ЭПИЛОГ

«В присутствии Бога, нашей семьи и друзей я даю тебе свою священную клятву быть твоим верным партнером в болезни и здравии, в хорошие и плохие времена, в радости и в горе».

Я глубоко вздыхаю и встречаюсь взглядом с Эдвардом, и он подмигивает мне, стоя у другой стороны алтаря.

«Я обещаю любить тебя беззаветно, поддерживать в твоих целях, чтить и уважать тебя, смеяться с тобой и плакать, и нежно заботиться о тебе до конца наших дней».

Мои глаза вновь останавливаются на Роуз, и я концентрируюсь на том, как же красиво она выглядит в своем бежевом шелковом платье с красной отделкой, ее волосы ниспадают широкими, золотыми локонами вниз по ее спине. Ее лицо светится, глаза горят, и не думаю, что она когда-либо выглядела настолько прекрасно.

Вообще мы с Эдвардом поспорили насчет того, когда Эммет выдаст что-нибудь неприличное. Потому что мы решили, подобное точно произойдет. Эдвард предположил, что он скажет что-нибудь во время своих клятв, но я подумала, что это произойдет во время или после поцелуя. И легко было согласиться на него, на это пари. Небольшой простой жест между двумя людьми, которые заботятся друг о друге, в этом нет ничего страшного, потому что теперь он для меня все.

И пари не всегда настолько плохи. Моя спина благодарна им за многочисленные массажи.

Глаза Эммета мерцают, и он без остановки проговаривает свои клятвы. Эдвард ловит мой взгляд и ухмыляется; он знает, что проиграл, но надеюсь, моя интуиция меня не подведет.

И затем это происходит. Роуз заканчивает свои клятвы, и внезапно ее опускают назад для театрального поцелуя; от шока ее нога вздымается в воздух. Она чуть ли не вырубает кузена Эммета своими босыми ногами, перед тем как ее платье взлетает от хитрого порыва ветра, и она светит своим бельем перед всеми друзьями жениха. Они все отходят в сторону в удивлении, и несколько глаз задерживают свой взгляд чуть дольше, чем нужно, а затем отодвигаются в стыдливой манере.

Надеюсь, на ней хорошее белье. Но это же день ее свадьбы – думаю, вас прокляли, если в день вашей свадьбы вы оказались без красивого белья. По крайней мере, должны быть.

Я подавляю смех, радуясь скорому массажу спины, и вижу, как Эдвард качает головой в неверии.

Эммет поднимает Роуз на руки и проносит ее по проходу, но затем ему приходится вернуться назад, чтобы сделать несколько снимков. Все очень забавно; ни один не может перестать улыбаться, и я даже не совсем уверена, что Роуз в курсе того, что она светилась все то время, пока фотографировались друзья жениха. Или же ее это просто не заботило.

Все стоят и восхищаются, собираясь около счастливой парочки, чтобы обнять их, пожелать им всего наилучшего и просто поговорить. Я чувствую, как кто-то дергает меня за руку, и оборачиваюсь.

– О. Мой. Бог. Можешь поверить в то, как великолепно она выглядит?

Элис не может удержать свою улыбку; она занимает все ее крошечное личико, стойкая и неколеблющаяся. Она встретилась с Роуз до свадьбы всего один раз, и они сразу же нашли общий язык. Мы пообедали, а потом пошли по магазинам, и Элис провела часы, обыскивая свадебные журналы в поисках идей и платьев. Красная роза, прикрепленная к великолепным локонам Роуз, была ее рук делом, но ее мысли никогда не были навязанными или нежелательными. Розали была благодарна за помощь.

Жаль, что Элис живет так далеко в Техасе.

– Знаю, – отвечаю я. – Да и Эммет сам недурно выглядит.

– И не говори. Это еще тот шок. Никогда бы не подумала, что он может так вырядиться.

– А где Джаспер? – спрашиваю я, оглядываясь. Элис только пожимает плечами.

– Где-то болтает с Эдвардом, наверное. – Она смотрит на меня с серьезным выражением на лице. – А вы с Эдвардом уже переехали?

После месяцев обсуждений Эдвард наконец бросил свой дом в Сиэтле и обзавелся большой квартирой в Такоме. И хоть сначала меня это испугало, я оставила свою квартиру и съехалась с ним.

