Глава 12. Гонка со временем

Песня к главе: «Here I Stand» - Madina Lake

---

---

Эдвард

С момента, как меня обратили в вампира, меня постоянное снедало чувство вины. Будучи человеком, я никогда сознательно не причинял вреда другим по собственной воле и всегда старался неумолимо следовать законам морали и этики. Но затем, двумя месяцами до моего восемнадцатого дня рождения, я очнулся в госпитале на краю смерти и, увидев перед собой пару встревоженных желтых глаз, понял, жизнь никогда уже не будет прежней.
Действуя по примеру Карлайла и, в свою очередь, узнавая себя и свою сущность, я верил, что мои действия были продиктованы желаниями, которые были настоящим порождением ада. Я думал, что, будучи человеком, эти желания были запрятаны во мне слишком глубоко, но достаточно для того, чтобы в определенный момент показать себя. Шли годы, и я боролся со своими инстинктами, пронзаемый позором и отвращением от того, чем я был и что должен был делать, чтобы выжить. Меня постоянно преследовало обжигающее и парализующее чувство ненависти к самому себе, будто яд, сковывающий изо дня в день мое тело и разум. Но тогда, по незнанию, я обнаружил, что единственным способом избавится от него, было направить свой гнев от подобной несправедливости на единственного человека, который заслужил это меньше всего - на Карлайла. Раньше он всегда говорил, что сила моей вины субъективна и является частью моей индивидуальности и сострадания; он всегда был уверен в том, что это было доказательством чистоты моей души.
Наши разговоры, – в которых я в основном кричал, а он неумолимо оставался спокойным, чем еще больше злил меня, - затрагивали все сферы в буквальном и переносном смысле и заканчивались на обсуждении моей души или, точнее, ее отсутствии. На бесконечное количество аргументов, я, как настоящий подросток, переворачивал все с ног на голову и не принимал, считая, что Карлайл говорит мне на зло, обвинял его, оскорблял, оспаривал каждое слово, которое буквально не давало мне спокойно отнестись к этому.
И все же… как бы сильно я не ненавидел тогда свои действия, как бы сильно меня не выворачивало от чувства позора и отвращения к себе каждый раз, когда я видел свое отражение к зеркале, они были ничем по сравнению с тем, что я чувствовал сегодня вечером. Я стоял посреди заваленной снегом подъездной дорожки и наблюдал, как смысл моего существования страдает прямо у меня на глазах.
Белла стояла глубоко в снегу, ее одежда промокла и болталась на плечах, вздрагивающих от непрерывного рыдания. Она уже оставила всякие попытки бороться со слезами, и они тяжелыми каплями катились по ее щекам, мало чем отличаясь от снежинок, кружащих вокруг нас и оставляющих такие же блестящие дорожки на ее лице, портя не иначе как самый прекрасный цвет ее лица. Всхлипнув и переведя дыхание, она буквально заставила себя закончить остальную часть душещипательной истории.
Брейди. Я никогда не встречался с этим малышом, но одно лишь его имя заставляло меня чувствовать такую же сильную вину, как и образ сломленной и обезумевшей от горя Беллы. Он спас ее. Оборотень или нет, но он сделал то, чего не сделал я, он защитил Беллу от – не могу даже думать о ней – Виктории.
Как же я мог быть таким дураком? С каждым новым фактом из истории Беллы я корил себя все сильнее и сильнее. Как я мог, даже на секунду, подумать, что она будет в безопасности? С каких это вообще пор Белла хоть раз была в безопасности? Но, нет, я даже не подумаю возложить на нее ответственность за этот ужасный поворот событий. Это целиком и полностью моя вина. Ничего бы из этого не случилось бы, если я не был таким самонадеянным и упрямым. Я мог бы избавить Беллу от стольких страданий, если бы только послушался возражений своей семьи, когда они пытались остановить меня перед объездом.
