Глава 18

Я знал, что должен пойти домой в поисках очередного уединения. В голове все еще царила неразбериха, и если не находил утешения в прикосновении Беллы, казалось ненужной жестокостью находиться рядом с ней.

Но она настояла, чтобы я сопроводил ее в дом, привела меня в гостиную и развела огонь, пока я окаменел на диване. Она осторожно опустилась, садясь рядом со мной и положив руки на колени.

– Думаешь, это неожиданно вернулось? – очень тихо спросила она.

Закрыв глаза, я опустил голову на руки:
– Должно быть.

Отчетливое произнесение этого известия в который раз оставило меня опустошенным. Я не осознавал, что раскачивался взад и вперед, пока не почувствовал небольшое давление на спине от ладони Беллы. На мгновение я замер, пока не понял, что почувствовать ее кожу напрямую мешала рубашка.

Ее ладонь снова и снова нежно двигалась вверх и вниз, а я оставался в том же сгорбленном положении. Ее рука поползла вверх, к моей шее, я же не отмечал этого, пока не почувствовал тепло пальцев на загривке, и мгновенно замер, борясь с инстинктом рывком вскочить на ноги.

– Прости! – негромко воскликнула она, отдергивая руку. – Это причинило тебе боль?

Единственное физическое ощущение, которое я чувствовал: тепло ее кожи и нежную пульсацию крови по венам.

– Нет, – хрипло ответил я.

Она заключила меня в объятия, а затем прижала ладонь к моей щеке. Так она и держала меня очень долгое время, и постепенно я стал успокаиваться. Ее сердцебиение было устойчивым и умиротворяющим, а нежные прикосновения приносили долгожданное облегчение.

Наконец она заговорила.

– Скажи, о чем ты думаешь, – тихо попросила она.

– О том, что очень благодарен тебе за утешение, за присутствие.

– Я чувствую то же самое, – ответила она. – Почему это теперь отличается, со мной?

Я взял ее за руку:
– Если человек не испытывает какого-либо особенного дискомфорта, я ничего конкретного не чувствую.

– Так ты чувствуешь только боль, да?

– И приятные ощущения тоже, но очень редко кто-то испытывает подобное, когда я прикасаюсь.

– Хм. Дискомфорт... – медленно и задумчиво повторила она. – Что ты имеешь в виду?

– Голод, усталость, тошнота, лихорадка или озноб, полный мочевой пузырь...

Ее пальцы гладили меня по лбу:
– Прости, Эдвард. Не могу себе представить... это должно быть ужасно. Кажется, до сегодняшнего вечера я не понимала, насколько действительно мучительно это было.

– Мне жаль, что тебе пришлось увидеть подобное.

– Не извиняйся. Я чувствую вину, что подвергла тебя этому…

– Белла, нет. Ты не могла знать, что произойдет, – меня снова охватило уныние, когда в голову пришла вся серьезность ситуации.

Я чувствовал потерянность: наслаждался отношениями с Беном и Анджелой; ощущал общительность, прогуливаясь по городу. Теперь же мне снова придется ограждать себя от общества, как и четыре месяца назад, сторонясь взаимодействия с другими. Конечно, я мог вернуться к Карлайлу с Эсме, но опустошала мысль о разлуке с Беллой. Тем не менее, как можно оставаться с ней, если придется постоянную поддерживать бдительность и следить за каждым прикосновением? Она была человеком и неизбежно часто испытывала физический дискомфорт.

– Я должен идти, – сказал я. Пришла пора заново привыкать к одиночеству.

Когда я начал подниматься, Белла покачала головой и схватила меня за руку:
– Нет, Эдвард, ты не должен быть сейчас один. Пожалуйста, останься.

Я взглянул на маленькие часы на каминной полке. Уже за полночь. Я видел, что под глазами Беллы начинают появляться темные круги.

– Тебе нужно поспать, – ответил я.

– Это не значит, что ты должен уйти. Можешь подождать здесь, у огня.

Я заколебался, а затем она добавила: – Пожалуйста, Эдвард. Ты не оставлял меня, когда я нуждалась в тебе. И мне тоже не хочется, чтобы ты теперь был один.