Так было куда удобнее. Всегда стремясь провести ночи вместе, мы осознали, что нам приходится много ездить, чтобы остаться друг с другом на ночь, а утром успеть вовремя на работу. Такома – красивый город с хорошим пейзажем; от него меньше часа езды до Сиэтла и только полчаса до Олимпии.

Я сумела уговорить Эдварда купить квартиру вместо дома, как бы он ни сопротивлялся. Просто казалось непрактичным покупать реальную недвижимость, когда мы можем прожить там недолго. Я уже искала работу около Олимпии, когда как Эдвард вел переговоры о расширении своей компании в Сиэтле. Мы еще должны подобрать окончательное место проживания или прийти к окончательному решению, но сам процесс приносит только счастье и стоящий опыт. Я никогда не была счастливее чем сейчас, живя в Такоме вместе с Эдвардом, даже если, как он настаивает, мы не испытываем радости от приобретенной недвижимости, как ее ощущают домовладельцы.

– Оу, да. Почти все распаковали, – подтверждаю я кивком, и Элис счастливо улыбается.

Когда со снимками покончено, мы садимся по нашим автомобилям и едем в дом родителей Роуз для празднования. Все это отчасти сюрреалистично, видя, как Роуз выходит замуж. Это не то, о чем мы постоянно разговаривали; я никогда не представляла ее в блестящем платье с безупречным макияжем и волосами, развивающимися вашингтонским бризом на фоне заката на побережье. Я никогда не ждала чувства мелких морских ракушек и песка под моими босыми ногами, когда я стою около нее, ощущая вкус соли в воздухе, когда как мое платье развивается и собирается в сборки у коленей. И все же это идеально: все, что я желала для своей лучшей подруги, и большее. И от ее преобладающего счастья у меня сжимается сердце.

Мы паркуемся на улице возле дома Роуз, и в машине Эдварда остаемся только мы вдвоем; он наклоняется и целует меня в шею. Мурашки тут же покрывают всю мою кожу, прежде чем я ускользаю и выбегаю из машины; улыбка никогда не покидает моего лица.

Эдвард присоединяется ко мне, вступая на холодный тротуар. Мы оба обуваемся, и я замечаю, что нижняя часть его брюк немного влажная от мокрого песка, даже притом что его брюки были подвернуты большую часть свадебной церемонии. Наверное, в какой-то момент они все равно спустились.

– Что, я ничего не получу сегодня? – дуется он. Я закатываю глаза и хватаю его за руку, проводя вниз по дорожке.

– Ты очень жадный шафер, – говорю я. – Ведешь себя так, будто я итак не буду сегодня в твоем распоряжении.

Он выпускает мою руку и убирает в сторону прядку волос, которая выбилась из моей прически.
– Тогда, полагаю, я могу вести себя хорошо, – говорит он, и слова низкие и горячие у моего уха. Меня обдает дрожью, как только открываются деревянные ворота, и я оказываюсь на заднем дворике; его рука на моей спине, нежно подталкивает меня вперед.

Родители Розали превзошли самих себя. Весь задний дворик украшен бумажными фонариками и красными и бежевыми шелковыми лентами; у бассейна вживую играет группа, мягкий реггей^* льется из их инструментов. Вокруг стоят маленькие столики с двумя стульями у каждого, тоненькая ваза с белым букетом лилий стоит в центре, и один большой элегантный стол покрыт закусками и шоколадным фонтаном. Отец Роуз жарит стейки и креветки на своем крупном гриле, запах доносится через весь дворик и даже ощущается около машины Эдварда.
(^* – простая ритмичная музыка в стиле «рок» вест-индского происхождения.)

Мы смешиваемся в толпе и танцуем, и Эдвард говорит тост нашей парочке о хороших временах в прошлом и лучших в будущем; он говорит о радостях найти кого-то, кому можно доверять и кого можно любить, и его глаза встречаются с моими почти при каждом искреннем слове.

Когда уже поздно, и Роуз с Эмметом прощаются со всеми, я извиняюсь и ухожу в уборную, исчезая в крупном трехэтажном доме. Их дом тих, пуст и безупречно чист, и я легко нахожу ванную в конце длинного коридора; моя память меня не подводит. Дверь туда заперта, поэтому я терпеливо жду у двери.