Говоря словами любимого персонажа Беллы: «Как позорно я поступила! Я, так гордившаяся своей проницательностью и так полагавшаяся на собственный здравый смысл!». Никогда еще эти слова не имели для меня такого значения, как сейчас. До этого момента, все время, я был уверен, что все сделал правильно, а оказалось, мало того, что мои действия подвергли Беллу самой большой опасности в жизни, так я еще и полностью разбил ей этим сердце.
- …конечно, после этого никто и в мыслях больше не держал о том, чтобы оставить его дома. Его родители не могли смотреть за ним двадцать четыре часа семь дней в неделю, и у них не было другого выбора, кроме как оставить его в психиатрическом отделении клиники. С тех пор он так там и находится, - Белла посмотрела на меня глазами, полными слез. Я вдруг осознал, что направляюсь к ней, но не помнил, когда принял это решение. Даже с расстояния я чувствовал человеческий жар ее тела, делающий пропасть из различий между нашими сущностями еще более глубокой, но он словно магнит притягивал меня, заставляя каждую клеточку жаждать прикосновений. Она смотрела на меня своими большими карими глазами, полными горем и болью – мною причиненными, - и я понял, что мои стены рушатся.
- Белла, мне так жаль, я не знал… - пробормотал я, протягивая руки, чтобы обнять ее. Это, конечно, было очень самонадеянно – после всего того, что она мне рассказала, после всего того, в чем обвинила, я должен был бы предугадать, что она отвергнет эту попытку.
- Нет, Эдвард! – в тишине ее голос был слишком громким, когда она подняла руки и загородила себя от моих объятий. Если бы ситуация не была настолько опустошающей, действия Беллы можно было бы назвать комичными от тщетности. Как будто она, такая хрупкая и слабая, могла бы скрыться от моей воли. Боль из слов Беллы проникала в мое собственное сердце, сковывая его, словно колючая проволока. – Ты не можешь просто коснуться меня, чтобы все снова волшебным образом стало нормально. Может, это бы и сработало тогда, когда мне было восемнадцать, но не сейчас. Не после всего того, что произошло. Не после Виктории, не после случившегося с Брейди. Я была так влюблена в тебя…
Использование ею прошедшего времени почти заставило меня скорчиться от боли. Я была так влюблена в тебя… Если бы я только мог избавится от этого так же легко. Я уже сказал ей, что чувствую – точнее, прокричал, - но она до сих пор не ответила на это заявление, вместо этого лишь упрекнула меня за то, что я заслужил. Неужели этот тот самый момент, когда она разрушит все мои бессмысленные надежды на наше примирение навсегда?
Напрягшись, я наблюдал за ней, готовый в любую секунду столкнуться с неизбежной реальностью ее отказа…
- Да и сейчас все еще люблю, - шок, неверие и радость нахлынули на меня одновременно. Она по-прежнему меня любит, не смотря на то, что я сделал ей? Не смотря на то, что она рассказала, не смотря на всю ту боль, что я ей причинил? Я открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но потом понял, Белла еще не закончила. – Я ненавижу тебя, - прошептала она, и внутри меня все сжалось. – За то, что ты ушел, и за то, что не вернулся. Я ненавижу тебя за то, что причины твоего ухода были настолько глупы, за то, что я провела последние шесть лет своей жизни, проливая по тебе слезы, и за то, что я разбила сердце Джейкобу, когда не смогла пережить расставание с тобой, - я хотел прервать ее, но не мог. Все, на что я был способен, это беспомощно стоять, слушая, как Белла перечисляет все то, чему я подверг ее, чем ранил, разбив этим оба наших сердца. Ее слова и слезы ранили меня как ножи, заставляя тело трястись от стыда.
- Но больше всего, - продолжила Белла, сквозь слезы всматриваясь в мою сторону. – Я ненавижу тебя за то, что ты не смог предугадать того, что Виктория может прийти з-за мной, за то, что Брейди сейчас умирает, и за то, что тебя не было там, чтобы с-спасти м-меня, как ты обещал мне всегда делать, - я никогда не смогу простить себя за то, что сделал с ней. Я никогда не смогу искупить ту боль, что причинил этому прекрасному созданию, и не важно, сколько еще жизней мне на это будет отведено.
