-1950 год-

Розы вновь издевались над ней. Их голоса, полные веселых насмешек, звенели вокруг, точно щебечущие пташки, взывая, возражая, веселясь. Белла глянула на заостренное лезвие в руках, а затем быстрым решительным щелчком ножниц заставила их всех замолчать. Их отрубленные головки разместились возле ее садоводческих сапог, разбрасывая алые лепестки, как и бутоны, павшие на каменную брусчатку.

Когда она добралась до западной части бунгало и оглянулась, ее рот раскрылся в удивлении. Ее передний садик походил на бойню соцветий.

Что я творю? Это реально?

Она вновь посмотрела на ножницы, во всяком случае ожидая увидеть кровь, но вместо этого они лишь едва заметно блестели от сока.

Это нереально. Она сунула ножницы в карман и пошла обратно в дом, подавляя желание убежать.

Это нереально, повторила она себе снова. Но тошнота уже подступила.

Она пала на колени в ванной, делая глубокие вдохи и борясь с воспоминаниями, которые лишь стали ярче после окончания войны. Она удерживала себя там неподвижно, напряженно, как на параде перед ее глазами шли солдаты, без конечностей, с беспорядочно размазанной по лицам крови. Они душераздирающе кричали, коль скоро она использовала каждую унцию силы, на которую было способно ее маленькое тело, чтобы удерживать их, чтобы все еще удерживать.
Постойте, нет – не люди были под ее пальцами, а лишь прохладная керамика раковины.

«Держите ее», - голос эхом отдался в голове.

Удерживают меня по-прежнему. Ожоги. Расплавленная плоть, шрапнель. Боже мой, шрапнель.

Беллу вырвало в таз.

Минуты спустя, выполоскав кислоту изо рта листерином, она вновь взглянула в зеркало над раковиной. Ее отражение изнуренно обратилось к ней: «Привет, Белла, выглядишь усталой».

«Это да, я уставшая. И одинокая, - тихо отозвалась она. – Я не буду рыдать сегодня. Сегодня будет хороший день».

Девушка из зеркала смотрела с таким выражением, будто не верила ни единой части ее заявления. Но ее взгляд не был осуждающим, просто отстранённым.

«Вот и ладно».

Белла прошла на свою небольшую кухоньку, повязала любимый фартук, ощутимо пахнущий крахмалом, и принялась доставать посуду, которая была необходима для сегодняшнего вечернего ужина.

Было тихо. Каждый день – пуст.

Она попыталась проглотить комок в горле, дабы расслабиться, чтобы не разрыдаться. Ее шея заныла от напряжения, с коим ее тонкие пальцы крошили сыр в большую форму для выпечки фирмы «Pyrex». Она включила духовку и посмотрела на сверкающую хромовую отделку. На нее взирало ее же искаженное отражение.

Я не буду плакать сегодня.

Но было слишком поздно. Слезы уже струились по щекам, будто рассыпаясь в ее агрессивной капитуляции. Она рыдала, вдыхала, а затем кричала, колотя кулаками по поверхности плитки.

---

В доме было необычайно тепло, когда Эдвард тихонько толкнул входную дверь своего бунгало. Он повесил фетровую шляпу на шляпную стойку и встретился с взглядом своих зеленых глаз в овальном зеркале. Он чуть стянул волосы на лоб, сделал несколько глубоких вдохов и провел ладонями по голове, пытаясь привести в порядок своенравные пряди.

На кухне было пусто, бар – без изменений. Дома его возвращения не ждали ни прохладительные напитки, ни ароматный ужин, ни игривая жена. Со всей очевидностью подобное ушло в небытие с тех пор, как Белла в последний раз встретила его с улыбкой и с недавно смешанным «Манхэттеном». Он приоткрыл окно над раковиной, и с улицы повеяло запахом свежесрезанных роз.

Он окинул взглядом позабытую форму для выпечки на стойке, полную какой-то неаппетитно выглядевшей бурды, и немытую посуду наряду с мерной колбой в раковине. Какие-то овощи лежали рядом с пакетиком желатина «Джелло», который был высыпан в пустую форму и также забыт. Эдвард поморщился. Он почувствовал исходящее от духовки тепло и потянул тяжелую дверцу на себя, чтобы увидеть ее свободной и чертовски раскаленной. Он вздохнул и крутанул вентиль на положение «выключен».

