Глава 11

Той ночью я ускользнул на охоту. И хотя я полностью держал себя под контролем, заметил, что с каждым часом запах крови Беллы манил все больше. Пришла пора утолить жажду. К счастью, мне не требовалось далеко ходить: в непосредственной близости имелось достаточно дичи. Выпив оленьей крови и аккуратно избавившись от останков, я вернулся в дом.

Как только вошел внутрь, прислушался к ускоренному биению ее сердца. Неужели она не спала? Я бесшумно вошел в комнату и осмотрелся. Женщина лежала спиной к двери, так что ее лица не видел, но слышал нежное дыхание и решил, что она все еще дремала. Возможно, ее разума ненадолго коснулся еще один дурной сон.

Долгое время простоял в дверном проеме. Я чувствовал, что мне никогда не надоело бы смотреть на нее или слушать тихие звуки, издаваемые ею во сне. Меня пленяла и очаровывала ее человечность, все в ней покоряло.

Я не двигался, пока она не начала переворачиваться, после чего выскочил в коридор и неохотно пошел в гостиную, где до самого рассвета читал. Едва услышав шевеленье Беллы, вернулся в ее комнату.

Подождал, пока не убедился, что она не спит, а затем легонько постучал по дверной раме.

– Входи, – сказала она все еще хриплым ото сна голосом.

– Доброе утро, – улыбаясь, поздоровался я, а она убрала с лица растрепанные волосы.

– Доброе утро, – ответила она и склонила голову набок, изучая меня. – Ты спал? – с оттенком удивления спросила она.

– Я хорошо отдохнул, – уклончиво ответил я, предпочитая явно не лгать.

– Ты выглядишь свежее. Твои глаза... Тьма исчезла.

Я решил, что предпочтительнее не позволять ей углубляться в эту тему, поэтому сказал: – Ты тоже утром выглядишь получше. Как себя чувствуешь?

– Определенно лучше. Думаю, мне хотелось бы попробовать на некоторое время встать. Может, сходить на кухню и поесть?

Меня эта просьба не очень обрадовала. Все-таки я не стал бы испытывать пределы ее хрупкого тела.

– Давай-ка сначала проверим температуру и сменим повязку, – ответил я. – А потом посмотрим, что день грядущий нам готовит.

Она сидела молча и спокойно, когда я просунул ей в рот термометр. В ожидании показаний потянулся за стетоскопом, решив, что прослушивание сердца показалось бы весьма человеческим поступком. Контролируя свои движения, надел наушники и осторожно приложил раструб выше выреза ее одежды. Послушав секунд тридцать, улыбнулся.

– Твое сердце кажется очень сильным, – сообщил я, вызывая у своего драгоценного пациента довольную улыбку.

Ее температура была почти нормальной – тридцать семь и две. Мне все еще хотелось, чтобы Белла отдыхала, но чувствовал, что смена обстановки ей не повредит, если она не замерзнет. Я снял бинты и проверил рану. Та заживала, и почти все признаки инфекции исчезли, и, тем не менее, я тщательно очистил и приложил свежую повязку.

– Эдвард, – спросила она, когда я поправил сорочку на ее ногах, – а можно мне искупаться? – Легкий румянец пополз по ее щекам.

– Я бы предпочел, что ты держала ногу сухой, – ответил я. – Но принесу немного горячей воды и полотенца, если хочешь помыться.

– Ах, да, прошу тебя, – с облегчением проговорила она.

Я согрел два ведра воды и вместе с несколькими полотенцами отнес в комнату. Женщина сидела на краю кровати, но медленно встала, когда я приготовил воду. Несколько секунд я наблюдал за Беллой, чтобы удостовериться, что относительно крепко держится на ногах. Она слегка покачнулась, и я махнул в сторону стула.

– Было бы лучше, если бы ты мылась сидя, – предложил я.

Она согласно кивнула и опустилась на стул. Позаботившись, чтобы у нее было все необходимое, я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Готовя завтрак, я внимательно прислушивался к тихим звукам, доносящимся из спальни. Слышал брызги, легкое шуршание мочалки, передвигаемой по коже, сердце, бившееся довольно устойчиво, спокойные вдохи и выдохи. Через некоторое время она встала, прошлась и открыла ящик. Зашелестела ткань, и я предположил, что женщина одевалась.