Когда она наконец открывается, высокая, бледная девушка с пиком пламенно-рыжих волос выходит из уборной. Она видит меня и улыбается, быстро извиняясь и пропуская меня вперед.

Ее лицо кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить, где я видела ее прежде.

– Эй… ты Белла Свон, правильно?

Я оборачиваюсь в удивлении, потому что я помню ее голос. И внезапно я вспоминаю, кто она.
– Виктория Бёрнс?

Мы с Викторией Бёрнс вместе учились в старшей школе, но тогда она была полнее и раньше ее волосы были ужасного платинового цвета. С ее бледными глазами и молочной кожей весь ее вид был размыт и непривлекателен. Ее едва кто-либо замечал, и, казалось, что ее это вполне устраивало, так как она всегда пряталась за тетрадки и арт-проекты, всегда предпочитая есть в одиночестве.

Но сейчас все иначе. Сейчас она прекрасная, высокая со стройной фигуркой, полными губами и идеальной кожей. Улыбка освещает все ее лицо, ее бледные глаза ошеломляют, когда она смотрит на меня с дружелюбным выражением.

Я озадачена тем, как сильно она изменилась.

– Единственная и неповторимая, – просто отвечает она.

– Выглядишь великолепно, – быстро говорю я, улыбаясь. – Как поживаешь?

– Хорошо. Вообще я работаю в картинной галерее на Пайк Плэйс уже несколько лет.

– Это чудесно. У тебя всегда была тяга к искусству, – говорю я. – Не думала, что вы с Роуз еще держите связь.

– Ну, это даже забавно, но я как-то на прошлой неделе просто столкнулась с ней и ее мужем в центральной кофейне, – говорит она, и я думаю о том, как забавно это звучит, слышать про мужа Роуз. – Она рассказала, что выходит замуж, и пригласила меня на свадьбу… сказала, мы можем поболтать позже после медового месяца. Она всегда была так добра ко мне.

Это правда. Розали не всегда была милой с каждым незнакомцем, да и не с каждым одноклассником в школе, но когда-то она заступилась за Викторию, когда парень обозвал ее внебрачной дочкой Кэррот Топ и Рози О'Доннелл и довел ее до слез. Роуз сказала, что никто не заслуживает, чтобы его называли ребенком Рози О'Доннелл. Никто.

– Ну, было приятно увидеть тебя, – честно говорю я. – Прошло уже столько времени. Может, когда-нибудь пообедаем вместе.

– С удовольствием.

Я двигаюсь, чтобы пройти мимо нее, но ее голос вновь останавливает меня.
– Белла… я слышала, ты встречалась с Джеймсом?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, внезапно осторожно и, нужно признать, с любопытством.
– Да?

Ее последующая улыбка застенчивая и немного робкая.
– Я тоже встречалась с ним какое-то время, – говорит она мне. – Несколько месяцев назад. Я слышала, как о тебе говорил один из его друзей.

– Ладно, – медленно говорю я, не уверенная, к чему ведет наш разговор. – Ну, надеюсь, с тобой он вел себя лучше, чем со мной. – Я не очень-то рассчитываю на это, но я правда не знаю, что сказать.

– Вообще-то нет, – говорит она со смешком, но в ее голосе нет и намека на юмор. – Он всегда пытался переместить наши отношения на шаг вперед. Я не хотела, не очень-то сильно, но я… – Она затихает и выглядит смущенной. Я тут же ощущаю жалость к ней.

– Боже, Виктория. Мне так жаль, – искренне произношу я. Я даже не могу представить, что этот урод сделал ей.

– Все хорошо, – говорит она, отсылая прочь мое беспокойство. – Все в порядке. Несколько недель между нами все было нормально, но потом все испортилось, и мы расстались. Я только хотела сказать тебе, что сейчас он в тюрьме.

– Правда? – спрашиваю я, неспособная сдержать своего удовольствия. Но я не могу праздновать, пока не узнаю, за что этого мерзкого типа туда упекли. – Что он сделал?

– Инсайдерская торговля, – говорит она, качая головой. – Можешь в это поверить? Я даже понятия не имела, что он занимался такими вещами. Очевидно, он делал это все время, что мы были вместе.

