Гермиона стояла перед зеркалом, разглядывая свое отражение. Васильково-синее платье подчёркивало её загорелую кожу и приятно обтягивало изгибы тела. Она знала, что хороша в нём, но не смогла удержаться и покружилась несколько раз. Оставшись довольна тем, как расклешённая юбка волнами закрутилась вокруг коленей, она присела на кровать. Беспокойство мучило её, и очень хотелось закурить, но недавно она дала себе зарок бросить вредную привычку. Почему-то желание освободиться от этой пагубной зависимости и уход от Кингсли тесно переплелось в её сознании. Странно, конечно, но в этом был определённый смысл: и курение, и Кингсли были одинаково вредны для её здоровья. Поэтому она не собиралась нарушать клятву держаться подальше и от того и от другого.

Пытаясь хоть как-то утихомирить разыгравшиеся нервы, она повернулась к окну. Из её спальни хорошо был виден стоящий на холме дом. В свете заходящего солнца Гермиона смогла даже разглядеть силуэт хозяина в окне. Или, может, она это себе нафантазировала? С ней такое часто случалось, и это точно не самая безрассудная вещь из тех, которые она себе выдумала. Однажды, например, она по глупости вообразила, что Кингсли её любит. На самом же деле просто оказалось, что между ними случился банальный, ни к чему не обязывающий, служебный роман, в котором чувства были совершенно не обязательны.

Самое интересное, что сейчас она попала точно в такую же передрягу. Покачав головой, Гермиона пробормотала:

— Блин!

Нет, она точно должна убить Пэнси! Какого, спрашивается, чёрта?! И о чём та вообще думала?! Весь смысл покупки этого коттеджа состоял в том, чтобы Гермиона смогла забыть, что мужчины в принципе существуют на свете. Она должна была читать, отдыхать, дышать озоном после дождя и совершать долгие тихие прогулки, успокаивая исстрадавшееся сердце. Она не должна была встретить привлекательного мага, который коту под хвост пустил весь процесс успокоения и уже семь недель занимал большую часть её мыслей.

Справедливости ради надо сказать, что теперь Гермиона точно знала, что задумала подруга. По мнению Пэнси, лучшим лекарством от разбитого сердца всегда была новая любовь. Гермиона практически наяву могла представить, как Паркинсон скандирует:

— Люби! Люби! Люби!

Возможно, теория подруги имела свои достоинства, потому что с того дня, как Тео застукал её купающейся голышом в своём озере, она думать забыла о Кингсли. Вероятно, это был самый неловкий момент в жизни Гермионы. Даже сейчас она всё ещё заливалась краской, вспоминая некоторые подробности. С одной стороны, она не понимала, как могла быть такой беспечной, а с другой стороны — она ведь понятия не имела, что туда запрещено ходить. А отсутствие нижнего белья... Она же только пыталась воссоединиться с природой, так сказать!

Гермиона закрыла лицо руками и пробормотала:

— О Боже!

Ну, по крайней мере, она признавала, что в той конкретной ситуации кроме себя винить было некого.

К тому же хозяина поместья в тот день никак нельзя было назвать очаровательным. На самом деле, Теодор вёл себя как самый настоящий грубиян. Хотя он всё же привлёк её внимание. Что-то в его светло-голубых глазах, медленно скользивших взглядом по её телу, вызвало в Гермионе волнение и нарастающий жар. Честно говоря, на Кингсли она никогда так не реагировала.

А когда Тео, растрёпанный и неистовый, постучал в её дверь и, забыв свою слизеринскую гордость, умолял о помощи, её сердце растаяло окончательно. В тот момент в нём было столько уязвимости, что она просто не смогла равнодушно отказать ему. И вот, пожалуйста! Мазохистка Гермиона Грейнджер снова влюблена!

Гермиона ничего не могла с собой поделать. Она наслаждалась их осторожным кружением друг вокруг друга. Мерлин, она ведь уже почти забыла, как это захватывающе, пусть и порой изнурительно. Все считали Нотта грубоватым и не очень разговорчивым. Его молчание, изредка прерываемое саркастичными замечаниями, иногда вгоняло её почти в ярость. И всё жё он ей нравился. Каждый раз, когда Гермиона видела его за работой в винограднике в белоснежной рубашке и бежевых льняных брюках, сердце её переворачивалось в груди. Загорелый, в ослепительной батистовой рубахе и брюках с низкой посадкой, он был неотразим. Добавьте к этому голубые глаза и вьющиеся светло-русые волосы, и вот Гермиона уже погибла... Что, вообще-то, было странно, учитывая, что Тео во всех отношениях был полной противоположностью Кингсли. Кто ж знал, что у неё такое непостоянное сердце?