Тихий стук вынудил меня броситься в коридор.

– Белла? – с тревогой позвал я, готовый войти в комнату, если она не сразу ответит. Неужели она споткнулась или упала?

– Все в порядке, – ответила она. – Я просто уронила на пол щетку. Со мной все в порядке.

Тем не менее, частота ее пульса увеличилась. Так что я остался стоять там, внимательно прислушиваясь к любым признакам, что она нуждалась в моей помощи. Через несколько минут Белла вышла из комнаты и, застенчиво улыбнувшись, натянула платок на свои худенькие плечи.

Она надела фланелевую ночную рубашку с длинными рукавами. Изысканные кружева окаймляли декольте и манжеты светло-голубой ткани. Волосы были зачесаны и завязаны сапфировой лентой, которую она использовала в первый день, когда я ее увидел. Полагаю, для незнакомца она могла казаться немного бледной и изможденной, но для меня была очаровательным видением.

Я подошел, взял ее под руку и заявил: – Позвольте сопроводить вас на кухню.

Она тихо хихикнула, а я повел ее по коридору.

Белла сидела за столом и ела, а я с тревогой наблюдал: аппетит был не очень большим, но ей удалось осилить половину тарелки супа и стакан молока.

Я разжег хороший огонь в гостиной, поэтому после завтрака помог устроиться женщине в любимом кресле, которое передвинул как можно ближе к очагу. Белла нежно улыбалась, сидя в тепле.

– Хочешь, я снова тебе почитаю? – предложил я.

– Да, пожалуйста, – ответила она.

Я поспешил к ней в комнату, взял «Путешествие Пилигрима», а затем сел у ее ног. Открыл книгу, но не успел произнести и первого слова, как ощутил прикосновение пальцев к своим волосам.

Глянул на нее. Она изучала мою макушку, рука зависла над головой.

– Твои волосы такого необычного цвета, – тихо заметила она. – В свете огня они почти бронзовые.

– У моей матери волосы были такого же оттенка, – ответил я.

– Какой она была? – она быстро вдохнула и добавила: – Если ты не возражаешь, что я спросила.

– Вовсе нет, – я отложил книгу в сторонку, подтянул колени и положил на них руки. Это, казалось, делало меня больше похожим на человека. – Ее звали Элизабет. Она была замечательной матерью – всегда вселяющей надежду, очень любящей и понимающей.

– Она должна была гордиться тобой.

– Думаю, она и гордилась. По правде говоря, воспоминания о ней, отце и многом в моей жизни туманны. Но я помню ее гордость моими достижениями, а также искреннюю любовь ко мне.

– У тебя есть братья или сестры? – спросила она.

– Нет, я был у родителей единственным ребенком.

– Это нас объединяет, – с улыбкой сказала она.

– Да, – согласился я.

– И мы живем здесь, в глуши... и, мне кажется, что оба это и предпочитаем? – Вопрос она задала нерешительно.

Я кивнул.

– Мне требовалось одиночество, – признался я. – После... болезни мне некоторое время необходимо было пожить в уединении.

– Я чувствовала то же самое, – тихо, неуверенно сказала она. – После кончины отца мне не хотелось находиться среди людей. Я больше не желала слушать их выражения сочувствия или наблюдать их взгляды... Это только вредило, – она отвела глаза, уставившись на огонь.

– Тебе много времени удалось провести с ним? – осторожно спросил я.

Она вздохнула, и при очередном вдохе я обнаружил намек на соль. Я заставил ее плакать.

– Прошу прощения, – быстро сказал я. – Я не собирался любопытствовать или вызывать печальные воспоминания…

– Все в порядке, Эдвард, – сказала она. – Я не возражаю. Кажется, сейчас готова поговорить о нем, вспомнить его, – она сглотнула и перевела взгляд на меня. Ее глаза блестели. – Он был очень слабым и худым, когда я приехала. Потерял много веса, но каждый день брел в сарай, чтобы подоить Калли и покормить лошадь. Мне пришлось отправить его в постель и сказать, что съезжу в Бенд за врачом. Но он и слышать об этом не хотел. Заявил, что с ним все будет в порядке, просто нужно немного отдохнуть. Мне хотелось верить, я не желала признавать, что он настолько болен, поэтому и согласилась на несколько дней. Но ему становилось хуже, он слабел, бледнел и перестал есть...