Сегодняшний вечер будет нелегким. Как, впрочем, и большинство других.

Он провел пальцами по волосам, забивая на свои прежние усилия, и снял пиджак. Кинул его на спинку стула, стянув подтяжки и позволяя им раскачиваться на уровне бедер. Развернувшись к бару, он налил себе три четверти виски «Лагавулин» в крепкий стакан, чуть расплескав. Он несколько мгновений простоял с выпивкой в руке, ни на чем особо не фокусируясь, видя оставленные позади годы, и что сейчас. Одна лишь неизбежность.

Он выпил виски и решил не тянуть кота за хвост. Идя в спальню, он прошел мимо обрамленных фотографий своей сестры, родители, отца Беллы - начальника полиции, мертвого вот уже шесть лет. Он остановился у двери в спальню и приоткрыл ее ровно настолько, чтобы разглядеть фигуру Беллы в сумрачном интерьере комнаты. Она лежала, свернувшись калачиком у подножия кровати, ее шелковистые волосы скрывали лицо, а тоненькие пальчики сжимали платок, лишь ее синие вышитые инициалы выглядывали наружу.

Чувство вины в его груди, словно удав, выжимало дыхание из своей добычи. Каждый вдох приводил лишь к тому, что смертельная ловушка сжималась крепче. Он толкнул дверь и подошел к ней, готовясь к буре.

Он наклонился и провел рукой по ее лбу. Ее глаза чуть дрогнули и затем приоткрылись.

- О. – Она резко села, а ее растрепанные волосы волной прокатились за ней. Господи, как же она была красива. Что бы она ни делала, в безумии или нет, но всегда шла в резонанс с ним. Она оставила клеймо на его сердце много лет назад.

- Привет, любимая. Ты заснула?

Взгляд ее огромных карих глаз, покрасневших по радужке, взлетел к модным часам, висевшим на запястье, и ее лицо мрачно вспыхнуло в панике.

- О нет, неужели уже столько времени? – Она вскочила на ноги и вылетела за дверь, потерев руками лицо, когда затормозила на кухне, видя на стойке не поставленную в духовку посудину. Стоя позади нее, Эдвард увидел, как ее лицо вытянулось в поражении.

- Я так понимаю, сегодня был не слишком хороший день? – тихо произнес Эдвард. Он заметил обезглавленные кусты роз на своем пути. Он задался вопросом, скрепя сердце, что же думают соседи о его эксцентричной жене. Вероятно, что ему следовало бы поручить ее чьим-то заботам.

Что было совершенно точно исключено.

Ее голос казался мягким.

- Мой отец говорил, что если не можешь сказать ничего хорошего, то лучше держать рот на замке. – Эдварду подумалось, что она имеет в виду его, но, к сожалению, наиболее вероятно, что она толковала о цветах. Девушка обернулась, чтобы взглянуть на него.

- Ты опоздал. Где ты был?

Эдвард потер затылок, размышляя, куда сегодня все повернет. И нет никакого значения, что он скажет. Он мог проявить нежное понимание или же дать строгий супружеский выговор из-за нерадивого отношения к ужину. Более вероятно, что начал бы он за здравие, а закончил за упокой. Что бы он ни сказал – все неправильно.

- Я был в клубе с Эмметом. Не переживай насчет ужина, я поел, - начал он, ослабляя и стягивая галстук.

- Ты… ты уже поел? – Их взгляды встретились. Зеленый против карего. Трава и шоколад.
Белла целенаправленно подошла к нему и глубоко втянула воздух через нос.

- От тебя пахнет «Shalimar».

- Белла, ты прыскаешься «Shalimar».

- Это до Рождества, пока ты не подарил мне «Miss Dior Cherie».

- А ты ими пользуешься? – Она не делала этого. Духи пылились в ее косметичке.

- Иногда, - прошептала она.

- Иногда. Например, так же как ты готовишь ужин вовремя? Иногда. – Его тон был раздраженным, и он уже пожалел об этом, но тогда он думал о Марибель. Ее теплом ротике, о том, как ласково приветствовало его ее тело. Просто пройди через это, приказал он себе.

Огонь вспыхнул в глазах Беллы, шоколад стал сталью.

- Ты едва ешь здесь теперь. Честно говоря, Эдвард, я не знаю, почему вообще обеспокоиваюсь этим.

- Белла, любовь моя, ты и не обеспокаиваешься.