Что делало Теодора ещё более привлекательным в её глазах — он мудро подпитывал её любовь к знанию. Из их бесед Гермиона выяснила многое о выращивании винограда и производстве вин и нашла это безумно интересным, ведь даже в свои тридцать пять она всё ещё любила узнавать что-то новое. Вместе, после нескольких проб и ошибок, им удалось отладить прогоняющее оленей заклинание, охраняющее виноградник, и это наполнило её невероятным довольством собой. Она совершенно забыла, какое невероятное удовлетворение приносит работа руками и её результаты, которые можно увидеть и потрогать. В общем, присутствие Тео рядом принесло массу положительных эмоций в её жизнь, которые, как оказалось, ей просто необходимы.

Правда, Гермиона до сих пор не была уверена в его намерениях по отношению к ней. Трудно было понять, что скрывается за его неизменным дружелюбием. Если не считать нескольких случайных касаний и взглядов, она не заметила совершенно никаких признаков того, что Тео влюблён в неё. Ни тебе приглашений на свидание, ни попыток поцеловать — ни-че-го! Вылечишь тут разбитое сердце, как же! Совсем сбитая с толку, она потратила много вечеров, пытаясь понять, что его сдерживает. Да ради Мерлина! Они оба давно уже взрослые люди, и, с её точки зрения, он уже должен был хотя бы поцеловать её. Гермиона даже его гороскоп проверила. Жалкое зрелище, правда? К тому же он всё равно не помог. Теодор оказался Скорпионом — самым таинственным знаком зодиака, и что творилось в его голове — совершенная загадка.

В итоге, как всегда и бывает с мужчинами, когда Гермиона решила игнорировать его, Тео сделал первый шаг. Она специально избегала встреч последние два дня, и сегодня, наконец, Нотт пригласил её поужинать у него дома.

«Ура!.. Или нет?..»

Сейчас, глядя на свое отражение, Гермиона чувствовала неуверенность. Была ли она готова к новым отношениям? Поступает ли честно по отношению к Тео? Способна ли вообще вылечить свою сердечную рану? Вздохнув, она попыталась привести мысли в порядок, но громкий стук объявил о приходе Теодора.

«Хватит ломать голову!» — приказала она себе, сделала глубокий вдох и открыла дверь.

Сияющий взгляд и улыбка, озарившая лицо Тео, когда он увидел её, напрочь стёрли всё беспокойство последних минут.

— Готова? — спросил он и предложил ей руку.

— Да, — Гермиона с готовностью кивнула и взяла его под локоть.

Явно обрадованный её энтузиазмом, он протянул с учтивостью Казановы:

— Великолепно выглядишь сегодня, Грейнджер. И этот цвет тебе очень идёт.

— Спасибо, — ответила она, стараясь не краснеть. — Так... Что на ужин? Я умираю с голоду.

Тео засмеялся, его голубые глаза игриво сверкнули.

— Что?!

— Гриффиндорцы и их прямолинейность, — сказал он, всё ещё посмеиваясь. — Пойдём, киска, наш ужин ждет.

Не дав возможности запротестовать, он привлек Гермиону к себе, и на неё пахнуло ароматами трав и Каберне Совиньон. Она только успела вдохнуть, как их затянуло в аппарационную воронку.

Еда и вино были превосходны. Видимо, Тео был не только искусным виноделом, но и отличным поваром, и Гермиона нашла это очаровательным. Никогда раньше она не встречалась с мужчиной, который умел готовить, не говоря уже о выделке вина.

За закусками, она поинтересовалась, почему Теодор решил продать коттедж. В ответ он выдал целый бизнес-план по расширению своего дела. Он предполагал выращивать больше сортов винограда и увеличить ассортимент производимых вин. Гермиона предложила помочь ему в рекламе винодельни. Ведь делать что-то или кого-то желанным — это её работа, которую она всегда блестяще выполняла. Тео, казалось, был тронут предложением, потому что накрыл её руку своей.

— Спасибо. Я был бы рад твоему участию в этой авантюре.

Взволнованная, она говорила об этом без умолку, и, когда принесли второе, её рекламная кампания была почти готова, что сильно позабавило Теодора.