– Хорошо, – согласился я.

Она встала, поцеловала меня в щеку и ушла. Я так погрузился в размышления, что обращал мало внимания на издаваемые ею тихие звуки, когда она миновала кухню, сходила наружу и, наконец, отправилась по коридору в свою спальню.

♥♥♥

Я оставался на диване до тех пор, пока солнечные лучи не заполнили комнату, а Белла подошла и встала передо мной. Она положила ладонь мне на щеку, сначала нерешительно, а затем более твердо, когда я не отстранился.

– С добрым утром, – сказала она.

Я посмотрел на нее. Девушка по-прежнему казалась уставшей: она спала всего пять или шесть часов, и подозревал, что ее сон был прерывистым. В приветствии я официально склонил голову.

– Как ты себя чувствуешь сегодня? – спросила она.

– Полагаю, так же.

Ее ладонь осталась на щеке:
– Никакого дискомфорта?

– Нет. Ты что-нибудь испытываешь?

Она покачала головой и слабо улыбнулась.

– Я собираюсь затопить печь, а затем подоить Калли, – сказала она. – Скоро вернусь.

– Да.

В камине остались одни угли, но у меня не было сил, чтобы добавить больше дров. Я все еще сидел неподвижно, когда услышал, что на кухню вернулась Белла. Ощутил запах свежего молока, после чего раздался немного глухой звук, когда она поставила на стол ведро.

Медленно войдя в комнату и сев рядом со мной, она осторожно скользнула ладошкой в мою руку.

– Хорошо? – спросил она.

– Да, – ответил я.

– Уверен?

Я кивнул:
– Все нормально, это ощущается очень хорошо, спасибо, Белла.

– Эдвард, – тихо и серьезно сказала она, – взгляни.

Она поддернула рукав, обнажая предплечье. Несколько долгих секунд я непонимающе смотрел: на нежной коже внутренней поверхности руки чуть выше запястья был свежий ожог. Края покраснели, в центре набухал волдырь.

– Когда... – недоверчиво пробормотал я, – когда это произошло?

– Минут двадцать назад, когда я топила печь.

Моя рука задрожала, и я попытался вытащить ее из ладоней девушки, но она усилила хватку. Я вздохнул и приготовился к боли, но, как и ранее, абсолютно ничего не почувствовал.

– Как это возможно? – спросил я. – Прошлым вечером я ощущал боль Бена и Анджелы...

– Может, это работает не на всех, – тихо сказала она. – Думаю, теперь ясно, что это не действует со мной.

Я вспомнил день, когда почувствовал головную боль Анджелы. Теперь-то знал, что мне не показалось. Внезапно мысли разлетелись от потрясения после сделанного открытия. Во мне разгорался огонек гнева.

– Ты специально прикоснулась ко мне, – заявил я, – после того как обожглась. Зачем, Белла? Почему ты это сделала? – я не мог понять, зачем ей хотелось причинить мне боль.

Она покачала головой.

– Я была почти уверена, что ты этого не почувствуешь, – ответила она бесконечно нежным тоном. – Я никогда не навредила бы тебе, Эдвард. Никогда намеренно не причинила бы боль, но прошлой ночью, когда касалась тебя, я была не только очень голодна, но и испытывала кое-какие другие позывы... – она слегка покраснела. – То, что по твоим словам, обычно чувствуешь у людей. А со мной этого не ощутил. И я подумала... Все то время, когда я хворала, у меня болела нога, и был жар... Может, ты просто не чувствовал потому, что твой дар не работает со мной.

Сейчас, став спокойнее от уверений, что она не собиралась причинить мне боль, я внимательно обдумал ее заявление. Как практикующий врач я никогда не сталкивался с пациентом, имеющим иммунитет к моим способностям. Я ощущал боль Карлайла во время наших экспериментальных сессий и кратко испытал мучения Эсме, когда та проходила через трансформацию. Начав оправляться от кризиса, я до сих пор чувствовал страдания, боли и муки тех, кого касался. Все эмпирические данные свидетельствовали о том, что Белла была единственным человеком, на котором не срабатывало мое уникальное восприятие.