И затем он увидел, как сталь стала плавиться в боли, когда Белла схватила тяжелую кристаллическую пепельницу с обеденного стола. Эдвард извернулся, когда предмет пролетел мимо. Может, ему и не стоило провоцировать ее, но раньше, пройдя через этот… переполох… раньше он мог видеть Марибель. Пепельница разбилась о стену, когда Белла в отчаянии осмотрелась, пытаясь найти, чем бы еще зашвырнуть в него. Ложки из столового набора пролетели у его уха, потом в ход пошли тарелка, нож, вилка и салфетка, которая только жалко затрепыхалась, ложась у ее ног. Она посмотрела на него взглядом, в котором отражалось нечто похожее на недоумение. И тогда, являя собой образ детской истерики, она схватилась за спинку обеденного стула и опрокинула его. Стальная конструкция грохнулась на линолеум пред ней. Ее лицо было сердитым, а щеки порозовевшими. Она покачнулась, и Эдвард знал, что в следующее мгновение она рухнет на пол.

Он сделал два больших шага вперед, согнувшись, чтобы поймать ее, когда она оседала. Он испустил вдох, в котором скопился задержанный воздух. Хорошо, что это не заняло много времени, и она отступила довольно легко. Слава богу.

---

Это была она, сияя, как ангел под подвесной лампой. Ее накрученные локоны идеально ниспадали, спокойно обрамляя ее лицо. Эдвард упивался ею, когда сократил расстояние меж ними и зарылся носом в ее волосах. «Shalimar», «Lux» и крем «Lustre». Божественно. Его сердце пропустило удар, когда ее глаза встретились с его, невероятно завораживающие, полные восторга и обольщения с хитринкой. Никакого усталого осуждения, лишь теплота и желание.

- Не думал, что ты будешь здесь сегодня вечером, - признался он, вытягивая из ее пальчиков сигарету «Lucky Strike» и гася ее в пустом стакане у ее локтя. Она надулась на него из-за этого, но не сказать что полностью. В ее взгляде все еще сверкала улыбка.

- А как иначе, любимый. Я ждала тебя. – Он пробежался пальчиками по ее руке, наслаждаясь текстурой шелковистой синей блузы, скользя по ее плечу под ней. Ее губы были матово-красными, а на слегка веснушчатом лице было заинтересованное выражение.

- Твоя жена вновь доставила тебе хлопот?

Он кивнул, не отводя взгляда.

- Я не знаю, что делать, ей становится только хуже. – Эдвард замолчал, прежде чем продолжить. – И она подозревает.

- О нас?

- О нас, - подтвердил он, а затем его губы нашли ее. На вкус она походила на смесь дыма и виски, горячая и опьяняющая. Он забылся в поцелуе, углубляя его, когда она положила руки ему на бедра и притянула ближе к себе.

Она задыхалась, когда чуть отпрянула от него и сказала:

- Разведись.

Эдвард застонал в ее волосы.

- Ты же знаешь, я не могу. Не буду. Ей плохо. Она не справится без меня.

Марибель прижалась к груди Эдварда и посмотрела на него умоляющими карими глазами.

- Разве у нее нет семьи? Братьев, сестер?

- У нее никого нет. Только я. И я дал обет, Мари. И не жалею об этом. – Он коснулся ее челюсти большим пальцем. – Я сказал тебе, что это все, что я могу дать. Ты сказала, что этого достаточно.

Он искал взглядом ее прелестное лицо, рот, распухший от поцелуев, чуть выгнутую немного выше другой бровь. Ее густые ресницы были опущены, образуя тень в форме полумесяца на ее щеках. Пряча глаза, прятала чувства.

- Этого достаточно, Эдвард. Я не подниму более этого вопроса.

- Ты же знаешь, я люблю тебя. С того самого дня, как мы встретились. Тебя и никого больше. – Он надеялся, что она почувствует его искренность.

- Никого больше?

Он покачал головой.

- Только тебя.

---

Эммет МакКарти передал Эдварду бокал бренди с содовой и откинулся на бар в своем офисе. Мисс Стэнли только выпроводила клиента, и Эммет пошевелил бровями с намеком Эдварду, показывая бессловесно на аппетитные формы их секретарши. Эдвард лишь усмехнулся.

Эдвард закурил и предложил затянуться Эдварду. Тот отказался.