— Такими темпами к десерту мы будем готовы покорить мир, — заметил он и усмехнулся, поддразнивая её.

— Эй! — Гермиона засмеялась и кинула в него кусочком моркови, но промахнулась, и трофей достался счастливому Питу.

Весь ужин они беззастенчиво флиртовали, дурачились и подшучивали друг над другом. Тихая ночь благоухала летними ароматами, поэтому, взяв с собой десерт и «Москато», парочка переместилась на веранду и расположилась на уютном диванчике бок о бок. Гермиона чувствовала жар, исходящий от его сильного тела, и сама словно плавилась рядом. Тео обнял её за плечи, а она положила голову ему на грудь, расслабляясь в объятиях. Некоторое время они просто сидели в тишине, слушая пение цикад и биение сердец друг друга. Наслаждаясь приятным чувством лёгкого опьянения, Гермиона дышала терпкой смесью из аромата жимолости и запаха разогретой за день земли. Когда темнота окутала всё вокруг, она заметила мерцание крохотных огоньков перед ними и воскликнула:

— Смотри, светлячки.

Тео усмехнулся и добродушно прошептал:

— Не будь такой горожанкой, Грейнджер.

Смеясь, Гермиона повернулась к нему и, желая немного поддразнить, сказала:

— Насколько я помню, ты тоже не в деревне родился. Кстати, что произошло? Почему ты всё бросил и исчез? Не выдержал напряжения?

Еще не закончив говорить, она почувствовала, что Теодор словно заледенел. Перемена в окружающей остановке была настолько резкой, что Гермиона вздрогнула, хотя вокруг было всё так же тепло. Бесцеремонно убрав свою руку с её плеча, Нотт внезапно встал и холодно и бесстрастно произнёс:

— Чрезвычайно приятно было встретиться, Грейнджер. Думаю, тебе уже пора возвращаться домой.

Он коротко кивнул и, развернувшись на каблуках, прошествовал внутрь дома.

Ошеломлённая происходящим, Гермиона попыталась вернуть его:

— Тео, подожди.

Увы, было уже слишком поздно. Захлёбываясь стремительно нахлынувшими слезами, она аппарировала домой и прорыдала добрый час. Чуть успокоившись, решила послать сову Пэнси. Если кто и мог объяснить, какого черта только что произошло, то только она. Гермиона написала подруге записку и отправилась прямиком в постель, надеясь, что завтрашний день принесёт ясность и облегчение.

Она проснулась от уханья вернувшейся совы. Покормив её печеньем, Гермиона снова забралась в кровать, открыла письмо и стала читать. Мерлин, это было нелегко. Только на седьмой раз ей удалось дочитать письмо до конца: она плакала и не могла остановиться. Закончилось тем, что она лишь беспорядочно икала, не в силах успокоиться. Гермиона никак не могла понять: как такая трагедия прошла мимо неё? КАК? Она даже не подозревала, что Тео был женат, не говоря уже о том, что он овдовел.

Десять лет назад она регулярно видела Нотта на министерских мероприятиях, но он всегда присутствовал там в одиночку. Тем не менее ничем нельзя было оправдать те ужасные слова, что она сказала ему прошлой ночью.

Ей стало невыносимо стыдно, она чувствовала себя разбитой на множество острых осколков, терзающих сердце. Не в силах больше ждать ни секунды, Гермиона набросила льняную тунику и побежала к винограднику в поисках Тео. Она нашла его ухаживающим за новыми лозами Шардоне и, не спрашивая разрешения, обняла, пробормотав:

— Прости... Пожалуйста, пожалуйста, прости меня. Я не знала. Я понятия не имела.

Теодор стоял молча, не поднимая опущенных рук и позволяя Гермионе обнимать его и проливать слёзы на рубашку.

Когда она смогла успокоиться и встретилась с ним взглядом, Тео поправил упавший ей на лицо локон и поцеловал влажный лоб.

— Всё в порядке, — сказал он, обнимая её за талию.— Это я погорячился. Я думаю, прежде чем мы продолжим наши отношения, необходимо поговорить за бокалом Пино-Грижо.

И они просто поговорили. Тео рассказал свою историю, а Гермиона поведала о любовной связи с новым министром. Когда они объяснились, то решили действовать медленно и осторожно, потому что обоим стало кристально ясно: ни один из них не выдержит ещё одного разбитого сердца или пустой интрижки.