Глава 6

В течение двух дней я снова не выходил из дома. Положил скрипку обратно в шкаф за неиспользуемые подушки и одеяла и очень долго уныло сидел в одном из кресел. Неоднократно вспоминал свою последнюю краткую беседу с Беллой, но не мог понять, чем именно обидел ее.

Я провел много часов, воскрешая в памяти взаимодействие с другими людьми. Воспроизводил бесчисленные разговоры в надежде определить свою оплошность, но в голову не приходило ничего вопиющего. Единственная оставшаяся возможность: я по-прежнему очень неполноценен. Это осознание меня опечалило.

Много часов провел в размышлениях над новым откровением. Я чувствовал себя несколько нестабильно, приезжая в Мадрас, и, возможно, нечаянно сказанное или сделанное в присутствии Беллы оказалось просто последствием, сохранившимся симптомом моей болезни.

Правда в том, что со времени первой встречи с Беллой я чувствовал себя значительно лучше. Мысли стали чище, за исключением момента, когда меня на мгновение поразил ее аромат, я более регулярно питался и играл на скрипке. Было в ней что-то, оказывающее на меня целебный эффект. Это весьма очевидно даже для моих немного колеблющихся суждений. Я понимал, что должен снова ее увидеть, пусть даже и издалека.

♥♥♥

Свой дом я покинул вечером, и к тому времени, когда добрался до ее имения, совершенно стемнело. Некоторое время я стоял на краю рощи, позволяя зорким глазам охватить весь окружающий пейзаж. Одинокий фонарь освещал участок дома, из трубы поднималась тонкая струйка дыма. Я заметил, что разбитое стекло заменено новым. Мне потребовалось время, чтобы оценить атмосферу и понять, что ночь была немного холодной. Я обрадовался, что Белла не будет больше чувствовать сквозняка.

Я видел ее через окно. Она сидела лицом к огню, мягкий свет заливал розовым свечением ее бледные щеки. Она снова читала. Иногда поднимала тонкую фарфоровую чашку к губам, что-то отпивая.

Прошло, возможно, полчаса, и молодая женщина встала. На мгновение она, казалось, споткнулась, но оперлась рукой на спинку стула, а затем отошла. Я счел ее небольшую неуклюжесть довольно милой, хотя и не понимал, почему. Возможно, это произошло потому, что все еще помнил прикосновение ее руки, когда поддержал в поезде. Я подумал, что с удовольствием снова ощутил бы ее ладонь в своей...

На несколько минут Белла пропала из поля моего зрения, но, вернувшись, наклонилась к огню, и пламя уменьшилось до тления. Она подняла фонарь и отправилась с ним в заднюю часть дома.

Я подождал еще немного, а затем она погасила свет. Я предположил, что она удалилась на ночь, тем не менее, остался на месте, наблюдая, пока в высоте темного звездного неба не появилась луна.

♥♥♥

Конечно же, я понимал, что Белла жила одна, но до следующего дня серьезность этой ситуации не приходила мне в голову. Я перебирал свои вещи, выясняя, есть ли у меня какие-нибудь предметы, которые она могла бы использовать. Достаточно ли у нее одеял, чтобы не замерзнуть, когда изменится погода? Возможно, ей понравилась бы подушка, которую в один из моих чемоданов упаковала Эсме...

Я вытащил подушку и нашел под ней сложенную газету. Эсме припрятала в моей сумке несколько экземпляров, думая, что мне, возможно, захотелось бы прочитать их, чтобы занять мысли во время поездки на поезде. Во время путешествия я их не касался, но теперь просмотрел заголовки. Конечно, новости устарели, но одна история привлекла внимание. Речь шла о череде краж в одном из беднейших районов Сент-Пола. Преступник оказался слишком жестоким, перед побегом с кое-какими ценными вещами избивая своих жертв. На момент выхода статьи он ограбил и избил пожилого мужчину и молодую мать, нападал на слабых, наиболее уязвимых, и это было совершенно бессовестно. В голову пришла мысль: а поймали ли этого достойного осуждения преступника? Я искренне на это надеялся.

Однако существовало много ему подобных. А что, если головорез обнаружит скромный дом Беллы? Она была беззащитна, одинока, на помощь позвать некого, никто ее не защитит. Она нуждалась, чтобы кто-то присматривал за ней так, как очень мудро предложила мне миссис Вебер.

Я был бы хорошим соседом. Позаботился, чтобы Белла пребывала в безопасности. Возможно, мне слишком рано говорить с ней снова, но я все еще мог находиться рядом и убедиться, что ей не причинят никакого вреда.

♥♥♥

Тем вечером я вернулся к ее дому. Снова наблюдал, как она тихо читала. На несколько секунд шум в кустах привлек мое внимание, и я отогнал енота, зная, что эти хитрые животные иногда присваивали себе продукты питания и другие человеческие предметы. К тому моменту, как я обратил свой зоркий взгляд на дом, Белла забрала фонарь в спальню, вскоре задула его и отправилась спать.

И снова я оставался средь деревьев, пока небо не посветлело до серого. Часть меня хотела подобраться к дому и посмотреть, крепко ли она спала, не появился ли сквозняк, но я сопротивлялся этому сильному желанию. Приблизиться и смотреть на нее через окно казалось вторжением в личную жизнь.

Однако следующей ночью ради осторожности я пренебрег правилами приличия. Когда в прохладной тишине сидел на краю рощи, из дома раздался легкий шум. Конечно же, я находился слишком далеко, чтобы слышать сердце или дыхание Беллы, но другие звуки, такие как звон кастрюли или перемешивание дров в огне, мне были слышны. Хотя это оказалось чем-то другим. Тихим стоном. Я быстро встал, прислушался со всем своим сверхъестественным даром и снова его услышал.