Моя медицинская подготовка подстегивала задать вопрос: – А какие еще симптомы у него были?

Белла нахмурила прекрасные брови.

– Он не жаловался, но я знала, что у него случались судороги в ногах и головные боли, а иногда дышал очень быстро и вроде бы глубоко... Я не совсем уверена, как это описать, – она на несколько минут задумалась. – Иногда казалось, что у него болели руки или ноги. А еще временами возникали боли в желудке.

– А он часто мочился? – поинтересовался я, мое клиническое любопытство перевешивало любые требования приличия.

Женщина кивнула:

– И порой на коже появлялся странного вида пот.

– Как он выглядел?

– Что-то вроде изморози. В этом есть какой-нибудь смысл?

– Да. Это симптом уремии, возникающий, когда почки уже не могут удалять из организма отходы.

– У него перестали работать почки?

– Я так думаю. Многое из описываемого тобой согласуется с почечной недостаточностью.

– Что... чем это вызвано?

– Другие симптомы характерны для диабета. Ты знаешь, что это такое?

Она кивнула:

– Да. Им болел знакомый студент в колледже, – по щеке потекла слеза, и женщина смахнула ее.

– Белла, ты ничего не могла сделать, чтобы спасти его.

– Ты уверен? А если бы я привезла врача…

Я взял ее за руку:
– Нет. Ко времени твоего приезда сюда уже было слишком поздно. Ты заботилась о нем и оставалась до конца его дней. Это именно то, что ему и требовалось.

Она подавила рыдание, но в глазах стояли слезы.

– Мне очень жаль... – пробормотала она.

Встав на колени, я привлек ее в объятия, радуясь, что огонь согрел мою одежду:
– Все в порядке, Белла.

Я почувствовал, как задрожала ее маленькая фигурка, затем шлюзы прорвало, и хлынули эмоции. Я нежно обнимал ее, пока она плакала. Рыдания были тихими, но моя рубашка намокала от слез. Я молча гладил ее по спине, целовал в висок, и через некоторое время ее дыхание стало устойчивым. Наконец, Белла отстранилась, щеки и нос у нее покраснели.

Я достал платок и мягко промокнул ее влажную кожу.

– Спасибо, Эдвард, – сказала она едва слышным шепотом.

Я осторожно улыбнулся.

– Я думала, это моя вина, – тихо продолжила она. – Думала, что могла что-то сделать...

– Увы, нет, – заверил я.

Она кивнула.

– Сейчас я это понимаю. – Она обхватила мое лицо маленькими теплыми ладошками и поцеловала в лоб. – Спасибо, – повторила она, убрала руки и потерла свои припухшие глаза.

Я видел, что она устала. Эмоциональный катарсис¹ выматывал любого человека, а уж тем более того, кто болен.

– Может быть, тебе следует сейчас отдохнуть, – добродушно предложил я.

Она вздохнула:
– Но я провела в постели несколько дней, а огонь такой красивый и нескучный.

Я слегка улыбнулся, когда меня осенила идея. Я встал и подошел к небольшому дивану у дальней стены. Делая вид, что он тяжелый, потянул его по полу, затем отодвинул кресло Беллы назад, чтобы освободить место перед камином. Женщина засмеялась, когда оно заскребло по деревянному полу.

Поставив диван, я принес из комнаты ее отца одеяло с подушкой и помог Белле перебраться на кушетку. Ожидал, что она ляжет и опустит голову на подушку, которую я поместил на один край, но она осталась сидеть, с надеждой глядя на меня.

– Да, Белла? – спросил я, надеясь, что правильно интерпретировал выражение ее лица.

Слабый румянец пополз по бледным щекам:
– Не мог бы ты посидеть со мной?

– С удовольствием.