- Но, не смотря на все это, - она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. - Я по-прежнему люблю тебя, люблю так сильно, что сердце щемит от боли. Я по-прежнему отдала бы все, что у меня есть, чтобы быть с тобой, чтобы все было так, будто ты никогда не бросал меня, чтобы мы были вместе, как раньше. И я корю себя за подобные мысли, за то, что такая слабая и зависимая, за то, что… - и вот тогда, слушая все те описания чувств, которые я и сам испытывал, я потерял остатки самообладания.
Даже не задумавшись, не рассматривая тот факт, к чему это может привести, я сомкнул руки за спиной Беллы и притянул ее к себе, практически сокрушая ее мягкое тело. Мои губы лихорадочно накрыли ее и впились страстным поцелуем. Это было безумное, возмутительно, постыдное поведение – но в какой-то момент меня это просто перестало волновать. Все, что было важно, это Белла – жар ее поцелуя, ее руки, цепляющиеся за мою шею, и прекрасный, сбивчиво-торопливый, стук ее сердца. Я едва ли сам подготовился к неизбежному и сокрушительному чувству жажды ее крови. Но когда оно настигло меня, я вдруг понял, что очень просто, даже смешно как, сопротивляться ему. Если бы я только мог сказать то же самое и о другого рода жажде… Почувствовав, как Белла углубила поцелуй, инстинктивно прижимаясь своими бедрами к моим, я застонал, перемещая ладони по нежным изгибам ее талии. Я думал, что моя память безупречна, но, все же, это было лучше, чем в каком-либо из воспоминаний. Белла была намного лучше, чем в моих воспоминаниях.
Но затем, буквально через секунду, все волшебство момента было разрушено. Я почувствовал, как руки Беллы прижались к моей груди, пытаясь оттолкнуть. И хотя я, наверное, за последние несколько секунд нарушил большую часть правил этикета, все равно не был воспитан так, что брал от женщины все, что хочу, против ее воли. Я тут же отпустил ее и отошел назад, задаваясь вопросом, станут ли мои опрометчивые действия причиной еще одной вспышки гнева. Белла смотрела на меня широко распахнутыми блестящими глазами, с раскрасневшимися щеками и припухшими губами, при этом все равно оставаясь безумно красивой, что мне пришлось приложить максимум своих усилий, чтобы снова не набросится на нее. Что же такое со мной? Я всю свою жизнь, больше ста лет, воздерживался, а всего единственный поцелуй с Беллой, спустя шесть лет разлуки, - и я готов бросить к чертям все правила приличия.
Белла уставила на меня с выражение, будто ее только что огрели чем-то по голове.
- Я… - начала она, заикаясь. Посмотри, что ты с ней сделал! Кричал я на себя в мыслях. Она не хотела этого, Эдвард, но ты буквально накинулся на нее! Я ощущал, как чувство съедающего меня стыда снова поднимается к горлу, буквально примораживая к месту. Родители определенно не будут в восторге от меня. – Я должна идти, - выдохнула она, отводя взгляд от моего лица, очевидно, чтобы не встречаться взглядом. – П-прости… Я…
Она даже не потрудилась закончить свое мямлящее извинение, просто развернулась и бросилась от меня в ту сторону, где стоял ее мотоцикл. Я был так увлечен собственным обвинением себя за столь предосудительные действия, что даже не подумал о том, чтобы остановить ее, когда она перекинула ногу через мотоцикл. Очнулся я лишь тогда, когда она нажала на газ и рванула с места.
