для того, чтобы, развернувшись к Маркусу, опереться на массивный стол бедром.

— Знаешь... сомневаюсь, что мы смогли бы найти этого Роберта Башира сами. Как я уже сказал, наше время на исходе.

— Ты имеешь в виду до дня рождения Малфоя? — спросил Флинт, поднялся со своего места и подошёл к окну.

Для июня погода выдалась на удивление мерзкая и холодная. Серое небо было затянуто непроглядными тучами, за которыми пряталось солнце. Не осталось даже малейших признаков того, что оно вообще когда-либо украшало собой небосвод.

Кроме того, он знал, что Блейз имел в виду кое-что совсем другое, но не хотел даже думать об этом.

Вздохнув, Забини отстранился от стола и, приблизившись к окну, встал рядом с Маркусом.

— Ты же знаешь, о чём я. Нашей девочке осталось не так уж много, — плечом касаясь его руки, Блейз потянулся и прижал ладонь к холодному, в прозрачных, почти незаметных волнах стеклу. — Интересно, что Тео и наша маленькая львица делают сейчас?

— Чувствуешь себя покинутым, да? — вызвал его на откровенность Марк.

— Возможно, но я не завидую и не жалею, что они проводят время наедине. Каждый из нас воспользовался шансом, а уж Тео и подавно заслужил свой, — ответил мужчина с необычными для его довольно светлой кожи негритянскими чертами лица, уже двумя руками опираясь на окно и наклонившись так близко, что почти касался носом стекла.

Флинт стоял позади него, почти вплотную, и оба, не отрываясь, смотрели на отражения друг друга, когда Маркус вдруг сказал:

— Знаешь… а ведь ты можешь потерять обоих из-за того, что отправил их туда, позволив остаться наедине. Вдруг они обнаружат, что последние несколько месяцев будут счастливы и без тебя? Ты готов к этому? Или их настигнет внезапное разочарование, и они решат, что нет вовсе никакого заклинания «Союз Трёх».

Лишь секунду Блейз выглядел встревоженным, затем возразил:

— Этого не произойдет. Я точно знаю. Всё складывается как надо. И каждый занимает своё место, — хотя и не знал: пытается ли он убедит Маркуса или всё же самого себя.

Флинт положил на плечо друга ладонь и крепко сжал его.

— То, что ты любишь Тео, совсем не значит, что в конечном итоге останешься с ними обоими, ты же понимаешь. И вовсе не значит, что тебе судьбой предначертано быть с маленькой гриффиндоркой. Да ты хотя бы на самом деле влюблён в неё?

Забини стремительно обернулся. Маркус (единственный из змеёнышей) был выше его, потому Блейзу пришлось немного приподнять голову, чтобы посмотреть другу в глаза.

— Почему ты спрашиваешь об этом?

Маркус молчал. Он заметил, что Блейз тоже не ответил на предыдущий вопрос, и это показалось ему странным.

Флинту не понадобилась проницательность Эдриана Пьюси, чтобы найти, что сказать. Не дожидаясь ответа на свой вопрос (потому что предполагал, что так и не услышит его), он пояснил:

— Вполне возможно, что «Союз трёх» просто ничем не сможет помочь. И если так, то… что ты будешь тогда делать?

Блейз обошёл Маркуса, вновь остановился возле стола и несколько раздражённо поинтересовался:

— Позволь спросить кое о чём… Что всё-таки заставило тебя рассказать о нашем первом разе, ведь прошло так много лет? Особенно учитывая тот факт, что ты долго притворялся будто не знаешь о моей бисексуальности? А сегодня утром, ты взял и поведал всем нашу историю, словно имел на это какое-то право, хотя в действительности у тебя его не было. Что заставило тебя, Маркус?

Тот проронил всего два слова:

— Чувство вины, — опустился в одно из кресел, стоящих перед столом, низко свесил голову и устало вытянул ноги.

Забини подошёл к нему, положил руку на плечо и с вопросительной интонацией повторил:

— Чувство вины?