Через секунду я оказался перед окном спальни Беллы. Перед тем, как заглянуть внутрь, колебался лишь мгновение. Она лежала среди разбросанных одеял, голова металась из стороны в сторону, а ее распущенные темные локоны распластались по белой подушке. Глаза были закрыты, но губы шевелились. Одна рука обхватила бок, скользнула вниз, а затем отодвинулась.

Слов было не разобрать. Похоже, она что-то невнятно бормотала. Я внимательно наблюдал за ее лицом, обеспокоенный дискомфортом. Кремовая кожа казалась бледной, но по щекам скользнул намек на красноту. Я запросто разглядел через стекло ее сердцебиение: частое, но стабильное. Под опущенными веками быстро двигались глаза. С облегчением я предположил, что она не больна. Скорее всего, ее одолевал дурной сон.

Мне хотелось успокоить ее, совершить что-то, чтобы облегчить страдания так же, как она сделала и для меня. Однако я не решался войти в ее комнату. Вместо этого неподвижно стоял, наблюдая, как женщина замерла и, казалось, погрузилась в глубокий сон. Я неохотно отступил к роще, где и оставался до рассвета.

♥♥♥

Следующей ночью тихие крики Беллы снова привлекли меня к окну. Я с раннего вечера наблюдал за ней, не в силах держаться подальше. Вечер, как обычно, шел своим чередом: она читала, попивая чай, потом отправилась спать.

Я взглянул через стекло, и снова обнаружил ее среди перекрученных простыней и одного одеяла. Глаза были плотно закрыты, потемневшие веки дрожали из-за мельтешащих движений под ними. Сердце билось быстро, но ритмичный подъем и спад груди свидетельствовал о спящем состоянии женщины. Сон был тягостным.

Волосы Беллы частично закрыли лицо, но я видел щеку. Кожа покраснела и блестела тонкой пленкой пота. Ночь холодна, но ей, казалось, было жарко. Я снова обеспокоился тем, что она могла заболеть, ведь осуществляя свой вечерний обход дома, двигалась довольно медленно... Мне следовало прийти пораньше, чтобы понаблюдать за ней, когда она шла в сарай и обратно.

Ругая себя за упущение во внимательности, я несколько мгновений раздумывал, что же должен сделать. Мог наблюдать за ней оставшуюся часть ночи, чтобы обеспечить относительную безопасность, а затем вернуться утром, чтобы поговорить и узнать о ее благополучии. Это мудрый порядок действий.

Тем не менее, если она действительно больна, ей могла потребоваться помощь еще до рассвета. Но я не мог вынести мысли о том, чтобы разбудить ее. Конечно же, она страшно испугалась бы, если я в середине ночи принялся бы стучать в дверь.

Коснувшись подоконника, я опустил взгляд и обнаружил, что защелки не было. С легкостью можно было открыть окно и проскользнуть внутрь. Моя природа предоставила способность к скрытным действиям, и я уверен, что мог бесшумно проникнуть в ее комнату. Оказавшись рядом, смог бы определить: есть ли лихорадка или испытывает ли боль, а также более тщательно проверить сердце и легкие.

Решение принято, я бесшумным движением приподнял окно, а затем нырнул в комнату. Осторожно опустил стекло и пробрался к кровати Беллы. В небольшом замкнутом пространстве ее запах был совершенно обволакивающим, и несколько минут я чувствовал себя дезориентированным. Сделав несколько успокоительных вдохов, сосредоточился на лежащей передо мной красивой женщине.

Я слушал ее сердце: кровь неуклонно перемещалась через орган, хотя и немного быстро. Она учащенно дышала, но я не слышал в легких скрежещущего звука или хрипов. Тем не менее, у нее появилась лихорадка, что обеспокоило меня. Я поднял руку, зная, что с помощью одного лишь прикосновения почувствовал бы состояние ее тела и смог определить, действительно ли она больна.

Положил ладонь поверх ее, лежащей на одеяле. Кожа была теплой, но прошли месяцы с тех пор, как я оценивал температуру пациента, и чувствовал, что не мог точно определить ее. Вместо этого я сосредоточился на собственном теле. Лихорадка внушала мне ощущения от тепла до жара, но особого тепла я не испытывал. Сосредоточившись на остальном своем организме, пытался выявить любые боли или области дискомфорта, но ничего не обнаружил. Белла была здорова.

Возможно, сон ответственен за ее жар. Или она могла находиться в том периоде менструального цикла, при котором температура тела немного повышалась. В любом случае, она не больна.

Я убрал руку.

– Нет, – прошептала она. – Нет... не... уходи...

Я замер. Знала ли она, что я находился в комнате? Глаза женщины оставались закрытыми, но она на мгновение подняла руки, прежде чем те снова упали на матрац. Возможно, ее спящий разум пытался защитить себя.

Быстро, но тихо я пролез в окно, бросился прочь от дома и не останавливался, пока не оказался под прикрытием деревьев, после чего сел и попытался успокоиться. Глядя на руки, осознал, что несколько минут назад умышленно совершил то самое действие, которое и привело к моей дисфункции: снова использовал свой дар.

Я провел пальцами по волосам, обдумывая последствия. Если Белла была больна, какой эффект оказали ощущения на меня? Несколько месяцев назад кратчайшее прикосновение ввергало меня в трепет. Но я, не колеблясь, положил ладонь поверх ее в длительном контакте.

Сбитый с толку, я до рассвета оставался в роще, а затем побежал домой, чувствуя, что важно предоставить Белле настоящее уединение.

♥♥♥

День клонился к вечеру, а я по-прежнему анализировал собственные действия. Из задумчивости меня вырвал громкий раскат грома. Начиналась буря, и снижение температуры воздуха указывало на очень холодный ливень.