Я сел рядом и укутал ее одеялом. Она склонила голову мне на плечо, и менее чем за минуту ее дыхание замедлилось, выровнялось, и она заснула, конечности расслабились, голова опустилась, так что я положил на колени подушку и осторожно устроил Беллу так, чтобы ее голова оказалась на ней, а ноги на диване. Я проводил пальцами по волосам, борясь с желанием прикоснуться к скулам, носу. Женщина была такой прекрасной, такой нежной... И в ее присутствии я чувствовал себя совершенно удовлетворенным, спокойным и полностью подготовленным. Возможно ли, что она исцелила меня?

Я поднял ее руку и нежно поцеловал.

– Спасибо, Белла, – прошептала я.

Она что-то тихо пробормотала, и губы дернулись в улыбке. И хотя ее сердцебиение и дыхание оставались неизменными, я почувствовал, что она услышала меня.

– Приятных снов, любимая, – тихо сказал я. – Только самых приятных для тебя.

Глава 12

Когда Белла проснулась, я ей почитал. Она, казалось, получала удовольствие, сидя рядом со мной в теплом сиянии огня, когда из моих уст текли слова. Мне приходилось концентрироваться, чтобы смотреть на страницы, а не на ее прекрасное лицо. Нежная, довольная улыбка была одной из самых очаровательных, что я когда-либо видел.

Во второй половине дня женщина вернулась на кухню и съела немного супа. Ее аппетит, казалось, постепенно улучшался, за что я был благодарен. Тем не менее, вопрос, который она задала мне, пока кушала, оказался слегка тревожащим.

– Ты не будешь есть? – спросила она. Тон был невинным, но в глазах я заметил намек на подозрение.

– Я немного перекусил раньше, – ответил я, пытаясь сохранить в голосе уверенность.

– Когда я спала?

Я кивнул.

– Это довольно давно, – сказала она.

Я пожал плечами:
– Полагаю, мой аппетит не совсем тот, что был до болезни.

– Но ты должен есть, Эдвард. Тебе нужно поддерживать силы! – теперь она действительно испытывала беспокойство.

– Я в порядке, – заверил я, заставив себя улыбнуться.

Она симпатично нахмурилась:
– Ты все еще ужасно бледный.

– Ммм, – уклончиво пробормотал я.

Она отправила в рот еще одну ложку супа, медленно проглотила, а затем снова посмотрела на меня. – Ты пробыл здесь несколько дней. Тебе нужно сходить домой?

С тех пор, как я оказался здесь, вообще не задумывался о своем маленьком доме. Там не было ничего, что мне требовалось, за исключением скрипки. Я подумал, что Белла наслаждалась бы моей игрой. Возможно, это развлекло бы ее.

– У меня нет скота, да и садом я еще не занимался, – ответил я, – так что вообще-то настоятельной необходимости возвращаться нет.

На самом деле мысль уйти от Беллы даже на час вызывала во мне крайнее опустошение. До сих пор я и не задумывался, что в какой-то момент должен был покинуть ее. Я не мог оставаться здесь на неопределенный срок...

– Тем не менее, – продолжила она тихо, – ты можешь захотеть сменить одежду или что-то еще.

Я посмотрел на себя. В данный момент носил только белую рубашку, темные брюки, носки и ботинки. Пиджак и жилет снял, когда в первый раз начал обрабатывать рану Беллы. Предполагаю, я действительно производил в какой-то степени помятое впечатление с засученными рукавами и рубашкой навыпуск.

– Да, – согласился я. – Прошу прощения, если выгляжу неопрятным.

Она улыбнулась.

– Я не возражаю, Эдвард. Просто думала, что тебе хочется пользоваться своими вещами. Она слегка опустила взгляд. – Уверена, что ты предпочитаешь собственную бритву...

Ох! Она предположила, что я одолжил бритвенные принадлежности ее отца. Мое лицо было, конечно же, совершенно гладким. С момента трансформации волосы на нем не появлялись.

– Прости, – пробормотал я. – Я должен был спросить, не возражаешь ли ты, что я воспользовался бритвой твоего отца...

– Я не возражаю, – сказала она, – да и он тоже не стал бы.

– Спасибо, Белла. И ты права. Мне нужно вернуться домой за некоторыми вещами. Но мне не нравится оставлять тебя одну. – Эта последняя часть была абсолютной правдой.