- Нет, Белла, подожди, - выкрикнул я. Я не мог позволить ей ехать домой в такую погоду, особенно после того, что произошло. – Прости меня, я не хотел…
Но это уже было бесполезно. Даже если она и услышала меня сквозь рев этого мотоцикла, не думаю, что она ответила бы. В итоге, я просто беспомощно смотрел на то, как она уезжает от меня, удаляясь от моего дома и от моей жизни. Возможно, даже, навсегда. Теперь моя жизнь потеряла все самые маленькие крупицы смысла моего существования, которые я выудил за последние несколько недель – временное возвращение моего солнца на небосвод жизни снова сменилось вечной чернотой ночи. Потерять Беллу снова, имея при этом шанс вернуть ее доверие, оказалось невыносимым. Я, как вкопанный, стоял в снегу, не способный сделать шаг под гнетом того, что только что произошло.
Эдвард! Чего ты ждешь? Иди за ней!
Услышал я, как мысленно кричали члены моей семьи, подбегая ко мне. Но их слова были так же бесполезны, как и капли дождя камню. Я просто смотрел невидящим взглядом на падающий снег, отмечая лишь отдельные хлопья из огромного океана белого цвета. Белые стены, белая кожа, белый снег…
…Эдвард, я знаю, ты расстроен, но я действительно думаю, что тебе нужно идти… Ради Бога, прекрати быть таким дебилом и иди за ней… Она сейчас не в своем уме, ты не можешь просто позволить ей…
Я продолжал игнорировать их и их гудящие мысли в моей голове, словно рой злых пчел. Что я мог тут сделать? Я был бессилен. Белла ушла, и ее забрала от меня не смерть или геройский поступок, а мой собственный идиотизм. Бесспорно – теперь я не могу жить без нее. Остается лишь один единственный выход: тот самый, который я решил для себя шесть лет назад, когда боялся, что не успею спасти Беллу от Джеймса…
Но затем, когда мои мысли начали склоняться к самому худшему сценарию, забытому мной за годы самоуничижения, тишину прорезал испуганный крик.
- ЭДВАРД!
Это была Элис. Ее объятый страхом голом разрезал тишину, словно кинжал масло, погружая всех и вся вокруг в новую тишину. Я не мог услышать ее мысли – верный признак того, что она находилась еще слишком далеко, - но мы все могли слышать приближающихся к нам Джаспера и Элис. Их шаги, словно барабанная дробь, глухим стуком отражались от снега.
- ЭДВАРД, ЭДВАРД! – мысли моей семьи были схожи с моими: что происходит?
Когда же Элис оказалась на достаточно близком расстоянии, ее мысли, словно кино, заполнили мой разум. Я был поражен, насколько точным и четким было это видение.
Белла едет на мотоцикле по лесу, не обращая внимания на дорогу, и ускоряется; резко выруливает на шоссе; ее человеческий взгляд не видит сквозь пелену густого снега надвигающийся грузовик; он неуклонно направляется прямо к ней; визг тормозов мотоцикла, когда она пытается увернуться от столкновения; звонкий стук металла о лед, когда тот падает сверху; Белла, зажатая между землей и байком, теряет сознание буквально в паре метров от ее смерти…
Прошла всего десятая доля секунды, прежде чем я понял, что надо бежать.
Еще одна десятая, и я уже преодолел десять метров.
Нет времени для разговоров… нет времени выслушивать причитания Элис или отвечать на беспокойные мысленные крики моей семьи. Элис и сама может объяснить им все. В моей голове упрямо засела лишь одна единственная мысль.
Белла
Моя Белла
О Боже, Белла.
Я мог слышать, как моя семья бросилась следом, но у них не было шанса ни с помощью Господа, ни с помощью Дьявола, ни с чьей-либо другой помощью на Земле, догнать меня. Я бежал быстрее, чем когда-либо в своей жизни, внутри все бушевало, будто огонь распалял внутренности, ноги едва касались земли, когда я бежал к… а к чему я бежал? Проклятью, катастрофе, бедствию? Или спасению, прощению и шансу покаяться?
Я не знал ответа.
Беги, Эдвард, ради всего святого, беги.