– Не понимаю, – наконец сказал я. – Но считаю, что ты права.

Я все еще держал ее за руку. Взгляд вернулся к волдырю на коже. Очевидно, это была болезненная рана, но в моем теле не проскакивало боли, даже мимолетного ощущения.

Улыбка Беллы оказалась вымученной:
– Может, что-то не так со мной.

– С тобой? Нет, любимая, не могу себе этого представить... – Но это оказалось интригующим предположением. Неужели она испытывала боль необычным способом? Возможно, аномалия в нервной проводимости или в нейроанатомической структуре...

Она прервала мои размышления легким пожатием руки:
– Не думаю, что это действительно имеет значение. Важно, что я не вызываю у тебя никакого дискомфорта.

– Да, – согласился я, чувствуя облегчение по сравнению со вчерашним вечером, – не вызываешь. Спасибо, Белла, – я наклонился и поцеловал ее в щеку.

Она слегка вздрогнула, когда движение сместило ее руку. Я осторожно надавил пальцами на область ожога, проверяя кровоток в мелких капиллярах, окружающих место. И хотя травма, очевидно, болезненна, не была сильно опасна. Тем не менее мне очень хотелось вылечить ее.

– Позволь позаботиться об этом, – сказал я, вставая и предлагая руку.

Девушка поднялась, и я отвел ее на кухню, где омыл ожог прохладной водой, а затем в качестве дезинфицирующего средства нанес разбавленную карболовую кислоту. Я аккуратно накрыл место марлей, а затем положил поверх ладонь, надеясь, что врожденный холод кожи облегчит жжение.

Белла поблагодарила и сказала, что чувствовала себя лучше.

– Думаю, и ты тоже, да? – осторожно спросила она.

Я кивнул, удерживая ее руку своей: – Да.

– Знаю, ты разочарован, – тихо начала она.

Я покачал головой:
– Худшее разочарование – полагать, что пребывание с тобой может быть болезненным, я бы с радостью испытывал дискомфорт, но боялся, что это может привести... к новому кризису. Мое терпение, психическая стабильность по-прежнему чувствуются слабыми, и если бы я снова потерял способность к восприятию... Белла, я не в силах подвергнуть тебя этому.

Она сморгнула слезы:
– Нет. Я помогу тебе всеми возможными способами.

Я сжал ее в объятиях:
– И так уже. Ты помогаешь.

Глава 19

Было удивительно легко вернуться к нашей обыденности. Я продолжал помогать Белле с фермой, хотя число насущных задач уменьшалось. Поля обработаны к весеннему посеву. Сарай приведен в хорошее состояние. Мы подготовили сад, и я приступил к починке крыши на доме. Некоторое время назад я воспринимал эти хлопоты в качестве прелюдии к подготовке усадьбы для продажи, ожидая, что Белла переедет в город вслед за мной. Теперь же моя работа казалась предвестником еще года, возможно, нескольких лет обособленной сельской жизни.

Я не особо возражал. Крошечная часть меня все еще хотела заниматься медициной, исцелять других, облегчать их страдания. Но присутствие Беллы в моей жизни смягчало небольшую боль, испытываемую из-за потери профессии.

Моя подготовка не пропадала напрасно. С Беллой случались несчастные случаи: глубокая заноза в ладони, вывих лодыжки, когда споткнулась на ступеньке крыльца, и ежемесячный дискомфорт, испытываемый большинством человеческих женщин. Это последнее проявление угнетало ее, когда она быстро уяснила, что я об этом знал. Мне не хотелось смущать ее, просто попытался предоставить ей некое облегчение, когда подготовил бутылку с горячей водой и предложил поместить на живот, чтобы облегчить спазмы.

После этого она попросила меня в течение трех дней оставаться в собственном доме. Неохотно, но я подчинился... в том смысле, что не попадался ей на глаза семьдесят два часа. Конечно же, продолжая наблюдать за ней.