Старший друг кивнул. Ему не хотелось объясняться с Блейзом, но он понимал, что придётся это сделать... если только раньше в офис не вернётся хозяин... и постарался потянуть время, преувеличенно заинтересованно спросив:

— Где же Корнер? Велел сидеть и ждать его, а сам смылся.

— Маркус! — перебил его Забини. — В задницу Корнера! Скажи мне! — и, усевшись на подлокотник кресла Флинта, так что они оказались в непосредственной близости, приготовился ждать объяснений.



На самых нижних уровнях Министерства Магии Драко Малфой и Эдриан Пьюси находились в редко используемой и мало посещаемой, спрятанной от посторонних глаз секции.

Размещалась она ниже Отдела тайн, зала судебных заседаний Визенгамота и тюрьмы, в камерах которой содержали заключённых до того, как доставляли их в Азкабан. Оба змеёныша попали глубоко в недра министерства, в то место, где хранились досье на каждого мага и ведьму, на каждое судебное дело и начатое расследование.

Эдриан Пьюси был одним из хранителей этих тайн (невыразимцем, как их называли), что давало ему полную свободу действий в любой секции министерства. Не существовало ни одного отдела, кабинета, комнатушки и даже малейшей коморки, куда бы у него не было доступа.

Драко Малфой являлся вторым богатейшим магом Великобритании (после своего отца, конечно же). И если он хотел получить право доступа куда-либо, он обычно покупал его, что сделал и в этот раз, одарив министра магии весомым пожертвованием в обмен на полную свободу передвижения в лабиринтах тёмных сырых залов и угрюмых пыльных кабинетов, известных как «Информационно-архивный отдел Министерства Магии».

Последние четыре часа Эдриан и Драко сидели на полу в окружении ящиков и коробок с досье и пергаментами, разыскивая всё (включая любое незначительное упоминание), что касалось Томаса Коннела, его лучшего друга Еноха Уошберна и жены этого друга Изабель.

Наконец, глубоко вздохнув в попытке наполнить лёгкие свежим воздухом, Драко поднял пожелтевшую, разваливавшуюся на отдельные фрагменты папку и сказал:

— Вот тут содержится информация о смерти Уошберна.

Эдриан перебрался через груды досье и бумаг, (по пути опрокидывая некоторые из них), чтобы сесть рядом с другом.

— И о чём там говорится? Ты уже прочёл её?

Кивнув, Драко начал рассказывать:

— По-видимому, они вместе с Коннелом полезли в ту же самую пещеру, где была проклята Грейнджер. И поначалу ничего необъяснимого не происходило, но вот потом, в день своего двадцатисемилетия по неизвестным причинам Енох умер. Его доставили в Госпиталь Святого Мунго, но причину летального исхода определить так и не смогли. И конечно же, в то время никто не связал его смерть с посещением этой пещеры. Но несколько месяцев спустя Томас, судя по всему, начал ухаживать за Изабель, и вот тогда кое-кто из перуанцев, живших в тех местах, заявил, что пещера проклята никем иным как самим Коннелом, — он протянул потрёпанную папку Эдриану и продолжил: — Несколько несчастных, что полезли туда вместе с ними, тоже умерли, когда каждому из них исполнилось двадцать семь лет. Тогда-то министерство и встрепенулось.

Несколько долгих мгновений Эдриан молча читал то, что находилось в папке, затем открыл лежащую на полу рядом с ним большую книгу.

— Вот реестр всех судебных дел того времени. Министерство обязано было найти хоть какое-то справедливое обоснование, чтобы обвинить Томаса Коннела в применении к той пещере тёмной магии, вызвавшей гибель пятерых человек, в том числе и его друга.

Драко отшвырнул папку в сторону и забрал книгу с колен Эдриана к себе.

— Но тут не сказано, был он осужден или нет. И ни слова о том, вошла ли Изабель в число жертв.

Эдриан потянулся ещё к одной внушительной папке, при этом едва не оттолкнув с дороги Драко.