Я по-прежнему беспокоился за Беллу. Несмотря на то, что она, вероятно, здорова, если замерзнет – это могло привести к болезни. Я вспомнил единственное одеяло, виденное на ее кровати. Этого недостаточно для человека, особенно такого стройного и нежного, как она. Тем не менее, меня не оставляло затянувшееся ощущение чего-то неправильного. Всё объективно свидетельствовало об обратном, а я все еще верил, что она казалась больной.

Войдя в ее комнату, я намеревался использовать свое усиленное обоняние, чтобы определить, покажется ли что-нибудь лишним. Но меня настолько поразил ее аромат, что я и думать забыл о каких-либо аномалиях, которые в ином случае заметил бы. Еще раз подобной оплошности я себе не позволю.

Сунув подмышку одно из своих неиспользованных и ненужных одеял, я побежал к усадьбе Беллы. Начали собираться темные штормовые тучи, в листве на деревьях шумел ветер.

Женщина зажгла фонарь, разгоняя темноту, но я увидел ее в доме. Выйдя из рощи, медленно и целеустремленно направился к сараю. Остановился, прислушиваясь, но разобрал лишь коровье сердцебиение, дыхание и тихое жевание.

Тем не менее, из предосторожности, я тихо позвал: – Мисс Свон? Белла?

Ответа не последовало, поэтому я пошел в сторону дома и постучал в дверь со словами: – Белла, это Эдвард Каллен, твой сосед.

Сначала я ничего не слышал и задавался вопросом, где она могла быть. Ветер начал завывать, что затрудняло попытку различить сквозь стены биение ее сердца. Я постучал еще раз, на этот раз с немного большей силой.

– Просто... секундочку, – раздался внутри ее нежный голос.

Я ждал почти минуту, пока не услышал, как она прошаркала по полу, медленно открыла дверь и заморгала:

– Мистер Каллен?

Опять меня начал окутывать ее великолепный аромат, который тут же рассеялся порывом ветра. Она плотнее запахнула шаль вокруг своей небольшой фигуры. Я отметил, что ее волосы были завязаны, но несколько прядей вырвались на свободу. На бледном лице карие глаза казались огромными. Я боялся, что испугал ее или встревожил.

Пытаясь успокоить ее, я сказал: – Там буря, и, кажется, будет холодно. У меня оказались дополнительные одеяла, и я подумал, что вы могли бы воспользоваться одним, – я переложил в руках покрывало.

Она опустила взгляд:

– У меня есть одеяла.

Сердце сжалось. Я обидел ее этим предложением.

– Но спасибо, – быстро добавила она. – Это очень любезно с вашей стороны.

– Это не проблема, – я предпринял попытку, но не смог придумать, о чем еще поговорить.

Нескольких долгих секунд мы стояли в молчании, а я смотрел куда угодно, только не на нее. Мне отчаянно хотелось взглянуть в ее прекрасное лицо, но такой откровенный поступок казался необыкновенно грубым.

Наконец я сосредоточился на ее лице, почувствовав на себе ее взгляд. Теперь щеки были очень розовыми. Глаза показались мне неестественно блестящими, но, возможно, это из-за света фонаря, который она держала.

Женщина слабо улыбнулась, а затем поставила фонарь на столик у двери и потянулась за одеялом, забирая его из моих рук. Взяв его подмышку, она сказала: – Спасибо.

Ее голос, хотя и по-прежнему красивый, был слабым. Теперь ветер трепал мои волосы и одежду, унося с собой все, кроме самых слабых следов ее аромата. Если бы я остался на улице, стало бы невозможно оценить ее состояние только лишь через запах. Мне требовалось снова к ней прикоснуться.

– Мисс Свон, – начал я, протягивая руку в надежде, что приличия продиктуют ей принять ее, – вам еще что-нибудь нужно?

Поколебавшись мгновение, она скользнула своей маленькой ладошкой в мою. И снова меня поразила теплота ее кожи, но я не чувствовал абсолютно ничего ненормального в собственном организме.

– Нет, спасибо, – поблагодарила она.

Яростный порыв ветра сорвал с моей головы шляпу.

– Ох! – воскликнул я, отдернул руку и быстро схватил предмет.

Белла взглянула на небо.

– Как далеко ваш дом? – спросила она.

– В получасе ходьбы, – ответил я.

– Вам должно хватить времени, чтобы до шторма добраться домой, – сказала она.

Я понял, что это прощание, чувствовал, что ничего не мог для нее сделать. Тем не менее, спросил так нежно и ласково, как только мог: – У вас все в порядке?

Она попыталась улыбнуться, но не очень успешно:

– Конечно, мистер Каллен. И еще раз спасибо, что подумали обо мне.

– Тогда всего хорошего, – сказал я, поворачиваясь, чтобы уйти.

Я услышал, как закрылась дверь, и подавил вздох, понимая, что она лишь хотела, чтобы ее оставили в покое.

Глава 7

Я продолжал чувствовать себя немного смущенным из-за вторжения в комнату Беллы ночью. Полагаю, именно это ощущение вины и привело меня к своему дому, чтобы переждать бурю. Как бы сильно я ни хотел остаться в роще и понаблюдать за молодой женщиной, чувствовал, что она заслуживала частную жизнь, даже если и на одну ночь. Невелик шанс, что кто-либо выйдет на улицу в такую ненастную погоду, так что я решил, что она в безопасности и надежно защищена в своем уютном доме.

Тем не менее, пока ночь тянулась с воем ветра и стуком ливня снаружи, вернулась моя обеспокоенность. Я пытался убедить себя, что с Беллой все замечательно, что она спала под моим теплым одеялом и ни в чем не нуждалась. Но затем мысли снова возвращались на круги своя.