Я уже был близок к дороге. Видения Элис продолжали быстро сменять друг друга, меняясь от неопределенности событий, которые я собирался сейчас предотвратить.
Белла выживает; Беллу сбивает грузовик; кровь Беллы струится по ее лицу; мотоцикл, зажавший под собой Беллу, воспламенятся…
- НЕТ!
Я даже не понял, что проревел это вслух; вместо этого в моих ушах эхом отозвался звенящий скрип тормозов и скрежет скользящего по льду грузовика где-то там вдали. На секунду меня отвлекло новое видение Элис. На этот раз это было лицо водителя, подтверждающее мои ранние мысли: его взгляд был неясен, он был пьян, алкоголь, затуманивший его рассудок, лишь сейчас позволил осознать весь ужас той ситуации, которая развернулась перед ним. Хорошо, - жестоко подумал я, - я не буду испытывать сильное чувство вины, убив его.
БЫСТРЕЕ.
Я бросил все силы, чтобы преодолеть последние пятнадцать метров, мои ледяные мышцы всячески протестовали против этого рывка, ускоряющего меня быстрее, чем прежде. Я буквально вылетел с подъездной дороги на шоссе на крыльях обезумевшей, ранее не проявлявшейся никогда, силы.
Там, справа от меня, огромный грузовик занесло на льду на огромной скорости, а на земле, приблизительно в трех метрах от гигантских колес лежала Белла. Ее тело было зажато между мотоциклом и дорогой, а голова бездвижно, насколько я мог судить, лежала на снегу. От удара об лед ее темные волосы закрыли большую часть ее лица.
К счастью, дорога, за исключением их, была пустынна, позволив мне броситься вперед под грузовик. На ту долю секунды, что я остановился, моя семья нагнала меня, и по их мыслям я прочитал, что они абсолютно солидарны с моими действиями.
Мы бросились на грузовик всеми нашими телами, ударившись об него с силой, сродни грузовому поезду, заставив машину покачнуться и завалиться на бок.
- ЭММЕТТ, ДЖАСПЕР, ОБОЙДИТЕ ЕГО И ПОЙМАЙТЕ С ДРУГОЙ СТОРОНЫ! – Однако, к тому времени, как я прокричал это им, было уже поздно. Грузовик опрокинулся на заграждение между линиями посреди шоссе, сминая под собой металл и заставляя фрагменты асфальта и кирпича разлетаться в разные стороны. Первым и немедленным моим инстинктом, было, бросится к Белле, поднырнув под грузовиком, но прежде чем я сделал пару шагов, перевернутый грузовик загорелся.
До меня донеслась щедрая на ругательства речь Эмметта. Огонь. Единственная вещь, которую боятся вампиры, кроме, конечно, других вампиров. В теории, один только огонь не может сжечь нашу кожу, но это не мешает ему причинять боль, иногда довольно-таки мучительную. Одного этого может быть достаточно, чтобы заставить любого из нормальных вампиров бежать от огня, как от чумы.
Но я не был нормальным вампиром, да и не секрет, что я мазохист.
Прежде чем кто-либо мог остановить меня, я нырнул в адское пламя и направился к Белле. Она безжизненно лежала на земле в опасной близости к полыхающим остаткам грузовика. Я побежал к ней, чтобы взять на руки и вынеси оттуда, но едва подошел ближе, что-то из обломков грузовика взорвалось, выплевывая часть горящего металла прямо между мной и Беллой. Я сжал кулаки. Теперь уж точно нет никакого другого пути.
- НЕТ, ЭДВАРД!
Я услышал крик Элис за секунду до того, как двинулся, но проигнорировал его – нет времени для обдуманных действий. Еще секунда промедления – и я бросился в огонь.