Инсайдерская торговля. Вау, это… сложно, учитывая, что мы говорим о таком парне как Джеймс. Ну, видимо, он был не настолько искусен, проворачивая все это. Его ведь все-таки поймали.

Разум и Джеймс никогда не стыковались в одном предложении.

– Не знаешь, насколько его посадили? – с надеждой спрашиваю я. Даже жизнь без досрочного условного освобождения была бы слишком коротким сроком, но я знаю, что мне не может настолько повести.

– Девять лет с досрочным. Наверное, он выйдет раньше, но… кто знает. Может, он вернется другим человеком.

Точно. Я видела кучу фильмов. Люди в тюрьмах качают прессуху и делают наколки чернильными перьями, а потом когда они выходят, они угоняют самолеты или убивают мужей. Я не настолько глупая. Джеймсу никогда нельзя будет доверять.

– Ну, мне жаль, что тебе пришлось с ним пройти через все это, – говорю я искренне. – Нам правда нужно собраться когда-нибудь. Видно, у нас много общего. – Я улыбаюсь, пытаясь разрядить обстановку, и выражение ее лица отражает мое собственное.

– Я видела тебя с тем парнем, – говорит она. – Кажется, вы действительно счастливы вместе.

Я не могу удержаться и прикусываю нижнюю губу, усмехаясь в ответ.
– Да, – отвечаю я. – Мы счастливы.



– Помни, она много ест, так что если она вовсю начнет линять, то просто дай ей немного жидкой кошачьей еды, и через какое-то время она наестся и вырубится.

– Я знаю, Эммет, знаю. Я справлюсь.

Я уже слышала эти инструкции, но Эммет очень беспокоится и чувствует потребность повториться. Но я решаю, что если я могу справиться с одной жирной кошкой, то могу и со всеми другими.

– И если это не сработает, дай ей пожевать кошачьей мяты. Эффект как от травы, поэтому она вырубится на полдня. Она сильно успокаивает ее.

– Эммет, она слышала тебя и в первые пятнадцать раз, – внезапно заговаривает Роуз. Они прощаются и готовятся загрузить сумки в машину, чтобы поехать в Сиэтл и остановиться в отеле на ночь. Завтра же они вступят на борт самолета и улетят в Грецию в свой медовый месяц.

– Я просто удостоверяюсь, Роуз, – спорит он с раздражением. – Она еще никогда не присматривала за малышкой Хайди.

Эммет назвал кошку Хайди в честь Хайди Клум. Как детище, вылезшее из толстой задницы Урсулы можно сравнивать с Хайди Клум, я понятия не имею. И вообще это походит на оксюморон, полагая, что Хайди уже весит девять килограмм и такая же круглая и обозленная как и ее мамочка. Но Эммет любит ее все равно.

Думаю, у него какой-то тайный кошачий фетиш. Он буквально атаковал котят Урсулы, когда узнал, что она беременна, забирая Хайди и приводя ее домой, даже не спрашивая сначала Роуз. Конечно, Роуз была взбешена и сказала ему, что он должен вернуть ее, но очевидно жирные кошки намного милее, когда они еще котята, поэтому она прилюбилась к этому небольшому комочку шерсти.

Я же теперь застряла с кошкой. Опять. И меня посещают кошмарные воспоминания о забитом туалете и почти смерти от удушья в середине ночи. На сей раз мне правда нужно не потрудиться и проверить, закрыта ли дверь в спальню.

– Готова? – Рука Эдварда скользит вокруг меня, и нежно целует меня в висок.

Я больше не слышу препираний Эмма и Роуз, поэтому я оборачиваюсь и обнаруживаю, что они практически занимаются сексом у автомобиля. И их родители прямо здесь! На такой скандальной ноте их ждет потрясающий примирительный секс. Бог знает, такое у них бывает часто, учитывая, как много они спорят.

– Ох, жуть, – шепчу я Эдварду, но не могу перестать улыбаться их смущающему проявлению чувств. – Могли хотя бы потерпеть до отеля.

– Белла, они молодожены. Им разрешено вести себя отвратительно.

– Наверное. Все равно это больше не грех.

Эдвард с удивлением смотрит на меня.
– А теперь ты волнуешься быть грешницей?

Я пристально смотрю на него.
– Хочешь сказать, мне нельзя волноваться о своих грехах?