К рассвету ливень превратился в дождь, и я больше не мог сдерживаться. Сунув две старых газеты в пиджак, я решил предложить их. Мне действительно нечем было поделиться, но нужен был повод, чтобы навестить ее. Я надел плащ и направился к дому Беллы, заставляя себя идти в быстром человеческом темпе.

Едва выйдя из рощи, почувствовал, что что-то не так. Тем не менее, мне потребовалось несколько минут, чтобы определить, что именно: дверь сарая была приоткрыта. Это само по себе не явилось бы причиной для тревоги, но прямо за створкой на земле лежала шаль Беллы. Утренний воздух был холодным, просто так она бы не отбросила платок. Печально мычала корова.

Я побежал к сараю и распахнул дверь. Ахнув, обнаружил лежащую на земле Беллу. Снаружи просачивалась вода, и женщина оказалась в неглубокой луже. Глаза были закрытыми, а кожа – мертвенно-бледной.

Через мгновение я стоял на коленях рядом, внимательно слушая биение сердца и дыхание. Они были быстрее, чем обычно, несмотря на бессознательное состояние.

– Белла! – воскликнул я, прижимая пальцы к ее запястью.

Пульс был нитевидным, а кожа – холодной. Сразу же приготовившись к натиску дискомфорта, мое тело напряглось лишь при одной мысли об этом. Но я ничего не почувствовал. Отсутствовали боль, позывы, ощущение лихорадки. Я этого не понимал. Белла явно больна, а я не реагировал.

Неужели потерял экстрасенсорный дар? Возможно, он исчез, когда я выздоровел. Ирония же не пропала. С каким бы сильным презрением я ни относился к своему таланту, пока пребывал в муках болезни, теперь же отчаянно хотел, чтобы он заработал. Это был самый быстрый способ диагностирования Беллы.

Мне оставалось полагаться на другие чувства и навыки, приобретенные в медицинской школе и за время месяцев практики. Быстро, но осторожно я поднял Беллу на руки. Мне казалось, что она весила, как котенок. Встав, глубоко вдохнул, чтобы оценить аромат. Ее собственное естественное благоухание оставалось сильным, но теперь я обнаружил также и кисловатый запах инфекции.

Я быстро перенес ее в дом и в спальню. Пребывание на студеном воздухе весьма охладило ее, но это состояние могло быть временным. Важно снять мокрую одежду и начать медленно согревать женщину, чтобы я смог оценить ее истинную температуру. Если мои подозрения верны, то у нее могла быть либо гипертермия¹, либо гипотермия². Последнее сулило гораздо худшее.

Я положил Беллу на кровать и взялся за влажную ткань на шее. Понял, что женщина была одета в ночную рубашку. Я разорвал ее, желая избавиться от прикосновения холодной мокрой ткани к коже. Когда показались руки, мой взгляд принялся искать источник инфекции. Под ночной рубашкой оказалась камисоль³, так что я увидел бледную кожу плеч и грудины, но не заметил никаких ран. Я поднял Беллу, чтобы осмотреть спину, но и та оказалась неповрежденной. Быстро удалил материю с ног, бросив мокрую одежду на пол. Взгляд стрельнул по ступням, лодыжкам, голеням, бедрам.

Там, прямо под краем ее шаровар, на пять сантиметров выше колена ногу обвивала толстая полоса ткани. Сквозь слои просачивались кровь и жидкость, сообщая, что нашлась изначальная травма.

Нижнее белье тоже было влажным, необходимо удалить и его, так что я накрыл женщину простыней, а затем сорвал мелкие предметы одежды. Воспользовавшись одеялом, как можно лучше высушил лицо Беллы, руки и волосы.

На крючке у двери висела легкая хлопковая сорочка. Я потянулся за ней, быстро надел на руки и плечи женщины, обеспечивая кое-каким дополнительным теплом, а затем опустил вниз по бедрам, чтобы прикрыть верхнюю часть ног.

Когда поправлял одежду, Белла что-то пробормотала, и ее веки затрепетали. Я подоткнул одеяло вокруг туловища и бедер, чтобы она начала согреваться.

– Белла, – сказала я, голос прозвучал напряженно и хрипло, – все в порядке. Я позабочусь о тебе.

Она издала тихий болезненный звук, а затем провалилась в беспамятство. Пульс и дыхание оставались неизменными, но кожа чуточку потеплела. Существовали подозрения, что воздействие холода временно подавляло лихорадку, и теперь казалось, что я был прав. Тем не менее, мне требовалось подождать, чтобы подтвердить это. Текущим приоритетом являлось изучение раны на ноге.

Я начал разворачивать повязку, но пришлось приостановиться, поскольку так сладко и заманчиво повеяло запахом ее крови. Однако, невольно вдыхая, охватил и неприятный оттенок: я снова почувствовал характерный душок инфекции.

Под повязкой обнаружился глубокий порез. Края были красными и отечными, ткани припухшими от жидкости. От раны веяло теплом: была очень сильно инфицирована. Я сунул руки под сорочку, чтобы исследовать паховые лимфатические узлы. Они оказались увеличенными. Я мягко нажимал пальцами на живот и нашел еще весьма опухшие узлы, но не так сильно, как те, в паху. Проверил узлы в подмышечных впадинах и под челюстью, радуясь, что они были поражены минимально. Инфекция начала распространяться по всему телу, но, казалось, локализовалась в областях, расположенных ближе к первоначальной травме.

Мой краткий осмотр подтвердил исходное подозрение: у нее сепсис⁴. Мне все равно необходимо будет определить его серьезность, но она явно была очень больна.