- Да не будь тряпкой, Эдди. Мой врач рекомендовал этот бренди. – Эммет выпустил кольца дыма к потолку. – Это так успокаивает.

- Я просто не потребляю то, что привлекательно для тебя. – Эдвард сделал глоток. – Как Рози?

- Потрясающе. Эммет-младшенький завладел всем ее временем. Но, разрази меня гром, если я не женился на самой привлекательной девушке во всем христианском мире. Беременность ни на йоту не испортила ее фигуры.

- Ты везунчик.

- А что, так и есть. – Эммет осушил свой бокал за один присест и улыбнулся своей большой самодовольной улыбкой. – Она упоминала о барбекю четвертого. У вас с Беллой как, планы есть?

Эдвард промолчал. Будут ли они там, зависит от психического состояния Беллы в этот день.
Эммет немного знал о проблемах Эдварда дома, но не все, а самую малость. Эдвард прекрасно понимал, что очевидно, что Белла его расстраивает, но он старался объяснять причину
витиевато. Его жена была не совсем в себе, но это определенно не то, о чем ты будешь говорить со своим деловым партнером.

- Ну, будь на связи, Эд. Я скажу Рози, что вы, возможно, оба будете. – Эммет на секунду замолк. – Как дела с Марибель?

Эдвард изогнул губы в самодовольной улыбке.

- Просто невероятно. На самом деле вчера вечером виделся с ней.

- Вот оно что, это объясняет это дерьмо с твоими утренними усмешками. Но, эй, парень, не хочу нудить, но… будь осторожен; последнее, что тебе нужно, так это незаконнорождённый Эд-младший.

Эдвард чуть чокнулся с партнером бокалом.

- Нет причин беспокоиться.

Эммет заговорщически улыбнулся.

- Вот это я понимаю, мужской ответ. Хотел бы я с ней встретиться однажды.

- Все может быть, - неопределенно ответил Эдвард, но на самом деле все его естество кричало об обратном. Этого никогда не случится.

Также как и бастард не родится по неосторожности.

Марибель не могла иметь детей. Но это, казалось, особо ее не беспокоило. Когда они говорили об этом, ее смех пузырился у рта, точно пенистое шампанское, легкое и воздушное, и ее сдержанный ответ удивил его.

– Не могу я иметь детей. – Она с нежностью погладила живот и пояснила: - Все это у меня отняла война, любимый.

«Мы все чем-то жертвуем», - сказала она.

Чертовски верно.

- И ты не хотела бы стать матерью? – спросил он.

- Конечно, хотела бы. И в один прекрасный день я стану. Я подумываю об усыновлении. В детских домах полно детей, которым нужна семья. – И снова верно. Но женщине вроде Мари не позволят взять ребенка. Но он не упомянул об этом.

Впервые он встретил Марибель в 1946 году, вскоре после того как вернулся из Европы, куда его закинуло с тринадцатой танковой дивизией. Он никогда не забудет, как впервые увидел ее, стоящую возле бара, потягивающую коктейль и размахивай сигаретой в держателе и что-то рассказывающую. Ее темные волосы были зачесаны назад и перекинуты через плечо, оголённое в вечернем платье без рукавов и сияющее, словно отполированная слоновая кость. Когда на мгновение ее взгляд упал на него, понимающая улыбка заиграла на ее затемненных губах. И от этой многозначительности он стал точно выброшенная на береговую линию рыба. Это было так, словно он ощущал, что стоит в нескольких дюймах от нее, но никак не может двинуться. Словно он карабкался и барахтался без воздуха в какой-то вакуумной реальности.

- Привет. – Это было больше похоже на выдох, чем на слово, тем временем как его голодные глаза вкушали ее хрупкое гладкое лицо.

Его внезапная близость, по всей вероятности, чуть испугала ее.

- Я сожалею, мы встречались?

- Может быть, и нет, - ответил он. – Но как смотрите на то, если мы исправим это?

Так что это не составило особого труда. Он разделял ее общество в течение всего оставшегося вечера, а затем снова через парочку недель на подобном мероприятии. Она часто захаживала в клуб на ужин возле его дома, и они начали встречаться там время от времени, но весьма часто.

Она с самого начала знала, что он женат, но редко спрашивала о его жене или о домашних хлопотах. Он же также избегал расспросов о ее жизни. Он не хотел знать. Они были вместе, и все остальное неважно.