— Да, но посмотри сюда. Это те самые записи и примечания, которые Коннел вёл во время суда над ним в Визенгамоте. Он сам себя защищал, — перелистывая хрупкие старые страницы, Адриан споткнулся на одном из них и сказал: — И основной упор, по-видимому, делал на то… что тоже был в пещере, но его двадцать седьмой день рождения минул, а он остался жив… а потому утверждал, что «чары» (это он так то самое проклятие называл) никак не могли убить кого-то ещё из их экспедиции.

— А что насчет Изабель? — поинтересовался Драко.

— О ней по-прежнему ни единого упоминания, — ответил Эдриан, пролистывая страницы, затем замер, схватил один из ветхих, пожелтевших, написанных лично Томасом Коннелом пергаментов и передал Драко. — Посмотри на это, Малфой.

Тот взял лист в руки и сразу понял, о чём говорил друг. Выронив пергамент, он забрал с колен Эдриана всю папку, внимательно изучил большую часть написанных от руки документов и ахнул:

— СПИСКИ! Он всё оформлял в виде списков! Все заметки, мысли, идеи, планы, проекты и воспоминания! Списки!

Эдриан взволнованно вскочил.

— Так он и пережил проклятье! Точно! И оно не имеет никакого отношения к заклинанию «Союз трёх»… хотя я помню, что читал о нём в связи с каким-то из созданных Коннелом заклятий. Но вот это проклятие, проклятие пещеры Перу… его можно пережить только составив список и выполнив каждый его пункт!

Он снова сел на пол и достал из папки последний лист:

— Смотри! Вот он! Тот самый список, который спас ему жизнь, когда дело коснулось пещерного проклятья! Мерлин!

— Всего лишь какой-то чёртов список? — не сдержавшись, воскликнул Драко, тоже плюхнулся на пол рядом с другом и уставился на лист с коротким, всего-то из пяти пунктов, списком, название которого тут же и зачитал вслух:

— «Пять вещей, которые я должен сделать, чтобы пережить проклятие пещеры», — после чего, взяв в руки ветхий пергамент, ошарашенно произнёс: — Ему всего-то и понадобилось — составить грёбаный список и чётко следовать каждой его букве!

— Видимо так, — подвёл итог Эдриан. — Я понимаю, это звучит слишком просто, но значит, так и должно быть.

Драко отшвырнул документ, схватил Эдриана за плечи и слегка тряхнул.

— Тогда, возможно, и Грейнджер переживёт его! Все, что ей необходимо сделать, — это выполнить абсолютно все пункты собственного списка!

— Мы пока не готовы твёрдо заявить об этом, а потому, чем действовать сгоряча, лучше быть уверенным в результате, — охладил его пыл Эдриан, устало прислоняясь к стене. — Давай сперва посмотрим, что ещё тут можно отыскать. Вдруг найдётся что-нибудь об Изабель и о том, как умерла она.

Драко недовольно откинулся на стену, последовав его примеру, но всё же уступил, и здесь не обойдясь без двусмысленности:

— Уверяю тебя, что лично я всегда «твёрд и в полной боевой готовности», но будь по-твоему.



А в это время в кабинете Майкла Корнера Блейз положил ладонь на плечо Маркуса и повторил:

— Чувство вины? Что ты хотел этим сказать? Как «чувство вины» заставило тебя рассказать всем секрет, который был не только твоим? Ты был у меня первым, как же тогда «чувство вины» помогло тебе понять, кто я на самом деле? То есть ты же мог посчитать, что стал моим первым и последним. Я всегда притворяться, что всё именно так, да и ты тоже. И никогда не показывал своей осведомлённости…

Расстроенный Флинт с силой растёр ладонями лицо.