Даже не смотря на высокую скорость моего передвижения, я почувствовал боль от соприкосновения огня с моей кожей. Одежда тут же обгорела, едва языки пламени коснулись ее. Понадобилась целая секунда, прежде чем я вышел с другой стороны огня к лежащей без движения на земле Белле. Моя одежда все еще горела, боль от огня усиливалась с каждой секундой, но я не обращал на это внимание, припадая к земле, чтобы убирать от Беллы мотоцикл. Хотя, сейчас его едва ли можно было узнать; теперь он был больше похож на кусок покореженного металла, частично расплавленного произошедшим ранее взрывом. Опустившись, я одной рукой поднял и отбросил его – он перевернулся несколько раз в воздухе и приземлился в ста метрах от нас, посреди дороги. Затем я упал на колени перед Беллой, срывая все еще тлеющую рубашку с себя и откидывая ее в сторону, чтобы она не могла ненароком обжечь ее. Дрожащей рукой я потянулся к ней и убрал все волосы с ее лица настолько аккуратно, насколько только мог. Шлем на ее голове перекосился от удара, оставляя незащищенной ее правую щеку.
Глаза Беллы были закрыты, а лицо мертвенно бледным. Она была практически абсолютно бездвижна, но все-таки я мог увидеть очень слабое движение ее груди вверх и вниз, говорящее о том, что она все еще дышит. А сквозь весь шум от горящего грузовика и криков моей семьи – был слышен и ее пульс. Я испустил протяжный вздох облегчения… но едва я сделал это, прерывая свои мысли о ее смерти, с новым вдохом я кое-что понял.
Я чувствовал запах крови. Крови Беллы.
Паника внутри меня начала нарастать, пока я пытался найти источник, теперь уже практически полностью перекрывающий запах фрезий. Как же я мог не заметить этого раньше? Ответ прост: я был слишком занят тем, что проверял, дышит ли она хотя бы. Мое чутье говорило, что кровь идет откуда-то справа, но я не замечал никаких видимых признаков ран… пока не увидел что-то странное на ее руке, заставившее меня буквально ахнуть от переживания. Вся ее одежда была разорвана до кожи, скрывая вид на длинную глубокую рану от предплечья до локтя, которая как раз и кровоточила безостановочно. Но, более серьезным, казался, металлический осколок в сантиметров пять толщиной, глубоко засевший в ране. И, судя по моим познаниям в анатомии и медицине, он находится в опасной близости к одной из главных артерий.
Я испустил приглушенный измученный крик, протягивая руку к Белле, но прежде чем смог коснуться ее, кто-то перехватил мое запястье, не давая дотронуться до нее.
- Нет, Эдвард! Ты не должен касаться ее руки – нужно доставить ее в госпиталь! – это был Карлайл. Он опустился на колени рядом со мной, твердо отпихивая меня, чтобы подобраться ближе к Белле. Как он пробрался сюда?
Ошеломленный, я поднял глаза и впервые за несколько минут в полной мере оглядел обстановку. Стена из огня, через которую я бежал, чтобы добраться до Беллы, исчезла; где-то вдали Элис руководила Эмметтом, который благодаря огромной лопате спереди своего джипа убирал горящие куски металла подальше от меня и Беллы – к центру дороги. А в нескольких сотнях метров от него, на противоположной стороне дороги, уже мчалась при всех сиренах целая бригада пожарных и полицейских машин, а так же машины скорой помощи. Эсме и Розали стояли в середине дороги, готовые встретить подъезжающих работников чрезвычайных служб, первая машина которых уже останавливалась прямо напротив нас.
Я посмотрел назад на Карлайла, который стоял на коленях перед Беллой и систематически ощупывал степень серьезности ее ран. Рядом с ним, с непривычно серьезным выражением лица, была Таня. Сначала я удивился, но потом понял, насколько продуманным был выбор Карлайла на роль своего помощника. Таня, живущая на земле уже более тысячи лет, имела куда больше опыта, чем все мы вместе взятые, она умела справляться с жаждой человеческой крови и вместе с этим имела бесчисленные степени по всевозможным наукам, что делало ее идеальным врачом при лечении человеческих ран. Поймав мой взгляд, она нахмурилась, весь ее былой насмешливый настрой улетучился.