Поправив одеяло Беллы, я задержал над ней руки. Меня омывали угрызения совести. Я должен был заметить симптомы днем ранее. Теперь они все были такими очевидными: бледное лицо со слабым лихорадочным румянцем; шаркающая походка, когда она добиралась до двери (скорее всего, из этой самой комнаты, где, должно быть, отдыхала); слабость голоса; тепло кожи. Я являлся и квалифицированным врачом, и вампиром: должен был знать.

Тогда я смог бы обеспечить лечение и предотвратить это серьезное развитие. Ссутулившись, я скользнул ладонью по ее лицу, убрал несколько влажных прядей волос со лба.

– Почему, Белла? – пробормотал я. – Почему не сказала, что тебе нужна помощь?

Она не ответила. Я знал, что она меня не слышала. Но я не мог не интересоваться, о чем она думала. Уже вчера рана была опухшей, покрасневшей и болезненной, лихорадка должна была продолжаться, по крайней мере, не первый день. Неужели она не понимала, насколько больной становилась? Даже если чувствовала, что не могла мне доверять, можно было бы попросить сходить в город, чтобы привести помощь.

Тем не менее, этим вопросам придется подождать. Сейчас важно начать лечить ее. Однако здесь у меня не было надлежащих препаратов. Я сумел бы, вероятно, обойтись кое-какими предметами домашнего обихода, но предпочел использовать более профессиональные инструменты, которые позволили бы мне выполнять процедуры, применяя самые лучшие мои способности.

Мне не хотелось оставлять Беллу, но это было необходимо. Пару кратких мгновений я подумывал забрать ее с собой, но даже при моем быстром темпе она на несколько минут подвергнется воздействию холодной, влажной погоды и прохлады моего тела, и понимал, что подвергну ее дополнительному риску.

Я укутал ее вторым одеялом, потом наклонился и тихо сказал на ухо:

– Белла, я очень скоро вернусь. Ты должна отдыхать и оставаться на месте. Я ненадолго, – взглянув на часы, которые всегда носил в кармане, обнаружил, что до девяти оставалось семь минут.

После этого бросился из дома, ландшафт приобрел неясные очертания, когда я проскочил мимо рощи, луга, леса и, наконец, достиг своего дома. Кинувшись к шкафу и распахнув дверцы, я снова посмотрел на часы. Без двух минут девять. Я никогда не бегал быстрее.

Потянулся к черному кожаному саквояжу, мысленно перечисляя предметы, которые должны быть внутри. Он не открывался с того дня, как я вышел из больницы. На самом деле, сумка осталась там, и я смутно вспомнил, что некоторое время спустя ее забрал Карлайл. Я схватил саквояж и выбежал за дверь.

В дом Беллы я вернулся в четыре минуты десятого. Поспешил через дверь и в ее спальню. Женщина по-прежнему лежала на кровати, но двигала руками, отталкивая одеяло. Я опустил свою сумку на пол и сел рядом с Беллой.

– Шшш, – пытался успокоить я, нежно прижав ее руки своими. – Все в порядке, Белла. Ты больна, но я пришел, чтобы помочь тебе вылечиться. Пожалуйста, не пытайся двигаться. Просто оставайся на месте.

Ее веки затрепетали, затем открылись, и она немного подняла голову. На несколько мгновений я почувствовал, что она смотрит на меня, но ее взгляд был рассредоточенным.

– Болит, – всхлипнула она по-детски тоненьким голоском.

– Знаю. Я дам тебе то, что поможет, – успокоил я.

Она замерла, ее голова откинулась на подушку, а глаза снова закрылись. Я положил ладонь на лоб. У нее, безусловно, жар: я оценил бы его в тридцать семь и восемь десятых. Температура продолжит расти по мере того, как будет оставлять холод.

Женщина тихо застонала, напоминая, что даже во сне продолжала испытывать дискомфорт. Я не мог вынести мысли о том, что она почувствует дополнительную боль, и знал, что мои дальнейшие действия окажутся ужасно болезненными даже для ее затуманенного рассудка. Я открыл сумку, быстро нашел шприц и ампулу морфина. Отмерил небольшую дозу, рассчитанную на ее худощавое телосложение, и ввел инъекцию в лучевую вену. Белла вздрогнула, когда в нее вошла игла. Нос защекотало дуновение восхитительного аромата.

– Просто расслабься, Белла, – пробормотал я, на миг погладив женщину по щеке, успокаивая и ее, и себя.

Вскоре ее тело потеряло жесткость, а сердцебиение и дыхание постепенно замедлились. Проверив ее пульс, обнаружил, что он остался слабым, но не хуже, чем раньше. Нашел в сумке скальпель, тампоны, впитывающие салфетки и некоторое количество раствора карболовой кислоты⁴. Наряду с последними, я выбрал сильнейшее.

Обнажив ногу Беллы, я подложил кое-какую ткань под бедра и потянулся за скальпелем; инвентарь все еще чувствовался привычным в руке. Поколебавшись некоторое время, сделал надрез по всей длине повреждения. Сразу же потекла кровь, а следом – жидкость. Я перестал дышать, сосредоточив внимание на очистке от крови, а затем на тщательном промывании открытой раны карболовой кислотой.

Веки Беллы дернулись, а сердце забилось еще быстрее, когда я проводил эту необходимую процедуру. Даже с морфином в организме она почувствовала некоторую боль.

– Мне очень жаль, – сказал я, но не остановился.

Очищая поверхность, воспользовался своим превосходным обонянием, чтобы по возможности определить, сколько там инфекции. Остался намек на запах, но я надеялся, что салфетка, смоченная в карболовой кислоте, удалит сохранившиеся следы. Я с осторожностью наложил повязку и неплотно перебинтовал ногу Беллы, чтобы удерживать на месте салфетку.