Также я все еще ломал голову над загадкой моего иммунитета к ее ощущениям. Моя научная и медицинская подготовка предложила ряд возможностей, которые могли бы объяснить аномалию, а за недели после открытия любопытство лишь возрастало. Возможно, частично это было связано с будничным характером дел, которыми я занимался в те дни. Мне доставляла радость помощь Белле, и каждый взгляд на нее во время пребывания в поле или на крыше делали задачи приятными. Тем не менее, они не удовлетворяли мой интеллект.

Мы не особо говорили о вечере в доме Веберов. Я считал, что Белла пыталась избегать появления у меня неприятных воспоминаний. Да и сам тоже уклонялся от них. Тем не менее недели через две после инцидента я обнаружил, что для окончания ремонта крыши мне требовалось больше дегтя. Быстро приближался сезон дождей, и я не позволил бы Белле жить в дырявом доме.

Белла сказала, что поедет в город и купит деготь, а также несколько предметов бакалеи. Я знал, что она была вполне способна осуществить короткую поездку самостоятельно, но все еще сдержанно относился к ее ходьбе. Однако мысль о встрече с другими людьми, которые могли отправить меня в панику простым прикосновением пальцев к руке, вызвала беспокойство.

Белла поняла это и сказала, что съездит так быстро, как это возможно.

– Я уеду с утра пораньше и вернусь к обеду, – пообещала она. – Ты едва заметишь, что меня не будет.

Это колоссальная неправда, но выбора у меня не было. Следующим утром я ожидал на крыльце ее пробуждения. Ночью написал письмо Карлайлу и попросил ее отправить.

Она уехала еще до восьми. Я стоял и махал ей вслед, пока она не скрылась из виду, а потом побрел к сараю, чтобы посидеть перед стойлом Калли. Ее компания была лучше, чем одиночество.

♥♥♥

Солнце стояло в самой высокой точке ноябрьского неба, а Белла еще не вернулась. Мое беспокойство росло. Что делать, если Стэнли испугался змеи или грызуна и перевернул экипаж? А что, если бандиты заметили красивую молодую женщину, когда она выезжала из Мадраса в одиночку и беззащитная, и последовали за ней? Возможностей было множество.

Не в силах выносить ожидание, я побежал к городу, следуя по следам, оставленным повозкой. Примерно в полутора километрах от усадьбы увидел маленький синий экипаж, влекомый черной лошадью. На поводьях сидела Белла, правя в неторопливом темпе.

Бросившись вперед, я за несколько секунд добрался до нее.

– Эдвард! – воскликнула она, когда я замедлился, не желая пугать лошадь. – Что ты здесь делаешь?

– Уже поздно, – принялся объяснять я. – Я волновался...

Девушка нахмурилась, а затем выражение ее лица смягчилось, и она покачала головой:
– Со мной все в порядке. Я провела с Анджелой на несколько минут дольше, чем планировала.

Испытав значительное облегчение, я спросил: – Как у нее дела?

– Думаю, нормально. Она сказала, что чувствует себя хорошо и более энергичной, чем пару недель назад.

Я кивнул.

– Она приближается к третьему триместру беременности. По большей части должна чувствовать себя довольно сносно, – на мгновение я остановился, а затем спросил: – Как Бен?

– У него все хорошо. Рука зажила, – она говорила с легкой опаской, но добавила: – Он просил поблагодарить тебя за помощь.

Я забрался в коляску, сел рядом, и Белла продолжила поездку.

– Не думают ли они, что я был ужасно груб?

– Что ты имеешь в виду?

– Что так внезапно ушел тем вечером...

– Ох, нет, ничуть. Прежде, чем уехать, я сказала, что мы не считаем правильным оставаться, раз Бен поранился.

– Я не осознавал этого... Полагаю, мне следовало спросить тебя раньше.

– Это не имеет значения. Они оба передали наилучшие пожелания.

Несколько минут Белла молчала, но я бы сказал, что на уме у нее было что-то еще.

– Что такое? – мягко надавил я. – Что-то еще случилось?

Она вздохнула:
– Нет, не совсем. Бен проявил любопытство...

Я приподнял бровь:
– О чем?

– Ты говорил ему, что изучал медицину?

Я кивнул.

– Он задавал об этом вопросы.