— Началось всё ещё в школе, я имею в виду, когда мы были детьми, мальчишками, Блейз. Всё мы. Я бы ни за что на свете не причинил вреда Тео. Но, рассказывая Дафне о влюблённости Тео в Грейнджер, я знал, что она может передать мои слова сестре, что Астория может рассказать обо всём отцу, а тот может сообщить неприятную новость мистеру Нотту. Знал, но всё равно сделал это. Более того, Драко Малфой всегда считал, что именно он выдал Астории секрет Тео, и в течение долгих лет я позволял ему верить в это, хотя «заслуга» полностью моя. Я рассказал Дафне этот секрет задолго до того, как он стал известен Драко. Я позволил другу жить с чувством вины и раскаяния в том, что он стал причиной избиения Тео, хотя это всегда была моя вина… Но пойми, Блейз, мы были детьми…

Маркус, на которого находили порой периоды безмолвных размышлений, словно нарочно выбрал этот момент, чтобы попытаться доказать, насколько он на самом деле сильный и немногословный тип, и замолчал.

Отвернувшись, он замер и сидел так до тех пор, пока Блейз не обнял его. Флинт через силу взглянул на друга, лицо которого выражало пассивное, почти снисходительное внимание. Блейз ждал чего-то более значимого чем-то, что ему уже выложил Маркус, и повторил:

— Продолжай. Ты ходишь кругами. Какое отношение имеет мальчишеская влюблённость Тео в Грейнджер к твоим публичным откровениям о том, что ты был моим первым?

— Я мог бы рассказать ей о нас с тобой, но чем это помогло бы мне? А правда в том, что я ревновал. В детстве я был задирой и хвастуном. И ревновал, потому что ты предпочёл Тео, а не меня. Я завидовал ему.

Ещё недавно снисходительное выражение лица Блейза изменилось на мрачное, даже зловещее, и Маркус взмолился, что было для него совсем несвойственно:

— Пожалуйста, не смотри на меня так. Ты же понимаешь, я тогда совсем мальчишкой был. И даже предположить не мог, что из-за меня Тео накажут так жестоко. Я же ничего такого не хотел. Ты должен, должен понять!

Наклонившись ближе, Блейз бросил ему в лицо:

— Уже в те времена мы, мальчишки, знали, что отец бьёт его! И ты наверняка должен был понимать, что за мечты о грязнокровке его не пощадят! Его отец был Пожирателем Смерти, таким же как твой и Малфоя!

— Я не задумывался об этом, — предпринял очередную попытку оправдаться Маркус, — а когда узнал о том, что случилось… что Тео пришлось столкнуться с гневом отца и с самым ужасным избиением в его жизни, попытался всё исправить, ты же знаешь. Но был не в силах повернуть время вспять. Я избил старика, чтобы загладить свою вину перед Тео, а не для того чтобы отомстить за него, и мне придётся жить с этим до конца своих дней. Мне так жаль, Блейз.

И впервые Забини увидел, как самый сильный из змеёнышей склонил голову, пряча горящее от стыда лицо, и, тяжело глотая воздух сведённым горлом, горько зарыдал.

Блейз поднялся и, подойдя к креслу Маркуса сзади, обнял друга, уткнулся лицом в его волосы и тихо сказал:

— Ты всё равно не имел права рассказывать сегодня о нас всем. И я не уверен, что твоё объяснение «чувства вины» проливает свет на то, почему ты так поступил. Но перед Тео надо извиниться. Несмотря на то, что это случилось давным-давно, ты должен сделать это. Если не для него, то хотя бы для себя.

— Я извинюсь, — пообещал Маркус, выпрямляясь и утирая глаза рукавом.

Блейз уселся в своё кресло и тихо хохотнул:

— Будем надеяться, что Корнер не установил в кабинете прослушку, иначе у нас могут возникнуть некоторые проблемы: тут уже столько секретов нашего змеиного клуба разглашено, — вновь взяв со стола принесённую книгу, он положил её себе на колени. Нажимая на страницы большим пальцем, с треском пролистывал их, как вдруг спросил: — Почему вы с Дафной так и не поженились? — и устремил взгляд прямо на Маркуса.

Флинт даже не оглянулся на друга. Пережидая неловкую паузу, наполненную не звуками, а лишь их дыханием, он подумал:

«Как Блейзу удаётся оставаться таким молчаливым?»