Их страсть возросла с небывалой силой и затмила все иное. Эдвард отодвинул Беллу на второй план, отдаваясь со всей ненасытностью своей любовнице. Ненасытной даже после стольких страстных встреч.

Он не мог остановиться.

И она не могла.

В ее глазах отражалось совершенство, в ее теле было его спасение.

И сейчас, возвратившись в свой кабинет, Эдвард уставился на портрет Беллы, который стоял в фоторамке на его столе. Фотография их счастливых времен. Она оглядывалась на камеру через плечо, и ее небольшая вуаль чуть откинулась на поля шляпки. Ее улыбка была широкой, но взгляд - грустным. У Беллы всегда был печальный взгляд.

Они поженились в бурные сорок вторые, когда США готовились к войне, и некоторое время наслаждались друг другом, прежде чем его забрали на фронт. Его родители устроили неброскую свадьбу в «Черных садах», а их «медовый месяц» прошел в отеле «Парк майских соцветий» в центре Сиэтла. Он улыбнулся, вспоминая, как Белла, только вышедшая за него, запуталась в подоле своей ночной рубашки и споткнулась, упав прямо ему в объятия.

- Спасибо, что спас меня, - прошептала она ему.

- Всегда, Белла. Я всегда буду спасать тебя.

Именно так он тогда и думал. Он осушил бокал и попытался сосредоточиться на работе.

---

Когда Элис толкнула дверь в бунгало Эдварда, Белла была там, неистово сматывая шнур пылесоса, а ее волосы были дико взъерошены и свисали на лицо. Платье было чистеньким и аккуратным, но это казалось показным, так как оно висело на ее слишком исхудавшем теле. Элис не составляло труда разглядеть, что под тканью девушка едва не разваливается.

- Ох, Элис, - порывисто воскликнула Белла. – Я так рада, что ты зашла. – Элис вдруг оказалась в стискивающих до боли объятиях Беллы, наряду со слезами которая стала изливать то, что «правильно и нет, но по большей части правильно». Элис осторожно расцепила маниакальную хватку Беллы и утихомирила ее.

- Белла, дорогая, все будет хорошо. Давай все по порядку, да? Начнем с того, что ты любезно позволишь мне войти, а затем предложишь мне водку «Коллинз»?

Элис стянула перчатки и шляпку от солнца и положила их на столик в прихожей. Отошедшая Белла с охотой кивнула ей в сторону гостиной. Элис посмотрела на нее и распознала, сколько та делает усилий, чтобы попридержать слова, чтобы просто дышать. Элис села на один из стульев и расправила юбку своего платья от Диор. Время для проекта Изабелла, подумала она, изучая бледное встревоженное лицо своей подруги.

Элис с Беллой были ближайшими соседями и лучшими подругами, когда росли в пригороде Сиэтла – в Мэйпел Лиф. Когда же Белла вышла замуж за старшего брата Элис, Эдварда, они стали нечто большим, они стали семьей. Белла всегда была со странностями, но у Элис, которая сама была немного не от мира сего, никогда не было много единомышленников, и она была одной из тех немногих, кто действительно мог помочь Белле, когда та, казалось, соскальзывала с пути.

В детстве это проявлялась не так сильно. В детстве, юности у нее случались лишь периоды длительного затишья, разрушающей меланхолии и самоизоляции. Белла изо всех сил пыталась наладить контакт с одноклассниками, но ее не воспринимали, игнорировали, и в итоге она сочла это за лучшее. Так что Элис и Эдвард были ее единственными настоящими друзьями.
А затем пришла ужасная война, и Белле с тех пор становилось только хуже. Ей, наверное, не следовало идти в медсестринский армейский корпус США, но тогда Белла имела весомый аргумент против того, чтобы остаться в Штатах.

- Я не могу, Элис. Не могу сидеть тут, изо дня в день ожидая весточку. Я не могу оставаться одна. Вы с Эдвардом не можете оставить меня тут. Пожалуйста. Я могу приносить пользу. Я могу приносить пользу! – И Белла смогла ее приносить. Она была нежной, точно олененок, врачебный такт сочетался с мягкостью, что было самым истинным и теплым из всего того, что повидала Элис. Она лучше всех могла общаться с теми, кого захватили в свои сети лихорадка и страх. Ее голос был болеутоляющим, ее присутствие – успокоительным. Раненые наводняли сооруженные временные госпитали, снаряды сыпались кругом, а Белла была полностью поглощена своим делом.