Проводя процедуру, почувствовал повышение температуры. Снова поправив одеяло, чтобы укрыть ее ноги, вытащил из сумки термометр и осторожно сунул его в рот и под язык Белле.

Она повернула голову и попыталась открыть рот, но я продолжал легонько прижимать ее губы, бормоча извинения. Женщина не открывала глаза, но издаваемые ею тихие звуки подсказали, что на каком-то уровне она осознавала мое присутствие.

Ее температура сейчас была тридцать восемь и восемь десятых градуса. Кожа поблескивала от пота. Я бросился на кухню и пропитал посудное полотенце холодной водой. Отжав излишки, вернулся к Белле и вытер им лицо, потом сложил и разместил на лбу.

В данный момент я немногое мог для нее сделать. Надеялся, что она довольно сильна, чтобы бороться с инфекцией. Лихорадка доказывала, что храбрый маленький организм пытался, но я не знал, будет ли этого достаточно.

Белла не обратилась за помощью, даже когда та была доступна. Я вспомнил грустное выражение ее прекрасного лица и напеваемую печальную мелодию. Все это ставило ужасно тревожный вопрос: а обладала ли она волей к выздоровлению?

---

Примечание автора: обследование и лечение, осуществленные Эдвардом, основаны на информации, которую я нашла в медицинском учебнике начала 1900-х годов. А также я пыталась использовать терминологию того времени, чтобы обеспечить максимальную точность.

---

Глава 8

На протяжении всего утра температура Беллы продолжала расти. К полудню она уже достигла тридцати девяти и восьми десятых градуса. Я сменил повязку на ноге на свежую и осторожно протирал лицо, шею и руки почти холодной водой. Иногда просто прижимал ладони к щекам или рукам, надеясь, что прохлада облегчит дискомфорт.

Несколько раз она шевелилась, частично открывала глаза, бормотала непонятные слова, но в сознание полностью не приходила, и мои опасения росли.

В три часа дня ее лихорадка поднялась до сорока и трех. Я убрал все одеяла и продолжил процедуры с мокрой тканью. В то время как ее тело слегка охлаждалось, температура была еще слишком высока.

Прием хинина⁵ был общепринятой практикой в лечении сепсиса, но мы с Карлайлом в ряде случаев оспаривали его полезность. Мы видели эффективные результаты у некоторых пациентов, в то время как у других не наблюдалось никаких изменений или присутствовало ухудшение состояния. Тем не менее, у меня было мало других доступных вариантов. Разум перебирал возможности.

Меня интриговала теория, лежащая в основе поливалентных сывороток⁶, но не имелось ни соответствующего оборудования, ни подходящего объекта, из которого можно было получить требуемую мне кровь, так что этот курс лечения не осуществим.

В данный момент я отказывался рассматривать ампутацию конечности. Несмотря на то, что Белла, весьма вероятно, восстановится, если удалить зараженный придаток, я полагал, что такой курс действий казался радикальным. Она была очень молода, и я чувствовал, что страдала больше, чем должна женщина в ее нежном возрасте. Не мог я с чистой совестью нанести ей такое физическое повреждение... по крайней мере, пока.

Я решил попробовать хинин, продолжая лечить рану карболовой кислотой. Если к утру не появится никаких улучшений, пришлось бы рассматривать и другие варианты, какими бы трудными они ни были.

В моем саквояже находился и хинин: это стандартный препарат, который имеет при себе любой врач. Из кухни я принес маленький стакан и подготовил для Беллы соответствующую дозу, а затем крепко прижал к ее щекам ладони, надеясь, что холод моей кожи разбудит ее.

– Белла, – сказал я громче, чем ранее. – Проснись, Белла. Ты должна принять кое-какое лекарство.

Я нежно потер ее щеки, чья кожа под моими руками ощущалась горячей и влажней. Еще несколько раз повторил ее имя, и она стала просыпаться.

– Вот так, – похвалил я, – всего на минуточку.

Аккуратно приподнял ее голову левой рукой, а правой поднес стакан к губам, наклонил его, и несколько капель попало в рот.

– Глотай, – твердо заявил я, зная, что в полубессознательном состоянии часто разум лучше реагирует на простые команды.

Когда горькое лекарство коснулось ее языка, женщина вздрогнула, инстинктивно пытаясь отстраниться. Однако я держал ее голову неподвижной и немного сильнее наклонил стакан с хинином ко рту.

– Ты должна проглотить это, Белла. Знаю, вкус неприятный, но это поможет тебе почувствовать себя лучше.

Одна из ее рук поднялась с кровати, слабо пытаясь оттолкнуть мою. Я улыбнулся бесполезному движению: ее прикосновение было нежным, как лапка котенка.

– Ммм аннн, – пробормотала она.

Ее тихий протест ничуть мне не помешал.

– Глотай, – повторил я.

Ее глаза полностью открылись, и нескольких мгновений она смотрела на меня. Я наблюдал, как она нахмурилась, и почувствовал движение ее горячих пальцев на своей руке.

– Пожалуйста, Белла, – произнес я: – Пожалуйста, прими лекарство. – Были, конечно, и другие способы справиться с этим, но мне не хотелось прибегать к ним. Недолго думая, я добавил: – Я хочу, чтобы тебе стало лучше.

Ее горло дернулось, когда она глотала хинин. Я улыбнулся:

– Хорошая девочка. А теперь отдыхай.

Она не сопротивлялась, и, когда приняла дозу, я дал ей глоток воды, которую также беспрекословно выпила. Тем не менее, это небольшое приключение утомило ее, и к тому времени, когда я опустил ее голову на подушку, женщина спала.