Эдвард, мне так жаль, это моя вина…
Я резко дернул головой. Нет. Никаких извинений, никаких слов сочувствия. Мне они сейчас не нужны – они мне сейчас не помогут. Оставьте их для тех, чьи близкие ушли или погибли, а Белла не умрет.
Боже, прошу тебя, не дай ей умереть.
Я подвинулся ближе к Белле, и Таня быстро освободила для меня пространство рядом с собой. Я взял руку Беллы в свою и поднес к своим губам. Я люблю тебя. Я люблю тебя навсегда, навсегда. Я повторял это как мантру снова и снова, будто эти слова могли помочь и подарить мне еще немного времени. Краем глаза я заметил людей в форме, бегающих вокруг: кто тушил пожар, кто задавал вопросы Карлайлу, пока он пытался держать ситуацию в своих руках. Но меня это не заботило, пока не касалось самого важного – смысла моего существования. Самым важным в мире на этот момент была Белла, ее пальцы, бездвижно лежащие в моей ладони, и слабое, но все еще решительно стучащее сердца, говорящее о том, что она не умрет. Не здесь, не сейчас, не тогда, когда мы только-только снова обрели друг друга. Не на моих глазах. Не до того, как мне представится шанс искупить то, что я натворил.
Но потом что-то будто прорвало твердую пленку моего пузыря, в котором я был с Беллой. Взревел двигатель машины. Оглянувшись, я увидел скорую, проезжающую сквозь толпу.
И едва она остановилась рядом, я оказался в самой гуще людей в форме. Они подняли Беллу на носилки, надели кислородную маску ей на лицо, то и дело торопливо беседуя с Карлайлом, который давал им свое заключение по ситуации.
- …несколько сломанных ребер, сотрясение, с возможной травмой черепа, серьезная рваная рана на правой руке с инородным телом внутри мягких тканей…
Молодой сотрудник скорой помощи попытался оттащить меня, чтобы встать поближе к Белле, и мне потребовалось все самообладание, чтобы не сбить его с ног куда подальше. Вместо этого я просто посмотрел на него таким угрожающим взглядом, что он от шока чуть не упал. Я повернулся обратно к Белле. Теперь она была крепко закреплена на носилках и ее загружали в заднюю часть машины скорой помощи, в то время как Карлайл раздавал последние указания медикам, которые с тревогой цеплялись за каждое его слово.
Я запрыгнул в фургон следом за Беллой и несколькими парамедиками, когда услышал мысли Карлайла, обращенные ко мне. С ней все будет в порядке, Эдвард, не паникуй. Мы поедем с остальными на Мерседесе; увидимся в госпитале. Я кивнул. Да, и надень вот это, - добавил Карлайл, протягивая мне свою куртку, - люди уже смотрят косо. Недоумевая, я взял ее, а затем посмотрел на свою обнаженную грудь: совсем забыл, что «потерял» свою рубашку. Пробормотав слова благодарности, я накинул куртку на плечи и захлопнул за собой двери скорой. Посмотрев поверх человеческих голов в окошко, отделяющее основную часть от кабины водителя, я не удивился тому, что увидел: за рулем сидела Элис. Одетая, с ног до головы, в украденный зеленый комбинезон, ее нельзя было отличить от медработника на соседнем сиденье, который понятия не имел, что его напарник является не тем, кем кажется.
Все в порядке, Эдвард, – подумала она, встречаясь взглядом со мной в зеркале и включая зажигание, – мы будем там очень скоро. А затем, будто машинально: с Беллой все будет хорошо. Она сфокусировалась на дороге, включила сирену и с силой вдавила ногой педаль газа.
Я посмотрел на спидометр, который устойчиво держался на отметке 128 км/ч. Нужно постараться поверить словам Элис.
Я должен поверить.
На следующие десять минут это все, что у меня есть.

---

Всегда ваша, Котя!