– И что ты ему сказала?

– Только то, что это правда: учился на врача, но заболел и не смог этим заниматься.

– Спасибо, Белла. Я ценю твою рассудительность.

– Конечно. Я бы никогда никому не сказала ничего личного о тебе.

Мы оба понимали, что она имела в виду большее, чем мои профессиональные данные.

– Тебе пришли письма, – сообщила она более легким тоном.

Я потянулся назад за свертками. Разворачивая первый, вспомнил, что отправил запросы на каталог и свой любимый медицинский журнал.

– Что это? – поинтересовалась она, опуская взгляд на мои колени.

– Каталог...

– Ох, – Белла положила свою ладонь на мою в знак утешения и поддержки. – Они хорошо подойдут для растопки, – с маленьким смешком сказала она.

Я усмехнулся ее попытке поднять настроение:
– Полагаю, что так. Тем не менее не мешало бы взглянуть и выяснить, что нового.

Она подтверждающе кивнула и побудила Стэнли двигаться немного быстрее. Небо потемнело, и мы оба чувствовали в воздухе запах дождя. Я понял, что и температура тоже понизилась.

К моменту прибытия к дому шел сильный дождь, и мы оба насквозь промокли. Я велел Белле идти внутрь и переодеться в сухую одежду, пока сам заботился о лошади. Девушка поспешила в помещение.

Через несколько минут я с пакетами вошел в дом. Разложив все по местам, сбросил мокрую одежду и быстро скользнул в сухие рубашку и брюки. В доме лежало несколько вещей, чтобы после работы в поле можно было переодеться в чистое.

Белла еще находилась в своей комнате, и я слышал шелест ткани, а также щелканье зубами.

– Белла, – позвал я из коридора, – с тобой все в порядке?

– Д... да... просто... х… холодно.

Она ужасно замерзла. Я быстро разжег огонь в камине, затем отправился к ее комнате. Дверь была приоткрыта. Зубы Беллы еще стучали, она дрожала.

– Милая? – снова спросил я. – Тебе нужна помощь?

– Н... нет, просто... мин... минутку.

Я ждал бесконечные пятьдесят три секунды, прежде чем она распахнула дверь, закутанная в большой, поношенный фланелевый халат, а ноги были обнажены. Сухая одежда лежала поперек кровати.

– Вот, пойдем и сядем у огня, – сказал я, подхватил ее на руки и быстро отнес в гостиную.

Я уже рискнул передвинуть диван как можно ближе к очагу. Опустив ее, поспешил обратно к ней в комнату, чтобы достать из комода пару толстых носков. Я опустился перед ней на колени и натянул их на ее ледяные ноги.

– Спасибо.

Я улыбнулся:
– На здоровье. Я собираюсь напоить тебя чаем.

Она с благодарностью кивнула. Я приготовил и принес ей горячий напиток. Ей стало теплее: в значительной степени помог жар от огня. Она взяла кружку и медленно отпила, и к тому времени, как закончила, щеки порозовели, руки уже не дрожали.

Я на несколько сантиметров отодвинул диван и сел, позаботившись держать свои холодные конечности подальше. По крыше стучал дождь, капая в ведро, которое я поместил в комнате мистера Свона, чтобы поймать просачивающуюся воду. Однако в гостиной было уютно, и мы с Беллой какое-то время сидели и читали. Я нерешительно взял заказанный журнал, пока она углубилась в «Грозовой перевал».

Вскоре я погрузился в статью, в которой писалось о работе английских врачей Бейлиса и Старлинга¹. Они предполагали, что гормоны действуют как химические посланники, через некие органы регулируя функции организма. Для меня теория была не нова: много лет назад улучшенные чувства Карлайла сказали ему об этом. Тем не менее в мыслях вновь вышло на первое место любопытство по поводу Беллы.

– Эдвард? – она коснулась моей руки.

Я поднял взгляд:
– Да?

– Ты уже минут двадцать смотришь на эту страницу. С тобой все в порядке?

Я смущенно улыбнулся:
– Просто обдумывал некоторые возможности...

– Какие?