Наблюдая за ней, я потянулся к запястью и снова проверил пульс. Закончив, переместил ее руку, чтобы та лежала на моей ладони, и изучал тонкие пальцы и хрупкие косточки. Она попыталась сопротивляться мне, показывая намек на непреклонность. Возможно, в конце концов, у нее была воля к преодолению своей болезни.

Подняв ее ладонь к губам, нежно целовал теплую кожу.

– Пожалуйста, Белла, – пробормотал я, – продолжай бороться. Попытайся выздороветь.

♥♥♥

Ночью лихорадка оставалась стабильной – тридцать девять и семь. Сразу после наступления темноты я снова сменил повязку. Новая инфекция в ране отсутствовала, что дало мне толику надежды.

Я продолжал протирать ее кожу прохладной тканью и прикладывать ладони к лицу, горлу и плечам. Также тихонько разговаривал, повторяя, что с ней снова все будет хорошо. Иногда она бормотала слово или два, не раз я был уверен, что она сказала: «Папа».

Однажды, когда моя рука находилась на ее щеке, я почувствовал капельку влаги и увидел, что из глаз сочились слезы.

– Папа, – снова вздохнула она. – Не... уходи.

Сердце сжалось, когда я понял, что ей снился отец. Я ничего не знал об этом человеке, но решил, что, возможно, должен что-то сказать, чтобы принести облегчение ее находящемуся под воздействием высокой температуры разуму. Положив прохладную ткань на лоб, я встал и быстро поискал по всему дому, надеясь найти какой-нибудь предмет, который, возможно, позволит мне произнести несколько личных слов.

Возле каминной полки на стуле Беллы лежала старая семейная Библия. А еще увидел две фотографии: на одной – очень красивое дитя, на другой – мужчина, женщина и ребенок трех или четырех лет. Я сразу же узнал прекрасные глаза Беллы, потратил минуту, чтобы изучить изображение ее матери. У нее были более светлые, слегка растрепанные волосы и немного полнее, чем у дочери, фигура. Улыбка казалась какой-то вынужденной. У мужчины, Чарльза Свона, оказались темные волосы и усы. Его черты напоминали мне Беллу, в частности, определенное строение подбородка. Я увидел это в ней в день, когда доставил оконное стекло.

Я забрал фотографию и Библию в комнату Беллы. Сейчас она спокойно отдыхала, так что я сел в кресло у кровати и открыл душеспасительную книгу. На передней обложке обнаружил рукописный список имен и дат – распространенная практика среди семей в качестве средства ведения записей. Рядом с именем Чарльза Свона стояла нанесенная простым почерком дата – 28 июля 1854 года. Под ней, уже изящно, нанесена вторая дата: 14 июня 1910 года. Должно быть, это добавила Белла.

Ее имя было написано в том же строгом стиле, как и ее отца, а дата рождения была 13 сентября 1890 года. Теперь я знал, что девушке девятнадцать лет, и в скором времени исполнится двадцать.

Положив Библию на столик возле кровати, заметил торчащий между страницами маленький уголок. Я вытащил из книги письмо с потрепанными краями. Оно было сделано рукой ребенка, и, быстро пробежав взглядом слова, я понял, что его написала Белла в возрасте, возможно, семи или восьми лет.



Состояние бумаги говорило, что Чарльз Свон много раз читал и перечитывал это милое, простое письмо.

Когда Белла снова начала бормотать, я кончиками пальцев погладил ее по щеке и сказал: – Твой отец очень любил тебя, и я знаю, что он все время думал о тебе.

– Папа, – выдохнула она.

– Да, ты всегда была в мыслях и сердце папы.

Она успокоилась и погрузилась в глубокий сон.

Ночью я помог принять вторую дозу хинина. Белла пробудилась достаточно, чтобы проглотить горькое лекарство и сделать несколько глотков холодной воды. Когда я опустил ее голову на подушку, она полностью открыла глаза, а губы, образовали слово: «Кто...»

Возможно, она не узнала меня.

– Я Эдвард Каллен, твой сосед. Все в порядке, я забочусь о тебе.

– Эдвард... заботишься, – пробормотала она, а затем снова заснула.

♥♥♥

Темнота сменялась ползущей по небу предрассветной серостью. Я сидел в кресле у постели Беллы, держа ее за руку. Температуру не проверял почти два часа, но кожа казалась немного прохладнее.

Я потянулся за термометром и сунул женщине в рот. Она не сопротивлялась, и вскоре я прочитал: тридцать восемь и пять десятых градуса. Это хорошая новость. Я отодвинул в сторону одеяло и снял повязку с салфетками. Инфекция не показывала признаков усиления, а мое острое обоняние сказало, что она пошла на убыль. Я наложил свежую ткань, чтобы продолжить лечение карболовой кислотой.

Затем переместил ладони под сорочку, чтобы снова проверить паховые лимфатические узлы. Они оставались увеличенными, но, кажется, немного уменьшились. В лучшем случае их состояние не ухудшилось. Это положительный знак. Подтянув одеяло вверх до бедер, поднял ее ночную рубашку, чтобы проверить живот. Я мягко нажимал на железы в тазу, а затем передвинул руку вверх, чтобы прощупать парааортальные узлы⁷. Когда тщательно пальпировал область, Белла ахнула.

Я вскинул взгляд и увидел, что она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я видел в них узнавание: она относительно четко мыслила.

Сразу же убрал руку, опасаясь, что причинил боль.

– Прости, – сказал я. – Я сделал тебе больно?

Ее голос был не громче шепота, когда она пробормотала: – Мистер... Мистер Каллен? – Она уставилась на меня, ее прекрасное чело нахмурилось в замешательстве.

– Да, Белла. И пожалуйста, зови меня Эдвардом.

– Что... что вы делаете? – она взглянула на свой обнаженный живот.

Я опустил сорочку, прикрывая ее.