Он наклоняется вперед, его дыхание горячее у моего уха.
– Нет. Просто говорю, что очень жаль, потому что я планирую сегодня проделывать с тобой очень… грешные… вещички.

Я дрожу, и тут же хватаю Эдварда за руку, потягивая его за собой к возбужденной парочке, чтобы мы могли попрощаться с ними и поскорее свалить отсюда.
– Хватит болтать, Эдвард. Пойдем.



Мы слышим, как Хайди мяукает через дверь, когда мы возвращаемся домой. Она бродит по комнате, и полагаю, она голодная, поэтому мне приходится остановиться, чтобы накормить ее, прежде чем мы предадимся своим греховным действиям. Я представляю, каково это иметь детей – вокруг нас всегда будет кто-то, кто будет постоянно кричать и мешать мне получить клитоудовольствие. Думаю, я уже начинаю видеть вспышки своего будущего.

Пока Эдвард не просит взять нам одного из котят Урсулы, я буду в порядке.

Я ставлю кормушку Хайди на пол, и Эдвард оказывается позади меня, прежде чем я успеваю подняться. Он убирает ладонью мои волосы в одну сторону и целует мое обнаженное плечо, а затем и шею, бормоча:
– Я говорил тебе, какая же ты обворожительная в этом платье?

Я ощущаю дрожь, а затем поворачиваюсь и обнимаю его за плечи. Его изумрудные глаза опаляют.
– А я говорила тебе, как сексуально ты смотришься в льняном костюме?

Я тяну за его воротник, когда он целует меня, и затем начинаю расстегивать его рубашку. Его рот прижимается к моему, крепко и настойчиво, и вскоре его одежда отбрасывается в сторону, как только я подталкиваю его к спальне, подальше от запаха Хайди.

К тому времени, когда мы оказывается перед кроватью, на нем только боксеры. Он поворачивает меня и вновь отодвигает мои волосы, медленно начиная расстегивать молнию моего платья. Он нежно спускает шелковый материал с плеч, и платье скатывается в кучу у моих ног.

Я снимаю свою обувь, прежде чем оказываюсь на кровати, его губы в горячем поцелуем прижимаются к моим губам. Я ощущаю, как мое сердце бешено бьется, дыхание сбивается, как только он набрасывается на меня разгоряченными поцелуями вдоль моей кожи – от шеи по груди прямо к кружевной каемке моего бюстгальтера без бретелек.

Он целует мой сосок через тонкую ткань. Мои руки оказываются в его волосах, прижимая его ко мне сильнее.

– Нам придется сходить в церковь и раскаяться после наших сегодняшних греховных дел, – бормочет он, и я не могу скрыть появившуюся улыбку. Я очень с нетерпением жду этого. – Сегодня я хочу попробовать кое-что новенькое, – внезапно говорит Эдвард, и он вдруг поверх меня; наши губы в сантиметрах друг от друга. Его взгляд встречается с моим, и я вижу тепло и искренность, которую содержат его глаза.

– Хорошо, – нетерпеливо выдаю я, поднимая пальцы, чтобы коснуться щетины его подбородка. Я люблю пробовать с ним новые вещи. – Что у тебя на уме?

– Ты мне доверяешь?

Нахмурившись, я смотрю на него, немного сбитая с толку, но, тем не менее, киваю. Конечно, я доверяю ему; над этим мы работали все эти месяцы. Мы работали над тем, чтобы быть честными, чтобы создать основу наших отношений, на которую мы оба можем положиться, и ощущать комфорт друг в друге.

Эдвард склоняется и открывает шкафчик ночного столика, потягиваясь через спину, и в итоге достает кое-что сверкающее и серебряное. Но эти другие; они мягкие, потому что вот круг металла обтянута ткань, служащая защитным барьером, и их вид создает волнение по всему телу, а не душевную боль, которая преследовала меня раньше.

Он держит наручники передо мной, и я знаю, что он хочет услышать, как я произношу это.

Я вновь киваю и встречаюсь с ним взглядом; я ни на секунду не сомневаюсь в своем решении.
– Да, Эдвард. Конечно, я доверяю тебе.

Его последующая улыбка порочная, и я прикусываю губу, желая начать наше развлечение.

Перевод: Rob♥Sten