– Я задавался вопросом, – начал я, вдруг забеспокоившись, что она может найти мои рассуждения смущающими.

– О чем? – подтолкнула она, явно заинтересованная.

– Ты завораживаешь меня, – до некоторой степени неуклюже выпалил я.

– Неужели? – она легко рассмеялась. – Наверное, я польщена! А каким образом?

– Почти во всех отношениях, – ответил я. – Твой ум, великолепное сердце, удивительная человечность...

Она улыбнулась:
– Почему мне кажется, что за этим стоит что-то еще?

Она, наверное, уже понимала, о чем я думал.

– Мне хотелось бы знать, почему не могу чувствовать ощущения твоего тела, – признался я. – Для меня это некая медицинская загадка.

– Понятно. Не думаю, что смогу помочь, так как не имею ни малейшего понятия. Полагаю, мне просто следует быть благодарной за эту причуду.

– Как и мне, – я взял ее за руки, поглаживая костяшки пальцев. – Ты ощущаешь прохладу моей кожи, да? – спросил я.

Она кивнула.

– Хм, – задумался я. – Не могла бы ты на несколько минут закрыть глаза?

Она кинула насмешливый взгляд, но без вопросов подчинилась. Ее доверие ко мне было безоговорочным: факт, который согревал меня как изнутри, так и снаружи.

Я повернул ее руки так, чтобы ладони были вверху, а потом отпустил:
– Скажи, когда почувствуешь, что я прикоснулся к тебе.

Я медленно прижал палец к ладони.

– Сейчас, – сказала она. Глаза оставались закрытыми, а на прекрасных губах играла улыбка.

– Скажи, что еще чувствуешь, – попросил я, подождав несколько секунд, а затем очень легко пробежавшись кончиком пальца по запястью.

– Щекочешь запястье, – сообщила она.

Я коснулся ее носа, подбородка, губ и обнаружил, что ее сенсорные ощущения были совершенно нормальными. Конечно, моя кожа, несмотря на тепло огня, оставалась прохладной, поэтому я повторил свою оценку с помощью книжной закладки. Не возникало никаких проблем с ощущениями, как только ее касался объект.

– Ты не возражаешь, если я попытаюсь с другими предметами? – поинтересовался я, сейчас мое любопытство оказалось основательно задето.

Она еще выглядела немного сомневающейся, но в то же время и позабавленной.

– Действуй, – велела она.

Я оставил свой медицинский саквояж в комнате ее отца, где он стал постоянным элементом. Потребность в нем у меня дома отсутствовала, а Белле, несмотря на мои бдительные попытки, казалось, периодически требовалось его содержимое. Я принес его и поставил на пол. Она с опаской покосилась.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

– Мне хотелось бы проверить твои рефлексы и оценить функцию черепно-мозгового нерва, – ответил я.

– Гм... это нормально?

Я ободряюще улыбнулся:
– Это не больно, Белла. Ты же знаешь, я бы никогда не сделал ничего, чтобы причинить тебе боль.

Она кивнула, и я приступил к проверке. Постучал по запястьям, локтям и коленям неврологическим молоточком, обнаружив типичный отклик. Оценил угол зрения и внимательно осмотрел глаза. Проверил баланс и вестибулярный аппарат, а также основные двигательные функции. Все они были в пределах нормы.

Белла послушно сидела и все еще молчала, пока продолжались испытания. Я настолько погрузился в мысли, что какое-то время не осознавал, что ее сердце билось быстрее, чем обычно. Я заметил это, только закончив оценку ее тройничного нерва, пальпируя височные и жевательные мышцы: она сжимала челюсти, следуя моим инструкциям. Провел пальцами вниз, чтобы слегка прижать их к сонной артерии. Кровь быстро пульсировала. Посмотрев в глаза девушки, увидел сдерживаемые слезы.

Что-то, сделанное мной, напугало или расстроило ее. Неужели каким-то образом причинил ей боль? Я всегда был чрезвычайно осторожен, прикасаясь к своим пациентам, мгновенно узнавая через ощущения своего тела даже о малейшем дискомфорте. Но с Беллой мне следовало полагаться на воспоминания о необходимой степени давления, а не на более прямую обратную связь. Должно быть, я действовал слишком грубо...