Возможно, она видела слишком много смертей, прошла сквозь неописуемые ужасы.
А в 1945 году она сопровождала раненых на борту медицинского судна, когда то атаковали немецкие бомбардировщики. Корабль затонул, а Белла возвратилась домой с паутинкой швов на животе и бедрах. Шрапнель.

Она вернулась домой со шрамами на душе и на теле.

Когда же стала известна новость о лагерях смерти, Белла невыносимо страдала.

- Я так много потеряла, но далеко не столько, как некоторые, - рыдала она на груди Элис. – Как люди могут быть такими жестокими, Элис? – У Элис же не было ответа.

Ее бедное нежное сердце растоптал сапог нацистского режима, и Элис задавалась вопросом, сможет ли оно стать прежним.

И вот сейчас она, спустя четыре года, по-прежнему не найдя ответа, сидела здесь. Шоковая терапия, рекомендованная семейным врачом, лишь ухудшила положение дел. Эдвард прекратил лечение спустя пару сессий, почувствовав отвращение в отдаляющемся взгляде Беллы. Ничего не пробовали с тех пор, и Белла, очевидно, скатывалась по спирали вниз.

- М-м-м, Белла, этот напиток идеален. А теперь расскажи мне, что стряслось?

У нее были темные круги под усталыми глазами, ее попытка нанести румян с утра выглядела жалко.

- Я все еще не здесь, Элис.

Все еще не здесь? Это что-то новенькое.

- Что ты имеешь в виду?

- Я имею в виду… Я не знаю, где я. Но я не здесь. Я упускаю вещи, время. И я упускаю Эдварда. – В ее голосе сквозила паника.

О боже мой.

- Он со мной. Но он отдаляется. Думаю, он нашел… кого-то… еще. Он все время в клубе или с Эмметом. Он играет в гольф до захода солнца, обедает вне дома. А когда он тут, я… я… я неприятна ему. – Ее глаза были опушены, а тело излучало стыд. – Он собирается отставить меня.
Воистину о боже мой.

- Белла-а-а, мой брат любит тебя. И ты знаешь это.

Она лишь медленно покачала головой.

- Больше нет, - пробормотала она куда-то в колени и подняла голову, смотря на Элис полными слез глазами. – Я должна стать лучше. Пожалуйста, помоги мне.

Элис восприняла просьбу Беллу. Она знала, что может помочь. Иногда что-то незначительное играло для Беллы огромную роль. Ей просто был нужен тот, кто удержит ее обоснованиями, тот, кто заполнит ее тихие дни чем-то реальным.

- Я как раз думала вчера, какая тоскливая и скучная у меня вторая половина дня. Что если я буду делать круг и заезжать ежедневно ненадолго к тебе? Но тогда ты должна согласиться на то, что я поколдую с одной из цветовых палитр «Avon» на тебе.

Белла кивнула.

- Ты уверена? Я знаю, что многого прошу…

- Нет, что ты, Белла. Мы с тобой просто составим компанию друг другу – а то тут большую часть времени тихо, точно в могиле. А так мы развлечемся, что скажешь? Начнем сегодня? У меня и сейчас в машине есть свой набор от «Avon». – «Avon» – секретное оружие Элис.

- Ага, давай, но прежде чем мы приступим, я должна кое-что спросить. – Ее лицо помрачнело, в глазах появилась нерешительность. – Мне нужно знать, кто она?

Тишина.

- Выяснишь для меня?

О боже мой.

- Белла, я не думаю, что…

- Ты ошибаешься, - прервала Белла, покачивая головой. – Пообещай мне.

Белла потянула Элис за руку и плотно схватилась за нее, точно утопающий за соломинку. Элис вздохнула. Втягиваться в дела измен своего брата – идея плохая.

- Если я пообещаю, как тебе это поможет?

Глаза Беллы сверкнули так, что дыхание Элис сбилось где-то в горле.

- Мне надо знать, - вот и все, что сказала в ответ Белла, ее голос был жестоким и злобным. Жутким.

Белла не может быть опасной, уговаривала себя Элис. Она заманила пауков в баночку и выпустила их на волю, ради бога! Она неспособна причинить боль, но сейчас она сидела и смотрела так, будто желала выбить из кого-то жизнь голыми руками.

О боже мой.

---