– Проверял живот… – начал я.

Но она прервала меня тихим вопросом: – Зачем?

– Состояние лимфоузлов… – попробовал я еще раз.

Она покачала головой.

– Но почему... почему вы здесь? – ее голос, хотя по-прежнему прекрасный, был хриплым и слабым.

– Ты заболела, – потянувшись за стаканом воды на столике, я пытался объяснить. – Я заботился о тебе. – Поддерживая ее голову, поднес стакан ко рту, и она, не задавая вопросов, сделала несколько глотков.

Тем не менее, ее широко раскрытые глаза не отрывались от меня. Несколько мгновений она изучала мое лицо, слегка наклонив голову в сторону. Потом ее взгляд переместился на мою руку, которой я вернул стакан к столу, затем к черному саквояжу. Он был открыт, а я выставил на стол термометр, карболовую кислоту и бутылочку хинина.

– Ваши? – прошептала она.

Я кивнул.

– Да, – внезапно я понял, что она не знала о моей профессиональной подготовке и опыте. Я никогда не говорил ей, что являлся доктором. – Я врач, Белла.

На мгновение я увидел в выражении ее лица намек на сомнение. Иногда людям необходимо подтверждение того, что слова сами по себе предоставить не могут. Я полез в сумку за стетоскопом, надеясь, что женщина проведет ассоциацию прибора с моей профессией. Двигаясь с контролируемой медлительностью, я поместил наушники в уши и протянул воронку.

– Я просто хочу послушать твое сердце, – солгал я. Конечно, я мог слышать орган совершенно без какой-либо необходимости в усилении. – Не возражаешь?

Выражение ее лица все еще казалось мне опасливым, но она кратко кивнула. Я приложил стетоскоп к груди значительно выше выреза ее сорочки. С тех пор, как она проснулась, пульс немного замедлился и оставался неизменным. Я поднял голову и улыбнулся.

– Тебе все лучше и лучше, – сказал я, укладывая стетоскоп рядом с саквояжем. – Как ты себя чувствуешь?

– Уставшей, – сонно ответила она. Ее веки начали слипаться. – Моя нога... болит.

– Да. Но я ее обработал, и заметно улучшение.

Она подняла руку, позволяя ей упасть на живот.

– Лучше? – сонно спросила она.

Сначала я не понял вопроса. Наблюдал, как ее пальцы двигались по области, где находилась моя рука, когда женщина проснулась. Она, казалось, спрашивала о результатах моего незаконченного обследования.

– Это может подождать, Белла, – ответил я. – А сейчас просто отдыхай.

– Мммн, – казалось, что она протестовала. – Хочешь узнать... лучше ли здесь?

– Я проверю позже. Не хочу причинять тебе дискомфорт, – начал я, вспоминая ее довольно наглядную реакцию после пробуждения.

Она выдохнула, ее рука двинулась и легла поверх моей.

– Ты не причинишь... мне боль, – ее глаза полностью закрылись, а последние три слова были бы не слышны для человеческого слуха, тем не менее, я разобрал их довольно четко: – Я доверяю тебе.

---

¹ Гипертермия – перегревание, накопление избыточного тепла в организме человека с повышением температуры тела, вызванное внешними факторами, затрудняющими теплоотдачу во внешнюю среду или увеличивающими поступление тепла извне. Иногда гипертермией называют и лихорадку – защитно-приспособительную реакцию организма в ответ на воздействие патогенных раздражителей (например, бактериальных аллергенов при инфекционных заболеваниях), приводящую к перестройке процессов терморегуляции и повышению температуры тела (здесь и далее – примечание переводчика).
² Гипотермиия (переохлаждение) – состояние организма, при котором температура тела падает ниже, чем требуется для поддержания нормального обмена веществ и функционирования. У человека температура тела поддерживается приблизительно на постоянном уровне благодаря биологическому гомеостазу (саморегуляция, способность открытой системы сохранять постоянство своего внутреннего состояния посредством скоординированных реакций, направленных на поддержание динамического равновесия). Но, когда организм подвергается воздействию холода, его внутренние механизмы могут оказаться не в состоянии пополнять потери тепла.
³ Камисоль – предмет женского нижнего белья, представляющий собой короткий топ на бретельках свободного покроя или в обтяжку. По сути, является облегчённой и укороченной версией комбинации.
³ Сепсис (заражение крови) – тяжёлое, с медицинской точки зрения, состояние, вызываемое попаданием в кровь и ткани возбудителей инфекции, например, гноеродных микроорганизмов и продуктов их жизнедеятельности – токсинов. Характеризуется воспалительным процессом не в каком-либо отдельном органе, а во всем организме.
⁴ Карболовая кислота – белая кристаллическая масса, получаемая при перегонке каменноугольного дегтя. Имеет острый запах, жгучий вкус; ядовита; противогнилостное средство. Употребляется для дезинфекции.
⁵ Хинин – основной алкалоид коры хинного дерева с сильным горьким вкусом, обладающий жаропонижающим и обезболивающим свойствами, в течение длительного времени использовался как основное средство лечения малярии. Хинин часто вызывает побочные явления: шум в ушах, головокружение, рвоту, учащенное сердцебиение, дрожание рук, бессонницу.
⁶ Поливалентная сыворотка – сыворотка, содержащая антитела к нескольким антигенам.
⁷ Парааортальные лимфоузлы – располагаются в районе пупка, осуществляют дренаж из верхнего отдела желудочно-кишечного тракта и органов брюшины.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.

Так же на форуме разыгрывается ВИКТОРИНА, участвуя в которой вы можете получать маленькие сюрпризы, а, набрав больше всего правильных ответов, выиграть и главный приз – последнюю главу перевода раньше всех остальных читателей.