– Думаю, все будет в порядке, – ответила она. – Если это поможет тебе меньше беспокоиться, на время твоего отсутствия я останусь в постели.

Эти слова, действительно, уменьшили кое-какие из моих тревог. Меня беспокоило то, что она, возможно, не хочет, чтобы я возвращался.

– Мне будет легче, – согласился я. – Я ненадолго... лишь на час или чуть меньше.

– Как далеко находится твой дом? – спросила она.

– Примерно в полутора километрах, – ответил я.

– Мне бы хотелось увидеть его когда-нибудь.

– В самом деле? Он не очень…

– Но он твой.

Тронутый таким проявлением чувств, я улыбнулся:
– Так и есть.

Белла закончила суп, и я убедился, что она устроились в постели с несколькими книжками, водой и дополнительным одеялом рядом. И хотя рациональная часть моего разума заверяла, что с Беллой все будет хорошо за краткие шестьдесят минут, более эмоциональная – волновалась. В конце концов, последняя одолела, и я умчался в момент, когда оказался в роще.

До дома добрался менее чем за десять минут и поспешно собрал несколько вещей. Сунул в саквояж две рубашки, брюки и расческу. Конечно же, у меня не было бритвенных принадлежностей, так что решил приобрести их, если Белла действительно навестит мое скромное жилище. За проведенное с Карлайлом время я приучился помнить об атрибутах человечности. Мы всегда были осторожны и посещали местных коммерсантов и аптекарей, приобретая различные предметы, в которых нуждаются человеческие мужчины.

Однажды я уже подумывал принести Белле кое-какие газеты, а теперь решил, что она действительно получит от них удовольствие, так что положил в сумку и их. Еще достал из шкафа скрипку, выбрал несколько книг, которые, как мне казалось, могли ей понравиться.

На максимальной скорости я вернулся к ее дому, остановился в роще и сверился с часами. Я отсутствовал двадцать одну минуту. Осознав, что время еще не пришло, я с нетерпением ждал под приютом деревьев. Минуты тянулись, мучая меня своей медлительностью. Наконец, когда стрелка прошла циферблат еще двадцать шесть раз, я покинул рощу и в быстром человеческом темпе направился к дому.

Войдя внутрь, крикнул: – Белла, я вернулся!

Она не ответила, что удивило и обеспокоило меня. Я бросил у двери сумки и поспешил в ее комнату. Она сидела на краю кровати, бледная и потная. Сердце колотилось, а дыхание было тяжелым.

– Белла, – воскликнул я, – что случилось?!

Она покачала головой.

– Я просто... – она изо всех сил пыталась успокоить дыхание.

– Шшш, все в порядке, – принялся успокаивать я, сел рядом и взял ее за руку. Пульс бился быстро. Она явно перенапрягла свой хрупкий организм. – Просто дыши медленно, – посоветовал я, положив другую руку ей на спину.

Через несколько минут стук сердца замедлился, а дыхание стало более равномерным. Я помог лечь.

– Что ты делала? – спросил я, не в силах понять, что привело ее к такому состоянию.

– Я... я не устала, так что решила, что... сделать кое-что по дому...

– Ох, Белла, – качая головой, сказал я, – нужно было всего лишь попросить меня. Я сделаю все, что угодно.

– Все? – поинтересовалась она.

– Конечно. Все, что угодно.

Она слегка кивнула. Я поднял ладонь к ее лицу и прикоснулся к коже, проверяя, не усилилась ли лихорадка. К счастью, этого не произошло, но я решил проявить осторожность. С легкостью мог случиться рецидив, а именно этого я неистово хотел избежать. Я уже оказался слишком близко к ее потере...

– Ты... – робко начала она, – взял все необходимое?

– Да, – ответил я.

Она кивнула, казалось, немного расслабившись. Она явно устала.

– Почему бы тебе не отдохнуть какое-то время? – предложил я. – Мне нужно позаботиться о Калли и начать готовить для тебя ужин.

– А ты есть не будешь? – спросила она.

– Ох... я перекусил у себя дома. У меня было кое-что в кладовой...

– Конечно, – пробормотала она. Ее веки опустились, и она вздохнула.