Маркус терпеть не мог ту уверенность, с которой Забини справлялся с неловкими ситуациями… и почти такую же, как у него, внимательность. Когда бесконечно тянущаяся тишина, кажется, стала уже оглушительной, Блейз чуть раздражённо заявил:

— О, ради Мерлина, Маркус Флинт! Я всего лишь задал вопрос, а не требую отдать мне твоего первенца или ещё что-то столь же ужасное.

Выгнув бровь и глядя в пол, Маркус признался:

— Я до сих пор не женился на Дафне потому, что в действительности не люблю её… по крайней мере, не люблю так, как должен, чтобы жениться. И никогда не буду. Я люблю её как друга… Так же как люблю Эдриана или Тео, или даже Малфоя.

Этот ответ, казалось, нисколько не удивил Забини. В отличие от того факта, что Маркус не упомянул его.

— Дафна знает об этом? — взволнованно спросил он.

Последовало недолгое молчание, затем прозвучало спокойное:

— Да, полагаю, что знает, — и равнодушное: — Не всё ли равно?

Взволнованный Блейз несколько раз подряд выругался.

— Конечно, нет! Это всё меняет, Флинт! Ты же сам должен понимать, — пришла очередь Забини схватиться за голову и уткнуться в ладони. — Драко имеет право знать, — пробормотал он прямо в растопыренные пальцы. — Он влюблён в Дафну, а жениться собирается на злой ведьме с мордой мопса. Ты же не допустишь такой судьбы для них обоих?!

Прежде чем Маркус успел хоть что-то ответить, в кабинет вернулся Майкл Корнер.

— Забини, Флинт, рад вас видеть, — не затрудняя себя более официальным приветствием, он пожал им руки, обогнул стол и сел в своё кресло. — Я получил твою сову, Забини. И сразу решил приступить к работе. Узнал всё, что смог, об авторе этой книги и человеке, упомянутом в той главе, Томасе Коннеле.

— Быстро работаешь, — удивился Блейз. — Я сову-то отправил всего три часа назад.

Пожав плечами, Корнер сказал:

— Кое-какую информацию я получил ещё несколько месяцев назад, когда ты просил меня разузнать, умирает ли Грейнджер на самом деле. Это всё оказалось взаимосвязано.

Маркус кинул быстрый взгляд на Блейза и снова уставился на Майкла.

— Просто расскажи, что узнал.

Вольготно развалившись в кресле, Корнер закинул на офисный стол ноги, скрестил их в лодыжках и начал:

— Автор книги, Роберт Башир, уже мёртв. Он с ума сходил от Тёмных Магов, а ваш Томас Коннел был таким мутным, что недалеко ушёл от них. Коннел никогда не привлекался к уголовной ответственности, но был очень-очень близок к этому. Его арестовали, когда несколько человек погибли в результате проклятия, которое он наложил на пещеру…
— Корнер опустил ноги на пол и заговорщически наклонился в сторону посетителей. — …на ту самую пещеру в Перу, где была проклята Грейнджер.

Маркус и Блейз, не сговариваясь, посмотрели друг на друга и вновь упёрлись взглядами в Майкла.

— А что случилось потом?

Корнер в очередной раз пожал плечами и продолжил:

— Был суд. Как я уже сказал, умерло несколько человек, даже парень по имени Енох Уошберн, который был, кстати, лучшим другом Коннела, а по совместительству якобы ещё и его любовником. Дело в том, что вся защита Коннела строилась на том, что он тоже побывал в пещере, но (как и следовало ожидать) в день своего двадцатисемилетия не умер. А значит, никакого проклятия там нет. И в самом деле, ему исполнилось двадцать семь лет как раз во время судебного процесса, так что министерству пришлось его освободить. Умер он пожилым человеком за семьдесят.

— А что случилось с женой его лучшего друга? — спросил Блейз, взял в руки книгу из библиотеки Мэнора и пролистал до нужного места. — Здесь говориться, что Коннел был влюблён в них обоих, и некоторые люди сходились во мнении, что «Союз трёх» (то есть любовь этих троих) и было контрзаклятьем.

— Но ведь Енох всё-таки умер, — резонно заметил Майкл.

Блейз выронил книгу, руки его дрожали.

— И тем не менее, известно, что случилось с его женой?