Тут же пораженный, я обхватил ее лицо ладонями, осматривая челюсти на признаки ушибов.

– Милая, мне так жаль, – вымолвил я.

Она уставилась на меня:
– Чего именно?

– Я причинил тебе боль. Я не был столь осторожен, как следовало…

– Нет, Эдвард, ты вообще не причинил мне боли, – быстро сказала она.

Очень легко касаясь ее щек, я посмотрел в глаза:
– Тогда из-за чего это? Что я сделал, чтобы тебя расстроить?

– Ничего, – тихо ответила она.

– Неужели ты беспокоилась, что я собирался причинить тебе боль? Воистину, Белла, я бы никогда…

– Я знаю, Эдвард, и доверяю тебе, всегда доверяла.

– Что тогда?

Она медленно вдохнула и выдохнула:
– Наблюдая за тобой, видя выражение лица, я чувствовала твою взволнованность. Ты был сосредоточен, заинтересован, поглощен... Никогда раньше не замечала у тебя такого взгляда.

Я понимал, что она имела в виду. Много раз наблюдал такое лицо у Карлайла и был уверен, что мое собственное выражение повторяло его. В течение тех первых нескольких месяцев, когда я начал заниматься врачебной практикой, он часто говорил, что никогда не встречал врача, который наслаждался своей работой столько же, сколько и я, не считая его самого.

– Почему это тебя расстроило? – спросил я, но в тот момент, когда слова сорвались с уст, я понял. Глубокое сострадание вызвало у Беллы осознание того, что я не мог заниматься любимым делом.

Она всхлипнула, и я пальцами вытер слезы с ее щек.

– Все в порядке, – тихо сказал я, – в самом деле. Я счастлив, Белла, так счастлив, как никогда не был.

Ее губы сжались, когда она пыталась подавить рыдания. Слезы все еще катились по щекам. На этот раз я поцеловал их, мои губы легко скользили по ее теплой, мягкой коже. Ее пальцы запутались в моих волосах, самым восхитительным образом нежно дергая пряди.

Я поцеловал ее в нос, затем в подбородок, и вдруг мои губы прижались к ее. Они были полными и почти обжигали своим человеческим теплом, а запах оказался восхитительным. Ее язык выскочил и стремительно коснулся моей нижней губы, удивив меня и отправив по всему телу покалывающую волну.

Застонав, я отстранился.

– Прости, – я почти что задыхался.

Белла выглядела слегка ошеломленной. Она покраснела, но ее великолепные губы приподнялись в застенчивой улыбке.

Меня окружил ее аромат, насыщенный, цветочный и опьяняющий. Стремглав отпрянув, пнул свою сумку, торопливо собрал ее и встал.

– Мне нужно идти, – сказал я. – Прости. Я не имел в виду…

– Эдвард, нет, – ответила она. – Я не хочу, чтобы ты уходил.

– Я чувствую, что должен, по крайней мере, на несколько часов.

На ее лице отразилось разочарование:
– Но ты вернешься?

– Конечно, Белла. Я вернусь сразу же утром.

«Или вскоре после того, как заснешь», – безмолвно добавил я.

Взяв руку, я нежно ее поцеловал. Щеки девушки все еще прекрасно розовели. Вообще-то, я был уверен, что никогда не видел ее красивее.

– Увидимся утром, – сказал я, заставляя себя выйти из комнаты.

---

¹ Уильям Мэддок Бейлисс, Эрнест Генри Старлинг – британские физиологи. В 1902 совместно открыли секретин (пептидный гормон, вырабатываемый S-клетками слизистой оболочки тонкой кишки и участвующий в регуляции секреторной деятельности поджелудочной железы) и ввели в науку понятие «гормон» (1905 год) (примечание переводчика).

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.

Так же на форуме разыгрывается ВИКТОРИНА, участвуя в которой вы можете получать маленькие сюрпризы, а, набрав больше всего правильных ответов, выиграть и главный приз – последнюю главу перевода раньше всех остальных читателей.