Я оставил ее отдыхать. Подоив корову и переодевшись, достал скрипку и настроил ее для игры. В голове формировалась мелодия, и я был готов попытаться воспроизвести ее на струнах.

Выскользнув наружу, поймал еще одного кролика, а затем просто потушил его мясо с морковью, луком и картофелем. Белла спала урывками, и я несколько раз проверял, чтобы быть уверенным, что ее не лихорадило или она не испытывала боли. Каждый раз, когда входил в комнату, девушка замирала, но вскоре после моего ухода снова начинала ворочаться.

Услышав, как она, проснувшись, задвигалась, я наполнил тарелку и понес к ней.

Белла не протестовала, когда я заявил, что буду чувствовать себя лучше, если она останется в постели до конца вечера. Она была все еще немного бледнее, чем мне хотелось бы, а температура оставалась на градус выше нормы. Она, безусловно, переутомилась.

Съев всего несколько ложек рагу, отодвинула его.

– Ты не голодна? – с беспокойством спросил я.

– Это не... – она посмотрела на меня, на ее лице появилось виноватое выражение. – Это не очень аппетитно.

– Тебя тошнит?

– Нет, Эдвард. Я просто… – она откашлялась. – Ты и в самом деле не умеешь готовить, да?

Это застало меня врасплох. Я проверил мясо и овощи, чтобы убедиться, что они полностью приготовились. Мясо было равномерно коричневым, а морковь и картофель – мягкими. Разве не так следовало тушить?

Тем не менее, я явно что-то сделал неправильно, поэтому ответил: – Нет, боюсь, не очень хорошо.

– Ты не готовишь для себя, – заявила она.

– Нет. Как правило, я пользуюсь кое-чем другим, – я замолчал на мгновение, чтобы придумать что-то правдоподобное. – В основном, консервами.

– Понятно.

Я с несчастным видом указал на миску, понимая, что подвел Беллу:
– Это совершенно несъедобно?

– Нет. Просто требуется немного соли и перца.

– Ох, я сейчас, – я вскочил, поспешил на кухню и вернулся с приправами.

Белла добавила в миску немного каждой и съела несколько ложек. Тем не менее, у нее все равно не было аппетита.

– А есть что-нибудь, что я еще могу приготовить тебе? – спросил я. – Под твоим руководством, конечно.

Она тонко улыбнулась:

– Может быть, чаю. Мне нравится, как ты готовишь его с молоком и сахаром.

По крайней мере, хоть что-то я сделал правильно. После того, как она выпила чай, я вышел и вскоре вернулся со скрипкой. При ее виде у женщины расширились глаза.

– Ты играешь? – спросила она.

– Да. Уже много лет. Подумал... то есть, может быть, тебе понравится... – я вдруг смутился. – Хочешь, чтобы я поиграл для тебя?

– Ах, да, – ответила она, и искренняя улыбка осветила ее лицо.

– Есть что-нибудь особенное, что ты хотела бы услышать?

– Мне очень нравится Брамс, – ответила она. – Ты знаешь какое-нибудь из его произведений?

– Полагаю, да, – сказал я, и мои руки, казалось, двигалась по собственной воле, когда я играл концерт ре мажор.

Закончив, я поднял взгляд и увидел на ее прекрасном лице благоговение.

– Все в порядке? – спросил я.

– Ох, Эдвард, – выдохнула Белла, – одно из моих любимых. Это было замечательно.

– Спасибо. Есть еще кое-что, что я мог бы сыграть для тебя, если не возражаешь.

– Возражаю? – она рассмеялась. – Нет, я вообще не против!

Со струн потекла мелодия, теперь сформировавшаяся в моем уме: милая и нежная, с горьковатыми оттенками, которые в конечном итоге сменялись более приятными звуками.

Белла слушала с выражением удовольствия, полуприкрыв веки. Когда я сыграл финальную ноту, женщина открыла глаза и заморгала.

– Что это такое? – спросила она. – Это очень красиво. Никогда не слышала раньше.

– Это твоя колыбельная, – ответил я.

– Ты... ты написал это для меня?

Я улыбнулся:

– На самом деле, она вроде сама себя написала.