— Её звали Изабель, — продолжил Майк, вставая, и направился в противоположный конец комнаты. — И ей было двадцать пять, когда они полезли исследовать пещеру. Но в свой двадцать седьмой день рождения она тоже умерла. Думаю, к тому времени работники министерства постарались скрыть всё от общественности, потому что оказались настолько некомпетентны в этом деле, что позволили преступлению остаться безнаказанным, — он прочёл ещё что-то в папке, затем повернулся к посетителям. — Всё это есть здесь, в недавнем интервью, которое давало министерство, когда решило вновь открыть это дело. Ну, вы наверняка слышали: когда министерские пытались определиться, выносить ли порицание вашему хорошему другу Пьюси за то, что случилось с Грейнджер и двумя другими исследователями.

— Порицание Эдриану? — переспросил Маркус. — Он никогда не говорил нам о нём!

Майкл в очередной раз пожал плечами, что уже начинало раздражать.

— Да. Пьюси не только едва не потерял работу, но и чуть было не попал под суд, потому что кое-кто на полном серьёзе считал, что он знал о наложенном на пещеру проклятии. И посылая туда двадцатишестилетних магглорождённых, понимал, что оно убьёт их, когда им исполнится двадцать семь. Однако он отделался лёгким испугом, потому что под сывороткой правды поклялся, что ничего не знал… Когда министерство решило пересмотреть дело о проклятой пещере, оказалось, что никого из действующих лиц в живых уже нет. Но ходило много слухов и легенд... Я лично разговаривал с одной из внучатых племянниц Изабель. И она подтвердила, что Эдриан Пьюси говорил с ней, прежде чем отправил команду исследователей в Перу.

Маркус внезапно вскочил с места и выхватил из рук Майкла папку.

Тот невозмутимо закончил:

— Конечно, министерские крысы оправдывают себя тем, что все эти годы считали Коннела невиновным, а истории о проклятии пещеры были всего лишь… легендами. Однако, видимо, легенды всё же оказались правдивыми, так как два человека уже умерли, а Грейнджер вскоре станет его третьей жертвой.

Блейз сидел, откинувшись на спинку кресла и вцепившись в подлокотники.

— Но как же удалось выжить Коннелу?

— Как раз это и есть моя хорошая новость, — объявил Майкл и, подойдя к Маркусу, забрал у него папку. — Он выжил благодаря простому, я бы даже сказал несерьёзному контрзаклятью собственного изобретения. Невероятно, но оно имеет прямое отношение к составлению списков.
__________________________________________________________________________
В тексте песни её непосредственное название (вынесенное в название главы) не встречается ни разу. Леннон использовал случайно употреблённое выражение Ринго с целью развеять несколько философский смысл текста песни, как делал это прежде при написании своих песен.
Возвращение музыкантов в Лондон после их первого визита в Америку, в начале 1964 года, ознаменовалось для «Битлз» интервью для телекомпании «Би-би-си», в ходе которого и была упомянута звучная фраза Ринго. В этом интервью было сказано следующее:
• Вопрос: Ринго, я слышал ты подвергся нападению на балу в английском посольстве. Это так?
• Ринго: Не совсем. Просто кто-то отрезал у меня прядь волос.
• Вопрос: Можно посмотреть. У тебя ещё много осталось.
• Ринго: (поворачивая голову): Видите разницу. На этой стороне волосы длиннее.
• Вопрос: Что же действительно произошло?
• Ринго: Не знаю. Тогда я просто разговаривал, давал интервью (выделяя голосом). Точно так же как я делаю это сейчас.
• (Тем временем Джон и Пол в шутку демонстрируют, как они стригут волосы Ринго)
• Ринго: Меня заболтали, оглядываюсь кругом — вокруг меня 400 человек и все улыбаются. Что здесь скажешь?
• Джон: И что ты скажешь?
• Ринго: Завтра никогда не знает.
В основе игры слов Ринго (англ. Tomorrow Never Knows) лежит английская пословица «Завтра никогда не наступит» (англ. Tomorrow never comes).