– Самая прекрасная мелодия, которую я слышала, – сказала Белла.

– Конечно. Она же твоя.

Через секунду, осознав мои слова, она прижала руку к сердцу:

– Спасибо, Эдвард.

– Это доставило мне искреннее удовольствие.

Я сыграл еще несколько произведений, но ей снова захотелось услышать свою колыбельную, так что ей я и закончил. Когда затихли финальные ноты, глаза женщины закрылись, и она погрузилась в глубокий, здоровый сон.

♥♥♥

Белла не шевелилась до самого рассвета. Спокойный сон, казалось, благотворно действовал на нее. Утром температура была нормальной, а рана очень хорошо заживала. Да и аппетит тоже возвращался.

Она объяснила, как приготовить блюдо, состоящее из жареного на сале картофеля, лука, соли и перца, и, хотя для меня оно отвратительно воняло, я послушно следовал указаниям. Бела села за стол и съела всю порцию, которую я положил в ее тарелку. Конечно, она была небольшой, но то, что съеденным оказалось все, меня порадовало.

После завтрака мы переместились в гостиную. И снова я разжег огонь, да и диван остался стоять перед камином. Мы сидели бок о бок, и я предложил одну из принесенных газет.

Белла охотно взяла ее, пробежала взглядом заголовки, а затем прочитала дату.

– Она была опубликована за день до моего отъезда из Бойсе, – сказала она. – Ты помнишь дату, когда приехал?

– Двадцать пятого мая, – ответил я.

– Ты приехал на поезде?

Я кивнул. На ее лице появилась улыбка, а глаза немного расширились:

– Эдвард, думаю, что мы, возможно, оказались в одном и том же поезде!

– Так и есть, – ответил я. – Ты помнишь, как споткнулась, когда садилась?

Она подняла ладони к лицу:
– Мне помог любезный мужчина... Ох! Это был ты! Ты же показался мне знакомым, когда в первый раз оказался здесь, но я тебя не вспомнила.

– Я почувствовал то же самое.

– А когда ты это понял?

– Вскоре после того, как мы заговорили.

– Тебе следовало сказать что-нибудь! Это такое совпадение.

– Да, – согласился я. – Или, может быть, счастливый случай.

Небольшая улыбка изогнула уголки ее рта.

– Возможно. Есть многое на свете... – пробормотала она.

– ... друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – закончил я, с легкостью вспоминая строки из «Гамлета».

Улыбка Беллы исчезла, а выражение лица стало серьезным. Она медленно вдохнула.

– Эдвард, – серьезно сказала она.

– Что такое? – поинтересовался я.

– Вчера ты сказал, что можешь сделать все, что я попрошу.

– Да, конечно, – сразу же согласился я. Это была правда: ради нее я дошел бы до края света.

– Тогда я хочу, чтобы ты мне кое-то сказал.

Она смотрела прямо на меня, ее взгляд пронизывал насквозь. Мне показалось, что она могла видеть самоё мое существо.

– Белла, – начал я, вдруг забеспокоившись о направлении, куда зашел разговор.

Она подняла руку:
– Пожалуйста, Эдвард. Мне нужно знать.

Я умоляюще на нее посмотрел: знание, которого она искала, полностью уничтожило бы нас обоих. Сначала она почувствует ужас, затем – отвращение, а после – прогонит меня. И этот уход полностью сломит меня, безвозвратно разрушив надежды.

Она положила свою теплую маленькую ладошку на мою. Я не понял жеста. Очевидно, она подозревала что-то, но, кажется, не боялась.

– Все в порядке, – тихо сказала она. – Это меня не беспокоит. Мне просто нужно знать.

– Знать что? – удалось проговорить мне сквозь комок в горле.

– Кто ты.

---

¹ Катарсис – процесс высвобождения психической энергии, эмоциональной разрядки, способствующей уменьшению или снятию тревоги, приводящий к очищению психики от глубинных конфликтов и к облегчению страданий человека (примечание переводчика).

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.

Так же на форуме разыгрывается ВИКТОРИНА, участвуя в которой вы можете получать маленькие сюрпризы, а, набрав больше всего правильных ответов, выиграть и главный приз – последнюю главу перевода раньше всех остальных читателей.